памяти Леонида Губанова 1946-1983

(Рисунок Леонида Губанова с надписью "Не продается", 1976 г. Шариковая ручка. Из собрания автора.)
 опубликовано здесь:
https://litrossia.ru/item/i-stoish-na-podlecah/


    Два стихотворения

Памяти поэта Леонида Губанова (1946 -1983)
В этом году поэту Леониду Губанову исполнилось бы 75 лет.  Но он умер молодым, предсказав свою смерть в 37 лет. При жизни он практически не печатался, а после смерти, как им и было предсказано, стал издаваться довольно широко. Уже вышло пять толстых томов его стихотворений, сборник воспоминаний современников, книга переводов, защищены две диссертации, вышла научная монография. Библиография книг, статей, публикаций, о Губанове занимает сотни страниц. Не будем здесь на этом останавливаться. А лучше в его память опубликуем стихотворение.
Родина, моя родина,
Белые облака.
Пахнет чёрной смородиной
Ласковая рука.
Тишь твоя заповедная
Грозами не обкатана,
Высветлена поэтами,
Выстрадана солдатами.
Выкормила, не нянчила
И послала их в бой.
Русые твои мальчики
Спят на груди сырой.
Вишнею скороспелою
Вымазано лицо.
Мальчики сорок первого
Выковались в бойцов.
Бронзовые и мраморные
Встали по городам,
Как часовые ранние,
Как по весне - вода!
Что по лесам аукают
Бабушки из невест?
Вот запыхались с внуками,
Памятник - наперерез.
Имени и фамилии
Можете не искать,
Братски похоронили
Ягоды у виска.
Кто-то венок оставил,
Может быть, постоял.
Кто-то опять прославил
Звёзды и якоря.
Знай же, что б ты ни делала,
Если придёт беда,
Мальчики сорок первого
Бросятся в поезда.
Сколько уж ими пройдено?
Хватит и на века!
Родина, моя родина,
Чистые берега!
9 июля 1979

Это стихотворение можно включать в школьные хрестоматии.  По этому стихотворению видно, что Губанов национальный классик и то, что его мало знают, говорит об упадке национального самосознания. Увы, русские переживают годы глубокого спада. А ведь это ответ на популярное стихотворение "Пилигримы» И. Бродского. Оно и перекликается, и разоблачает его. Просто убивает.
У Бродского нет Родины, поэтому мир навсегда «останется лживым… а значит не будет толка от веры в себя и Бога». Это точно сказано. Без Родины толка не будет. «И значит, осталась только иллюзия и дорога». Но у Губанова иллюзий нет. Есть точное знание:
Знай же, что б ты ни делала,
Если придёт беда,
Мальчики сорок первого
Бросятся в поезда.
Совсем не бессмысленные пилигримы бросятся в поезда.
И вот закономерный итог бессмысленности, иллюзорности и лживости:

И быть над землей закатам,
и быть над землей рассветам.
Удобрить ее солдатам.
Одобрить ее поэтам.

И какой убийственный параллелизм создает Губанов.

Тишь твоя заповедная
Грозами не обкатана,
Высветлена поэтами,
Выстрадана солдатами.

Русские поэты не одобряют, что попало, что велит очередной Цезарь, или Царь, как по всей видимости, считает Бродский, хотя такого слова, как царь и не знает, и Губанов своей жизнью это доказал, не одобряют поэты, а «высветляют» нашу темную жизнь. И русские солдаты, не удобрение и не навоз, как беспросветно нам лгут лживые голоса, а мученики истинные, и своим страданием подтверждают не лживость простых истин о вере в Бога, в себя и Родину. Они положили жизни «за други своя» поэтому и лежат в братских могилах.
"Одобрить ее поэтам" - это Бродский не иначе, как о себе.

"Страна оставалась второстепенной, если не третьестепенной державой; единственным, что оправдывало ее претензии на величие была ее физическая величина и размер военной машины..."
Иосиф Бродский.

Только третьестепенный поэт может назвать свою родину "третьестепенной". Родина - это всегда важнейшая страна, давшая и жизнь и язык.

"...я — один из глухих, облысевших, угрюмых послов
второсортной державы..."
Иосиф Бродский

Нет, это не случайно вырвалось из уст лауреата. Это его позиция.

"Этот край недвижим. Представляя объем валовой
чугуна и свинца, обалделой тряхнешь головой,
вспомнишь прежнюю власть на штыках и казачьих нагайках."

(Второсортный поэт не обласканный даже нагайкой. )

Оба поэта были Родиной отвержены.  Но для одного это «второсортная», а потом и «третьестепенная» держава, в которой «власть на штыках и казачьих нагайках»,и, конечно, для этой земли, которая дала ему жизнь и язык, он может стать только "второсортным" и "третьестепенным" поэтом, а для другого это Родина, «чистые берега» с «заповедной тишью», коснувшаяся его «ласковой рукой», «выкормила», «не нянчила», а «послала в бой».  И какая разница грандиозная в итоге.  Какая-то скрипучая машина для писания стихов, «второсортная» и «третьестепенная», и пламенное сердце истинного национального гения. Один прошел мимо, мимо всего, хотя и получил премию за это… а другой бросился защищать то, что не мнимо. И братски похоронен в земле, певцом которой он был.

Имени и фамилии
Можете не искать,
Братски похоронили
Ягоды у виска.

Это он и о себе самом. Ягоды и вишни, как кровь, оставляют свой сок на месте ран. Это раны к воскресению, к Славе, а не к смерти. Это раны страданий, раны Христа, и раны грядущей Победы. Губанов удостоился других ран, других отметин, не менее мучительных. Он был измучен иным способом. «Вишнею скороспелою» не было вымазано его лицо, выстрелов «ягод у виска» не прозвучало в судьбе поэта.

Раскрасневшись, словно девочки,
Розы падают к ногам.
Не меня поставят к стеночке,
Наведут на грудь наган.
И на лестницы парадные
Брызнет кровь и там, и тут.
Не меня в туманы ватные,
Скрутив руки, поведут.
Вздрогнет лес, сосне заплачется,
Елям будет горячо,
Месяц в небе обозначится,
Как цыганское плечо,
Всё в царапинах и ссадинах,
В присвистах и бубенцах.
Моя родина — ты гадина.
И стоишь на подлецах.

Пасха, 7 мая 1983

Такое стихотворение, написанное на Пасху, Праздников праздник и Торжество из торжеств. Невозможно назвать Губанова «квасным патриотом». Нет, он не был слеп. Он все знал про «гадов» и «подлецов».  Он умрет неожиданно, после почти ежегодных «лечений» в Кащенко, сидя в кресле, среди своих рукописей, через четыре месяца, после того, как напишет это стихотворение, 8 сентября.
Владимир Ефимович Семичастный – председатель КГБ (1961-1967) с досадой писал в своих мемуарах, что новейшая аппаратура, приходившая с запада в единичных экземплярах, использовалась для слежки за какими-то мальчишками, читавшими стихи у памятника Маяковского. То есть, за Смогистами. А СМОГ (Самое Молодое Общество Гениев) организовал как раз Леонид Губанов в 1965 году. И с тех самых пор, до конца жизни он был под негласным надзором КГБ. Негласный надзор становился гласным арестом во время государственных праздников или намечавшихся акций, и у квартиры Губанова на улице Красных Зорь, дом 37 («холст 37х37») устанавливался пост из сотрудников КГБ. Один стоял на лестничной площадке третьего этажа, другой у подъезда. Под арест попадали и все посетители. Войти можно, выйти нельзя.
Губастого парня стерегли не напрасно, он мог одним махом собрать единомышленников и организовать бунт. Он печатался в западных изданиях, о нем говорили западные «Голоса», но сослать, или выслать этого русского паренька с правой стороны Оки, было некуда. Никакая страна его бы не приняла.

Мы повержены, но не повешены.
Мы придушены, но не потушены.
И словами мы светимся теми же,
что на белых хоругвях разбужены...

...Соловьев на знаменах не надо
вышивать. Выживать нам придется,
как обрубленным яблоням сада,
как загубленным ядом колодцам...