Парус детства

Оттепель свалилась на Город ночью. Ее пригнал циклон откуда-то с Юга, и после минус двух, сразу плюс восемь заметно ощущалось во всем. Еще вчера большие сугробы, из убранного дворниками с дорожек парка и аллей сквера снега, превратились в неприглядные пористые кучи, напоминающие губку, пропитанную грязной водой. Там и сям из этих «губок» сочились мутные ручьи. Сливаясь в потоки, они заполнили тротуары и дорожки, а ходить рядом с проезжей частью стало просто небезопасно. Из-под колес мчавшихся машин во все стороны разлетались фонтаны все той же грязной воды.

Над Городом стоял хмурый день, ну уж ни как не говорящий о том, что вот и пришла долгожданная весна. Солнце пряталось за низко висящие облака, и свое присутствие на небе обозначало бесформенным белым пятном. И хотя время перевалило за полдень, в этом матовом свете терялось представление о реальном времени: так могло быть и в десять утра, и в пять вечера.

В таком же, как и небо, хмуром настроении, я шел вниз от телевышки по аллее сквера, как и все, перешагивая и перепрыгивая через лужи и несущиеся вниз потоки. Со стороны это должно было выглядеть смешно, будто весь город решил поиграть в гигантские классики, где призом должны стать сухие ноги и чистая одежда.

Устав от подобной гимнастики, я решил отдохнуть. И тут увидел его.

Мужчина сидел на угловой скамейке. На нем была яркая сине-красная куртка, на голове клетчатая кепка с небольшим козырьком, светлые джинсы были заправлены в высокие коричневые ботинки. На вид ему было слегка за пятьдесят. Но не эта аляповатость в одежде удивила меня, а то, что в руках у него был перочинный нож, перед ним лежала охапка каких-то веточек и сучков, которые он и строгал своим. Очистив, отрезал определенной длинны, сантиметров так 25-30, и, складывая отдельно, брался за новую заготовку. Мне стало интересно, и я присел напротив. Закурил, и с любопытством поглядывал на своего соседа. А он был увлечен своей не для всех понятной работой. Но вот мужчина посмотрел на меня, ухмыльнулся, и сказал с такой интонацией, как будто мы с ним были давно и хорошо знакомы:

- Помогай! - и, достав из кармана второй ножик, протянул его мне.

Я подсел поближе, принял складничок в форме лисички и спросил: «А что делать?»

- Бери по тоньше этих, - он показал на уже готовые палочки, - да режь чуть по короче сантиметров на пять.

Не оговаривая условия еще не совсем понятной для меня игры, я принялся за работу. Так мы, занятые своими делами, и сидели, молча, обстругивая и подрезая, подрезая и обстругивая. На душе у меня как-то стало легко и свободно, куда-то ушли все неприятности, уже не так угнетало хмурое небо, лужи не досаждали, и было просто приятно сидеть на этой лавочке, не разговаривая, и думать о своем.

Я уже дорезал третью палочку, когда мой сосед заговорил:

- В отгуле я сегодня. Проснулся утром, глянул в окно, смотрю - мерзко на улице. А про себя думаю: ничего, настроение надо поднимать себе самому. Откопал в шкафу эту кепку, - он наклонил в мою сторону голову. - Как, а?

- Потрясающе!

- Я ее лет двадцать назад одевал. Куртку эту лыжную надел. А на улицу вышел, глядь, а тут ни пройти, ни проехать. Кое-как дошел до «Маяка», хотел пивка купить, а там вот этот ножик на меня «посмотрел». Ну как не купить?

Он протянул его мне. Это был великолепный швейцарский нож с множеством лезвий, пилок и всевозможных нужных приспособлений.

- Хорош?

Я кивнул.

- Еще бы! Я и про пиво забыл. Держу его в руках, и думаю: надо испытать. Вот и пошел в парк. Хотел подходящую деревяшку найти, чтобы кораблик вырезать...

...И тут до меня дошло! Вот оно: кораблик! Вот что мне напоминало все это, и от чего становилось так легко и приятно на душе. Как прогулка в давно и безвозвратно ушедшее детство.

- Только палочки не нашел, вода кругом, и тогда я решил: а чем плот хуже. Вот и собрал веточки. Так что сейчас мы с тобой плот построим, и отправим его в дальнее путешествие. Сейчас мы его свяжем, я вот веревочку нашел.

Он поднял с земли приличный кусок капронового шпагата, и мы уже вместе начали собирать наше плавсредство. Скручивали по всем правилам: мои маленькие палочки были поперечинами, а его большие продольные стали палубой. В центр на растяжках закрепили мачту. Я достал из кармана блокнот, выдрал из него двойной лист, и пока мой сосед крепил его на рее, на куске листика из того же блокнота я с двух сторон нарисовал улыбающуюся рожицу. Его мы водрузили наверх в виде флага.

- Пойдем, испытаем? - спросил он меня.

- Пойдем, - с каким-то давно забытым мальчишеским азартом поддержал его я.

Мы выбрались из нашего сухого укрытия и сразу нашли то, что нам было нужно: бурный поток бежал по плитам тротуара. Он бережно опустил плотик в воду, и его понесло, закрутило. Но он уверенно держался на плаву. Набирая скорость, наш плот плыл все дальше и дальше. И уже не обращая внимания на лужи, мы побежали за ним, смеясь и радуясь успехам своей удачной постройки. Интересно, о чем думали расступающиеся прохожие, видя, как два взрослых человека бегут за деревянным плотиком, скользящим по мутной воде, временами подталкивая его и снимая с мели. Но для нас в это время это было не важно.

Я остановился, вытер платком потное лицо. И день уже не казался таким пасмурным, и настроение поднялось, ведь впереди нас, как привет из детства, плыл наш маленький плот с веселой рожицей на флаге.
Промокнув по колено, я распрощался со своим новым знакомым, и уже заходя в подъезд, подумал: сколько же удивительных людей живет рядом со мной в нашем замечательном Городе.