Маятник Фуко, или Уж на сковородке

     Только по средам и тогда, пятьдесят с хвостиком лет назад, и сегодня Исаакиевский собор закрыт для посетителей. Это для тебя, читатель, информация: не ровен час и пригодится.


     Обычно посещение Исаакиевского собора включалось  в экскурсию по городу и было одним из ярчайших моментов. Популярность собора была неимоверной: всех притягивал его незабываемый, символичный для города облик, долгая и интересная история его строительства, огромные колонны фасада, выщербленные осколками снарядов, золотой купол. А внутри стояли онемевшие туристы, заворожённые красотой и величием убранства: роскошным алтарём, малахитовыми и лазуритовыми колоннами, гигантскими мозаичными иконами. Да разве всё перечесть?

 
     Экскурсоводы прилежно перемещались с группами от витрины к витрине, в подробностях рассказывая историю архитектурного чуда Огюста Монферрана.
Посетители внимали не всегда им интересному рассказу, нетерпеливо поглядывая в центр огромного зала собора, где толпилось множество народа и где явно происходило что-то необычайное.


     Наконец, стоявшая плотным кольцом группа туристов рассосалась. За мгновение до этого в воздухе пронесся удивлённо-восхищённый вздох, и люди  со  счастливыми от увиденного лицами освободили место следующей группе жаждущих зрелища.



     Да скажите, воскликнет заинтригованный читатель, что же это такое?
Я бы с сожалением добавила, «было», ибо сегодня, после жарких баталий между музеем, то есть государством, и церковью, этого аттракциона собор лишился. Так что расспросите о нём людей непреклонного возраста.


     А мне пора добираться до сути рассказа.
     Итак, перед нами довольно обширная зона в центре собора, огороженная верёвкой. В самой сердцевине круга покоится подвешенный на тросе к центру купола собора медный шар размера футбольного мяча, из которого, почти касаясь пола, торчит игла длиной сантиметров десять. Присматриваясь к полу, замечаем на нём деления, каждое из которых равно одному градусу, а вся окружность, как вы помните из школьной программы, составляет триста шестьдесят оных. И вся эта замысловатая конструкция называется маятник Фуко. Трюк состоял в том, что музейный экскурсовод, имеющий исключительное право им манипулировать, перешагивал через ограждение, ставил возле него извлечённый из кармана спичечный коробок, направлялся к неподвижно висящему шару, брал его в руки и, немного отведя руку за спину, отпускал шар в свободное плавание.
 
     Качался маятник невдалеке от коробка, приближаясь к нему с каждой минутой. Замерев в ожидании, посетители неотрывно следили за ним, не переводя дыхания. А стрелка маятника всё ближе и ближе двигалась к заветному коробку. И вот, наконец, о радость, коробок сбит! Прошло ровно четыре минуты, и Земля повернулась на один градус. Ура! Все довольны и группа расходится под завистливые взгляды посетителей, мучающихся у других стендов.


     Поскольку мне, как гиду Интуриста, непозволительно показывать фокусы, с усилием мы с группой в конце концов пробиваемся сквозь плотный кордон российских туристов  к заветному ограждению и терпеливо ждём начала следующего узаконенного трюка, твёрдо обороняя отвоёванные позиции. А пока происходит «смена караула» и вокруг стоит относительная тишина, я произношу громким голосом, чтобы быть услышанной группой в сорок человек, одну-единственную фразу из заученного текста экскурсии по городу.


     Всего ничего, одна фраза, но какая! Предположительно, она объясняла суть происходящего. Сейчас приведу её по-русски и уверена, что она своей «простотой и доступностью» не оставит вас равнодушными. Итак, вот он, этот текст, бережно хранящийся в моей памяти ни много ни мало шестой десяток лет: «Эксперимент основывается на физическом свойстве любого маятника сохранять плоскость раскачивания независимо от точки подвешивания».


     Ну как? Впечатлились? Могу и по-английски.
     К моменту происшествия, о котором веду речь, эта сакраментальная фраза была мною многократно успешно произнесена перед англоязычной аудиторией. И всё шло гладко, люди понимающе кивали, особенно после того, как становились живыми свидетелями фокуса Фуко.


     На сей раз было иначе. То  ли из-за погоды, то ли из-за того, что вся огромная группа американцев на сей раз состояла из техасских фермеров, самому молодому из которых на предыдущей неделе стукнуло восемьдесят, но они почему-то ничего не поняли из пафосно сказанного мною. На лицах — стопроцентное  недоумение  и  непонимание. Я не новичок в своём деле, а потому решаюсь эту фразу, вопреки регламенту, повторить. На сей раз делаю это с ещё большим произносительным старанием.


     Эффекта по-прежнему никакого, разве что в их глазах начинает сквозить раздражение. Тут я понимаю и начинаю разделять ощущения, испытываемые ужом на раскалённой сковороде. Честно признаюсь, что мой арсенал языковых средств, пригодных для преобразования сложного текста    в более простой, доступный для понимания не слишком интеллектуальных техасских фермеров, был в то время весьма скуден.


     «Надо что-то делать, — стучало в голове. — Надо как-то эту проклятую фразу упростить, но ка-а-ак?»


     И тут — слава Всевышнему, который ниспослал помощь, осенив мой ум светлой идеей, спасшей репутацию.


     Из меня полилось, сопровождаемое доброй улыбкой и доверительным, проникновенным голосом: «Эксперимент, видите ли, основывается на физическом свойстве, как вы понимаете, любого маятника, как вы видите, сохранять плоскость, как вы понимаете…» И далее, как говорится, везде…


     Наградой за мою находчивость были их благодарные улыбки, уж не знаю, за что больше: за понимание вышесказанного ценой таких усилий или из сочувствия ко мне. Так или иначе, хэппи энд.


     И  лишь потом,  много лет  спустя, занявшись наукой,  я узнала, что использовала очень эффективный и действенный речевой приём. Не пугайтесь: он называется «заполненная пауза хезитации». Теперь моя совесть чиста: по науке, оказывается, действовала…