Глава 1. Запах осеннего леса...

Странный сон ему приснился сегодня. Какая-то цыганка в пёстром халате протягивала ему корзину спелых румяных яблок. Они были похожи на муляжи, но все разрезаны пополам.
- Ищи! - сказала цыганка и пропала.
Он брал эти половинки и пытался складывать их вместе, но они никак не подходили друг к другу. Потом он всё-таки нашёл те, что были половинками одного целого яблока, сложил их вместе. И это сложенное яблоко вдруг выскользнуло из рук и покатилось под стол. Он полез доставать его, но ударился головой о ножку стола и… проснулся.
Он не верил снам, но, покидая номер, увидел под столом сморщенное и почерневшее от гнили яблоко. И перекрестился, хотя никогда в Бога не верил.

В кафе аэропорта Домодедово они заняли столик у открытого окна. Дочь что-то хотела сказать отцу, однако он опередил её.
- Фима, я буду тебе благодарен, если ты помолчишь.
Девушка нахмурилась и склонилась над вазочкой с мороженым, лишь иногда бросая исподлобья  взгляды на отца.

Из окна была видна взлётно-посадочная полоса, а за ней до самого горизонта тянулся резной полоской обычный подмосковный лес, по которому уже прогулялась осень, оставив среди зелени ярко-жёлтые пятна берёз. Налетевший ветерок принёс вместо выхлопной самолётной гари запах этого осеннего леса с его горчинкой грибниц и опавших листьев. Мужчина повернулся в сторону окна и, кажется, не мог надышаться этим запахом. Там, где он прожил тридцать лет, так никогда не пахло.

Чётки в его руках пощёлкивали. Взгляд был устремлён куда-то далеко в прошлое.
Октябрь 1973 года. Пригород Вены.

Тридцать лет….Да, через месяц будет тридцать лет.
«Господи, уже в октябре! Ведь как секунда пролетели эти годы!» - подумал он и поймал себя на том, что думает по-английски. Когда это с ним случилось? Теперь и не вспомнишь. А тогда…
И он ясно увидел картинку, навсегда засевшую в памяти
Коробки, баулы и его полупустой рюкзак, сиротливо приткнувшийся к стойке двухъярусной кровати. Он ведь так и не выбросил его. Не смог. Запрятал в гараже. Рюкзак был для него окошком во времени, через которое он мог вернуться назад.
А картинка всё стояла перед глазами.
Молодая его жена дремала, положив голову на колени матери. Он укрыл её своей курткой. Уже несколько дней в Вене шли дожди, в ангаре для эммигрантов пахло сыростью. Он и сейчас помнит этот запах.
Тесть забрал у суетящейся жены сумку. Громко щёлкнув замком, положил её к себе на колени и пробурчал: «И это Западная Европа! В туалете пивбара «Жигули» и то не такое амбрэ. Конец всякой географии!» Теща безмолвно плакала, поглаживая дочь по голове, вот тогда впервые он пожалел о своём поступке.
Они ждали вылета в Нью-Йорк.

Это было давно…
Это было вчера.

Предательский холодок пробежал по спине. Передёрнув плечами, мужчина искоса взглянул на дочь. Она была похожа на него, только смугла, чернява, и волосы вились крупными завитками, как у матери.
«Интересно, - подумал он, - а на кого бы были похожи наши дети?»
Там, на Брайтон Бич, ему иногда казалось, он сходит с ума оттого, что первой и единственной его женщиной стала капризная, плаксивая девчонка, чья семья сидела на чемоданах в ожидании разрешения на эмиграцию. Он словно сошёл с ума, забыв о той, которую он любил и бросил, стремясь уехать в Америку. Уже там, на далёком чужом берегу, с беременной женой на руках, он назначил себе роль предателя, страдал все тридцать лет и не находил себе оправдания…
Он жалел не себя, а свою несчастную жену, и понимал, что все его болезни не свалились с неба - это всё нервы. И боялся думать, что стало с той, которую он предал, и которая снилась ему ночами. Он залпом допил коньяк. Вытащил дорогую кубинскую сигару, катером отрезал кончик и раскурил её. Дочь, внимательно наблюдавшая за отцом, сердито сказала по-русски:
- Да не придёт она, ты ещё не понял? Не придёт! Поглядела на тебя и хватит. У неё своя жизнь, и у тебя, между прочим, тоже.
 Я просил тебя помолчать, - повторил он.

Дети бывают очень жестоки, даже если любят родителей. Девушку раздражало, что отец так страдает. Три недели назад он просто принёс два билета на самолёт и велел собираться, не объяснив зачем. Ей было жаль больного отца, и пришлось подчиниться, хотя она считала себя совсем взрослой и самостоятельной, ведь ей уже двадцать три. А сейчас она мечтала только об одном - поскорей улететь из этого непонятного чужого города.
- Папа, ты сошёл с ума?! - перешла она на английский язык. - Тебе нельзя пить коньяк и курить! Что сказала бы мама и твой доктор?
Мужчина затушил сигару, допил стакан с минералкой и спрятал чётки в карман. Дочь, что есть силы, стукнула маленьким смуглым кулачком по столу, уронила голову на руки и громко зарыдала. Пустая рюмка подпрыгнула, упала на бок и раскололась. Капелька коньяка на столе казалась капелькой крови.
В этот момент на первой строчке табло появилась надпись: «Comp Lufthansa - Moscow-Amsterdam». Мужчина подозвал официанта, расплатился, а потом обратился к дочери: «У тебя есть платок? Приведи себя в порядок. И пойдём регистрировать билеты, пора! А она, если и приедет, то подойдёт к стойке регистрации».
Прихватив свои чемоданы, они спустились на первый этаж