Вечер пятницы

Вечер пятницы

Назар Шохин

Посвящается А. С. Канушкину

В занимавшей весь этаж редакции с необычайно высокими потолками пахло свежей версткой, старыми кофейниками и бутербродами с колбасой.

Ждать в приемной пришлось недолго.

В кабинете сидел главный редактор и... играл в шахматы в паре с кем-то, похоже, из помогавших газете «чем Бог послал» больших хозяйственников.

Я молча передал главреду заявление о приеме на работу, которое он тут же и подписал. Почему сразу? Наверное, был уверен, что давний внештатный корреспондент не станет просить квартиру, кроме того, при напряженности с журналистскими кадрами, а также при способности самостоятельно строчить на машинке и при внушительных родственных связях в маленьком городке вновь прибывший имел все шансы быть принятым в этот «храм» с распростертыми объятьями.

Платили здесь, как оказалось, очень хорошо: сама зарплата, ежеквартальные премиальные, гонорары, пособие на питание, тринадцатая зарплата – всего корреспонденту могло набежать рублей 450. А еще давали отдыхать по два дня в неделю, летом можно было получить путевку куда-нибудь в Крым, раз в пять лет – повысить квалификацию в ташкентских или московских газетах; получать пайки в спецмагазинах; при высоких показателях социалистического труда приобрести квартиру в новом кирпичном обкомовском доме. Ну и, может быть, основное: пребывание здесь давало возможность быстрее вступить в КПСС, что для желавшего работать в московских исторических архивах было необходимо.

Жалел ли я когда-нибудь о прежнем месте работы? Нет. Если вспомнить 150 ассистентских рублей в местном технологическом институте, можно считать, что с новым местом работы мне просто повезло.

Кафедра с ее огромным общим столом опостылела уже на десятый день. Так и не получилось привязаться к чужой среде, характерам, привычкам. В конце концов, работать простым репортером в областном издании при тогдашнем уровне взяточничества в вузе было гораздо престижнее.

Не скажу, что в журналистском коллективе не было интриг, подобных институтским. Они, в принципе, есть везде, где есть интеллектуальный труд. Но в редакции интриги были иного рода – творческие, а нередко здесь выпивали, надеясь, по-видимому, смыть таким образом все невзгоды.

В редакции была богатая языковая среда; можно было работать, так сказать, в «западном стиле» – в джинсах и свитере; уйти по-английски после разговора с начальником или коллегой, не изображая обычного для наших мест восточного подобострастия. С репортерской корочкой можно было зайти в любое учреждение; репортеров – особенно в сельских районах – встречали с почетом и уважением, по крайней мере, внешне.

По правде сказать, первый в своей жизни журналистский план я завалил: он оказался огромным – с репортажами, интервью, сообщениями и прочими текстами. Так вот в первый месяц я не уложился даже на треть.

Поначалу досаждали ночные дежурства и прочая, положенная молодым сотрудникам, внеурочная работа с версткой, вычиткой гранок, рассылками набора.... Это была долгая, изнурительная борьба с самим собой. Примиряло лишь то, что все это давало возможность брать дополнительные выходные.

Стали надоедать и «письма трудящихся» в «дорогую редакцию», и обстреливавшие редакцию своими особо «ценными» материалами «постоянные авторы», и отписки по фактам начальственных «собираловок»… Ко всему прочему часто приходилось разбираться с изрядно пополнявшейся по причине отпуска кого-нибудь из коллег грудой графоманских материалов.

Это потом стало ясно, что более опытные журналисты имели свою сеть общественных корреспондентов; выручал их и личный архив, когда можно было, например, вернуться к своему материалу трехлетней давности; они буквально набивали руку на проходных текстах или «ловили волну», заполняя полосы нужным для учредителя материалом. Были у них и другие хитрости ремесла.

Маленькими радостями, отдушинами в областной газете становились (особенно в хорошую погоду) неожиданные командировки на посевную или уборочную, а то и вовсе в пустыню, к казахам. Корреспондент, в принципе, мог сам при желании инициировать «зов письма в дорогу». Главред или ответсек, разумеется, не в состоянии были отследить ваш богатырский храп – «отдых от будней» – где-нибудь в доме колхозника под раскидистым деревом у большого арыка или в юрте.

Сердцем этажа был главред, прибывший сюда по партийной путевке из шахтерского региона, а вот «печенью» редакции, ее «прокурором» являлся ответственный секретарь – мужчина в толстых очках с пышной седой шевелюрой. Абсолютно все в нем выдавало «битость», опытность: похоже, он издавал бы газету, даже если бы все разом ушли в отпуск. При антипатии к «молодому ханурику» он мог сослаться на «переполненный портфель», а если старика совсем рассердить, то он поручал вести в газете ненавистный репортерам «Уголок атеиста».

...Знаете, когда руководитель наконец-то становится тем, кем ты его обязан считать согласно штатному расписанию? Когда он прилюдно заступается за своего подчиненного! Так было не раз и со мной на планерках, когда «хромал» план. И дело не в дешевом адвокатстве, а в том, что защитник в это время поднимается в глазах окружающих и над «прокурором», и над «обвиняемым».

В новом коллективе, как это ни странно, не было дисциплины в ее тогдашнем понимании – да она и ненужной казалась. Главред не ленился вычислять исключительные достоинства вновь прибывших, минусуя за ненадобностью все их минусы и дотошно плюсуя все новые плюсы к плюсам существующим до тех пор, пока этот процесс не приобретал автоматизм.

К вечеру каждой пятницы, уставшие, все расходились, не обращая внимания на текучку…

На снимке: коллектив редакции "Бакинский рабочий". 1986 г. Тихорецкий историко-краеведческий музей.