Серёнька

Помню это лохматое седеющее чудо, летящее с пригорка к подъезду на зелёных «Карпатах», с растопыренными в стороны ногами в сандалиях на босу ногу, огромные ногти — едва ли не тормозные крюки, и дикий матерный крик из недр испитого горла: «[Разойдись], тормозов нема!» Справа от гонщика кубарем катится Кузька — старый, грязный лохматый, в цвет волос хозяина добродушный пёс-болонка. Искр из-под подошв не видно, но будь они, ничего б удивительного в этом не было — так картинно и естественно возвращался домой наш сосед Сергей из квартиры напротив. «За глаза» звали его Серёнька.

Мастер на все руки. И как часто бывает в наполовину творческой среде, слабохарактерный человек с умением утверждаться алкоголем, как и принято в определенных кругах.

Спал везде. Подушкой ему периодически служили все углы, ступени и проходы от входной двери в подъезд до каждой из квартир на лестничной клетке. Стоячие, сидячие и бездыханные горизонтальные позы осваивались им за милую душу, в кою вливалось горючее всех запахов и цветов радуги.

В углу первой комнаты с окном во двор стоял огромный аквариум с карповыми — гигантскими цветастыми вуалехвостами, кометами, угольно-черными телескопами, удивлённо глазеющими в разные стороны на манер хамелеонов, и бледно-жёлтыми лягушками. Прибывшие из местного водоёма тритоны имели трёхлитровую резиденцию на окне. Ещё в аквариуме сновали прудовые караси незаметного на фоне грунта цвета. Вот и весь зооуголок, к которому я имел доступ на правах наблюдателя.

Жена его, Галина, женщина чуть построже, слабого пред искушением пить или не пить мужа держала в дырявых ежовых рукавицах, те и растрепались. Брак оправдал своё название и в конце концов развалился. Надо сказать, что лет мне было немного, около девяти, когда они расходились. Помнится, оставил он мне ключ от квартиры и строго приказал не отдавать Галине, если та объявится, а сам ретировался «по делам». Недолго думая, явилась Галина и давай ключ просить, кастрюли, мол, взять. Отдал. Унесла кастрюли. Вернулся Сергей. Пожурил меня за невыполнение задания и второй раз мне ключ не давал. Видно, Галина в небольшой сумке унесла не только кастрюли,  но и унитаз. И правда, коли не в чем готовить еду, то и незачем на нём сидеть. Такова логика момента. Из-за чего же и когда именно не стало предмета важной необходимости, уже некого и спрашивать. То ли продан, то ли разбит — одному архивариусу судеб известно, последний свидетель этой истории нынче далеко.

Когда Кузьку сбил автомобиль, Сергей устроил поминки с бутылкой водки посреди двора, за столиком, запивая горе горькой и предлагая желающим.

Сергей ещё пожил один в своё удовольствие — пил, курил, орал, валялся. Осваивал практики лежания перед домом, на лавке и в ранее облюбованных местах подъезда. Сигаретой в пьяном угаре сжёг матрас, отец мой успел открыть его квартиру и вытащить, иначе всё бы закончилось несколько раньше. А так незатейливый хозяин жилплощади продал своё имущество и выбыл в неизвестном направлении. Квартиру по сей день снимают жильцы, периодически сменяясь. Интересно, санузел восстановили?

А что, если бы жизнь сложилась иначе? Окажись его женщина чуть-чуть изобретательнее, сонастроив две судьбы в колею совместного творчества, а не потребления огненной жидкости и никотина, что тогда? Но всей истории мне доподлинно не известно, это всего лишь память ребёнка начальной школы, где становятся всё более размыты отвратительные эпизоды, а остаются любовь к живому — собаке, котам, рыбам, его помощь в работе, весёлый нрав и поучения. О пользе этих поучений трудно сказать, но смеялись мы с друзьями и с ним, и над ним, и между собой. «Привет, шнурки!» — иногда бросал он нам, сидящим на лавочке у подъезда, возвращаясь трезвым, и говаривал, что отвечать непременно надо «привет, ботинок!» А как радовался, когда мы именно так и отвечали!

Мы тогда не знали, что был такой анекдот. В класс с новой учительницей входит директор школы, здоровается:
— Привет, шнурки!
— Привет, ботинок! — хором отвечает класс.
— Вот эта подошва будет вас алгебре учить.

Вспоминаю его с теплом. Да, есть такое свойство у человеческой памяти — идеализировать реальность и забывать зло. Иначе бы мы не выжили. Таких умельцев по гипсовой лепке я больше не встречал. Его простодушие и доброта стоят гораздо больше тех слабостей, с которыми нынче борются каждый как может. Или бросаются в омут и пропадают. Один на один с зелёным змием.

Завершу историю ярким воспоминанием моей мамы: стоят они с соседкой Ириной со второго этажа на балконе, разговаривают. Увидели джентльмена в сером костюме. Причесан, дипломат в руке. Каково же было удивление, когда он подошел ближе. Оказался Серёнька!

В костюме, с дипломатом и причесан. Голова, мысли и дела в порядке, и жизнь, Бог даст, наладится. Не сдавайся, Серёга!

Больше мы его не видели.