бубенцами желтой пижмы

А июль, как сердцевина – чудо золотого слиток, упоительность лавиной скручен коконом и в свиток, из лучей обернут светом помрачительного лета.
Жаром влаги утомлен, горячительный напиток, восхитительность нектара, исцеляющего дара, он бесценен и силен.
Пить роскошество июля, поцелуями, ликуя. Расплескавшийся дух меда в травах щедрых, луговых оплетает, спотыкает... поиском, щемящим, брода.
Опрокинулся вдруг в Небо бубенцами желтой пижмы на упругих стеблях рая, задержался в круглых чашах, солнца каплями, играя.
Слов, невысказанных, павших, неминуемость страданий, лунным запахом вплетавший, неизбежностью стараний...
На упругих, жёстких стрелках оранж пуговки и в дебрях, как лукошки - оберегом. Мини дисками – грустинкой, дикой, полевой рябинкой, приворотностью - цветы, с ней желанным будешь ты. Цветок солнца от невзгод. Перед ним Танатос, Бог, смертью вдруг не слишком строг.
И с корзиночных соцветий бархат охры рассыпая, опытом из многолетья и цикадной тишиной, как прибрежною волной, звонкий гомон, неутешный, вглубь себя же заливает. И улыбками восторга наслаждение кидает.
Расплескал горячность солнца ненасытностью желать… и в томительность свободы падать, падать, утопать...