Секс как борьба

На журналистских тусовках случается разное. Иногда они носят сугубо «датский» характер, и тогда, кроме юбиляра и его друзей, собирается окололитературная публика: друзья друзей, их подруги, подруги подруг. Есть в этом кругу дамочки со стажем, признанные и опробованные. У таких вечный мандат на право посещения любых тусовок не по приглашению, а по их собственному желанию.

Маргоша бывала на журналёрных сборищах часто. Сидела, улыбалась, молчала и приветливо посматривала на собравшихся. Кто-то время от времени смотрел на неё, поднимал руку в приветствии. С кем-то она то и дело выходила покурить.

На этот раз сборище было в честь юбилея одного из корифеев. Столы стояли буквой П. На них, несмотря на незажиточность юбиляра, можно было заметить бутерброды со шпротами, колбаской, помидорками. Стояло несколько открытых банок с консервами в томатном соусе и пластиковые упаковки майонеза, кетчупа и горчицы. Кое-где виднелись прозрачные ёмкости с селёдкой в виде пресервов. На газетках горками лежало нарезанное сало и ломти разноцветного хлеба. Ни вилок, ни ложек не наблюдалось. Посреди каждого стола стояли матрёшки пластиковых стаканчиков, с которых при появлении нового человека снимался один. В центре столов грудились бутылки с водкой, полторашки с минералкой, а через стол от Кости сгрудились литровые тетрапаки с дешёвым вином. Короче, столы практически ломились от еды.
Костя совсем недавно причастился к этому братству и держался скромно. Ему досталось место с внутренней стороны одной из «П-шной» перекладины. Чтобы увидеть юбиляра, приходилось после каждого тоста поворачивать голову вправо. По мере того, как тосты стали звучать всё громче и неразборчивее, Костина шея поняла, что поворачивать голову ей нет никакой необходимости. Юбиляра окружили мужики, которые входили в ближний круг, а также дамы, видеть которых в этот день ему было особенно приятно.

Костик оторвал взгляд от бутербродов и увидел прямо перед собой Маргошу. О том, что она – Маргоша, Костик узнал, когда все расселись по местам. Она увидела незнакомое лицо, протянула через стол узкую ладошку и представилась. Взглянув ей в лицо, Костик понял, что не стал бы её рассматривать, поскольку ничего особенно примечательного в лице женщины заметно не было. Вот и теперь он бы и не смотрел в её сторону. Но она зачем-то встала, и прямо перед лицом Костика, только через стол, оказались её бёдра. Они выглядели достаточно впечатляюще. Он поднял глаза чуть выше и увидел, что плечики у женщины значительно меньших размеров, а две выпирающие в положенных местах части выпирают весьма недурно. Плеснув водки в пластиковую невесомость и опрокинув её содержимое в рот, Костик потряс головой и снова посмотрел на Маргошу. Чего это она всё стоит? Оказывается, Маргоша что-то говорила. О! Тост! Костик стал вслушиваться, но так ничего и не понял. Слишком шумно было в гулкой аудитории вуза, которую журналюгам предоставили для банкета. Да и от выпитого он почему-то слегка оглох.

Но что это? К Маргоше направляется Святослав Петрович, редактор одной из популярных газет. Возраст сделал своё дело, и седовласый мужчина шёл настолько медленно, насколько позволяли ноги, при каждом шаге подламывающиеся в коленях. Такое впечатление, что Святослав Петрович приплясывал на ходу. Он обошёл стол и, подойдя к Маргоше, стал томным взглядом смотреть ей в лицо. Веки каменно опускались. Казалось, что он вот-вот – и уснёт. Но каждый раз, когда веки поднимались вверх, Святослав Петрович снова впивался взглядом в Маргошу. Наконец, она закончила говорить, опрокинула в себя содержимое пластикового стаканчика и, как будто закусывая, привлекла к себе стоявшего рядом седовласового мужчину и влепилась ему в губы пылким поцелуем. В том, что поцелуй был действительно пылким, Костик убедился, заметив, как приоткрылись рты целующихся. Они как будто высасывали друг друга. Костик с трудом повернул голову вправо. Юбиляр отвлёкся от дам, которые заглядывали ему в рот, и напряжённо смотрел на целующихся. Потом он показал на них рукой и сказал что-то совсем не слышное, но Костик почему-то разобрал слова
.
– Голубки;, – долетело до Костика.

Вокруг зааплодировали. Костик привстал и плеснул водки в пустые стаканчики напротив. Народ радостно подхватил спиртное. Голубки; вдруг отвернулись друг от друга. Маргоша села на своё место, протянула Костику пустой стаканчик и повернула голову в сторону тетрапака. Костик отрицательно покачал головой и сказал:

– Нет, водки, только водки. После такого поцелуя…

– А домой меня кто повезёт? – игриво прохрипела Маргоша.

– Видно будет, – подмигнул ей Костик, и они беззвучно чокнулись пластиковыми стаканчиками.

Расходились, когда основательно стемнело. Пока шли толпой до магистрали, только однажды прошмыгнул припозднившийся прохожий. Услышав громкие голоса, он ссутулился, воровато оглянулся, поднял воротник куртки и почти побежал в сторону автобусной остановки.

На чём уехать? Народ рассасывался довольно быстро. Кто-то забирался в маршрутку, хватаясь за двери как за фюзеляж самолёта перед прыжком, кто-то махал руками, пытаясь остановить такси или попутку. Костик взял Маргошу под руку и повернул к себе. Та послушно развернулась и заинтересованно посмотрела ему в глаза. Недолго думая, Костик, припоминая движение ветерана на банкете, всосался ей в губы. Она сначала упёрлась ему в плечи, а потом приобняла и привычно приоткрыла рот. Через мгновение Костик уже не понимал, кто кого сосёт. Казалось, она сейчас заглотит его целиком. Вот почему к ней ходили старпёры за поцелуями. После такого можно и кони двинуть – больше в жизни ловить нечего…
Несмотря на темень, народ разглядел, что происходит.

– Нет, я так не могу, – послышался голос известного публициста. – Чтобы на людях, да вот так…

– Эй вы, двое! – Костик узнал голос своего друга Стасика, репортёра отдела информации. – Хватайте машину и дуйте отсюда. Оба!

Костик оторвался от Маргоши и оглянулся. На дороге показалась машина. Костик махнул рукой. Машина тормознула рядом с ним. Народ было кинулся к ней, но Костик уже втолкнул Маргошу на заднее сиденье и, плюхнувшись, потянул за собой дверь. Можно расслабиться. Оставшуюся часть ночи этого сделать, вероятно, уже не получится.

***

Маргоша вела себя словно кошка. Войдя в квартиру, она, не обращая никакого внимания на Костика, прошла на кухню, в ванную, проверила, как работают краны, спустила воду в унитазе. Подойдя к кровати, прямой рукой несколько раз нажала на матрац. После каждого движения вниз она замирала, словно прислушивалась к своим ощущениям, давила ещё раз. Снова прислушивалась. Подошла к окну, выглянула на улицу. Ничего не увидела, кроме ночи да нескольких горящих окон в доме напротив. Наконец, удовлетворившись осмотром, посмотрела на Костика.

– Что, чай? кофе? или?..

– … Потанцуем? – в тон ей ответил он и сделал шаг к ней.

– Тихо-тихо. Не спеши. Сначала покурим.

– Ну, и кофе не помешает.

После кофе и сигареты Маргоша направилась в ванную. Костик быстро осмотрелся. Что может заинтересовать эту любопытную и, уже очевидно, великовозрастную девицу, когда он отлучится? Едва он успел засунуть подальше мобильник и бумажник, как явилась Маргоша, в одном полотенце поперёк туловища. Не глядя на Костика, она подплыла к кровати, села на край и стала поправлять влажные волосы.

Когда он вернулся, Маргоша лежала под одеялом. Костик утопил клавишу магнитолы, приглушил звук, зажёг пару свечей, заранее приготовленных и стоявших на столе, и забрался в постель со стороны стенки.

Первое, что он увидел, были холодные глаза Маргоши. Она смотрела на него спокойно и с неким вызовом.

– Ты что? – шепнул Костик, подбираясь к ней поближе.

Совсем не хотелось играть в гляделки. Поэтому он прижался к Маргоше вплотную, стал целовать её шею, за ухом, потом нашёл губы. Руки его в это время знакомились с её телом. Вся она была какая-то длинная и широкая. Талия длилась, длилась и где-то там переходила в бёдра, которые оказались необыкновенно обширными. Разумеется, чтобы носить такие бёдра, нужны массивные ляжки. Проведя рукой по Маргошиной ноге, Костик добрался до её задницы. Она тоже оказалась непомерно большой и длилась во все стороны. Опасаясь, что через мгновение он начнёт думать о том, есть ли у него возможность удовлетворить такую длинно-широкую даму, ещё мгновение – и он заморочится этим – тогда точно ничего не получится, ему станет на фиг ничего не нужно. Не дожидаясь бунта собственного организма, Костик надавил рукой на Маргошино бедро и уложил её на спину. Сам он оказался сверху, развёл коленом её бёдра и, успев ощутить чрезвычайную лохматость, нащупал влажную щель и тут же утопил в ней свой инструмент.

Опасения Костика оказались не напрасными. При каждом движении вглубь Маргоши он чувствовал, что его как будто выталкивает прочь невероятная сила. Он давил сильнее, она сильнее выталкивала. Костик посмотрел Маргоше в лицо. Оно напряглось. Видно было, что она прилагает усилия, трудится. Костик остановился.

– Ритуля, ты что?.. Тебе больно? Плохо? Что ты так сопротивляешься? Расслабься.

– Помолчи… – прохрипела Маргоша и отвернула от него своё лицо. Теперь Костик видел только её ухо. Надо было заканчивать. Он с трудом поднял тяжёлые ноги Маргоши, чтобы её таз оказался повыше, и стал долбить так, как будто вместо члена у него был отбойный молоток. («Ага. Молоток. Размечтался. Молоточек…») Шея Маргоши покраснела. Она прилагала максимальные усилия, чтобы сделать его проникновения в себя минимальными. Чем больше Костик старался, тем ему становилось больнее. В глубинах Маргошиного влагалища ему побывать так и не удалось. В него погружалась только головка члена. Едва войдя, она упиралась в непреодолимую преграду, преодолеть которую не удавалось. Появилась боль. Костик стал опасаться, что сломает инструмент. Хотя, может быть, он сам подкачал, и будь эрекция мощнее, ей бы не сдержать натиск мужчины? Да не девица же она, в конце концов! Рожала…

«Вот дурная баба…» – в сердцах подумал он и, подгоняя сам себя, довёл дело до финала.

Маргоша, как ни в чём не бывало, освободилась от мешавшей детальки, которая ко всему стала совсем уж мягкой и безопасной, повернулась на бок и спросила спокойным голосом, как будто ничего не произошло:

– А где у тебя пульт от телевизора?..

Костик молча встал и отправился на кухню.

– Курить в постели можно? – кинула ему вслед Маргоша.

– Нет! – рявкнул он, а про себя добавил в сердцах: «Перебьёшься» …
Но не успел он раскурить сигарету, как Маргоша нарисовалась рядом.

– Злишься?

– А ты как думаешь? Ты что, со мной тут в игры играть собралась?

– Ух, какие мы грозные… Ты разве против игр?

– Да пошла ты…

Костик воткнул бычок в пепельницу, вернулся в комнату и быстро стал одеваться, собирая разбросанные вещи.

– Я тебе вызову такси. Поедешь домой.

– Да ладно тебе, Костик. Ну, иди сюда…

Маргоша сидела на кровати, чуть откинувшись назад и расставив ноги.

Костик посмотрел на мохнатый куст внизу её живота, глубоко вздохнул и посмотрел ей в глаза. Маргоша и не думала смеяться над ним. На её лице действительно было виноватое выражение. Костик ещё раз вздохнул.

– Ладно. Перепил сегодня, наверно… Давай в другой раз, хорошо?

Услышав, что продолжение будет, Маргоша без слов метнулась в ванную и вышла оттуда в полной боевой готовности. Костик проводил её до такси и до утра пялился в компьютер – лишь бы не заморачиваться причудами этой дурной бабы.

Весь следующий день его не оставляло раздражение и сознание непонятной незавершённости. С чего бы это? Вроде бы всё понятно. Нет, надо разобраться. Он стал думать. С чего это Маргоша так себя вела? Зачем ей так напрягаться во время секса? Чего ей не хватает? Может быть, она боится чего-то? Вот бы узнать…

Вечером, в одиннадцатом часу, Костик забрался с телефоном на кровать и набрал Маргошин номер.

***

Новая встреча произошла не сразу. Прошло месяца три, пока острые неприятные воспоминания от встречи и поединка с Маргошей притупились в памяти, и на первый план вышло желание секса без обязательств. Из всех знакомых Маргоша для этого подходила больше всего. Она была проста и непритязательна. Если ей звонил мужик, она уже заранее знала, что в начале, в середине или в конце разговора, но он обязательно предложит встретиться на ночь. Она знала, что если начнёт кочевряжиться и строить из себя девочку, то её быстро пошлют по известному адресу и, не теряя времени, начнут искать других.

Опыт у Маргоши был специфический. Когда она ещё ходила в девицах, услышала, как отчим разговаривает с друганами, зашедшими к нему на огонёк. Они лузгали семечки на завалинке, а Маргоша лежала на топчанчике в избе, аккурат под окном. Васька-тракторист, друживший с отчимом ещё с детства, недавно вернулся с полугодовой вахты и тут узнал, что его закадычный друг Егор женился на Зинке-поварихе, да ещё и взял её с девчонкой. Дело для Егора, по мнению Василия, облегчалось тем, что девчонка была уже почти на выданье. Воспитывать её не надо было, а вот собирался ли Егор замутить чего-нибудь по другой части – это Ваську интересовало очень. Сам он был мужик холостой, гулящий. Правда, дом держал в чистоте и подсобное хозяйство у него кое-какое да было. Пётр, их третий друг, работал на ферме. В его подчинении было три доярки. Женат был Пётр давно и честно. На сторону не ходил. Они с Нюркой рожали детей. Рожали да воспитывали.

 А мать Маргоши, недаром что повариха, была женщиной дородной, крепкой, широкой в кости. Посмотришь мельком: скажешь «толстая». А если подойти поближе, да поговорить, да понаблюдать в работе, то хочешь не хочешь, а ощутишь не силу даже, а мощь. Так, бывало, смотришь на кузнеца и ощущаешь, что ему даже не надо подкову гнуть – и так понятно, что согнёт легко и непринуждённо…

Вот Ваську и зацепило – что это он, известный ***рь, обошёл Зинку стороной, а вот Егор, понимаешь, взялся за этот гуж. Оба за рулём, Егор, правда, всё больше на грузовике, да какая на фиг разница. Васька смотрел на Зинку и понимал, что не сдюжит с ней чисто по-мужски. Чтобы Зинка – и отдавалась? Да она сама возьмёт кого хочешь и согнёт в бараний рог одним движением.

 На прояснении этой животрепещущей темы Васька и построил свой разговор.
 Начал он, сразу ухватив быка за рога.

- Ну что, Егор? Как твоя семейная жизнь? Тянешь?..

- Что ты имеешь в виду? Живём… Всё хорошо вроде.  Не ссоримся, если ты об этом. Вот, крышу залатал. Сейчас баней занимаюсь…

- Да не… Я не об этом… – Васька мялся и даже вспотел. – Как ты с ней по мужской части? Справляешься?

Егор посмотрел на Ваську и хмыкнул в усы:

- Чо, завидуешь?

- Да ты не мути, Егор! Колись, расскажи друганам, как тебе с ней в постели? Мы ж много ходили налево и направо и всегда делились, рассказывали…

- Брось, Васька! Не слушай его, Егор! Совсем рехнулся, дурень! – Пётр полез в карман, достал пачку папирос, выбил гильзу одной о тыльную сторону ладони и чиркнул спичкой. Видно было, что ему самому интересно, и в то же время, негоже как-то говорить об этом, да ещё обсуждать. А вдруг и его спросят? Что ему-то сказать? Ничего особенного и не скажешь. Даже как-то стыдно и говорить-то будет…

- Не, мужики, без пол-литра я об этом говорить не буду.

- Не вопрос!

Послышался звон стаканов. Васька, видать, основательно приготовился.

После первой мужики помолчали. Разлили по второй. Егор не открывал рта.

- Ладно, мужики. Вот что я вам скажу. Первый раз я с Зинкой понял, как это – бабу завоёвывать. Стояк у меня отменный. Хозяйство не маленькое. Сами знаете, бабы никогда не жаловались – а им у нас на язык не попадайся. Чуть что не так – ославят, высмеют, света белого не взвидишь. Да вот все они ведут себя одинаково. Одни лягут, раскинутся – и делай с ними, что хочешь. Другие могут и сами инициативу проявить, даже на разные городские штучки соглашаться. А кто и сам, не дожидаясь приглашения, устраивает тебе «болеро» … Но никто, до Зинки, не устраивал со мной состязаний в тот момент, когда хозяйство проникает в её плоть.

- Как это? – Васька аж рот открыл от изумления.

- Да вот так. Зинка – баба ядрёная, все знают. Так у неё и в том самом месте этот мускул такой, что хрен пролезешь, если она не захочет. Мы, когда в первый раз с ней схлестнулись, она думала, так, проучит меня и дальше спокойно жить будет. Да не на того попала. Меня просто так не возьмёшь. Лёг я на неё, стал вводить. Ну а она возьми да зажмись. Я и туда-сюда – никак не могу продвинуться. Посмотрел я ей в глаза, а они у неё как две бойницы, и в каждой по снайперу сидит… Ладно. Что делать? Отступить? Сел я на постели. Подумал немного. Она лежит, молчит. Ждёт моей реакции. Ну, я ей и говорю:

- Хороший ты мужик, Зинка. Пойдём, самогонки выпьем!

Она «мужику» удивилась было, но тут же поняла, что я имею в виду, накинула халатик и быстро наметала на стол сальца, лучку, огурчиков, капустки квашеной. Закусон как полагается. Выпили мы с ней по пятьдесят, поговорили об урожае, о начальстве нашем, на её житьё-бытьё перешли. Снова налили да снова выпили. Долго так сидели. Уж заполночь было. Как тут она посмотрела на меня, махнула рукой, еле встала да в постель рухнула. Ну, и я рядом. Обнял её, да и отключился. А этот друг меня среди ночи будит. Торчит колом и требует продолжения банкета. Я Зинку мягко так, плавно, на спину уложил, забрался на неё да как вставлю на всю длину! Она глаза открыла и смотрит на меня, как будто и не спала. Поняла, что обошёл я её. Вот это была ночь, скажу я вам! Все её килограммы на пользу пошли. Всеми ими она меня имела, обнимала, обволакивала. Тут уж я было решил, что ей мало меня, размеров моего хозяйства. Как только подумал, а она тут как давай кончать. И орёт как белуга! Мне аж не по себе стало. Думал, стёкла из окон повылетают…
Так всю ночь мы с ней и прокувыркались. А наутро проснулся оттого, что на меня кто-то смотрит. Открыл глаза: Зинка сидит на стуле рядом, причёсанная, умытая, в новой кофте, и на меня глядит.

- Слушай, – говорит, – и думай, прежде чем ответить. Я такие слова один раз говорю. Понял ты меня, открыл. Никому не удавалось, даже отцу моей дочери. Ты, я думаю, сам всё уразумел. Так что если хочешь – женись на мне. Буду я тебе хорошей женой. И в постели доволен будешь. Того, что первый раз было, с тобой никогда больше не будет. Ну а после тебя мне другие и не нужны. Таких повторений не бывает…

Вот так и женился я, мужики. Всё понял, Васька? И смотри, не трепись. Не то, сам знаешь, рука у меня тяжёлая…

Васька как сидел с открытым ртом, так и остался. Потом встрепенулся, хлопнул пару раз челюстью, проглотил слюну и сказал:

- Да как же о таком расскажешь? Никто и не поверит. Ну, ты мужик, Егор! Уважаю…
Пётр молчал и курил, глядя на собутыльников. Теперь-то точно его расспрашивать о семейной жизни не будут.

А Маргоша, выслушав разговор, долго не могла прийти в себя. Она потихоньку встала с постели, перешла в кухню, чтобы никто не заподозрил её в подслушивании. Потом, оставшись одна, стала изучать себя перед зеркалом, ночью, лёжа в постели, прислушивалась к себе, пыталась понять, умеет ли она сокращать мышцы внутри тела. На парней она стала смотреть теперь другими глазами, пытаясь каждого примерить к себе и понять, каково ей было бы с ним в постели.

Однажды подруги позвали её на вечеринку в клуб. В доме у Зинаиды собираться было как-то не принято. Люба пригласила Маргошу и Светку к себе. Девчонки немного хлебнули самогонки, помогли друг другу привести в порядок лицо и одежду, снова хлебнули. И в приподнятом настроении духа направились в клуб.

Парни, разумеется, нахлебались самогонки. Концерт скомкали – в зале парни пытались курить, выкрикивать шутки в адрес выступающих. Те смущались, забывали слова, не попадали в ноты. В результате завклубом вышел и, сдерживая изо всех сил своё возмущение, объявил, что теперь все приглашаются на танцы в фойе.

Там тут же стало дымно, шумно. Музыки почти не было слышно. Девчата делали вид, что их интересует исключительно общение друг с другом, но всё время посматривали по сторонам. Рядом с Маргошей оказался Толик, кузнец из мастерских. Он недавно отслужил, был горяч и охоч до женской ласки. Его бы женить, но Толик чуял, где его караулят расставленные сети, и до сих пор ускользал. Был он нетерпелив и не любил разводить городские антимонии. В армии услышал от кого-то: «Зачем грустить и тосковать, коль все пути ведут в кровать» – и следовал этой прибаутке как правилу. Немало девок от него забрюхатело, да вот женить никому не удалось.
Толик и не собирался сегодня кадрить Маргошу. Она была девицей, а возиться ему ну никак не хотелось. Правда, выпил он пока ещё недостаточно, кулаки сжимались и разжимались, разрушительная сила пёрла из него как пот в кузнице, и хотелось не то ещё пару стаканов опрокинуть, не то молотом помахать, не то и за девицу взяться... А тут Маргоша, во всей красе, чуть подвыпившая и раззадоренная подслушанными разговорами да своими мыслями по этому поводу.

Толик и на танец не пригласил. Обнял за талию, привлёк к себе и, не встречая особого сопротивления, медленно повёл к выходу из клуба.

Ночь была звёздная, по-июльски тёплая. Выйти за деревню и оказаться в поле, в высокой траве было делом нескольких минут. Маргоша, конечно, пыталась сопротивляться. Всё-таки это у неё случалось в первый раз, она боялась Толика, который был слишком прямолинеен и грубоват. Но он явно пока что не был пьян и соображал, что делал. Поэтому она старалась ему показать, что не против, и он приотпускал её, чтобы она сама подстелила на траву его пиджак, аккуратно сняла с себя бельё… Едва Толик понял, что преград нет и до него из раскинутых в стороны Маргошиных ног донёсся чуть резковатый женский запах, вся его нерастраченная дурь сосредоточилась в паху. Член звенел как металлический лом, вынутый из ледяной воды после свежей ковки. Толик стремился проломить нежную преграду, и хотел было с размаху это сделать, но вовремя опомнился. Крику будет – не оберёшься потом вопросов. Поэтому он закрыл Маргоше рот своими толстыми губами, левой рукой опёрся о землю, согнув её в локте, а правой рукой приспособил свой лом в Маргошино лоно и не грубо, но неотвратимо вдвинул его на полную длину. Маргоша дёрнулась, крик рванулся из её губ, она схватила Толика за плечи и хотела оторвать от себя, но не тут-то было. Лом на секунду застыл в ней, а потом медленно двинулся назад. И вот уже мощный поршень, расчищая себе дорогу, пробивал шахту внутри Маргошиного тела. Она раскинула руки и перестала было сопротивляться. Как вдруг, в очередной раз, когда Толик потянул член прочь, она ощутила, как внутри неё пытается сжаться какая-то мышца. Маргоша прислушалась к себе, приложила усилие… И Толик, пытаясь снова загнать свой лом до предела, вдруг не смог этого сделать. Что-то ему мешало. Как будто влагалище Маргоши сократилось вдвое. Вот оно – материнское наследство!

- Ты чё? – поинтересовался он, потыкавшись в непонятную преграду.

- Не знаю. А чё?

- Не, ну ты чё? – повысил голос Толик. – Эй! На палубе! Ну-ка расслабилась!
Маргоша сжала зубы и отвернулась. Толик схватил правой рукой её лицо и тут же хлестнул тыльной стороной ладони по щеке. Девушка дёрнулась и тут же получила новый удар, на этот раз открытой ладонью по другой щеке. Маргоша поняла, что дело может плохо закончиться, и распустила внутри себя тугой клубок. Толик только этого и ждал. Рубанув несколько раз с размаху ломиком вперёд-назад, он слил в Маргошу накопившееся семя. Неделю ведь не имел девок. А тут вот, подфартило. Целка оказалась, да ещё и необычная… будет о чём перетереть с пацанами…
Встав и отряхнувшись, он подал Маргоше руку.

- Ну чё, айда, провожу, чё ли…

- Ты иди, иди, Толик, я сама доберусь…

- Как знаешь.

Толик подождал, пока Маргоша встряхнёт его пиджак, накинул его на плечи и быстро пошёл в сторону деревни.

***

С тех пор в жизни Маргоши появилась тайна. Такой ни у кого точно не было. Она ни разу не слышала ничего подобного ни от кого из сверстниц, ни от кого из баб постарше. В бане, в поле бабы чесали зубы почём зря и чего только порой от них не услышишь. Но вот такого – ни разу. Маргоша пришла к выводу, что каждый мужик хочет показать свою власть над женщиной. Распять её, раздавить, взять, обладать ею. А женщина, мол, должна покоряться, расслабляться и получать удовольствие, если его можно получить через боль, через податливость, через уступки, через услужение, через подчёркнутое держание себя на вторых ролях… А что, если не открыто, а вот так, в неожиданное время и в совсем неожиданном месте показать им, кто на самом деле в доме хозяин?..

Маргоша уже совсем было собралась отправиться на «войну», но тут выяснилось, что она носит ребёнка. Ну а если готовишься стать матерью, даже если после такого маловразумительного перепиха, то всё остальное нужно оставить на потом.
Толик даже артачиться не стал. Только с опаской посмотрел Маргоше в глаза, как будто спрашивая, будет ли она с ним так же малоприятна, как тогда, или… Маргоша поняла, о чём он, мило улыбнулась и спрятала лицо у Толика на плече.

На свадьбу пришли самые близкие. Тихо посидели, тихо разошлись. Сразу же после рождения дочери Толик уехал в дальний рейс, а потом пришла телеграмма, что он остался жить в Салехарде и домой больше не вернётся. Заявление о разводе прислал почтой.

Когда Люська пошла в садик, Маргоша стала думать, как ей устраивать свою жизнь. Красоткой она не была, похвастаться какими-то особенностями своей внешности, кроме узких плеч, широких бедёр да небольшими грудками, она не могла. Поэтому, перебравшись в город, устроилась работать секретарём в газету и вела себя тихо, но ответственно. Ни с кем не кокетничала, но, быстро поняв, кто играет какие скрипки, с кем нельзя не считаться по должности, а кто создаёт общественное мнение, стала втихую устраиваться и подстраиваться. Главред был мужчина видный, крикливый, любил выпить прямо в кабинете, много курил и часто задерживался после работы, тарабаня на портативной пишущей машинке, матерясь и чертыхаясь так, что слышно было даже в коридоре, а не только в приёмной.

Однажды Маргоша, поймав тихую минуту, вошла, постучавшись, к нему в кабинет и, потупив глазки, спросила, разрешит ли ей Виталий Палыч задерживаться после работы. Мол, взяла подработку в машбюро, а дома машинки нет…

Главред глянул на неё поверх очков. Потом снял очки, снова их надел. Махнул рукой и уткнулся в рукопись. А через день, уже часов в восемь, когда в редакции никого не осталось, вышел из кабинета, запер дверь приёмной на ключ и сзади подошёл к Маргоше, сидевшей за своей машинкой. Сначала он просто сверху положил тяжёлые руки ей на плечи, подержал их там, чуть придавливая. Маргоша чувствовала, что он не знает, что делать дальше, сидела и просто ждала. Наконец, Палыч, не встретив никакой реакции с её стороны, поднял её со стула, взял одной рукой за шею и пригнул к столу. Другой рукой он резко задрал подол платья и рванул вниз трусы. Маргоша не сопротивлялась. Палыч одним движением раздвинул ей ноги – и вот уже Маргоша ощутила в промежности его не малый член. Оказывается, организм давно уже хотел мужика. Она прогнулась и первые движения позволила Палычу совершить так, как он хотел. Начала было действовать по-своему, но ещё захотелось понежиться – и она снова заставила себя расслабиться. Но тут что-то ей подсказало, что нужно делать.

- Минуточку, Виталий Палыч, минуточку.

Она легко высвободилась, удивившись, как на самом деле, оказывается, это можно легко сделать, потянулась к сумочке, достала оттуда презерватив. Потом взяла Палыча за руку и потянула в сторону его кабинета. Там стоял хоть маленький, но диванчик. Нужно было как-то переломить ситуацию, иначе главред так и будет с ней обращаться.

- Я совсем не хочу от вас ребёночка, товарищ начальник, – проговорила Маргоша, натягивая резинку на всё ещё возбуждённый мужской орган.

Виталий Палыч хмыкнул и, склонившись над улёгшейся на спину Маргошей, продолжил. Однако, сделав несколько движений, с удивлением посмотрел вниз. Его хозяйство не погружалось в Маргошу даже на половину длины. Он надавил – никакой реакции. «Может быть, снова поставить её раком?» – мелькнуло в голове у Палыча, но Маргоша, предупредив возможные действия, хотя и не слышала никакого вопроса, ответила:

- Даже не думай. Ничего не изменится. Тебе что, не нравится? А ты давай посильнее, понахрапистее. Ты же мужик!

Палыч дёрнулся пару раз, потом отстранился, нагнулся за брюками, резко выпрямился и ушёл к окну. Там стоял, покачиваясь с пятки на носок, руки в карманах, желваки вздуваются на скулах.

- Виталий Палыч… – начала было Маргоша.

- Да пошла ты… – лениво проскрипел сквозь зубы главред. – Собирайся, тебе домой пора.

- А где вы сегодня ужинать будете? – пропела Маргоша.

- Жена дома накормит, – продолжил скрипеть Палыч, напирая на слово «жена».
Маргоша подошла сзади, прижалась к его плечу.

- Ну, прости меня, дуру… Простишь?

Главред резко повернулся к ней, указательным пальцем правой руки приподнял её подбородок.

- Посмотрим…

***

И стала Маргоша учиться побеждать мужчин, не показывая им всей силы своей власти. Сначала – теперь уже начало для неё обозначали не первые две-три фрикции, а первые несколько ночей, проведённых вместе, – она вела себя тихо-смирно.

 Отдавалась, делала минет, поворачивалась во все позы, делала вид, что ей уж так хорошо, так хорошо… хотя на самом деле, какими бы ни были мужики и как бы ни гордились своим отростком, как бы он ни стоял, каким бы ни был длинным или толстым, или тем и другим вместе взятым – на Маргошу на самом-то деле ничто не производило никакого впечатления. Так, относительно приятное шерудение в промежности. Ну, гормоны получить – да и то, не внутрь, чтобы не забеременеть, а на себя или в резинку, что ещё чище и спокойнее. Постельные дела нужны были для решения вопросов. Мужики расслаблялись, раскисали, становились разговорчивыми, податливыми. Можно было вскользь в разговоре что-то пропеть про дочку, что её бы в школу другую, к дому поближе. Или посетовать, что счета большие за коммуналку шлют, а зарплата секретарши не слишком большая. Ну и на стол дома у себя поставить вместо разносолов каких-нибудь картошку варёную, даже не толчёнку, селёдку с лучком да маслом. Можно сальца подрезать да баночку кильки в томате вскрыть… Ну а если у тебя, братец, гастрит и тебя кормить другой пищей нужно, тут я что могу сделать? И братцы от чистого мужского сердца или приносили с собой кусок хорошего мяса, овощей с рынка, кур, тушёнки – всего, чего нароют, рыская по журналёрской надобности. Часто до их собственных семей продукты не доходили, а холодильник у Маргоши всё время был полон.

И вот, когда тот или иной мужичок начинал расслабляться, Маргоша включала своё динамо. Ни один из них не отреагировал адекватно. Сначала полное недоумение, потом у кого-то вообще пропадало желание, кто-то начинал задавать неправильные вопросы, типа, а не заклинит его внутри? А то – вот были случаи – и следовали животрепещущие истории о том, как двоих выносили на носилках из поезда, гостиницы или ещё каких-то мест, где люди совокуплялись, их что-то пугало, в результате клинч, скорая, или же дома пытались отмокнуть в ванной, но тоже ничего не получалось… короче, жуть.

Маргоша удивлялась и всё время задавала один и тот же вопрос:

- Тебе не понравилось? А, говорят, японские гейши тем и славятся, что могут сокращением мышц сводить с ума мужчин…

Мужики сначала грубили, мол, мы не в Японии и предупреждать надо, а потом начинали предлагать пробовать. И пробовали. И Маргоша научилась-таки подлаживаться и доставлять им кайф. Но во всех случаях все они знали, что это она делает только потому, что сама так хочет. Заставить сделать это было невозможно – это же не член в рот заткнуть. Заставить мышцы сокращаться против воли невозможно. Это же мышцы, которые находятся внутри, а не какая-нибудь лапка лягушки, которая будет дёргаться, если её ударить током…

Маргошу стали рекомендовать, о ней стали говорить. Так было много лет подряд, пока женщина не стала сильно уж заметно взрослеть. Когда Маргоше стало сильно за сорок, мужики как-то постепенно стали отдаляться и почти все её кормильцы отдалились совсем. Теперь дамочка пробавлялась на журналёрских тусовках и уже не гнушалась вообще никакими внезапно вспыхнувшими страстями. Доминировать и манипулировать она могла только в тех случаях, если нарывалась на слишком уж большую наглость.

***

Готовясь к следующей встрече с Маргошей, Костик сходил в аптеку и купил упаковку «Виагры».

Пройдя весь ритуал вплоть до момента, когда нужно было переходить к сексу, он вёл себя совершенно ровно и благожелательно. Примерно за полчаса до постели, когда они допили чай и Маргоша отправилась в душ, он проглотил синюю таблетку и отбросил одеяло в сторону.

Сначала Маргоша ничего не поняла. С хорошим стояком она имела дело постоянно. Но там стояк был живой, органичный. А тут, усиленный и доведённый таблеткой до хруста внутри члена и почти до металлического звона, он раздвигал её мышцы с такой силой, что ей самой становилось больно. Чем сильнее она зажимала внутри свои, такие тренированные мышцы стенок влагалища, тем больнее ей было это делать, потому что слишком жёстким было то, что вторгалось внутрь, распирало и стремилось достичь дна. Войдя вглубь до упора, Костик остановился и посмотрел на Маргошу. Брови её то сходились, то расходились, губы поджимались. Всё лицо выражало недовольство, протест, возмущение. Она пыталась вывернуться и отстраниться, но Костик не отпускал её. Не вынимая своё воткнутое в женщину хозяйство, он выпрямил руки, упёр их в матрац и стал изучать Маргошин живот, смотреть на её лобок, грудь с широкими коричневыми кружками, на которых возвышались крупные, чуть синеватые соски. Он попытался приподнять Маргошу на своём члене. Но всё-таки её бёдра были слишком тяжелы, и она только вскрикнула от боли.

- Ну что, дальше бороться будем?

- Отвали!

Маргоша попыталась столкнуть Костика с себя, но у неё ничего не вышло.
Он понимал, что стоит ему сейчас вынуть член, хотя бы попытаться повторить полное проникновение – и у него ничего не получится. Зажать её так, чтобы трахать в полную силу, не получится тоже. Мощные бёдра и сильный пресс Маргоши не оставляли для этого никаких шансов. Костик, не вынимая члена из влагалища, стал совершать плавные круговые движения внутри неё, расширяя вход внутрь и создавая воронку внутри, стремясь расслабить мышцы, сжимавшие его стальным кольцом.

Маргоша ещё повозилась под ним какое-то время. Потом она закрыла один глаз, а второй чуть прикрыла и стала внимательно смотреть на Костика. Он явно её удивил. Такого с ней не удавалось проделать ещё ни одному мужчине. Может быть, сделать его постоянным партнёром? Она чуть расслабилась, и член Костика как будто что-то выпустило из тисков. Он вынул его, подержал в руке и чуть постучал по вершинке Маргошиного лобка. От неожиданно приятного ощущения Маргоша улыбнулась.

- Шалишь?..

Она медленно протянула руку к Костику, взяла в ладонь его член и стала его щупать. Тот и правда звенел, как будто его отлили из металла. Маргоша не спеша направила головку в устье и привлекла Костика на себя.

- Тела хочу… Ближе…

Как ни казалось Маргоше, что будет продолжение, Костику жить в борьбе и строить отношения с этой видавшей все виды женщиной совсем не хотелось. Она звонила ему, потом позванивала. Потом как-то он ей позвонил, думал, что, может быть, надо бы опять позвать. И стал уже намекать. Она сказала, что можно… Но не сегодня. Тут Костик услышал мужской голос. Тот с сильным кавказским акцентом что-то кому-то говорил и другой голос, ещё ниже тембром, но с тем же кавказским акцентом, ему что-то отвечал.

- Хорошо, я всё понял… Созвонимся.

Но больше, разумеется, никаких звонков не было. Обеим сторонам всё было понятно без объяснений и комментариев.