6. Ветры перемен

               
     На новом месте в сибирском городке Лену приняли в аптеку фармацевтом, я пошел работать в шахту доставщиком-такелажником. 
     Устроились на съемной квартире, но попали к сектантам. Каждую субботу в соседней комнате собирались верующие баптисты. Хозяева включали большой ламповый радиоприемник, настроенный на радиостанцию «Голос Америки», слушали проповеди и громко молились. Мы с Леной через стену слышали «вражьи голоса», чувствуя себя словно не в своей тарелке.
     Хозяева попытались было «завербовать» нас. Дед с окладистой бородой, елейным голосом звал послушать проповедь, расписывал прелести милости божией, но мы были, как тогда говорили, - «стойкими советскими патриотами и комсомольцами». Я, не колеблясь, дал отпор всяким увещеваниям, и больше они не пытались привлечь нас в свое сообщество.
    Вообще-то хозяева были добрыми людьми, мы им благодарны, что приютили нас на первое время.
Вскоре на работе узнали о тех, у кого мы живем. Меня вызвали в шахтком комсомола и «поставили вопрос ребром» – не поддались ли мы влиянию сектантов?
     Я честно рассказал, что попытка была. Сказал, что не уверен, что она не повторится.
     Мне предложили сменить квартиру. Я возразил, что пытался найти, но безуспешно. Двоих молодых, еще подозрительно не расписанных, нас не хотели брать. Казалось, выхода нет…
     Выход предложил секретарь комсомола, пообещав поговорить с руководством шахты о выделении нам комнаты хотя бы в бараке без удобств.
     Меня не смущало тогда это «без удобств», но зато впервые в жизни «свое» жилье. Лена тоже обрадовалась.
      И действительно, вскоре мне дали комнату в дощатом бараке. Ни отопления, ни воды, ни канализации.
     Населяли барак в основном «низы» общества, как у Виктора Гюго в книге «Отверженные». Или как в романе Алексея Горького «На дне»: вроде Сатиных, только хуже – бывшие уголовники, спивающиеся мужики и женщины…
     Получается, что в итоге мы должны быть благодарны бывшим хозяевам-баптистам, если бы не это обстоятельство, то мы так бы и жили на квартире, ожидая своей очереди. А очереди в шахтах, на заводах тогда тянулись годами, а то и десятилетиями. А уж в маленьких конторах, аптеках, как у моей Лены – и подавно. Она даже в очереди не стояла.
     Наш барак был сколочен на скорую руку с тех времен, когда пустили шахту, это где-то после войны с фашистами. Дощатый, двухэтажный насыпной чем-то внутри, оштукатуренный клоповник. В комнатах – подобие русской печки без полатей, только для отопления и приготовления пищи. Электричество позволяло приготовить еду в летнее время. Вот и все удобства. Рукомойник в прихожей, ведра с водой, которые мы набирали из колонки для нескольких домов, находящейся метрах в ста от нашего дома. Зимой и летом вода из колонки бежала слабой струйкой, вокруг – несколько бараков с такими же «удобствами», что и наш. Приходилось вставать в очередь, чтобы наполнить ведра, фляжки. Летом, бывало, воду отключали и давали только ночью, что создавало дополнительные неудобства. У многих были маленькие дети, да и вообще – стирка, уборка, готовка, приходилось экономить, беречь воду, которую еще надо было набрать, вскипятить, а это можно сделать во время топки печи или на электроплитке. Зимой, когда днем мы уходили на работу, да и ночью к утру вода в ведрах покрывалась ледовой корочкой. Приходилось рано вставать, разжигать снова печь, а это – дрова, уголь, которые находились в стайке (сарае), протопить печь, чтобы к вечеру придти в более-менее теплую квартиру.
     Недалеко от колонки с водой – общественный туалет а-ля «очко» для мужчин и с другой стороны для женщин.
     Веселая у нас была житуха, но молодым все было нипочем. Дрова и уголь «выписывали» в шахте нашего района «Березовая роща», проще говоря, покупали по сниженным ценам.
      Красивое название у этого района, мы «клюнули» на него, когда Лену «распределяли», как специалиста в этот шахтерский город. Однако что-то не припомню я теперь ни одной березы в том месте. Может, их вырубили, когда строили шахту и район, а название осталось...
      Город с первого взгляда вызывал уныние своей неустроенностью, растянутый на десятки километров, связываемый трамваями и плохими дорогами. Там и тут – шахтные обвалы (глубокие ямы, овраги, залитые водой), терриконы (рукотворные горы породы, горящей и дымящейся день и ночь, словно вулканы).
      Только центр был обустроен. Гордость у местных вызывал местный театр с колоннами, широкой бетонированной площадью, кинотеатром и театром музкомедии. Все достопримечательности сконцентрированы в одном месте, а дальше – предприятия, шахты, заводы, терриконы и пустыри.
      «Весело» было еще и благодаря контингенту этих хаотично расположенных трущоб.
     Не хочется через года омрачать воспоминания, ибо у меня нет объективной картины прошлого, да и в памяти остается в основном хорошее. Тем не менее, несколько примеров для наглядности приведу.
     Основной, так сказать, контингент были добропорядочные граждане, дебоширили в наших домах лишь отдельные личности. Они устраивали пьяные разборки, драки в своих клетушках, которые часто выплескивались наружу и затрагивали соседей и других жильцов этого района. Наверняка таких районов и таких городков у нас в Сибири да и по всей матушке-России было предостаточно.
     Мне теперь, спустя десятилетия, находясь в более комфортных условиях и местах проживания,  жаль этих людей и себя, что, может, по неопытности, может, глупости выбрали такое место. Да и какая наша вина в том, что выбора фактически не было. Восемь лет мы обитали в этом анклаве. Поехали бы по направлению хоть на Дальний восток, хоть на Север – и там было, может, еще хуже…
     Теперь это воспринимается как недоразумение, или как некое приключение, не более. Что дано судьбой, то все идет в жизненную копилку. Мы не одни несли эти тяготы, а скопом, как сказал герой одного фильма, а «скопом даже помирать не страшно».
     Мы с Леной держались особняком от буйных соседей, хотя они все равно доставали нас шумом и громом разбитой мебели, вовлекали невольно в свои разборки.
     Так довольно регулярно, примерно, раз или два в месяц после получки или аванса, соседи под нами устраивали себе веселый воскресный уикенд в квартире: музыка на всю катушку, песни, смех…
     После обеда обычно все затихало на часок-другой, затем раздавались отдельные выкрики, в основном, женские. И вдруг: трам-тарарам! – Открываются створки окон и из утробы квартиры с воплем вытряхивалась нагая женщина, жена соседа. Плач, стенания, соседка бегает в чем мать родила у окна, которое с треском захлопывалось за ней сразу же, как только она вылетала оттуда. Просьбы, мольбы впустить ее обратно – сосед непреклонен. Тогда она обегала дом, естественно, в «платье» Евы, заскакивала в подъезд, и начинала колотиться в двери. Выглядывали робко соседи, сочувствовали. В квартиру нагую соседку никто приглашать не спешил…
      На нашей лестничной клетке было четыре квартиры – четыре разных по возрасту и положению семьи, с одной из них мы дружили. Супруги в возрасте, с «голубиной» фамилией Гугля жили справа от нас. Пожилые, добрые люди, мы просто общались с ними, помогали по мелочам, они не досаждали никому, и это уже было хорошо.
     Еще одно беспокойное семейство было на нашей площадке. Муж с женой и двое взрослых сыновей, один из которых (а, может, и оба, уж не помню) побывали в известных местах, которые называют «отдаленными», хотя и этот сибирский городок трудно назвать «приближенным» к к центру нашей родины.
      В этой семье часто после долгих загулов, возникали драки между братьями, и в первую очередь перепадало родителям. Во время разборок все кричали, родители усмиряли сынов, особенно неугомонного младшего, поскольку он был с амбициями несостоявшегося боксера, просили чтобы поумерил свой пыл. Он же с утра «приняв на грудь», что-то все доказывал, срывая обиды на своих близких.
     Шум и гам зарождался сначала в недрах квартиры, но вскоре вся эта камарилья вываливала на лестничную площадку, продолжая разборки.
       Однажды и я попал под раздачу. Выглянув как-то, что за шум, сделал замечание боксеру за то, что тот матерился и стучал ногами в свою дверь. Видно, надоел и его выставили за дверь, чтоб проветрился.
      Боксер, услышав мои претензии, обрадовался  и переключился на меня, предложив выйти на улицу.
       Делать нечего, я вышел, мы завернули за угол дома.
      Пьяный сосед, встал в стойку боксера, и продолжая извергать ругательства, попытался ударить меня в лицо. Во время замаха я слегка отклонился в сторону,  и он рухнул по ходу движения наземь. Я повернулся и пошел домой.
     Тогда по наивности своей подумал, что на этом инцидент исчерпан, но не тут-то было. Как-то летним вечером, когда в комнате от духоты было трудно дышать, мы вышли во двор. Там уже собрались почти все соседи. Телевизоров тогда почти ни у кого было, и люди коротали время на лавочках, делились новостями.
     Был ту и недавний мой визави. Воспользовавшись моментом, подошел и стал говорить гадости, приглашая продолжить неоконченный «поединок».
       Я не отвечал, тогда он ударил меня в плечо. Я не выдержал, вскочил и оттолкнул его. Он снова встал в стойку и начал прыгать вокруг, пытаясь ударить в лицо. Я замахнулся широко, решив дать наглецу со всей силой. Забыл, однако, что он на сей раз трезвый. Он уклонился от удара, а я, не удержавшись на ногах, упал, словно подкошенный.
       И тут же ощутил град ударов ногами в живот, спину, лишь успевая инстинктивно закрывать голову.
       Лена была рядом, она закричала, соседи тоже поднялись, подскочил его брат и силком оттащил в сторону.
       Я с трудом поднялся, отряхиваясь от пыли, мне было стыдно перед соседями, что оказался слабаком, не смог постоять за себя. Однако меня никто не осуждал, но никто и не решился сказать слова поддержки в мой адрес или осудить нападавшего. Все и так знали, кто чего стоит.
     Я был подавлен, хотя в горячке порывался  отомстить негодяю, но Лена удерживала меня.
     Позже, перегорев, я перестал думать о мести да и не из тех я, кто в тайне вынашивает коварные планы…
      Причиной всех бед и такого поведения многих были сложившиеся обстоятельства, в которых мы оказались - убогость и нищета. Люди не знали другой жизни, постепенно опускались «ниже плинтуса». Жили без цели, «без царя в голове» и «лишь бы день до вечера…»
     В другом подъезде нашего дома тоже бывало не скучно. На первом этаже жила престарелая женщина с дочерью лет тридцати пяти. Дочь звали Татьяной, она была вполне нормальной бабой, покуда находилась в трезвом состоянии. Но иногда от тоски она срывалась в запой. 
     Еще она обладала редким «даром» - замысловато материться. Первой попадала под раздачу ее мать, каждый раз стойко перенося эту стихию, не смотря на давление и слабое здоровье.
     Потренировавшись на матери, Татьяна выходила во двор, и тогда всем в округе места было мало, как в той песне «И неба было мало и земли…».
     Она доходила до полного экстаза, «блистая» мастерством сквернословия, понося мифических «козлов» и прочих особей мужского пола, игнорирующих ее прелести. И опять переходила на свою мать, крича: «Мама – вые…бу! Ты… (такая-сякая) сгубила мою молодость! Мама – вы…бу! »
     Но народ слушал эту ругань спокойно, с философским отстранением, довольствуясь бесплатным спектаклем, и посмеиваясь: «Опять Танюха пошла в разнос».
     Ларчик просто открывался: Таня ни разу не была замужем. Еще не старая, она озлобилась, «раздобрела» внешне, да и лицом богато не вышла. Серая мышь, изо дня в день – работа, дом, по выходным прикладывалась к заветному стаканчику «горькой» или бутыли разливного пива, вот и все у девушки интересы.
     Соседи жалели Татьяну, но свои мозги не позаимствуешь напрокат…
     Я в те времена увлекался шахматами. В выходные или по вечерам брал коробку с «погремушками» и стучался к Витьке Сытину, соседу в другом подъезде, старше меня вдвое. Его прошлое, как и настоящее для меня было загадкой. Старый холостяк, не любил говорить о себе, хоть и выпивал, но никогда не буянил. Шахматы – его страсть, может он не смог состояться в свое время в этой области, но играл сильно. Мы резались с ним не на шутку по несколько часов, а то и по ночам. Вели счет – кто, кому и сколько должен, чтобы потом отыграться.
     Я тоже был не равнодушен к шахматам, в детстве в детдоме, в свободное от занятий время, в классной комнате резались с ребятами, постигая древнюю игру.
     Витьке я сначала уступал, но вскоре поднаторел, и мы стали играть на равных. 
     Жене не очень нравились мои «посиделки», но она вынуждена была мириться с моим хобби. Все же это лучше, чем пить и дебоширить, как наши соседи.

Продолжение СЛЕДУЕТ.