Якуб и Малгожата

За окном сгущались грязные позднеосенние сумерки. Дождь барабанил по стеклам, а ветер скулил в ветвях раскидистого тополя, растущего прямо под окном.

Малгожата вернулась с работы голодная и усталая, с облегчением сняла ботинки в прихожей и надела старые, мягкие, растоптанные тапочки. Она думала лишь о завершении очередного дня, такого же, как и все предыдущие, из которых складывались недели, месяцы и годы.

Сегодня она почему-то острее, чем когда-либо прежде, ощутила боль утекающего времени, все дальше и дальше уносящего ее от зеленых берегов юности. Счастливой ли? Этого Малгожата уже и не знала. Она понимала лишь одно: время несет ее к тому, чего она подсознательно боялась, и достичь этого конечного пункта ей хотелось бы как можно позже. Но разве это от нее зависит?

Женщина глубоко вздохнула и, войдя в ванную, повернула кран с горячей водой. Она тщательно вымыла руки и лицо, будто желая таким образом избавиться от нахлынувшей на нее тоски. Вытираясь не слишком свежим полотенцем, она размышляла, что приготовить на ужин детям, которые через час, самое большее полтора, должны вернуться из школы, и мужу, который появится только ближе к одиннадцати вечера — в тот день он работал во вторую смену.

Малгожата едва успела повесить полотенце на крючок, вбитый в стену рядом с раковиной, когда раздался длинный резкий звонок. Она нехотя подошла к двери и, откинув заслонку, посмотрела в глазок. В густом мраке лестничной площадки просматривался размытый мужской силуэт.

— Кто там? — спросила Малгожата.

В ответ вновь раздался звонок — короткий, но резкий, почти болью отдающий в уши.
— Кто там? — хозяйка повторила вопрос.

Через пару мгновений до ее слуха долетел приглушенный мужской голос:

— Открой... Малгося.

Услышав эти слова, Малгожата рефлекторно повернула замок и нажала на ручку. Дверь приоткрылась с легким скрипом несмазанных петель.

Прямоугольное пятно света легло на темный пол коридора, в самом его центре стоял мужчина.

В первый момент она его не узнала — может, потому, что не видела его уже лет пятнадцать или даже семнадцать? Или причина была иной? Он стоял перед ней, одетый в старую, сильно потрепанную суконную куртку, с непокрытой головой, с мокрыми волосами, слипшимися в пряди, с которых струйками по щекам стекала вода. И именно его меньше всех своих знакомых Малгожата ожидала увидеть здесь и сейчас.

Он так и стоял у порога, опустив руки по бокам, мокрый и, кажется, смертельно уставший.

— Ты не пригласишь меня войти? — спросил он наконец после долгого молчания, в дверном проеме, друг напротив друга.

— Ну, конечно! Конечно! Заходи, пожалуйста!

Малгожата немного нервничала и говорила чуть изменившимся голосом. Почему? Она сама того не знала и в душе злилась на себя за то, что ведет себя как девчонка.

— Входи, Якуб, — повторила она приглашение, делая шаг в сторону и освобождая мужчине проход. Оказавшись в прихожей, она захлопнула дверь и машинально повернула ручку замка.

Якуб стоял посреди прихожей, словно не в силах решить, что ему делать дальше — остаться ли в этой теплой, светлой, уютной квартире или же поскорее извиниться перед хозяйкой, попрощаться и поспешно выйти в сумерки, уже почти принявшие цвет ночи.
— Господи, как же ты промок!

Малгожата подошла к гостю и помогла ему раздеться. Когда он нагнулся, чтобы расшнуровать ботинки, она остановила его словами:

— Да ладно! Не делай этого.

Затем она провела его в комнату, где обычно принимала гостей. Якуб уселся в мягкое, просторное кресло и с любопытством огляделся по сторонам. В доме было заметно изобилие, но не богатство.

На кухне засвистел чайник. Долго, высоко, пронзительно.

— Я сделаю тебе чай. Или ты предпочитаешь кофе? — спросила женщина.

— Пусть будет чай.

Они сидели молча, опустив взгляд на стаканы, наполненные янтарно-золотистой жидкостью, а тишину нарушал лишь частый стук крупных капель о жестяной карниз. Внезапно Малгожата спрятала лицо в ладонях и зарыдала. Плач сотрясал все ее тело, а слезы просачивались сквозь пальцы.

Якуб поднялся со своего места и, приблизившись к плачущей женщине, нежно обнял ее и прижал к себе.

— Ну, ладно тебе. Всё хорошо, — шептал он, целуя ее волосы.

— Нет! Это не хорошо! Это плохо, и ты это прекрасно знаешь. Как и я знаю.

— Но все было хорошо…

— Прекрати! Не мучай меня! Не ври мне! Это могло быть хорошо. Только могло быть! Но ведь не было…

— Да, я знаю. Это всё из-за меня.

Она перестала плакать, вытерла покрасневшие и опухшие веки смятым краешком блузки и пристально взглянула ему в глаза:

— Зачем ты это говоришь?

Якуб пожал плечами:

— Потому что это правда.

Малгожата поднялась, обняла мужчину за шею, при этом изо всех сил прижимаясь к его груди, и вновь начала всхлипывать.

— О, Якуб! Куба!

— Ну, ладно, ладно... — успокаивал он ее.

И тут их губы инстинктивно нашли друг друга.

Ветер завывал за окнами, разметая волнами толстые капли дождя, которые со стуком отскакивали от стекол и жестяных карнизов. Из-за стены долетали звуки пианино, из которого чьи-то детские руки, неумелые и не привыкшие к клавишам, извлекали простую мелодию.

Малгожата отстранила Якуба от себя:

— Прекрати. Это не имеет смысла. У тебя своя жизнь, у меня своя. Через несколько минут из школы вернутся мои дети. Ты уйдешь туда, откуда пришел…

— Нет! Нет! — резко прервал он ее. — Слишком дорого мне стоило прийти к тебе, слишком долго я этого ждал, чтобы теперь, когда мечты сбылись, так просто уйти отсюда во мрак и дождь. Навсегда…

— Тогда о чем ты думаешь?

— Еще не знаю... Вернее, я знаю только одно: мы все еще принадлежим друг другу... Так же, как тогда... Помнишь?

Малгожата почувствовала, как к горлу с болью подступил ком, а под веками собрались  слезы.

— Я помню. Да, я помню. Но что с того? Прошло столько лет... Ты думаешь, что теперь, после всех этих лет, я брошу дом, детей и последую за тобой? Что еще ты можешь мне дать, кроме того, что у меня уже есть?

— Себя, — произнес он едва слышным шепотом.

— Себя? Ты мог дать мне себя тогда, много лет назад…

— Ты прекрасно знаешь, что не мог.

— Ах, да, не мог! Ты не мог, потому что у тебя была жена!.. И еще дети... Точно так же, как и у меня сегодня... А теперь ты приходишь неизвестно откуда и требуешь, чтобы я сделала то, что отказался сделать ты?! Бросить семью и последовать за тобой? Куда? Что изменилось? У тебя больше нет угрызений совести? Ты овдовел?

— И да, и нет. Допустим, я свободен.

— Больше ничего не скажешь?

— А зачем? Послушай, Малгося. Я не хочу брать тебя с собой. Я не хочу разрушать твою семью. Я хочу, чтобы мы — хотя бы на краткий миг — принадлежали друг другу. Полностью, до конца. Не перебивай меня, — он поднял руку вверх. — Не перебивай, дай договорить.

Якуб на мгновение замолчал, словно собираясь с мыслями, а потом снова заговорил вполголоса:

— Я прекрасно знаю, что ни сейчас, ни прежде ты не любила своего мужа. Я хорошо знаю — и не отрицай — что все эти годы ты думала только обо мне, что желала меня и звала меня. Так почему же теперь, когда твои мечты сбылись, ты требуешь, чтобы я ушел?

Малгожата некоторое время смотрела на него, потом спрятала лицо в ладонях и зарыдала.

— Боже, Боже, как все это тяжело…

— Ты звала меня в мыслях, ты мечтала обо мне... Все эти годы ты мечтала обо мне... Ты не можешь просто прогнать меня прямо сейчас.

— Куба... Куба... — Малгося снова прильнула к его груди, губами ища губы. И тут же резко отстранилась. — Хорошо. Я знаю, что ты прав. Да, я жеkала тебя. И все еще хочу тебя. Но теперь уходи. Дети могут прийти с минуты на минуту.

Он медленно поднялся и направился к двери:

— Мне ещё вернуться?

— Да!

* * *

Тот сентябрьский день выдался душным. Малгося шла на встречу с молодым человеком не потому, что он ей нравился — трудно было бы назвать его красавцем, — а потому, что он заинтриговал ее.

За два дня до этого, попросив незнакомца оказать ей небольшую услугу, она пообещала пригласить его на чашечку кофе. Обычный разговор. Она и подумать не могла, что едва встреченный ею незнакомый человек, которого она видела впервые (как, впрочем, и он сам), согласится ей помочь. К предложению кофе она и вовсе не отнеслась всерьез.

Однако он сделал то, о чем она его просила, и даже позвонил, чтобы сказать ей об этом.
Малгося чувствовала себя довольно неловко. Особого желания встретиться с незнакомцем и выпить кофе (которое он честно заслужил) она не испытывала. Но с другой стороны, совесть требовала сдержать слово, к тому же молодой человек ее сильно заинтриговал.

Мужчина сидел на одной из скамеек небольшого скверика, у подножия высокой раскидистой липы, чьи мелкие сердцевидные листочки, еще зеленые и живые, всё же выглядели не такими свежими, как весной. Несмотря на жару, в воздухе уже витала приближающаяся осень.

Малгося подошла к молодому человеку. Он поднялся со скамейки и поцеловал протянутую девушкой руку со старомодной галантностью, не подходящей ни к месту, ни к обстоятельствам.

— Может, будем называть друг друга по имени, так будет проще, — предложил он.

— Малгося, — произнесла она.

— Куба, — представился он.

Наступило неловкое молчание. Никто из них двоих не знал, о чем говорить. Малгожата задумалась, не сесть ли ей на скамейку, но тут заговорил Якуб:

— А значит…

— Что значит?

— Значит, я жду обещанного мне кофе.

Она рассмеялась:

— Ладно. Но куда мы пойдем?

Якуб ненадолго замолчал, потом робко предложил:

— Если ты не против, я хотел бы пригласить тебя к себе. У меня есть кофе и пирог…

— Ах, да! — воскликнула она, изображая возмущение. — Ты устроил для меня ловушку.

Якуб застенчиво улыбнулся и покраснел так сильно, что Малгосе стало жаль его.

— Нет, нет! Я ничего такого не имел в виду... Боже упаси…

Девушка поняла, что сказано это было искренне.

— Ну, тогда... ладно. Хорошо. Просто помни, тебе следует вести себя тактично! — она улыбнулась мужчине.

— Конечно. Можешь быть спокойна.

— В какую сторону мы идем? — спросила Малгося.

Якуб протянул руку, показывая направление. И тут в лучах солнца на его пальце блеснуло обручальное кольцо. Малгожата замерла на полушаге.

— Ты женат? — спросила она с ноткой упрека в голосе.

— Да.

— И у тебя, наверное, есть еще и дети?

— И у меня есть еще и дети.

Они стояли лицом к лицу, глядя друг другу в глаза. Малгожата колебалась. Она не знала, что делать. Разум подсказывал ей, что следует попрощаться с мужчиной и пойти своей дорогой, оставив его в скверике. Но вместе с тем что-то искушало ее, вопреки здравому смыслу, принять его приглашение. Искушало все сильнее..

— А где твоя жена, раз ты меня домой зовешь? — спросила Малгося каким-то не своим голосом. В горле появилась сухость, легкий спазм сковал гортань.

— Она уехала на несколько дней... с детьми…

Больше Малгося ни о чем не спрашивала. Она взяла руку Якуба в свои ладони и, отпустив ее, тихо сказала:

— Ну, тогда пошли…

И когда они добрались до места, когда попробовали пирог с яблоками и выпили кофе, неизвестно как, само собой оказалось, что сидят они рядом. Совсем рядом, очень близко друг к другу. Так близко, что ближе уже и некуда.

Якуб не приставал к Малгосе. Он сдержал слово, хотя она чувствовала, что ему хотелось бы вести себя иначе. Они молчали, взявшись за руки, и не смотрели друг на друга.

За широко открытым окном медленно наступали сумерки. Большой золотисто-оранжевый солнечный шар скрылся за горизонтом, а на небе фиолетовым, красным и розовым цветом сияли только длинные, подсвеченные снизу, полосы облаков.
— Мне пора, — сказала Малгожата.

— Точно? — спросил Якуб.

— Мне пора, — повторила она.

И тогда они поцеловались робко и осторожно. В первый и последний раз за этот день.
Когда Якуб закрывал за Малгожатой дверь из квартиры на лестницу, она обернулась, чтобы еще раз взглянуть ему в глаза. Они улыбнулись друг другу, зная, что обязательно встретятся еще раз.

* * *

Ночное небо было усыпано мириадами звезд и озарено лунным сиянием. Пахло вечерней росой, осевшей на листья клена, чьи ветви через открытое окно заглядывали прямо в комнату. Малгожата сидела, опершись головой на кулак, и размышляла о том, что случилось с ней днем.

В первые минуты она погрузилась в странное оцепенение, в глубине которого жила теплая и приятная радость Малгося и не предполагала, что мимолетное знакомство способно когда-нибудь перерасти в нечто большее. Между тем она уже находилась на пути к чему-то новому.

Чем больше проходило минут, тем большую тоску она испытывала. Прикрыв глаза, она рисовала под веками образ Якуба. Она уже понимала: то, что зародилось в ней в минувший день, есть ни что иное, как... любовь.

Это слово будто отрезвило Малгожату.

Да, она не могла так просто выкинуть из памяти образ Якуба, но все же понимала, что ее чувство и дальнейшее знакомство не имеют будущего. Она же не безжалостная и беспринципная завоевательница, чтобы забирать отца у детей...
Малгося уснула, когда на востоке уже начал сереть небосклон.

* * *

— Малгося!

Девушка оглянулась. Якуб бежал за ней по почти пустому тротуару. Она не остановилась, а наоборот, ускорила шаг.

— Малгося! — вновь окликнул ее Якуб, но девушка не ответила. Молодой человек догнал ее, слегка запыхавшись, и крепко взял под руку. Она резко его оттолкнула.

— Почему ты убегаешь? — спросил Якуб. — Что случилось?

— Ничего. Просто не хочу с тобой встречаться.

— Но почему?! Почему?!

Малгося еще больше ускорила шаг.

— Ты можешь мне ответить? Ведь вчера ты была совсем другой!

— Возможно. Впрочем... не думай о том, что было вчера. Это все не имеет смысла... Никакого смысла... Никакого будущего…

Малгожата устремилась вперед, не оглядываясь на Якуба. Он же остановился и еще долго-долго провожал взглядом силуэт девушки, исчезающий в перспективе улицы, пока он не скрылся за заломом стены старого, обшарпанного дома.

* * *

Малгожата не могла жить без Якуба. Без Якуба она не могла представить себе будущего. Днями она мечтала о нем, ночами он являлся ей в сновидениях. Она пыталась бороться с этим дурманом — но не знала как.

Однажды она решила, что от этой глупой, подростковой любви лучшим противоядием станет другой мужчина. Но не стал. Малгожата несколько раз встречалась то с одним, то с другим, но эти встречи не помогли ей забыть Якуба, — наоборот, они только болезненно напоминали о нем.

Должно быть, она выглядела и вела себя не так, как обычно, раз подруги и родственники заметили, как сильно она изменилась. В худшую сторону.

Внутренняя борьбы Малгожаты продолжалась довольно долго — с сентября по апрель.

Весна пришла в тот год раньше обычного. Теплые солнечные дни, ярко-зеленая трава и первые цветы доказывали, что зима ушла навсегда.

То утро выдалось ясным, а Малгожата пребывала в лучшем, чем обычно, настроении. Утром, едва проснувшись, лежа с закрытыми глазами, она еще раз все обдумала. И тогда — после нескольких месяцев волнений и смятений — она наконец окончательно решила сдаться. Она либо вернется к Якубу, либо никогда больше не восстановит внутреннего равновесия, никогда не будет такой, как прежде, до знакомства с ним.

Как только она утвердилась в этом решении, ей стало намного лучше. Мир вновь показался ей ярким и дружелюбным, заиграл всеми красками, скинув серые тона. И Малгося в тот момент даже не задумалась над тем, как ей вернуть Якуба, ведь сам он уже давно прекратил борьбу за их любовь.

Сначала он пытался уговорить девушку встретиться телефонами звонками, письмами, ловил ее на улице. Однако, заметив, что это не приносит никаких результатов, что Малгожата по-прежнему непреклонна и всячески избегает его, Якуб решил, что все попытки тщетны, а сам он выставляет себя на посмешище.

* * *

Малгожата медленно шла по тому самому тротуару, по той самой улице, по которой некогда убегала от Якуба. Ее преследовала одна глупая и навязчивая мысль:

«Если я встречусь с ним сейчас, все уладится. Я буду счастлива с ним».

Она заметила его у киоска, где он покупал сигареты.

— Якуб! — воскликнула Малгожата.

Он удивленно обернулся и с изумлением взглянул на девушку. Теперь уже она не знала, как себя вести, что сказать. А ведь надо было как-то начать разговор.

— Ну и как у тебя дела?

Это все, что пришло ей в голову. И кажется, Якуб понял, как ей трудно, как неловко и глупо.

— У меня? Ни плохо, ни хорошо. Обыкновенно, — ответил он.

Они стояли некоторое время друг против друга и молчали. И наконец Малгожата вновь заговорила:

— Куда ты шел?

— На прогулку, в парк. Если у тебя есть время и желание, ты можешь пройтись со мной.

— Да, — без колебаний согласилась Малгожата.

Они долго, очень долго сидели на неудобной, жесткой парковой скамейке. И хотя они говорили мало, они всё же успели сказать друг другу все самое главное.

И с тех пор, как только появлялась возможность, они сбегали из своих домов на встречи, которые хранили в тайне. Так прошли весна и лето. Их любовь росла и хорошела, хотя ни разу — как бы ни было трудно в это поверить! — они не продвинулись дальше поцелуя.

Они желали друг друга, но Малгожата не хотела пересекать эту тонкую грань между идеальный и плотской любовью. Она предпочитала, чтобы всё оставалось так, как есть — без удовлетворения. Вернее даже не так: чтобы они знали, что удовлетворение находится рядом, в пределах досягаемости, но они осознанно от него отказываются.
Малгося в то время едва перестала быть ребенком, и потому, несмотря на зов тела, ее любовь оставалась наполовину детской. Якуб же был уже зрелым мужчиной, его мучила похоть, но он не давил на Малгожату, не настаивал, не навязывался ей, уважая ее решение, столь досадное для него. Может, его очаровала чистая любовь? Может, он боялся потерять ту первую и единственную женщину в его жизни, которая выбрала его по желанию сердца, а не по расчету, как жена?

* * *

Малгожата пробиралась с опущенной головой между многоэтажками. Ей казалось, что все проходящие мимо люди провожают ее осуждающим взглядом, потому она ускорила шаг. Она почти вбежала по лестнице и остановилась перед знакомой дверью. Сердце бешено колотилось в груди — от напряжения, от страха, от волнения. Во второй раз ей предстояло войти в эту квартиру. Впервые она была здесь год назад…

Малгося тихонько постучала, опасаясь, что более энергичный стук может привлечь внимание соседей. Якуб насторожился. Дверь бесшумно отворилась, пропустив гостью в прихожую, и так же тихо закрылась.

Они сидели рядом, обнявшись. Весь этот ранний вечер стал для них одним долгим поцелуем. Стемнело, когда Якуб попытался пересечь ту узкую границу, которая еще отделяла их друг от друга. Он желал слиться с Малгосей, и она чувствовала, как он весь дрожит, и дрожь эта передавалась и ее телу.

Она не протестовала, когда он осыпал поцелуями ее обнаженную грудь и бедра. Она закрыла глаза, ожидая окончательного удовлетворения.

Но Якуб вдруг резко отстранился от Малгожаты. Удивленная, она открыла глаза, машинально поправляя одежду, и посмотрела на него. Он сидел на краю дивана, пряча лицо в ладонях.

— Что случилось? — спросила Малгося. В ее голосе звучало раздражение. — Что случилось? — повторила она с досадой.

— Прости меня. Прости, любимая, — произнес Якуб. — Я не могу, не могу…

— Почему? Глупый мальчишка! — она обвила его руками, прижалась щекой к его щеке. — Я помогу тебе, — нежно, кончиками пальцев она погладила растрепанные волосы мужчины…

— Это не то, Малгося. Это не то, о чем ты подумала. Я... пойми меня правильно — я не смог бы причинить тебе боль… Я... я просто должен буду остаться с тобой после этого... Выбрать жизнь только с тобой…

В горле Малгожаты застрял ком. Ей с трудом удалось выдавить из себя: 
— И что?..

— Ты должна меня понять!

— Тогда почему бы тебе не остаться?.. Только со мной?

Малгожата испугалась собственной дерзости. Она не узнавала себя, не понимала, откуда набралась смелости произнести эти слова. Ведь она прекрасно знала, что не сможет — никогда не сможет бороться за него. Забрать его у семьи. Взять только для себя.

Якуб не выдержал ее взгляда. Этих выразительных темно-синих, почти васильковых глаз, в которых отразились удивление и гнев одновременно. Глаз, которые, казалось, кричали: «Ты обманул меня!.. Обманул!...».

— Я не могу оставить детей, — прошептал Якуб.

— Да, я понимаю…

Они долго еще сидели молча. Он попытался взять ее за руку — она вырвалась и отодвинулась на другой конец дивана.

Медленно проходили минуты, минуты сливались в часы. За окном небо потемнело, сумерки выползли из всех закоулков, разлились вокруг серой грязью. Зажглись уличные фонари.

— Мне пора, — сказала Малгожата.

— Да, я знаю, — ответил Якуб.

Он проводил ее в прихожую, положил руку на дверную ручку.

— Запомни, Малгося, я не мог иначе... Я слишком люблю тебя, чтобы у меня хватило смелости причинить тебе боль. Но я не имею права обижать и детей. Пусть все останется так, как было перед нашей первой встречей.

Малгожата понимала, насколько ему больно. Она разделяла его страдания, но не могла высечь из себя хотя бы искорку сочувствия к Якубу.

— Я люблю тебя, Малгося.

И она разрыдалась. Якуб обнял Малгожату за плечо, и она со всей силы прильнула к его телу. И тут же резко отстранилась.

— Мне пора, — произнесла она еще раз.

— Я всегда буду любить тебя…

— Я тоже тебя люблю…

Малгожата вышла на темную лестницу и начала медленно спускаться вниз, цепляясь за перила. Дверь бесшумно закрылась за ее спиной.

Они остались одни — каждый со своей любовью. С той любовью, которая казалась им единственной и самой важной. С той любовью, которая не получила удовлетворения. С той любовью, которой никогда не суждено было сбыться... Никогда? Наверное, никогда... Конечно, никогда…

«Никогда» — это слово болезненно пульсировало в сознании Якуба и Малгожаты. Оно не оставляло надежды. Жесткое и жестокое.

Расставшись с Якубом, девушка не сразу пошла домой. Еще долго она бродила по ночным пустынным улочкам, пыталась молиться, чтобы Бог всё изменил и дал ей мужчину, которого она любила. Но в то же время она понимала бессмысленность молитвы, ее богохульство.

Огромная Луна выплыла на темно-серый небосвод. В окнах квартир погасли огни.

* * *

Шли дни и недели. Сменялись времена года, и ни Якуб, ни Малгожата не обрели внутреннего покоя. Они избегали друг друга, а потом — когда прошел год или даже полтора — навсегда потеряли друг друга из виду…

* * *

Малгожата была одна. Муж с детьми уехал на несколько дней. Ей с трудом удавалось настоять на своем и отказаться от совместной поездки к свекрам, которых она терпеть не могла. Впрочем, взаимно.

Женщина стояла у окна, за которым быстро сгущались сумерки. Она бездумно глядела на пухлые снежинки, что сыпались с затянутого тучами неба, наблюдала, как они ложатся на землю, пряча все вокруг под толстым снежным покровом.

Малгожата вздрогнула при резком звуке дверного звонка.

«Кого это опять несет? — с неприязнью подумала она. — Наверняка какая-нибудь соседка».

Не торопясь, она проследовала в прихожую, повернула ключ, открыла. За порогом стоял Якуб.

Испугавшись, Малгожата внимательно осмотрела коридор, втащила мужчину в квартиру и немедленно захлопнула дверь.

— Почему ты не предупредил, что придешь? — спросила она с некоторым раздражением.

— Ну, я не мог. А впрочем... впрочем, в этом не было необходимости.

— Как это не было?! Как это не было?!

— Просто. Я знал, что сегодня, в это время, ты будешь здесь одна.

— Откуда ты знал? Ты следишь за нами?

Якуб улыбнулся:

— Нет, я не слежу. Я просто знал, и все. Не настаивай, не спрашивай. Ведь все это не важно. Разве ты не счастлива, что мы снова вместе?

— Очень, очень счастлива, — ответила Малгожата, одновременно касаясь губами щеки прибывшего.

Хотя уже совсем стемнело, они не зажигали свет…

...А потом, Потом они молча лежали рядом. Удовлетворенные и спокойные. Их тела касались друг друга. Им больше ничего не было нужно.

Постепенно звуки жизни затихали и исчезали. И только невнятные звуки печальной мелодии доносились до их ушей из-за стены. В конце концов и они смолкли.

Снег валил с неба, и не было ему конца. Крупные пушистые хлопья бесшумно опускались вниз, даже не кружась в воздухе. Мужчина и женщина смотрели, как в оранжевом сиянии натриевых ламп они сыплются на карниз за окном…

— Расскажи мне что-нибудь о себе. Где ты живешь, как живешь? Всё, что хочешь, — произнесла Малгожата.

— А зачем? Тебе мало того, что я рядом? Разве тебе не достаточно того, что, наконец, спустя годы, наши желания сбылись? Что мы принадлежим друг другу? До конца?

— Да, конечно, так. Но…

— Что „но”?

— Но я хотела бы знать кое-что еще. Просто из любопытства.

Якуб не ответил, и вновь наступила тишина.

— Слушай, Куба... — не унималась Малгожата.

— Спрашивай. Может, я тебе отвечу, а может, и нет…

— Слушай, Куба... Скажи мне, но честно, что изменилось у тебя? Почему ты ведешь себя совсем не так, как тогда, много лет назад? Ты больше не испытываешь угрызений совести? Тебя не мучает измена, которую ты совершаешь?

— Я не совершаю измены.

— Как это нет? Ты разведен или овдовел?

— Ни то, ни другое.

— Тогда я тебя совершенно не понимаю. Неужели ты так сильно изменился? Неужели то, что много лет назад было для тебя злом, перестало быть им?

— Нет, мои взгляды на этот вопрос ничуть не изменились. Это, скорее... скорее, обстоятельства изменились. Теперь они другие…

— А тебя не беспокоит, что я изменяю мужу?

— Нет, не беспокоит. Это твои проблемы, а не мои. Впрочем... Впрочем, нельзя предать того, кого ты никогда не любил.

— Ты циничен.

— Возможно.

Она прижалась к нему. И снова надолго, очень надолго все на свете перестало существовать. Даже время…

А снег всё шел, беспрерывно и бесконечно, бесшумно ложась на землю.
Потом они отдыхали, прижавшись друг к другу, прислушиваясь к каждому едва уловимому шороху, неизвестно откуда доносившемуся до их ушей. Уличный фонарь, стоявший почти напротив окна и разгонявший светом царивший в комнате мрак, вдруг замерцал и погас.

Их накрыла липкая, почти осязаемая темнота.

Малгожате стало не по себе. Не то чтобы она боялась темноты, она просто ни за что на свете не хотела оставаться одна. Ей нужен был другой человек. Ей необходимо было чувство безопасности, осознание того, что рядом кто-то есть — тот, кто при необходимости ее защитит.

— Прости, Малгося. Мое время на исходе. Я должен идти…

— Нет! Куба! Останься, пожалуйста! Я хочу быть с тобой. До утра.

— Я бы и сам хотел того же, но это невозможно. Я до конца не принадлежу себе…

— Я тебя не понимаю. Ты боишься своей жены?! Да?! — раздраженно воскликнула она.

— Я тебе уже говорил. Жена тут ни при чем. Почему ты все время возвращаешься к моей жене?

Закрыв за Якубом дверь, Малгожата ощутила пустоту. Страшная, жуткая, отовсюду наплывающая пустота. Ей никогда не доводилось чувствовать ничего подобного: будто, оставаясь самой собой, она оторвана от материальной реальности бытия, будто ничего нет, кроме ее естества.

* * *

Воскресный день. Ранняя весна, предвещающая скорое наступление долгих теплых дней. Солнце разогнало серость улиц, домов и деревьев с голыми сучьями. Золотистое сияние, при котором даже грязный снег, притаившийся по углам и закоулкам, кажется иным, не столь печальным и отталкивающим, каким он выглядит под мрачным небом, затянутом сизыми тучами.

Малгожата брела одна. Навстречу ей по широкой дороге двигались небольшие компании людей. Малгожата шла, чтобы просто идти. Она не знала, куда и зачем. Ее гнали вперед кипевшие вот уже много дней в груди ярость, горе и боль — чувства, что возникают, когда предает любимый человек.

Малгожата не видела Якуба с того зимнего вечера... Сначала она ждала, обманывалась, надеялась.. Проходили недели, а он всё не появлялся, и Малгожата начала понимать, что, вероятно, больше никогда не увидит Якуба. Разве что только она сама попытается его отыскать…

Ярость взяла верх над стыдом. Да, теперь она уже была уверена, что обязана найти Якуба... найти, что плюнуть ему в лицо.

Ребенок в ее животе резко шевельнулся, как будто ему передалось беспокойство матери.

Ребенок... дитя Якуба…

Если бы не ребенок, Малгожата наверняка оставила бы Якуба в покое. Пришел неизвестно откуда, ушел неизвестно куда. Да, она была уже не наивным подростком, знала, на что идет. Однако между ними возникла связь, которую невозможно разорвать, — вместе зачатая новая жизнь.

И поэтому Малгожата не могла оставить Якуба в покое. Она должна была найти его, чтобы сообщить, что он станет отцом их ребенка. И ей не нужно было от него ничего большего — только, чтобы он просто знал…

— Я вас слушаю! Что вы хотели?! — резкий, неприятный женский голос вырвал ее из раздумий.

Малгожата очнулась перед окошком кассы на вокзале.

— Простите, я задумалась.

Женщина за стеклом пожала плечами.

— Так куда вам нужен билет?

* * *

Железные колеса поезда ритмично постукивали о рельсы. Мир за окном потемнел, а затем его окутал мрак. Когда Малгожата вышла из поезда на вокзале города, где  много лет назад встретила Якуба, стояла уже глухая ночь.

Она не знала, что делать с собой. Некоторое время она бесцельно бродила по пустынным улицам, заглядывая в темные окна. Откуда-то издалека доносился собачий лай.

Малгожата вернулась на станцию. В грязном, обшарпанном буфете, пропахшем прелым бигосом, фритюром и каким-то еще неопределенным, неприятным запахом, она купила стакан чая и пачку сухариков. Ночи, казалось, не было конца. Малгожата попыталась вздремнуть, и, кажется, ей это удалось, потому что, когда за недопитым чаем она в очередной раз кинула взгляд на большие, круглые электрические часы, черные стрелки показывали уже пять часов утра.

Женщина стерла пальцами остатки сна с век, размяла ноющие кости.

«Это хорошо, — подумала она. — Очень хорошо, что так рано. Он, конечно, еще не ушел на работу».

Решительным шагом она двинулась к выходу.

Хотя прошло столько лет, Малгожата не забыла дорогу. Она только замешкалась на мгновение, оказавшись перед дверью лестницы, ведущей в его квартиру. Поднималась она медленно, очень медленно, словно отсчитывала ступени, гораздо дольше, чем следовало, но потом, преодолев себя, она решительным движением нажала на звонок один раз, затем второй, и третий.

Пронзительный резкий звук неприятно завибрировал в ушах. Какое-то время ничего не происходило. Потом в глубине квартиры послышался звук шагов.

Чья-то рука повернула ключ в замке, дважды что-то щелкнуло, и наконец со скрипом приоткрылась дверь. На пороге стояла женщина уже не первой молодости. Ничего не понимающая и удивленная, она уставилась на Малгожату, пытаясь сообразить, зачем эта незнакомка будит ее в столь ранний час.

— Вы по какому делу? — спросила она, зевая.

«Ах, вот как выглядит моя соперница. Неудивительно теперь, почему Якуб решил сменить обстановку и пришел ко мне. Старая мерзкая бабища. Ведьма», — подумала Малгожата, одновременно окидывая жену Якуба ненавистным взглядом, хотя, объективно говоря, это той следовало бы ненавидеть Малгожату, узнай она о них с Якубом.

— Я вас слушаю. В чем дело? Кто вы и чего хотите в такую рань?

— Чего я хочу?! От вас ничего! — ответила Малгожата грубым и раздраженным голосом. — Только скажите, дома ли Якуб. Мне необходимо немедленно его увидеть!

— Кого увидеть?!

Хозяйка, явно изумленная и шокированная, заморгала глазами.

— Я же ясно выразилась! Позовите Якуба!

— Боюсь, что это невозможно.

— Вы не позовете его?! — сердито бросила Малгожата, чувствуя, как в ней вскипает гнев, перерастающий в дикую и необузданную ярость. — Вы не позовете его?! Тогда я сама его найду!
Малгожата оттолкнула женщину и прорвалась в прихожую. На мгновение она замешкалась, не зная, в какую дверь сейчас войти.

— Послушайте! — донесся голос хозяйки. — Вы никого здесь, кроме меня, не найдете.
Малгожата повернулась к ней:

— А Якуб? Где Якуб? Я должна увидеть его!

Женщина отрицательно покачала головой.

— Якуб умер, — она на мгновение понизила голос, — ...в ноябре будет десять лет, как умер.
У Малгожаты потемнело в глазах.

— Что?... Но как же?... — простонала она.

— Я же говорю... в ноябре…

Но Малгожата уже не слушала. Она мигом выскочила из квартиры и помчалась  по улицам куда глаза глядят. Она замедлила ход, только когда впереди замаячили ворота парка.

Малгожата села на скамейку, на ту самую скамейку, на которой много лет назад сидела с Якубом. Она попыталась собраться с мыслями.

“Господи, это какой-то кошмар!”

Ребенок яростно пнул Малгожату в живот. Это вернуло ее к реальности. Она подняла голову. В дали на фоне густой тисовой изгороди вырисовывались нечеткие очертания мужского силуэта. Малгожата вскочила на ноги.

— Якуб! Куба! — крикнула она, но ответа не услышала. На фоне темно-зеленой стены никого не было видно... Она уже не знала, где реальность, а где видение. Ребенок в ее лоне снова зашевелился. Самый реальный…

пер. с польск. М.В.Ковальковой