Не кушайте косточки

  Я затормозил на красном цвете, совсем чуть-чуть задев зебру. Она посмо-
трела на меня, а я на неё, в надежде на то, что от той Одри осталось
хоть что-нибудь хорошее. Мы смотрим друг на друга минуту, даже не замечая,
что машины уже едут. Мне пришлось отвести взгляд первым, так как я
наконец понял, что нарушаю правила движения. Одри отвела взгляд и сухо
помотала головой из стороны в сторону. И знаете, насколько мне показалось
это обидным. Ну что я мог поделать? Забыть про всё на свете только не про
мою Одри? Конечно, так посчитают большинство женщин.
  — Хочешь мы купим арбуз? — Будто прося прощения сказал я. Арбуз — одна из
самых любимых ягод Одри. Например, неделю назад в кафе "Джульетта" она
захотела арбузный Фрэш, которого, конечно, не было в меню. В итоге нам
пришлось уйти, не смотря на то, что кухня там была не плохая. Когда я
иду в продуктовый магазин, то она просит холодный чай "Липтон" со вкусом
мяты и арбуза. Честно, ужасная дрянь, в которой смешались вкусы сочного
арбуза и очень горькой мяты.
  После моих слов Одри изменилась в лице, как маленький ребёнок, которому
разрешили открыть подарки раньше положенного. Сейчас мы проезжали пере-
крёсток на Драйв-стрит и Гудман-стрит, на углу которой стоял небольшой
прилавок, нехотя построенный от руки. За ним сидела фигура, которая
продавала что? Правильно, арбузы! Чёрт возьми…
  Я остановил машину и вышел на дорожку восьмой авеню, чуть не споткнувшись
о бордюр. Сегодня точно не мой день. Почему? Потому что Одри выбрала
самый большой арбуз за десять долларов. Я покрутил его в руках, делая
вид что разбираюсь. Знаете, этот привычный цвет арбуза? Так вот вместо
зелёных полос там были жёлтые. Такого мне ещё не доводилось видеть.
(Но не Одри…)
  Старушка была одета в бирюзовые тонкие штаны, майку с розочками и чёрные
туфельки. Пепельные волосы были аккуратно завязаны в гульку, а морщинистая
сетка расположилась по всему лицу.
  — С вас десять долларов, сэр. — Мило проскрипела старушка.
  — Конечно, держите. — Сказал я и протянул две купюры по пять баксов.
  Я подхожу к машине.
  — Постойте, — сказала она — пожалуйста, выплёвывайте косточки.
  Я немного озадачился, но потом сказал лишь: — спасибо.
  (Интересно, какая ей разница? Выплёвывать косточки или нет) — подумала
Одри и закатила вверх глаза.
  Арбуз был очень тяжёлым, я чуть не уронил его на порог, когда Одри забыла
подержать мне дверь. И вправду не мой день — сказал я и положил арбуз
на дорожку, испугавшись, что он сейчас разломится. В тарелке он выглядел
очень аппетитно. Одри быстро отрезала маленькую верхушку, принятую
называть в нашем доме "шапочкой" и немного удивилась, наверно ожидая,
что он будет какого-нибудь другого цвета. Впрочем, она была готова
насладиться и таким.
  Её лицо расплылось в улыбке, а глаза невольно закрылись от сочной и очень
сладкой мякоти, утыканной маленькими косточками. Когда я заметил их то
мне в голову сразу же врезались слова старушки, а она стояла перед
глазами. Одри продолжала жадно отрезать куски и глотать один за другим,
выбрасывая на тарелку полностью зелёные корки. Я повесил куртку на крючок и
услышал, как Одри чем-то подавилась. Но кода я зашёл в кухню, то она
сказала, что всё нормально и наверно подавилась косточкой.
  Голубое небо сменилось тёмно-синими сумерками, в которых летали оклемав-
шиеся от сна комары и их жёлтолихорадочные собратья, державшиеся от моей
дымящей сигареты как можно дальше. Готовившаяся ко сну Одри всё продолжала
кашлять от предполагаемой ей проглоченной косточки. Тогда я считал, что
это пустяк, но, господь, прости меня за этот ПУСТЯК. Я затушил сигарету
и вошёл в спальню ложась на кровать.
  — Спокойной ночи любимая — сказал я и поцеловал её в губы.
  — Угу, спокойной.
  Заснуть я не мог совсем. Жена кашляла постоянно, переворачиваясь с бока
на бок. Конечно об этом не могли умалчивать пружины и постоянно выли
как кошки, сидевшие на мусорных бочках Харольда Симмонса, переехавшего
сюда из Калифорнии. Не знаю точно, но удалось мне заснуть в четыре утра и,
как мне кажется, Одри об этом знала.
Будильник развылся в полвосьмого. От чего мой сон продлившийся в четыре
часа устал сопротивляться будильнику. Я провёл ладонью по лицу.
  — Доброе утро, дорогая. — Тихонько сказал я, положив руку на плечо Одри.
На моё удивление оно оказалось чертовски твёрдым, прям как кора арбуза…
  — Одри, детка.
  Пришёл я в ужасный панической шок, когда перевернул её тело на спину.
Матерь божья, ничего более страшней в своей жизни мне не доводилось видеть!
Тело задрожало. Да, да! Будто я вышел из воды и меня обдул лёгкий ветерок.
Зрачки смотрели на концы спинки кровати из-за очень широко раскрытого
рта, состоящего из двух сломанных челюстей и местами погнутых зубов,
выпирающих из дёсен наружу. Во мне образовалась огромная дыра, заставившая
сонливость куда-то уйти. Из этих двух поломанных челюстей выходил толстый
росток желтоватого цвета, верхушка которого согнулась под тяжестью огромного
жёлто-полосового арбуза. Я разорался так сильно, что наверно проснулся весь
район.
  Теперь не знаю куда и к кому обратиться. Я оставил её тело на кровати,
собрал свои вещи и уехал в Мичиган. Старушку я больше не видел, а
покупать арбузы ужасно боюсь. Прошу вас, умоляю ради бога, не ешьте косточки
вместе с арбузной мякотью, приятного аппетита.