Травы

Я уже пожалел, что не надел что-то поверх рубашки, потому что прохладный ветер никак не стихал. Под его негромкий свист шумели травы. То падая в piano, то уходя в forte, они словно транслировали пульс невидимого сердца. По мере того, как я пропадал  дальше и глубже в пустоте поля, их шелест – их голос – становился всё более властным.

Приходилось тщательно слушать, чтобы разобрать их речь. Иногда я останавливался, как хищный зверь, и поднимал голову к небу. Так казалось, будет лучше слышно, но не всегда мне удавалось собрать бисер звуков в понятные человеку слова.
 
Когда я остановился в очередной раз, обхватив руками плечи, в качающейся пижме мелькнул знакомый хвост. А ведь я уже успел забыть, что брожу здесь не один.

- Джек! – позвал я. – Джек, ко мне!

Джек не отозвался – он, наверное, был слишком занят. Легонько присвистнув, я подождал секунду и убедился, что он и впрямь настроен серьёзно. Он настойчиво рыскал в траве, периодически прыгая вперёд с четырёх лап. Поскольку я здесь именно затем, чтобы выгулять его (я вспомнил), то пришлось смиренно ждать, пока он поймает очередную мышь. У нас обоих, впрочем, было дело – пока он охотился, я тоже не скучал.

«…один…» - шелестели, колышась, травы, – «…один… один… один…»

Вверху бесшумно плыли серые переменчивые облака.

Спустя несколько секунд Джек сам подошёл ко мне, и нос его был измазан в земле.

- Ну, и где обещанная мышь? – насмешливо спросил я.

Джек бросил на меня озадаченный взгляд и скользнул в волны высокого костреца.

Сорвав тоненький стебелёк, я вложил его в рот и пошёл следом за Джеком, чтобы снова не потерять его из виду. Проводя ладонями по волосам земли, пропуская их между пальцев, я быстро шёл, словно летел, вперёд и вперёд. С каждым шагом, казалось мне, я уплывал в какой-то серебряно-зелёный сон, бессюжетный, гипнотический и вечный. 

«…один… один… - шептал я единственное слово, которое понимал сегодня, и входил в мягкий транс с каждым вдохом-выдохом, - …один… один… один…»

Что это значило, я точно не знал, но на всякий случай шёл, не останавливаясь.

Вдруг в общий холодный шум ворвался, как тонкий писк комара, девичий голос. Я остановился, задумчиво перегоняя травинку в уголок рта. Голос доносился слева и спереди, оттуда, куда, кажется, убежал Джек. Неохотно просыпаясь от гипноза, я медленно побрёл туда. За несколько метров сквозь разросшийся кострец стала видна голубая ветровка. Девушка сидела на корточках, почёсывая Джека за ушком и ласково воркуя с ним. Добродушный и дружелюбный, щенок терпел касания её маленьких рук.

Я коротко свистнул. Джек отошёл от незнакомки и охотно потрусил ко мне. Когда он встал рядом, я улыбнулся и пригладил его большие торчащие уши к затылку.

- Молодец, Джек, – похвалил я. – Хороший Джек.

Он преданно взглянул на меня, шевельнул хвостом и снова скрылся в траве.

Девушка тем временем встала.

- Он ещё щенок? – спросила она.

На вид ей было не больше семнадцати.

- Четыре месяца, - ответил я.

- А что за порода?

- Двортерьер.

Ветер трепал ей серовато-русые волосы, и она отвела спутанную прядь за ухо. Она с интересом и немного со страхом разглядывала меня, и казалось, что она смутно хочет продолжить разговор, но чувствует себя слишком неуверенно. Продолжая пожёвывать травинку, я  рассеянно осматривал её в ответ и тоже не особо понимал, что нужно сказать.

- Одна здесь гуляешь? – спросил я, наконец.
 
По её глазам я понял, что прозвучало это жутковато.

- Да, - она нервно огляделась. – Одна.

- А я с собакой, - продолжил я, усердно делая вменяемый вид и игнорируя тот факт, что только что сморозил невероятную чушь. -  Мы тут каждый день гуляем в это время.

- И давно? – вдруг заинтересовалась она.

- Около месяца.

- Я тоже здесь почти каждый день, - девушка нагнулась, сорвала цветущий лютик и покрутила его в пальцах, тонких и белых, будто совсем не покрытых мясом. – Наверно, уже восемь лет. Только я хожу сюда в другие часы. Поэтому мы ни разу не пересекались.

«Ого, нашёлся кто-то страннее меня», - удивлённо подумал я, но вслух сказал:

- Да, наверно.

Девушка помолчала, будто не решаясь задать новый вопрос.

- Можно присоединиться? – спросила она.

Не успев подумать, я кивнул. Только спустя пару секунд, когда мы уже шли рядом сквозь душистые травы, я вспомнил, что, вообще-то, у меня не было в планах находить себе попутчиков. Одно радовало: голоса не становились тише от того, что рядом находился кто-то разумный. Иногда я даже успевал разобрать отдельные слова, смысл которых, правда, тут же терялся. Внимание было безнадёжно рассеяно – рядом шла она.

- Как тебя зовут? – спросила девушка, бегло срывая ещё один лютик.
 
- Александр.

- Эй, ты украл моё имя!

- Чего?..

От неожиданности я даже притормозил.

- Извини, глупая шутка, - виновато сказала она, и я заметил, как вспыхнули её щёки – она отвернулась, чтобы скрыть это за волосами. – Тоже не люблю, когда так говорят.

- Да ничего страшного, - мой голос невольно смягчился. – Просто я немного испугался - ведь я, вроде бы, не вор. К тому же, может, это ты украла моё имя, а, Саша?

Смущённо улыбаясь, она не ответила – видимо, не смогла найти подходящих остроумных слов. Она вообще не была похожа на человека, который привык говорить с людьми. Казалось, она продвигается в общении со мной почти вслепую, ориентируясь на маячки общепринятых правил знакомства, которые знает лишь теоретически и слабо.

В этом я её хорошо понимал.

Поэтому самый логичный выход для нас был один: нарушить правила.

- Я нашёл здесь одно место, - сказал я, осторожно удерживая её за худенькое плечо, - удивительное, на мой взгляд. Это длинная широкая низина, там, дальше, - я поднял руку и указал в сторону, о которой говорил. – Она такая большая, что ты на ней оказываешься будто в другом мире. Когда стоишь там, то тебе не видно ни города, ни леса, ни столбов электропередач. Видно только небо и травы. Ты словно стоишь в одном шаге от пустоты.

Саша замерла, глядя туда, куда я показывал.

- Да, - медленно произнесла она, и ветер подхватил её пряди, в которых запутался пух иван-чая. – Да, я знаю это место. Я очень люблю лежать там и смотреть на небо.

- Пойдём тогда?

- Конечно.

Я подозвал Джека, и мы направились к низине.

Шли мы в молчании, и каждый, похоже, был в своих мыслях. По мере продвижения к центру низины, самого удивительного места в этом поле, голоса трав становились громче. В её сердце, я знал, эти голоса заполнят всё пространство вокруг нас в радиусе нескольких метров. Это место – невероятное, действительно невероятное даже по сравнению с самим фактом звучащего поля. Пока я думал, Саша обогнала меня, пытаясь разыграть Джека, который её вежливо и мужественно терпел.

В конце концов, ему это надоело, и он свернул к кротовьим норам.

- Чего твой щенок такой скучный? – обиженно сказала Саша, оборачиваясь.

- Он щенок только дома, а на прогулке он – хищник.

- Хищник!..

Она остановилась, наблюдая, как он рыщет в стороне в поисках кротов. Я неторопливо подошёл к Саше и встал рядом, впадая в новый гипнотический транс.

- Мой щенок был таким же серьёзным, - вздохнула Саша.

- Был? – переспросил я.

- Его прошлой осенью сбила машина, - она сделала пару шагов вперёд.

Она подняла голову, вглядываясь в небо, которое, как обычно, молчало. Мы уже стояли на том самом месте, на маленьком пятачке земли, где травы шумят громче всего. Ветер трепал наши волосы, словно листву на берёзах. Пустота смыкалась вокруг, сосущая и щемящая, такая, какую и словами-то не описать. Саша плотнее закуталась в ветровку.

- Удивительно, - прошептала она, - как здесь громко…

- Что? – я повернул к ней лицо. – Что ты сказала?

- Ну, - она осеклась и улыбнулась. – Громко в том смысле, что трава… она так шумит… и похоже, что она как будто… что-то говорит, понимаешь?

Она развернулась, и наши взгляды встретились. Глядя в её глаза, распахнутые и прояснённые, я словно смотрел в зеркало.

- Ты тоже слышишь травы, - сказала она. – Ты слышишь их, Александр.

- Да…

Саша как-то расслабленно засмеялась и резко отвернулась, чтобы, наверно, мой образ не загораживал ей пустоту. «один… один… один, - различил я волны оглушительного шелеста вокруг нас, - один… один… один…» Вдыхая полной грудью, я на секунду зажмурил глаза. «один… один, - прошептал я, повторяя мантру, - один…»

- Они все говорят по-разному, - почти крикнула Саша, чтобы перебить ветер и эти голоса. – У каждого вида трав свой тембр. Лютики тонко звенят, у костреца – шёпот матери, тимофеевка говорит приглушённо, клевер – мягко, у тысячелистника сладкий голос, а у пижмы – едкий! Вместе они звучат, как симфонический оркестр природы, и я понимаю, что он играет, я понимаю каждое слово! А ты… ты  понимаешь, Александр?

- Нет, я слышу только беспорядочную какофонию, - сказал я, точно также повышая голос. – Сейчас я слышу только слово «один», и я не понимаю, что оно значит.

Она рассмеялась снова.

- Наверно, надо хорошо знать их, чтобы понимать всё!

- Да, похоже…

Пустота мешалась с серебряно-зелёным шумом в пряном вальсе.

- Травы говорят, - произнесла Саша, - что только один из нас уйдёт отсюда живым.

Моё сердце ёкнуло от нехорошего предчувствия.

- Ты шутишь?

- Нет, не шучу, - она взяла меня за рукава и настойчиво повернула к себе. – Кто-то из нас должен навеки остаться в травах, полностью пропасть в них. Таковы правила игры!

- Э-э…

- Ты не веришь природе?

«один… один… один…» - я схватил Сашу за тонкие запястья и отцепил её руки от своих предплечий, - только один… один… один…» Она смотрела на меня молча, с улыбкой, и казалось, что она параллельно существует в двух измерениях – в том, где есть травы и в том, где их нет. Я хотел оттолкнуть её так, чтобы она упала на землю, оказалась от меня подальше, но почему-то удержался, глядя в странные зеркальные глаза. Я не понимал, чего она от меня ждёт и чего хочет. Поэтому я просто крепко взял её за руку.

- Хрень какая-то, - сказал я. – Глупости. Кто придумал эти правила? Почему должен остаться только один? Почему нельзя иначе? Выход не может быть один, наверняка есть лазейка, которую мы не знаем. Нельзя же всё принимать на веру!

- Нет никакой лазейки, - возразила она. – Травы не лгут.

- Откуда ты знаешь?

- Они ведь не будут говорить, с кем попало!

- Как это, мать твою, связано? – рассердился я.

По лицу Саши было видно, что логика её не особенно волновала.

- Я не знаю, - сказала она, запнувшись. – Чувствую, что это правда. Чего ты на меня так уставился? Отстань от меня со своими вопросами и просто открой душу травам!

На меня накатила злость. «Идиотка сумасшедшая», - подумал я, стиснув зубы, и потащил её в сторону, чтобы увести от загадочного места. Она покорно поддалась, и я не стал оборачиваться, чтобы не наткнуться вдруг на какой-нибудь непонятный взгляд. «Что ты хочешь делать?» - спросила она мне в спину. «Просто уйти отсюда, - бросил я. – Вместе с тобой, потому что нельзя, чтобы хоть кто-то пропал… что бы это ни значило!» Она на секунду остановилась, но я грубо дёрнул её за запястье, заранее пресекая протест.

- Когда какие-то травы, - громко ругался я, с трудом перекрикивая ветер и голоса, – заявляют тебе с нихера, что ты или тот, кто рядом с тобой, должен умереть – не остаётся ничего, кроме как сжечь их! Саша!.. – я обернулся и поймал её печальный взгляд (ну вот). – Ты знала это правило с самого начала и принимала его? Всё это время? Так смиренно?

- Да.

- И ты знала, что я приду?

- Да…

Тонко и холодно по моей спине пробежала дрожь. Я резко остановился, и Саша врезалась мне в спину, ойкнув. Мы шли так уже около пяти, наверно, минут, но знакомых городских высоток так и не было видно. Ни леса за нами, ни рощи перед ним, ни уродливых столбов электропередач – ничего не было, кроме шумящих трав и немого неба.

- Вот видишь, - сказала Саша. – Мы не можем уйти вместе.

- Да почему же?

- Потому что я не хочу уходить, - я даже не заметил, как она высвободила тонкое холодное запястье из моей хватки. Она отошла и встала напротив меня, и ветер срывал с её волос пух иван-чая. – Меня не должно было существовать. Это какая-то ошибка, Александр. Я всю свою жизнь ждала, пока ты придёшь… точнее, я надеялась на то, что ты всё-таки придёшь – таким, какой ты должен быть. Я ждала, пока ты меня освободишь.

Я хотел разумно возразить, но посмотрел ей в лицо и лишь развёл руками.

- Ну и чем же твоя жизнь так ужасна? – едко воскликнул я. – Несчастной любовью?

Но мою колкость Саша лишь усмехнулась.

- Не знаю, Александр. Она просто не моя. Здесь, в травах, слившись с природой, я буду чувствовать себя на своём месте, - она вскинула маленький подбородок, и ветер мазнул её по щеке кисточкой костреца. – Пожалуйста, не отказывай мне в этом счастье.

«…один… один… один, - шипели травы, подгибаясь к востоку, - один… один…» От происходящего меня прошиб пот, и я оттянул ворот рубашки. Я никак не мог установить, чем в моральном и этическом плане будет смерть этой девчонки по моей вине. Игра, которую задали нам травы, и правило, которому нужно следовать, очевидно, заточены были изначально не под меня. Что я тогда такое? Почему я здесь? Где Джек?..

Девушка прохаживалась передо мной, срывая тысячелистник и вертя его в пальцах. Она ждала моего ответа, но по ней этого было не сказать. Она отрешённо, с лёгкой улыбкой прислушивалась к ветру, что, наверно, доносил до неё вполне различимые фразы. Мне казалось, что она вот-вот развернётся, скинет с себя человеческие одеяния, отрастит прозрачные плавники и исчезнет целиком в волнах серебряно-зелёного океана.

«…один… один… один…»

- Кто мы? – спросил я. – Как мы связаны?

Саша сорвала стебелёк тимофеевки и вложила его себе за ухо.

- А ты помнишь, что было до того, как ты нашёл это место? – спросила она в ответ.

- Конечно, помню, - возмутился я. - Я был… был… так, погоди…

- Не амнезия же у тебя, - продолжила она с усмешкой. – Мы же не в фильме!

Проведя рукой по лицу, я беспомощно и тяжело посмотрел на Сашу сверху вниз. Наши взгляды снова пересеклись, и снова я будто взглянул в зеркало. В глубине разума шевельнулось понимание, и я попытался уцепиться за него, но ухватил лишь кончик.

- Ты знаешь больше меня? – холодно спросил я. – Это твоя игра, да?

- Вроде того.

- Тогда, может, объяснишь мне все правила?

- Просто уходи, - её голос упал в piano. – Просто уходи отсюда, Александр, и не задавай вопросов. Брось меня в травах, освободи, дай мне исчезнуть. Это всё, чего я хочу!

Мне вдруг подумалось, что до этого она играла роль самой себя.

- Может, всё же прояснишь… - раздражённо начал я.

Саша отвернулась, обхватив руками плечи.

- Уходи! – упрямо повторила она. – Это не может длиться вечно!

- А, к чёрту…

Попятившись, я сначала не сводил с неё взгляда, силясь понять, что же всё-таки произошло и ещё произойдёт, но видимо, это понимание мне было не дано правилами её игры. Стало жутко, и я ощутил, как намокла от пота спина. Споткнувшись о какую-то кочку, я еле удержался на ногах, а потом отвернулся тоже и побежал прочь. Разводя руками травы, что назойливо лезли в глаза, я слышал их голоса всё хуже и хуже. Вскоре я ощутил, что бежать приходится вверх по длинному склону, в поле зрения попали провода, тянущиеся далеко впереди, покачивающиеся на ветру. Я бежал к спасению, к жизни, не оглядываясь, потому что не хотел знать, что именно происходит у меня за спиной.

Только выбравшись из низины, я позволил себе оглянуться.

Поле было пустым.

Травы молчали, качаясь, и молчало небо – впрочем, как и обычно. Поборов беспокойство, я по привычке пропустил меж пальцев, тонких и белых, будто лишённых мяса, ароматные и горьковатые кудри таволги. «Что ты мне скажешь теперь?» - спросил я, но растение не сказало ничего, лишь шелохнулось под лёгким порывом западного ветра.

Меня объяла тишина.

Заведя за ухо спутанную прядь, я всмотрелся в поле, огромное и безмолвное.

- Джек! – окликнул я. – Джек, ко м…

…и замолчал, вспомнив, что Джека с прошлой осени нет в живых.