Друг мой Вовка

Мое детство прошло в маленьком рабочем посёлке, расположенном на Карельском перешейке недалеко от Ленинграда. У него даже не было официального названия, так …карьер. Там жили и работали люди, заброшенные в это место военными и послевоенными судьбами. Одни жили в старых финских домах, другие в бараках, третьи в собственных домах, построенных на скорую руку. Жили себе и радовались этой жизни в настоящем мирном времени, а о прошлом не вспоминали. Наверное, это было не принято.

Взрослые работали на предприятии, где добывали гравий, использовавшийся для строительства Ленинградского метро. Выработанные места были тогда похожи на пустыню, по краям которой были песчаные горы, граничащие с лесом, их мы называли забой. Зимой с них было здорово кататься на лыжах и санках. Вообще-то, это было опасно, родители запрещали нам туда ходить, рабочие гоняли, когда видели. Но дети - свободолюбивый народ, ведь именно туда, куда нельзя, им и надо.

В моём далеком дошкольном детстве у меня был друг Вовка. Он был моим другом, потому что жил в соседнем доме и был моим ровесником. Мы были одного роста и оба с веснушками. Только Вовка был рыжеволосый, а мои волосы были цвета соломы. У Вовки была родинка на руке, которую он всем показывал. Кто-то ему сказал, что это его Бог поцеловал, и это его особая примета, которой он почему-то гордился. У меня же была небольшая родинка на лбу, но я ее, наоборот, старалась прикрыть челкой.
Мой папа был Вовкиным крестным, но это тогда не рекламировалось.
И ещё мы с ним были любители приключений, которые сами придумывали.

Детского садика у нас в посёлке не было. Когда Вовкины родители уходили на работу, его оставляли под присмотром моей бабушки. Моим родителям в этом плане было проще. У бабушки и своих забот, правда,  хватало: корова, куры, огород, обед на всю семью, а тут ещё мы с Вовкой, но она не отказывалась. Она была строгая, но добрая. Просто ей приходилось приглядывать за нами вполглаза, что нас-то как раз вполне устраивало.

Однажды летом мы играли с Вовкой и другой малышней на куче песка. Кто-то из родителей привёз и высыпал у Вовкиного дома машину песка (наверное, с залива). Это была наша песочница. Мы строили дороги, мосты, туннели и гаражи, возили на игрушечных машинах песок, совсем как взрослые. Вскоре малышня ушла по домам, их позвали обедать. А нам стало скучно.
- Вот бы сейчас на санках или на лыжах покататься, - мечтательно сказал Вовка.
- Да, - протянула я, - это было бы здорово! А можно ведь и сейчас покататься в забое, - пришла мне в голову гениальная идея, - вместо санок можно взять одеяла, например.
Вовка просиял.
- Точно! Айда! Пошли туда! - радостно воскликнул он. И тут же побежал домой за одеялом. Я тоже отправилась домой и хотела попросить одеяло у бабушки, но они с дедом ушли доить корову на пастбище, и дома никого не было. Дома в посёлке не закрывались, просто дверь подпиралась лопатой или ломом. Я взяла своё старенькое детское одеяльце линяло-розового цвета и пошла за Вовкой.
Он уже бежал мне навстречу. В руках у него было красивое шелковое цветастое покрывало, сдернутое с кровати его родителей.
- Одеяло какое-то тяжелое и неуклюжее, а вот покрывало и нести легче и скользить будет лучше. Видишь, какое оно гладкое, - радостно говорил Вовка.
- У нас такого нет, - грустно ответила я, - но ничего, и мое сойдёт.
- Ты можешь разок проехать на моем, - щедро предложил Вовка свои «летние санки».
Вообще-то он был не жадный, всегда делился со мной всякими бутербродами, с которыми иногда выходил на улицу. Моя бабушка уличную еду не поощряла и не разрешала мне «кусовничать». А ведь есть на улице было намного вкуснее, чем дома.

Но сейчас, забыв про обед,
мы весело побежали на забой. Сразу забежали наверх, туда, где ещё был лес. По краю леса дошли до забоя. Выбрали самую высокую горку, сели на свои «санки» и вперёд. Но вопреки ожиданиям, «санки» ехать быстро не желали, приходилось все время отталкиваться ногами, которые тонули и вязли в песке чуть ли не по колено. Вовкино покрывало не оправдало его ожиданий, скользить быстро оно не хотело. Пыль летела столбом. Мы пробовали ложиться на одеяла плашмя и отталкиваться руками. Но это тоже не помогало. Гравий это не снег и даже не морской песок. И мы с Вовкой убедились в этом на практике. Кое-как удалось спуститься, не с’ехать. На одеялах образовались дыры, и вид у них был совсем не товарный.

Второй раз подниматься в гору по песку не хотелось. Поездка вниз тоже уже не вдохновляла, поэтому все в пыли и песке мы поплелись домой.
Куда деть одеяльце, превратившееся неизвестно во что, я не знала. Сунула его в кладовку.
А Вовка, не особенно задумываясь, постелил бывшее шелковое покрывало, больше похожее теперь на грязную пыльную рваную тряпку, на то место, откуда взял. Все честно.

Скандал разразился вечером.
Я уже успела забыть про наши гонки на одеялах, как в нашу дверь решительно постучали.
- А гэто. Здрасьте! - сказала, входя к нам Вовкина мама.
Она всегда начинала разговор с этого странного слова « а гэто» и потом часто вставляла его между предложениями. Тетя Маруся была женщина небольшого роста, кругленькая, с круглым личиком, пухлыми губками, быстрыми глазками, которые все старались увидеть и запомнить. Она всегда ярко и хорошо одевалась. Но голос ее был резкий и пронзительный. Она всегда все про всех знала и всем это рассказывала. А у нас дома, наоборот, было не принято обсуждать чужих людей, мама всегда это пресекала и осуждала. Да и бабушка моя тоже была сдержанной на слова. Но тетю Марусю это не смущало, и она охотно рассказывала нам всякие новости.

Вот Вовкин папа был полной противоположностью своей жене. Он был серьёзен, молчалив, никогда не вникал ни в какие дрязги, был, хоть и не очень высокий, но стройный, подтянутый, с правильными и красивыми чертами лица и вьющимися темно-каштановыми волосами. Он, видимо, неплохо зарабатывал и не злоупотреблял спиртным (пьяным его никогда не видели). Поэтому у них был свой дом и в доме был достаток. Одно время Вовкин папа держал голубей, и Вовка очень этим гордился. У них у первых в посёлке появился телевизор с маленьким экраном и большой линзой. Но они никогда этим не кичились и приглашали смотреть телевизор всех соседей. В общем, люди они были добрые. В детстве мне все люди казались добрыми, а может, так оно и было.

Наверное, тетя Маруся опять принесла какую-нибудь новость про кого-нибудь, - подумала я.
Но на этот раз новость касалась меня непосредственно.

- А гэто. Ваша Люда, вы только подумайте! подговорила сегодня моего Вову пойти кататься! в забой! на одеялах! - сразу приступив к делу, громким высоким голосом начала она, останавливаясь и делая акцент на каждом слове.
Я вся напряглась и сжалась. Мама с бабушкой молча слушали ее.
- А ещё дочка учительницы, - продолжала возмущаться тетя Маруся.
- Их же могло засыпать песком, покалечить! Вова сказал, что в том месте никого из взрослых не было, они там вдвоём катались. Ужас то какой!
Мои молчали, только бабушка удивлённо смотрела на меня. Когда успели? - недоумевала она.
А бедная мама! Сколько раз ей приходилось слышать про эту дочку учительницы, которая всем своим друзьям старалась доказать, что она такая же, как они, а то и ещё круче (как теперь говорят) и участвовала во всех авантюрах, а некоторые даже сама придумывала. Дочка учительницы сидела, как преступник на скамье подсудимых. Но это было ещё не все. Тетя Маруся достала из сумки главный вещ. док. Это было шелковое покрывало, вернее, то, что от него осталось.
- Посмотрите только, на чем они катались! Я стояла за этим покрывалом в Гостином в очереди, взяла почти последнее, боялась, что мне не хватит. И стоит оно прилично.
Она говорила почти со слезами на глазах. А на чем каталась Ваша Люда?
- На чем ты каталась? - строго спросила меня мама.
- Сейчас принесу, - пролепетала я и пошла в кладовку за своим одеяльцем.
- Я так и знала, - торжествующе сказала тетя Маруся, - она-то покрывало хорошее не брала.
- Я взяла своё старое одеяло, - оправдывалась я.
- Мы вернём Вам деньги за ваше покрывало с получки, - сказала мама.
- Что деньги? Такое покрывало где купишь? - причитала тетя Маруся.
- Слава Богу, что дети живы-здоровы, а остальное дело наживное, - твёрдо сказала бабушка, - спасибо, что сказала про это.
Она дала понять тете Марусе, что дальше мы сами разберёмся и накажем виновницу. Та сгребла своё смертельно раненое покрывало и, попрощавшись, вышла.
- Какой же гад Вовка, - думала я, - вот предатель, все выложил. Хотя покрывало скрыть труднее, чем мое одеяльце.
Понимание, что всегда во всех коллективных проступках виновата я, потому что дочка учительницы, пришло именно тогда. Никто даже не сомневался, что это я силой затащила упирающегося Вову кататься на одеялах в забой. И мне, конечно же, попало. И в этот и в другой и в тридцать третий раз. Мама всегда долго, строго и занудно отчитывала меня, требуя обещания никогда больше ничего такого не делать. Лучше бы отшлепала, - думала я тогда с тоской. Я обещала маме, что именно такого больше делать не буду. Да и зачем повторяться, если можно придумать какое-нибудь другое приключение. Вовка всегда поддерживал меня, а я его. Когда мы учились в пятом классе, его семья переехала в другой посёлок. С тех пор я его ни разу не видела.

Давно хотела написать этот рассказик - воспоминание о детстве, но как-то все было некогда, и казалось никому, кроме меня, неинтересным и неважным. Иногда даже думалось, что это все было так давно, что уже перестало быть реальным. Неделю назад рассказала этот случай соседке, просто к слову пришлось. И вот, представьте: мысль материальна.

В субботу на даче жарю кабачки. Дача наша находится в том же посёлке моего детства, только старый Финский дом, в котором мы когда-то жили, уже развалился, и мы построили небольшой дачный домик.
Вдруг дочка говорит:
- Мама, тебя спрашивает какой-то незнакомый мужчина.
Ну какой ещё незнакомый мужчина? Не иначе, как собиратель металлолома из бывшей братской республики. Я выглянула в окно. Мужчина был действительно незнакомый, немолодой, но приятной наружности, невысокого роста, кудрявые каштановые волосы, правильные черты лица.
- Неужели не узнаешь? - спросил он, улыбаясь.
- Нет, и даже никаких вариантов.
- Ну, а вот это помнишь? - и он показал родинку на тыльной стороне правой ладони.
- Ну, родинка и что? - все ещё не узнавала я.
- Ещё бы, 56 лет не виделись. Я бы тебя тоже не узнал.
Меня в этом дачном прикиде мало бы кто на самом деле узнал. Расслабилась тут. Все-таки предупреждать надо. Не люблю сюрпризы.
- Я Владимир, Вовка, мы с тобой росли вместе. С трудом тебя нашёл. Вашего дома-то нет. Но мне Галка подсказала, где ты теперь живешь.
Галка это тоже наша одноклассница и участница многих наших авантюр. С ней мы проучились вместе до 10-го класса. У неё дача тоже в нашем посёлке, но видимся мы редко. Все дела какие-то. Раньше хоть в транспорте встречались, а теперь все на своих машинах на дачу приезжают и на свои участки за свои заборы. И пашут, пашут…

Ничего себе: только вспоминала про Вовку, а он взял и приехал! Где-то я читала, что наш мозг это антенна, улавливающая из эфира разные сигналы. Вот Вовка и поймал мой сигнал. У меня иногда такое случалось.

Единственная фотография, где мы с Вовкой. Он на последней парте, рядом с учительницей (моей мамой). Мы с Галкой на первой парте. 1962 год.