Под именем Тёща

      
               
                Жизнь  под  именем  «Тёща»
                (рассказ  о  былом)
   
     Любовь Алексеевна  осталась без  жилья… В таком сложном  городе, как Москва.  Столица стала очень заметно превращаться  в период начавшейся перестройки  в  город,  во-первых, для богатых, во-вторых, для приезжих со всех стран. Так уж случилось в жизни, что  очень рано, ещё на первом курсе, её  дочка вышла по большой  любви замуж  за  почти тридцатилетнего белоруса. И  зять, слишком много воображая о себе,  наслушавшись  в  банях и  в разных  пивных  забегаловках  пошлых анекдотов  про всех тёщ, воплощал  в жизнь  анекдоты из брошюр,  специально собранных и напечатанных большими тиражами. А вот у него самого как будто бы всё было идеально, даже то, что он баловался "водочкой". Он не преминул  воспользоваться  жизненной  неопытностью молоденькой  жены и отдалённостью  её   родителей - интеллигентов, живущих  то в Перми и Свердловске, то в Казани,  то  в Москве, поэтому сразу же начал внушать ей  свои тезисы дальнейшей семейной жизни.
   
    «Мама и папа неправильно воспитывали, кормили, одевали, обували и учили  тебя!» - внушал он ей  в роли «ночной кукушки, которая всегда перековывает». Но  при этом он никогда  не отказывался от тех сумм, которые эти, для него совсем  «негодные родители" жены ежемесячно  посылали дочке денежное пособие размером  в  аспирантскую стипендию, чем зятёк четыре года пользовался  как примитивный  альфонс. «Зять любит взять и не хочет дать!» - не зря говорили наши предки…
    Дочка всегда была отличницей, получала  ещё  и  свою  повышенную,  честным  трудом заработанную  стипендию. Конечно, она благодарила  по телефону  маму и папу за  то,  что  не  забывали свою худенькую дочку, а иногда откровенно  напоминала, что ждёт  от них  перевода с большим нетерпением…
    Зять на всю  оставшуюся  жизнь  как следует  "забыл", что и свадьба  была  организована  на деньги  мамы  жены, и  подарки  они  получали частенько.  Он, впрочем,  так  же беззастенчиво  присвоил ещё одну  крупную сумму, привезённую тёщей  и  выложенную на столик рано утром  в  день свадьбы.  А  его  молоденькая жена удивлённо раскрыла  глазки, когда мама спросила её, что они купили на эти деньги?  При  этом  "богемный"  зять постоянно высмеивал  их вкусы, но ел и пил из  тех  сервизов,  купленных, конечно, той  же  самой, ненавистной ему с первого дня  тёщей,  не сказавшей  ему  никогда ни одного обидного слова.  Странно, но  эти  сервизы почему-то  нравились  их  частым  «богемным» гостям  и  долго служили им службу.
    «Мама вырастила тебя.  Но  сейчас  ты  уже  взрослая, замужняя женщина, поэтому нам надо вести совершенно отдельную, самостоятельную жизнь». Но  не отказывался  и  дальше  от  всех  видов помощи  родителей жены, кажется,  даже  не  поблагодарив их ни разу,  вплоть до смерти  тестя. 
     О, он не  однажды  поиздевался   над тем,   что  тесть и тёща ежегодно  и  «неэкономно»  старались выезжать с детьми на юг.  Несколько  раз  они  побывали в Крыму, купались и загорали  в  Ялте, были в Молдавии, купались и  в Днестре,  и  Одесском лимане, были в Светлогорске, в Янтарном  посёлке, несколько раз отдыхали  на Волге и совершили путешествие  на экскурсионном теплоходе  по  маршруту Ленинград – Волгоград – Астрахань и обратно.  А его жена в детстве  каждое лето  отдыхала в  пионерских лагерях, даже побывала в известном на всю страну «Орлёнке», конечно же по платной, а не по льготной путёвке…    
    Сам он никогда не выезжал из Ленинграда, кроме того что отслужил в армии.   Но не забывал  глумиться и над этим, подчёркивая  презрение ко всем офицерам и в частности  к своему тестю, полковнику и орденоносцу.  Сам, по его  же рассказам,  в армии только и знал, что все годы службы мыл посуду… Отметим из  чувства справедливости, что его отец все дни ленинградской блокады прослужил на военном  судне,  получил награды,  квартиру,  участок земли для дачи и бесплатно от государства – дефицитную в те времена автомашину. Его братья – партизаны, потеряв в Белоруссии всех родственников, друзей и родную деревню,  успешно  перебрались после войны в Ленинград и оставались советскими патриотами.
    
    Таким образом,  родители  жены  старались, как могли, помогать дочери – «бесприданнице», чтобы  спасти её  от упрёков в том, что она, мол, вышла замуж за ленинградца «девочкой из общежития».  Тёща по первому звонку брала отпуск за свой счёт, летела  на самолёте  на помощь дочери. Когда  родилась  первая  внучка,  счастливая бабушка встретила молодую маму с дочкой в роддоме, ни слова не сказав при этом, что внучка несёт в себе внешние черты другой бабушки.  Она  полюбила  внучку глубокой и сильной любовью, но зять боялся её  «педагогического  влияния».  Во всём помогая им в эти первые трудные недели, уезжая, она заранее предупредила, что спокойная  малышка может немножко поплакать, потеряв внезапно руки умелой и любящей бабушки… Так бывает. Но для этого есть умная книга «Наш ребёнок», заблаговременно подаренная дочери  чересчур заботливой мамой.
     Каково же было их удивление, когда тесть, получив очередной отпуск и купив билет до Мурманска, предложил сделать остановку в Ленинграде. Они позвонили, подошли к дому.  Из подъезда вышла хмурая дочь с ребёнком в коляске  и  сообщила,  что отец ребёнка не разрешает ей пригласить их в квартиру и угостить чашкой чая,  так как у родителей нет ничего, даже  «ленинградской прописки»,  не говоря  уже   о  трёхкомнатной квартире в этом городе,  как у них, вернее у Его родителей…   
    Постояв под зонтиком, полюбовавшись на спящую внучку, они попрощались, оставив подарки и подбросив деньжат, вспомнив и обсудив между собой слова дочери:  «У меня теперь другая  семья и мы, мама, теперь  чужие люди…»  Это было летом  1986 года. Внучка родилась в год Чернобыля и резкой капиталистической ломки  сознания и даже совести, не говоря уже о чести советских людей. Вся причина была в том, что родители были из категории коммунистов, не сжигающих партийные билеты и не бросающихся во чтобы то ни стало разбогатеть любыми способами во благо "наследников". Тяжёлые времена, к сожалению, продолжались для всех честных  тружеников - патриотов,  никогда не грабивших ни своего государства, ни обычных   граждан...   
    Осенью 1988 года москвичка,  уже постаревшая  мать Любы Анастасия Александровна, попросила свою единственную, при  том  приёмную дочь, написав в открытке, что хочет пожить ещё раз вместе с ней в Москве хотя бы в последнее своё время... 
    Она  перенесла,  конечно, слишком  многое в своей жизни:  и  первую мировую войну,  и страшный гражданский  революционный раскол страны,  при этом получила  две  пули  в  спину  во время  белогвардейского расстрела,  оказавшись молодой  учительницей  в сельской школе  где-то  в  Сибири.  Еле выжившая чудом после этого, пережившая голодные 20-е и 30-е годы, вдруг, она, как  в  русской  сказке,  превратилась  к  40-м годам  в  знойную  красавицу,  на которую  с серьёзным прицелом  поглядывали  многие мужчины.
    Перед  новой, ещё более тяжкой войной,  она  вышла замуж за офицера – минёра, но  не  смогла  родить  после сибирских травм своему любимому ребёнка… А потом – война, долгая разлука  и естественное прощание  с  пубертатным возрастом.  Но и тут она не сдалась горькой судьбине.  Приняла на свои нежные учительские  руки почти умирающего  ребёнка, списанного  с проходящего ленинградского  поезда,  везущего в эвакуацию детей из блокадного Ленинграда. 
    Они, эти дети войны,  пережившие  голодный и холодный первый год блокады,  попали  ещё  под одну фашистскую бомбёжку где-то по пути следования в далёкий, тёплый Узбекистан.  Всё-таки удалось  выходить  девочку, потерявшую и дом, и всех родных, не имевшую никаких документов, и  Анастасия Александровна, и её семья, близкие ей люди,  не хотели расстаться с малышкой. Они всячески оберегали чудом выжившую после блокады девочку. Назвали они её Любой.
    Муж Анастасии Александровны - минёр - сражался с врагами, прочти ежедневно встречался со смертельной опасностью, но каждое его письмо с фронта дышало горячей любовью к жене и заботой о вдруг найденной дочке. «Славкина Асенька» всегда помнила тот воскресный день, когда неожиданно  встретилась с горящим  в  поле после бомбёжки поездом  ленинградцев…   Так что её  муж, Славка, Вячеслав,  горячо любящий свою  красавицу - жену,  с радостью принял новость и стал посылать жене не только письма, открытки и телеграммы с разных фронтов, но при оказии покупал и посылал разные предметы одежды и обуви  для маленькой  трёхлетней дочки, названной  Любовью. Так никогда не увидев ребёнка, он погиб в декабре 1944 года, в конце войны, когда советские войска уже вошли в Латвию и освободили Ригу... 
    Но девочка Люба, благодаря семье брата Анастасии Александровны выросла в сельской местности, где было только одно преимущество - свежий воздух, близость к живой природе.На её раннее военное детство было наложено  строжайшее вето: все родные, знающие о её происхождении почему-то всегда сохраняли тайну её появления в их семье. Люба вышла замуж тоже за офицера и начала «кататься» с мужем и детьми – внуками  «Асеньки», как всегда звал  жену Славка, по разным республикам и городам Союза.  Конечно, Любушка,дочка, сразу же «потеряла» и московскую  прописку, не говоря уже о ленинградской… В  военных  частях ведь  не давали семьям офицеров  жилья  до тех пор, пока  жена офицера   не отказывалась от прописки в  родном ей месте жительства, то есть на «малой Родине».
    
    Но вот наступило время, когда и внуки выросли, и дочь её Люба получила относительную  свободу,  можно было уже попросить её поухаживать и за матерью на старости лет, да и помочь вести хозяйство в однокомнатной "хрущёвке", тем более, что "тётя Ася" теряла слух...
-  Я  всем  соседям говорю, что ты меня никогда не бросишь  в  старости, что ты ко мне вернёшься  хоть не надолго. Всё о тебе рассказываю, горжусь  тобой, вашими с Володей успехами… Вы – молодцы, и работаете, и учитесь, и дети у вас хорошие,  а уж ты – особенная, не знаю и в кого, наверное, в Славку пошла, хоть и не видала его никогда… Это надо же, институт закончила в числе первых заочно, да ещё и с двумя маленькими детьми, потом – аспирантуру… Не  говорю  уж,  что хозяйство всё на тебе держится, мужа никогда дома нет. Есть, есть чем мне погордиться, и перед старухами во дворе на скамеечке похвастаться! Надо же! С курсантами пятнадцать лет наравне с офицерами преподавателем работаешь...
    
    Её Любушка сразу же после первого же письма бросила всё: и работу,  и женатого уже сына, и ещё служащего в армии мужа.  Она приехала накануне своего пятидесятилетия  и  первое, что они сделали, пошли  в  ЖЭК  к начальнице  и  в  местную партийную организацию, чтобы встать на учёт и узнать условия для  её  прописки  в однокомнатной «хрущёвке»  старушки - матери. Оказалось, что у них разные фамилии и для доказательства степени их родства придётся собирать многие документы. Такова жизнь!    
     Мать всё ещё хорошо держалась, только вот на ноги жаловалась, на давление.   Слух тоже слабел с каждым годом. Нужна была дочка рядом… Но  при этом  была она  уже  многолетней "ответственной  квартиросъёмщицей" небольшой однокомнатной квартиры, не владелицей, хотя и слыла большой активистской при ЖЭКе и при народном суде. Остаётся добавить, что её балкон славился на весь микрорайон цветущей густой зеленью и благоуханием  каких-то удивительных цветов.

- Ишь ты, какие сваты нашлись, упрекнули, что у вас нет в Ленинграде ни прописки, ни квартиры, - ворчала мать. -  Не  на  меня  они  напали, я бы им ответила, а ты промолчала. Теперь  начнём  восстанавливать справедливость! Тебе, как любой  блокаднице,  в раннем детстве потерявшей  всех родных, много чего положено от государства.  Надо будет хлопотать, трудно, но придётся. Не хочу, чтобы в моей квартире поселился какой-нибудь хам и ворюга. Домушников не хватало ещё в столице размещать с удобствами. Книги для тебя копила, никогда не забываю, как ты любишь их читать. Смотри, какая библиотека создана...
- Я двенадцать наименований газет и журналов выписываю,- продолжала она, - всё читаю, подчёркиваю, вырезаю и для тебя складываю в папку, пригодится для твоей работы.  Раздевайся, умывайся,  садись за стол, смотри папку, а я готовить буду, тебя кормить. Знаю, всё знаю, крутишься ты, как белка в колесе, а как следует поесть не успеваешь. Всё бегом, всё наспех. Хоть у меня поживёшь и поешь и вкусно, и спокойно…
   
    Люба и раньше всегда старалась хоть проездом заглянуть к матери, брала командировки. Вот тогда  Анастасия Александровна  радовалась, как ребёнок.
-  Ты выбери хоть один денёк с утра, сходим в наш кинотеатр "Полярный" на самый ранний утренний сеанс. Я каждый понедельник  хожу. Для пенсионеров по льготной цене. Но ведь беда: слышу всё хуже даже с аппаратом. Сходим вместе, ты потом мне всё  расскажешь, а я, когда уедешь, ещё раз схожу… 
- Ты учти… Все соседи знают, что  всё  моё твоим  будет, когда  я  вас  навсегда  покину… Напишем в архивы, получим  документы, до Верховного  суда и до Верховного Совета СССР дойдём, а ты у меня получишь свою квартиру. В крайнем случае эту мою можно будет обменять…  Родилась  ты там, в Ленинграде,  имеешь  полное право! И внучка моя, Настенька, родилась там же,  у  неё  даже   медаль есть «Рождённой в Ленинграде»!
    Они только начали хлопотать,  но  тут же  за их  вечерним праздничным столом с классическими русскими курниками и капустными  пирогами  раздался  телефонный звонок  из  Ленинграда.  Дочка после краткого поздравления мамы с юбилейным днём  рождения сообщила, что она ложится  в  роддом,  ждёт на днях  рождения  второго ребёнка. Нужна срочная  помощь. Муж занят. Пришлось бросить все начатые было дела в Москве.            
     В  Ленинграде выяснилось, что дочка  довольно благополучно родила сына, да ещё ухитрилась произвести его на свет Божий  в день рождения   А.С. Пушкина.
- Ну, и молодец Леночка! Угодила! – торжествовала теперь уже прабабушка Ася,  много лет проработавшая в московской школе учительницей русского языка и литературы. - Надо бы его  назвать  Александром,  может поэтом будет. Только, честно говоря, я хочу попросить, Леночка,  тебя  и  твоего  мужа  назвать сыночка  Славкой,  Вячеславом… Ой, он так тебя полюбил, сколько  посылок  присылал  с  фронта из разных  мест, при первой возможности. Любил, но так никогда и не увидел… Погиб от какой-то проклятой, совсем  маленькой  снайперской пули…
    Всё это говорилось по телефону. Ну, а пока  бабуле  Любе  пришлось заниматься с трёхлетней внучкой  Настенькой, у которой вдруг обнаружилась  сильная аллергия, да попутно  нянчиться  с новорожденным  Славчиком  и  ухаживать за роженицей Леночкой, у которой началась  ярко выраженная грудница  с  высокой температурой.  Целый  месяц Люба выбивалась  из сил,  но старалась, как могла. Ей  ведь  и  самой исполнилось уже 50 лет и начались снова прежние проблемы со здоровьем. Зять же целыми днями  был занят  на  работе.  Сватья, та самая «ленинградка»,  даже  не появлялась. Внуку было уже почти полтора месяца.  А силы были на исходе…
    И вот однажды зять приехал пораньше, чем обычно. Тёща извиняющимся тоном объяснила ему, что приготовила только рисовый молочный суп, накормила дочь и внучку и предлагает зятю покушать то же самое. Хмурый, как обычно зять,  недовольно  сказал, что такого он "вообще  не ест"… На это, тёща, улыбнувшись, возразила, что  придётся  иногда  изменять  привычкам, ведь теперь  в семье двое детей  и приходится  буквально «разрываться» в хлопотах. Для этого она  купила  и привезла  с собой из Москвы красивое издание книги «Детское питание».
    На  это  зять  разгневался, схватил  нож  и  начал чистить картошку,  попутно  ни с того,  ни с сего обозвав  тёщу  «стервой». Тёща   ахнула  от  такого грубого  и  ничем не заслуженного оскорбления.  Никто, никогда не называл её так.   Она  инстинктивно  подняла правую руку  в  неудержимом желании дать пощёчину негодяю, но усилием своей  преподавательской  воли  собрала  воедино  всю свою выдержку  и  многолетний опыт жизни  в военном городке, остановилась во время, выйдя поплакать  в ванную комнату.
     А  зять  бросился к больной ещё жене, у которой температура была весь день под сорок, и, наверное, чуть ли не слезами на глазах, как доморощенный актёришка,  солгал ей, заявив, что её "любимая мамочка" ударила его по лицу… Как можно было  оправдать такое поведение взрослого мужика? Только тем, что он делал всё, чтобы "тёща" уехала в свою "провинцию".
    Он, по-видимому, сообщил не только жене, но и многим другим о таком страшном, «неблаговидном поступке»  тёщи,  потому что, когда через много лет умирал от рака  в ленинградском хосписе  муж  Любы, то он буквально накануне смерти спросил у жены: «Правда ли, что ты ударила зятя по лицу?»
- Я  тебе сразу же по приезде честно  рассказала со всеми подробностями об этом случае. Помнишь, я даже поклялась тебе в этом.  И  до  сих пор горжусь тем, что сумела сдержать себя  и  не  испачкала  свои  чистые  руки  о его поганую  рожу.  Понимаешь, прошло  с  рождения внука 27 лет и до сих пор он не извинился передо мной за «стерву», да ещё  за  клевету, ложь, оговор. Это же по большому счёту подлежит уголовному делу, если бы были свидетели...  Вот такой это человек! Я  часто думаю, едва  ли его можно считать человеком… И за что только дочка  любит этого хама?  Неужели до сих пор и ты не верил  мне?  Ты же знаешь мой характер,  мы  прожили  вместе с тобой   полных  55 лет!  И ты до сих пор сомневаешься? Я  всегда  говорила  тебе  правду,  даже тогда, когда мне это было очень невыгодно,  только правду!  Почему ты не сказал мне сразу?  И дочери надо было выслушать обе стороны!
    Через  неделю  после  этого  разговора  состоялись похороны  её  мужа…  Умер он в пасхальный день.  Когда Люба  приехала в хоспис, священник  приходской церкви  этого района увидел её ещё в самом конце коридора и сразу же направился  к  ней в своём золотистом из парчи праздничном облачении.  Люба знала, что  не так давно он исповедовал, причастил и соборовал её мужа.  Священник подошёл к ней, обнял, поцеловал и сказал:
-  Вот и ушёл от нас Володенька, мы его все так полюбили… Какой был человек!  Гордиться надо… И умер на Пасху, а мы, священнослужители,  только мечтаем умереть в такой день… Держитесь, Любовь Алексеевна, вам будет очень трудно… Крепитесь!
   
    За поминальным столом  в маленькой кухне, который накрыли зять и внук,вечером собрались только ближайшие родственники. Люба, теперь уже  вдова,  попросила всех припомнить и рассказать что-то хорошее о своём муже, почтить его память лучшими моментами,  предложив  начать по кругу  по старшинству. Старше всех за столом была  её  сватья,  мать  этого  плохо  воспитанного  зятя. Сват  был  к тому времени уже  в местах  неведомых, в вечном царствии небесном…  На  правах  хозяина ленинградской квартиры  зять  сразу  же  перебил тёщу:
-  Можно начать и с младшего, - предложил он, глядя на своего уже взрослого сына. -  Ну,  Гордей, расскажи нам, как вы с дедушкой «отдыхали» в Казани, как он возил тебя на машине, как запирал тебя одного в ней и ты задыхался от жары…
   Всё  это  зять  произнёс,  с улыбочкой,  издевательски поглядывая на тёщу. Она и тут, сжав  свои нервы и слёзы в тугой комок, сидела, молча опустив голову. Никто не произнёс ни слова… Через минуту она встала:
-  Извините меня, я плохо себя чувствую… Можно я пойду прилягу?
-  Конечно, мама, приляг в гостиной на диване… Там постелено! – предложила дочка.
    В  гостиной  Люба увидела, что диван занят.  На  ею  же купленной простыне улеглась крупная собака, красивая Хаска.  Прикрыв дверь,  Любовь Алексеевна  сказала ей  с упрёком:
- Ну, а  мне где теперь можно прилечь?  Я ведь так устала и мне очень хочется плакать, я еле-еле держусь…
    Хаска  тут  же  поднялась и уступила  диван, когда же гостья легла, она  обняла  её  своей левой лапой,  слизнула  слезинку,  прижалась головой, успокаивая женщину, вдову,  похоронившую  мужа, которого встретила  когда-то  давно  двадцатилетней девушкой  с длинной косой, а сегодня  навсегда отдала  сырой земле.
     Хаска оказалась одним-единственным живым существом, глубоко чувствуя всю силу многолетней привязанности и тщательно скрываемого непоправимого горя…  Она   прикасалась осторожно, разделяя  огромное внутреннее чувство потери  и всё обостряющейся, давно сдерживаемой печали. Кто научил её такому чуткому, ласковому сопереживанию?  Где это было  заложено в её огромном, сильном, ещё   молодом собачьем  организме? Нет, она не сумела передать зятю, проживая  рядом с такой  «ленинградской пропиской»!  Всю силу нормального, честного  и  чистого  отношения к близким людям.  Почему  не  научила его жену  бережному  отношению   к  родной матери, так много заботившейся о ней, начиная с периода ещё до её рождения и до настоящего  мгновения? 
     Почему зять никогда не был  благодарен  ей,  жертвовавшей  своим здоровьем  и  даже  жизнью,  отдавшей  так много сил  для сохранения семьи, для воспитания детей?  Думая обо всем этом, она как-то незаметно  уснула…  Проснувшись, она обнаружила, что все  разошлись  по  своим комнатам, а сваха уехала  к себе домой,  даже  не попрощавшись,  не попросив извинения за некрасивое поведение  своего сына. Поняла ли она, да и все присутствовавшие, чтО он произнёс вместо прощальной речи в адрес своего совсем недавно умершего тестя?
     Тестя,  который  чуть ли не двадцать лет подряд  каждое лето, приезжая в отпуск,  как говорится,   «пахал»  на его участке: скашивал траву,  поднимал целину, делал «ступени», так как участок имел сильный наклон  в  сторону озера.  Он  сажал  картофель  и  кабачки,  пропалывал, окучивал…  Тесть был страстным  рыбаком  и снабжал своей  удочкой  всю семью  только  что  выловленной, озёрной рыбой  почти каждый день.  Мало  того,  он,  пенсионер,  являлся  бесплатным «личным шофёром»,  встречая с пригородной электрички всех  членов семьи, их  друзей,  гостей  и  провожая  их  до  вагона поезда.  По первому  телефонному звонку он, как офицер,  вскакивал, одевался и мчался  на машине, особенно тогда,   когда надо было поехать за асбестом, гвоздями и другими необходимыми  на даче предметами, разыскивал  всё это  в магазинах, наматывая  на спидометр  иногда сотни километров…
    Больше  Люба  не уснула. Она сидела на диване,  рядом примостилась  Хаска, положив голову на её сильно распухшие  ноги.   Люба  перелистывала  маленький альбомчик с фотографиями, сделанными покойным мужем, когда внук во втором классе получил задание написать и защитить тему «Как я провёл лето?» Он жил с ними в Казани, они часто ездили на машине. Вот,  город Владимир,  монастырь в Боголюбове,  их  остановка у  древнейшего  храма  Покрова Богородицы. Его знают все туристы, и наши, и зарубежные. Когда храм  уже действовал, только-только   родился князь Игорь, Новгород-Северский, защитник русских людей на Дону....
    Старица… Вот здесь она вошла в воду вместе с внуком, обошла озерцо и показала, что нет никаких глубоких ям, безопасно, можно учиться плавать. И он тут же начал плыть без всякой поддержки!   Впервые  он  перестал  бояться воды!  Вот Казанский зоопарк. Внук сидит на коне. Вот парк на Арском поле.  Внук  сидит  на высоком верблюде, крепко держит вожжи. Вот ещё: вокруг шеи внука - красивый,  дрессированный, заранее накормленный удав.  А тут у их дома, качается на детских качелях.  А  вот они с дедом поехали на окраину Казани, чтобы набрать баллоны и привезти  родниковую  целебную воду, чтобы  пить всем  и готовить пищу  только на родниковой водичке. А здесь, в Карелии, опять  с  дедом они набирают воду из частного  колодца, вежливо   попросив   разрешения  у  хозяев.
     А вот такие фотографии  принёс  ли  и сохранил ли  хоть кто-нибудь из их класса?  Это – солнечное затмение 1999 года, внуку исполнилось девять лет.  Утром проснулись, а в Казани закрыто всё  небо тучами, идёт дождь, Солнца не видно. Все расстроились: срываются планы.  Скоро дед приехал из автомастерской радостный. Подремонтировал, поговорил, проконсультировался и, главное, узнал, что в Мордовии – погода отличная на весь день.
-   Собирайтесь!  По-военному быстро! Завтракать будем на лужайке, берём клеёнки и спальный мешок. Продукты я уже  закупил!  Сейчас заправлю новую плёнку в аппарат и поехали!
    Прибыли во время:   скоро    уже  начнётся  такое  редкое астрономическое событие в нашей средней полосе. Подъехали к мосту через речку  Большая  Цивиль. Вот-вот, сейчас, ещё минута. Началось!  Смотрели через заранее приготовленные, засвеченные   плёнки.   Достали бинокль, подаренный  внуку  к  этому  случаю, конечно  же, купленный любящей бабушкой.  Вот появилась щербинка у краешка Солнца с левой стороны!  Вот она увеличилась,  вот подошла  к середине… Неужели  внук  забыл  тот момент, когда увидел впервые, что на яркий солнечный диск надвигается тёмной стороной Луна?  Боже, как радостно, громко, отчаянно он закричал в этот памятный для любого человека момент. Он кричал долго, возбуждённо, прыгая от неожиданности, буйно проявляя свой восторг, а дедушка радостно улыбался, доставив жене и внуку такую радость, не пожалев бензина, увезя их из пасмурной  в  этот  день Казани в солнечную Мордовию,  в соседнюю республику.  Он  все  старался  запечатлеть  эти непередаваемые простыми словами минуты…  И сумел это сделать!  Вот эти фотографии…
    Разве  двадцатисемилетний внук не сумел бы рассказать об этом дне, который он провёл с бабушкой и с теперь уже покойным дедом?! Почему его отец не дал слова своей матери, которую  много раз  встречал и провожал на своей машине только что на их глазах захороненный дедушка?  Почему  зять  не дал слова никому, даже единственному  сыну, даже потеряв свою любимую девятнадцатилетнюю, похороненную  на том же кладбище дочь, начинающую талантливую художницу? Почему он так не добр к людям?  Кто-нибудь может это объяснить?
    Почему его мать, крикливая, хамоватая,  скандальная особа, не «заткнула рот» своему сыну, оскорбившему всех тех, кто скорбил  в эти минуты об ушедшем  от них  навсегда  человеке, полковнике, орденоносце, ракетчике, защищавшем  СССР долгих 37 лет вместе с другими сослуживцами, создавая  и  обслуживая  «ракетный щит»,  оберегая  от всякого посягательства  открытых и скрытых  империалистов   мирный труд  и  покой наших граждан?
   Любовь Алексеевна вспомнила, как выстроились два взвода курсантов, как четыре офицера  развернули флаг Российской Федерации,  как раскатились выстрелы, словно провожавшие в воздухе  душу полковника, честно и добросовестно отслужившего народу…
    Всё это Любовь Алексеевна хотела произнести после своей сватьи, которая была старше её на десять лет и лучше помнила войну и страдания нашего народа, тем более, что всю войну прожила на Волге, недалеко от Сталинградской битвы…   
     Понимает  ли  их  дочь всё  бездушие  мужа  или она за долгие годы жизни с ним, «перевоспиталась по его подобию»,  давно предав своих родителей и всё, чему они старались  её  научить?  Доброте, бескорыстию, чести, отзывчивости,  взаимопомощи  и  прощению…  Больше никогда   Любовь  Алексеевна, московская учительница,  уважаемая жителями чуть ли не всего микрорайона,  не переступала  порога  этой ленинградской квартиры, где её,  наверное,  продолжает пока  ждать только  чуткая  северная  собака  Хаска…
                Конец  первой  части
                Продолжение следует