Л. Балашевич. Ко Дню Военно-Морского Флота

     Фото из архива Л. на якорной вахте в Северном Ледовитом океане, 1961 год.


     Завтра страна будет праздновать День Военно-морского Флота, праздник, доставшийся ей, как и День Советской Армии, переименованный в День Защитника Отечества, от Советского Союза. Поскольку Россия – правопреемница СССР, то и я, прослуживший в советском Военно-морском флоте в общей сложности 27 календарных лет, имею в этот день законное право на праздничную рюмку водки, тем более что министр обороны пообещал провести в Петербурге, презрев эпидемию,  невиданный по размаху праздник. Пока же в памяти всплывают эпизоды тех невероятно далёких 60-х годов прошлого века, которые я провёл на службе в плавсоставе.

    В 1960 году я завершил учёбу на Морском факультете Военно-медицинской академии с золотой медалью, что означало, что за 6 лет учёбы я не получил ни одной оценки ниже пятёрки. Отдел кадров штаба ВМФ, распределявший выпускников, решил, что больше всего пользы Родине я принесу на подводной лодке, и я таким образом  в звании лейтенанта оказался сразу начальником, поскольку должность моя называлась «начальник медицинской службы подводной лодки С-73». Подчинённый, правда, у начальника был всего один – санитар.

    Вскоре выяснилось, что подводная лодка, на которую я назначен, ещё стоит в Сормовском судостроительном заводе на реконструкции, где из обычной серийной средней подводной лодки 613-го проекта делают подводную лодку радиолокационного дозора проекта  640. Сегодня всю суровую правду об этом корабле заинтересованный читатель может прочесть в интернете, набрав в поисковике «подводные лодки радиолокационного дозора», тогда же о ней не было известно ничего. Так в конце лета 1960 года я оказался в городе Горьком на Волге, где находился завод, нашёл казарму, где размещался экипаж и в соответствии с Уставом предстал перед командиром капитаном третьего ранга Юрием Алексеевичем Емельяновым. Не успел я закончить положенную по уставу фразу: «Товарищ капитан третьего ранга, лейтенант Балашевич представляется по случаю...», как пожилой, как мне показалось, 34-летний командир снисходительно пожал лейтенанту руку, пожелал успешной службы и пригласил в каюту помощника командира. «Забирай доктора и научи его представляться, как положено на флоте, а не написано в Уставе!».

     Помощником командира оказался капитан-лейтенант Руслан Еремеев, который протянул лейтенанту руку, поздравил с прибытием и повёл в свою «каюту». Это была небольшая комната с двумя застеленными синими суконными одеялами узкими железными кроватями и деревянной тумбочкой с бюстом Ленина на ней. В комнате уже ждали другие офицеры лодки. Руслан представил меня им и, отодвинув в сторону тумбочку, вытащил из-за нее бывший тогда в моде потертый фибровый чемоданчик. Деловито отодвинув в сторону бюст вождя, он открыл поставленный рядом чемоданчик. Там оказалось две бутылки водки «Московская» и несколько алюминиевых четвертьлитровых кружек. Первую из них, наполнив до краев водкой, Руслан протянул мне: «Ну что-ж, доктор, пей до дна! За удачную службу!» Первой реакцией «доктора» был ужас и протест, поскольку водку он раньше только видел, но никогда не пил, но, будучи от природы человеком сообразительным и быстро поняв, что это тест на совместимость с офицерским коллективом и отступать нельзя, он сделал глубокий вдох и, плотно закрыв глаза, выдул все содержимое кружки до дна. Остальные участники деловито разлили водку в кружки и с явным удовольствием выпили такую же дозу. Увидев реакцию доктора на выпивку, они заботливо уложили его на койку прямо в  мундире и отправились на ужин в офицерскую столовую. Доктор с тяжелой от похмелья головой очнулся только утром следующего дня. Очередной экзамен был сдан.

     Осенью 1960 года модернизация лодки была закончена, ее загрузили в плавучий док и с двумя командами на борту – заводской из тех, кто ее переделывал, и флотской, которая должна была принять корабль от строителей в ходе сдаточных испытаний, и отправили по внутренним водным путям на испытательную базу в Севастополь. В Азовском море лодка вышла из дока и своим ходом в надводном положении двинулась в Черное море. Днем 7 ноября, к изумлению выстроенного в Севастопольской бухте на палубах кораблей по случаю годовщины Великой Октябрьской Социалистической Революции личного состава, наша грязная от заводской пыли и краски лодка со всяким хламом, привязанным на верхней палубе, гордо прошествовала мимо.
 
      Приемно-сдаточные испытания начались с ЧП. Буквально на втором или третьем выходе в море в сопровождении сторожевого корабля при испытании системы работы дизеля под водой (РДП) заклинило крышку его выхлопного отверстия. В дизеле начало стремительно подниматься давление, и он на глубине 10 метров он взорвался. А это дизель мощностью где-то около 2000 лошадиных сил! Спасло корабль и его личный состав только то, что старший помощник командира Валерий Петрович Удалов, будучи опытным подводником, быстро среагировал и дал команду аварийного продувания цистерн, в результате чего лодка, как пробка из воды, выскочила на поверхность.

     Когда первый шок улегся и лодку провентилировали, оказалось, что все мотористы, которые были в дизельном отсеке, получили тяжелые ожоги и травмы. Через отдраенный люк седьмого отсека их вытаскивали на верхнюю палубу, а это полоска железа шириной в полтора метра, и доктор, сам одуревший от всего случившегося и ничего не понимая, натянув шинель и схватив сумку первой помощи, прямо на качающейся палубе делал пострадавшим, которых удерживали под мышки уцелевшие матросы, уколы морфия. К борту лодки подошел корабль сопровождения. Начало темнеть, волна не в такт поднимала и опускала то корму корабля, то корпус лодки, но все же худо-бедно удалось перегрузить пострадавших на корабль для доставки в госпиталь. Последним прыгнул на палубу доктор, но корма лодки ухнула вниз месте с волной, и он оказался в холодной воде вместе со своей сумкой. Матросы сторожевика выловили его и подняли на борт, испуганного и дрожащего от холода.

      После того как пострадавшие были доставлены в госпиталь, а лодку отбуксировали к пирсу, офицеры молча собрались в кают-компании береговой базы и разбавили несчастье солидной дозой спиртного. Каждый понимал, что впереди расследование, политотдел, комитетчики и все остальное, что следует за такими происшествиями. Лишь к апрелю 1961 года был заменен взорвавшийся дизель, закончены заводские и ходовые испытания подводной лодки, и она официально была включена в состав Военно-морского флота. Местом ее постоянного базирования был определен Тихоокеанский флот. Началась подготовка к длительному переходу на Тихий океан сперва по внутренним рекам и каналам, а затем – Северным морским путем. В течение этого перехода я вёл дневник, который в 2016 году был издан отдельной книжицей с моими рисунками и фотографиями.  В сети те, которых это заинтересует, могут найти его по адресу: «Виталий Бердышев. Проза.ру. Леонид Балашевич. Дневник корабельного врача». http://proza.ru/2019/02/22/1135
   
      Уже на переходе я понял, что о медицине, как и обо всём, чему меня учили в академии, мне придётся забыть. Вся моя медицинская деятельность сводилась к  наклейке красивых этикеток на баночки с лекарствами для оказания неотложной помощи, находившимися в ящике во втором отсеке лодки, и отправки заболевших матросов в госпиталь. Зато мне пришлось осваивать тайны интендантской службы, поскольку на врача были возложены обязанности начальника и интендантской службы. Мне подчинили двух коков и обязали получать продукты на складах на время выходов в море, отчитываться за них, кормить команду и даже проводить занятия с коками, хотя сам я, кроме яичницы, ничего готовить не умел.  Правда, во время перехода Северным морским путём моё положение начальника и медицинской, и интендантской служб обеспечило мне полное господство над офицерским корпусом корабля, поскольку и выпивка (канистра спирта, выданная на медицинские и гигиенические цели), и закуска оказались в моих руках.  Длинными осенними вечерами, сидя в кают-компании на плавучей базе в тупом ожидании улучшения ледовой обстановки, офицеры подобострастно заглядывали мне в глаза в томительном ожидании выпивки.

     Пришлось также изучить досконально устройство подводной лодки и сдать зачёт командиру, поскольку допускать на корабль дилетанта просто опасно.  Чтобы освободить строевых офицеров от несения так называемой якорной вахты на время стоянки корабля на якоре, командир приказал мне взять на себя эту обязанность и для этого изучить и сдать экзамен по правилам предупреждения столкновения судов в море (ППСС), а также научиться пользоваться секстаном и определять место корабля в море. С тех пор во время перехода мне пришлось много времени проводить на вахте в ходовой рубке, поскольку лодка подолгу стояла на якоре в ожидании освобождения пути от льда. Вдобавок к этому, сразу же по прибытии на корабль меня «избрали» секретарём корабельной партийной организации, поскольку никто из офицеров не хотел заниматься писанием протоколов скучных партийных собраний и проводить политинформации для матросов, и эту обязанность с радостью свалили на новенького.
    
    Местом нашего постоянного базирования была определена Камчатка, и поздней осенью 1961 года мы пополнили бригаду подводных лодок, находившуюся в посёлке Лахтажном в бухте Крашенинникова. В те годы инфраструктура базы только начала создаваться. Место в казарме для пребывания команды и офицеров нашлось, но, как оказалось, нужды семей офицеров практически не были учтены.  По наивности и толком не оценив обстановку, я привез на Камчатку жену с маленькой дочкой, для которых вообще не нашлось жилья. Пришлось ютиться в маленькой каморке прямо в казарме. Лишь через несколько месяцев нам нашли шестиметровую комнатушку в маленькой квартирке, в которой жила ещё одна офицерская семья,  в одном из имевшихся на базе двухэтажных домиков. Места хватило лишь на солдатскую кровать и картонный ящик, в котором  спала маленькая Света. Так это и оставалось нашим единственным жильём во все три года моей службы на подводной лодке.

     Во время плаваний в Тихом океане выявились все недостатки конструкции нашей плавучей РЛС. Если американцы в конце 50-х годов построили атомную подводную лодку радиолокационного дозора с полноценной автономностью, то наши конструкторы просто переделали обычную среднюю подводную лодку, убрав из четвёртого отсека аккумуляторы и поставив там оборудование радиолокационной станции, вынеся вращающуюся антенну поверх ходовой рубки. Тем самым дальность плавания под водой сократилась вдвое, что создавало огромные проблемы для команды. Во время работы станции вахтенный офицер находился рядом с антенной, подвергаясь огромным дозам облучения. В отличие от американской лодки, антенна во время плаванья под водой не убиралась в рубку, что замедляла и без того малую скорость подводного хода.
 
    Нашей основной задачей было наблюдение за американскими базами на Алеутских островах и оповещение штаба флота обо всех замеченных передвижениях судов и авиации. В связи с ограниченной дальностью обнаружения целей мы подходили близко к островам, всплывали и запускали станцию. Но как только это происходило, на нас тут же на бреющем полёте сваливался американский гидросамолёт и сбрасывал вокруг нас радиобуи, сообщавшие наше местоположение. Далее в условиях военного времени уничтожение лодки было уже делом техники. Таким образом, в случае военного конфликта лодка могла сообщить информацию в штаб только ценой жизни своей команды. Мы были, по сути, заложниками.

    К счастью, в 1963 году моя служба на подводной лодке внезапно и неожиданно оборвалась. Отдел кадров ВМФ по какой-то причине решил, что должность врача на ней вакантна и назначил на неё новоиспечённого выпускника академии. Командир дивизии не решился уличать штаб в ошибке, и я был выведен за штат. В первый же выход в море молодого доктора на лодке снова произошёл взрыв, на этот раз во втором аккумуляторном отсеке, где во время плаванья находился доктор. Он остался жив, но получил тяжёлые ранения, стал инвалидом и был списан с флота. Лодку же во второй раз ремонтировать не стали и списали в утиль. Так бесславно закончилась эпопея подводных лодок радиолокационного дозора, стоившая бюджету неимоверных расходов и не давшая никакой пользы флоту.  Я же до сего времени благодарен неизвестному разгильдяю в отделе кадров флота, сохранившему мне здоровье, а может быть и жизнь.

     Впрочем, воспоминания завели меня слишком далеко. Моя служба продолжилась на надводных кораблях, но об этом мы вспомним, если доживём,  в следующий День Флота. А теперь пора допить рюмку и ждать завтрашнего парада.

    С праздником вас, дорогие друзья!