Вот такая скучная история

Не было всего этого.
НЕ-БЫ-ЛО!
А может быть было?
Да только кто ж теперь
про это с уверенностью скажет.

Как-то осенним вечером 1984 года Юрка лежал на диване, тупо гладя в телевизор и, допивая очередную бутылку пива, с горечью думал, что придется вставать и плестись на кухню к холодильнику. Вот уже второй день, исключая походы по нужде, это был его единственный маршрут: диван-кухня-диван. А лежал он, потому что отдыхал после «суток» в пожарке, где служил водителем «второго хода». И хотя в смену работы не было, но сутки, проведенные вне дома, его выматывали ужасно. Те, кто были давно знакомы с Юркой, этому не удивлялись, зная его как отпетого лодыря и лежебоку. А еще он ужасно боялся сквозняков, никогда не курил и пил только пиво, но уж его-то он употреблял в огромных количествах.

Конечно, были у него и женщины, иногда скрашивающие его одиночество: полненькая и веселая Ольга - продавщица хлебного магазина, и худощавая и вечно чем-то недовольная телефонистка Наташка. Обе знали о наличии «соперницы», но так как в свое время что одна, что другая побывали замужем за Юркой (да-да, не удивляйтесь), то и вели себя соответственно прилично.

Ольга была первой. Наивная девчонка, приехала из Поселка, жила в общаге, и когда познакомилась с Юркой, то была уверена, что это не лень, а спокойствие и уверенность. Но, прожив «за мужем» две недели, поняла, как ошиблась, и ушла в такой дикий загул, что Юрка, вместе с Ольгиным отцом, искали ее больше месяца. А когда нашли, то папа увез ее домой и держал там до официального развода. Вернувшись в Город, та значительно успокоилась, но иногда все же, по старой памяти забегала к Юрке «переночевать».

Наташка была не так наивна. Она до этого уже была замужем и воспитывала десятилетнюю дочь. С Юркой они прожили почти два года. А когда та ушла, то ему пришлось разменять свою бывшую трехкомнатную квартиру. Он переехал в однокомнатную на первом этаже дома, построенного в конце тридцатых годов прошлого века. Стены были прочные, сложенные на совесть из красного кирпича, зато все перекрытия - деревянными и, видимо, не ремонтировались со дня постройки. Именно последнее обстоятельство и послужило причиной той невероятной истории, которая началась буквально через час после того, как Юрка все-таки набрался сил и дошел до холодильника за очередной бутылкой. Возвращаясь назад, в коридоре он споткнулся о корзину с грязным бельем. «О, черт, - выругался про себя Юрка. - Опять скопилось. Надо бы замочить, а постираю уж завтра». Он прошел в санузел, насыпал в ванну порошка и, вывалив туда все из корзины, открыл воду, а сам потихоньку поплелся к своему «лежбищу».

...Буквально через пять минут страшный грохот потряс всю квартиру, и было слышно, как хлестала вода. Юрка в ужасе подскочил. Добежав до ванной и открыв дверь, чуть не упал в обморок: ванна вместе с водой, бельем, частью пола и унитазом провалилась примерно на метр, вода же хлестала из обеих труб оборванного смесителя. Развал был полнейший. «Хорошо еще, что первый этаж, - мелькнуло у него в голове. - А так бы всех затопил». По остаткам пола он кое-как добрался до вентилей и перекрыл воду. Мокрый до последней нитки, Юрка сидел тут же на подоконнике и думал, что делать дальше? Сегодня уже нечего было ни куда звонить: аварийка здесь ни к чему, а в домоуправление придется идти завтра с утречка. И от одной только мысли, что последний свой выходной придется потратить на бега по инстанциям, ему стало так жалко себя, что он чуть не заплакал. Но вспомнил, что пиво еще осталось порядочно, а утро, как говориться, вечера мудренее, смирился со случившимся, скинул с себя все мокрое, и пошел в комнату.

Уже в девять утра он был в кабинете техника жилконторы, и та, войдя в Юркино положение, соблаговолила пройти и посмотреть на его разрушения. А через час к нему уже завалилась целая бригада рабочих, которые за полдня разобрали весь пол, сняв также сгнившие балки и подчистив все, удалились, сказав, что придут завтра с необходимыми материалами и начнут ремонт. Это бы еще ничего, но проблема была в том, что Юрка на какое-то время лишился всех удобств: вместо унитаза торчала только сливная труба, а добираться до нее надо было фактически по земле. При его любви к пиву лишиться столь ценного «агрегата» то же было своеобразной катастрофой.

Днем он позвонил на работу и, объяснив ситуацию, отпросился на завтра. А вечер этого злосчастного дня был, как и многие другие: Юрка по-прежнему лежал на диване, смотрел телевизор и пил свое пиво. Теперь это было можно - завтра не садиться за руль. После третьей бутылки благородный напиток дал о себе знать. Стоя на пороге того, что еще вчера было санузлом, он от любопытства осматривал стены: кроме отверстий в кирпичной кладке, в которые вставлялись балки, больше ничего интересного там не было. Он спустился вниз... А когда развернулся, то ему показалось, что свет, падающий из коридора, как бы отражается от чего-то в одной из ниш. Он нагнулся, и к изумлению своему увидел в отверстии какой-то предмет, завернутый в газеты, с надорванным краем, из которого и выглядывала поверхность блестящей металлической коробки. Дрожащими руками он достал сверток, прямо здесь, разложившись на пороге, он развернул газеты. Под ними оказалась большая старая красивая коробка из-под чая. А когда он открыл крышку, то так и уселся прямо на земляном полу: коробка была доверху наполнена золотыми ювелирными изделиями! Юрка вылез наверх, взял коробку вместе с газетами и уже в комнате высыпал содержимое на стол. Перед ним лежала гора цепей, цепочек, браслетов, печаток и восемь цилиндрических упаковок с какими-то монетами. Надорвав провощенную бумагу, он аккуратно извлек одну из них: на аверсе четко был виден профиль Императора Николая II.

Как не был он ошарашен, но соображал четко: сложил все назад, завернул опять коробку в газеты и пошел к своему соседу. Бывший милиционер Петрович жил над Юркой. В свое время он работал в розыске и на пенсию ушел в звании подполковника. Это был добрейшей души дядька, к которому время от времени многие обращались за советом.

Юрка позвонил в дверь. Хозяин стоял на пороге в трико и майке, на голове красовались очки.

- Петрович, пошли ко мне. Я там клад нашел, - выпалил Юрка.

- Клад? - как-то подозрительно переспросил Петрович.

- Да, да. Пошли, - и уже тянул того за руку.

Разглядывая лежащее на столе, Петрович то садился на стул, то вставал и навешивался над столом, то снимая, то одевая очки:

- Так, - наконец выдавил он, - вызывай ментов.

- Кого?

- Милицию, говорю, вызывай. Пойми, продать ты это не сможешь. Даже по частям. Посмотри, все золото старой работы. Это тебе не нынешние побрякушки. Хорошо, начнешь по одной в скупку сдавать, ведь все равно узнают. И тогда путь тебе один, Юрок… Ну, сам знаешь куда. А так за клад точно четверть получишь. Но подожди, дайка я сначала позвоню.

Было около семи вечера, когда у меня зазвонил телефон. Я снял трубку и услышал голос Петровича:

- Хватай аппарат и срочно беги к Юрке. Ну, знаешь куда. Ты такого еще не видел.

Петровичу я верил. Мы знали друг друга с тех пор, когда он был еще опером. Несколько раз я писал в нашей газете про работу отдела, он же меня за это снабжал интересной информацией. А когда была необходимость, то я не отказывался и «поработать» на милицию в качестве фотографа, выезжая на происшествия, да и понятым приходилось бывать.

Захватив с собой кофр с аппаратурой и штатив, я через каких-то десять минут, обалделый, стоял над Юркиным столом, не веря глазам своим. Но после короткого объяснения, сумел, все же, сделать несколько снимков, как в комнату вошли блюстители порядка. Все мы были знакомы, поэтому представляться не было необходимости.

- А пресса что здесь делает? - обращаясь ко мне, спросил один из них.

- Позвали, - уклончиво ответил я.

Среди пришедших был мой хороший знакомый, эксперт-криминалист, которого, несмотря на неполные тридцать лет, все в отделе почтительно называли Дядя Слава. Он ехидно подмигнул мне, и сказал:

- Вот и поможешь.

- Действительно, - заговорил старший группы. - Криминала здесь нет. Сейчас протокол оформим. Дядя Слава, ты где опись будешь делать?

- Да, наверное, лучше прямо здесь. Вот и понятые, - намекая на нас с Петровичем, ответил тот.

- Вот и чудненько.

- Только мне тогда в отдел надо сгонять, весы привезти.

- И пленочки захвати, - прокричал я ему в след. - Она у меня не казенная.
Опера принялись за осмотр. Юрка, с отрешенным видом, показал, где нашел коробку, во что та была завернута. Я снял его наклоненным над дыркой в стене, затем развернули газеты. Это был местный «Стахановец» 1938 года. Бумага сохранилась плохо, то и дело рвалась на местах сгиба, но мы собрали две газеты. Номера и даты внесли в протокол осмотра. Мы с Петровичем расписались внизу, и уже уходя, старший спросил меня:

- Ты хочешь это в газету давать?

- А как же! Это же сенсация. У нас, и - клад.

- Лучше не надо. Или не пиши о полном объеме. Скажи, что Юрка, мол, нашел пару колец...

- Но это не интересно.

- Тогда вообще не пиши. Подумай, если кому не надо прочтут о кладе, тогда с Юрки живьем не слезут. Представь, какие тут бабки!

Я все понял, и был полностью с ним согласен. К этому времени вернулся Дядя Слава, и мы прошли в комнату. Я укрепил фотоаппарат на штативе, разложил кусок серой ткани и приготовился снимать.

- Давай так, - сказал он, - Петрович, ты будешь заполнять опись, я взвешивать и говорить, что писать, а ты, - указав на меня, - снимай.

- А я? - спросил Юрка.

- А ты не мешай! - отрезал Дядя Слава. - Пей свое пиво.

Разложив кучками по видам изделия, мы принялись за работу.

- Изделие номер один, - говорил Дядя Слава, укладывая его перед объективом - цепь желтого металла…

Я щелкал затвором:

- Пленка номер один, кадр номер четыре.

- Вес восемьдесят восемь грамм, длина двадцать четыре сантиметра...

- Изделие номер двадцать шесть...

- Стойте, братцы, - закричал я. - Давайте перекур, а то сидим как дураки, скоро магазин закроется. Я сейчас. – И, не став слушать ни каких возражений, выскочил из квартиры.

Благо магазин был рядом. Водкой в это время уже не торговали, пришлось брать две бутылки «Плиски», и, зная, что у Юрки закусить нечего, прихватил десяток яиц и банку каких-то огурцов.

Хозяина мы отправили жарить яичницу, и тот, видя, что не отвертеться, побрел на кухню. Петрович сходил за стаканами, Славка какими-то хитрыми щипцами из своего набора открыл банку с огурцами.

- Здорово ты придумал, - наливая, изрек Петрович.

- Ладно, - хрустя огурцом, поддержал его Дядя Слава. - Только бы ничего не напутать.

И мы продолжили...

- Изделие номер...

- Изделие номер...

- А монеты по отдельности снимать, - спросил я.

- Да - отдельно, и каждую в отдельный пакетик. А тебе, Петрович, придется восемьдесят раз одно и то же написать, - со смехом сказал дядя Слава.

Мы с Петровичем выразились в его адрес весьма нелицеприятно, но это его не смутило, Дядя Слава был занят серьезным делом - он наливал...

- Изделие номер двести двадцать восемь, - беря со стола последнюю монету, с облегчением произнес Дядя Слава, и положил на тряпочку.

- Кадр номер двенадцать, пленка номер семь, - уже автоматически откликнулся я. Петрович записал. Славка уложил ее в пакетик, достал калькулятор и стал подсчитывать общий вес. Оказалось, что в старой коробке из-под чая лежало три килограмма восемьсот семьдесят четыре грамма ювелирных изделий. Таким образом, на Юркину долю отвалилось девятьсот шестьдесят восемь с половиной грамм. Сколько это будет в деньгах, мы не знали, но не сомневались, что «теми деньгами» очень много.

Странно в этом было то, что все изделия были без камней - только золотые: цепи, браслеты, кольца, печатки и монеты. Словно кто-то специально их подбирал. Да так оно, наверное, и было.

Мы подписали все бумаги, допили коньяк, Дядя Слава сложил все в пакет и по телефону вызвал машину. Делать нам было больше нечего, и, попрощавшись с Юркой, я пошел домой проявлять пленки и печатать фотографии (их я обещал к утру).

Ни кому ничего не говоря, я еще неделю ходил под впечатлением увиденного. Мне было интересно, кто же мог оставить такие сокровища? Был в архиве, пытался найти списки жильцов этого дома в конце тридцатых годов. Но это ничего не дало. Мало того, что дом за это время дважды перепланировался, так и адрес его менялся аж трижды: то - Сталина, 15, то Новая, 2 «а», а теперь вообще Ленина. В этой путанице было не разобраться, и я, в конце концов, бросил это занятее, тем более подходил к концу промсезон, а для газетчиков это всегда горячие деньки.

С Юркой мы встречались редко. Так, иногда столкнемся где-нибудь в магазине. Он ничего не рассказывал, а я тактично не спрашивал. И уже весной 1985-го я узнал, что Юрка выписался и куда-то уехал. Куда - история об этом умалчивала.

Я бы и не вспомнил эту «скучную историю», так мы, глядя на кислую Юркину физиономию, еще тогда, сидя у стола с золотом, окрестили ее промеж себя, если бы недавно у автовокзала не встретил Петровича. Мы не виделись лет семь, с тех пор, как я перебрался в Город. Несмотря на свои семьдесят «с хвостиком», он все также крепок и подтянут. Обнявшись, и не сговариваясь, мы зашли в ближайшую кафешку, и пока знакомая официантка Любаша накрывала на стол, Петрович рассказал, что летит в санаторий, что самолет уже через три часа, и ему, к сожалению, некогда засиживаться.

Мы вспоминали былое, над чем-то смеялись, помянули ушедших друзей и знакомых. И тут я вспомнил про Юрку:

- А ты про него что-нибудь слышал?

- Что-то смутное, - ответил Петрович. - Вроде, кто-то из наших видел его в Симферополе на базаре. Говорят, что он где-то там купил дом с пасекой и торгует медом. Стал еще ленивей и сам себя шире. Говорят, что так он за прилавком и стоит со скучным видом, также пьет свое пиво, и до сих пор не женился.

Я проводил Петровича до автобуса, на прощанье мы обменялись телефонами, и он обещал звонить...

И вот сейчас, когда я пишу эти строки, мне кажется: а было ли все это? Та коробка, золото, скучный Юрка, веселый Дядя Слава и Петрович в майке и очках.

Так было или не было? Да только кто ж теперь про это с уверенностью скажет?