Глава 37 Подлинный перевод

     Первая неделя  работы над переводом стала тяжелой для всех троих. И хотя зимний день был недолог, но часы, проведенные в сумеречном  зеленоватом свете, когда надо напряженно всматриваться в текст,  привели к тому, что у всех троих слезились глаза, а к концу дня болела голова. В первый день они перевели и записали десять листов, во второй – восемь, а в шестой только пять. Они многократно прерывали работу, принимали позу отдыха, но к концу дня это уже не помогало.  Более того, даже сон не приносил облегчения, и утром, когда они благоговейно разворачивали свиток Завета,  радость, испытанная в первые дни, не посещала, и молитва не приносила успокоения.  Иохим понял, нужен отдых, и надо по-другому  строить работу, если все оставить по-прежнему, их надолго не хватит. Обо всем этом он доложил Святейшему в очередную встречу. Глава церкви молча выслушал рыцаря, в конце спросил:
- А сколько потребуется времени, ели вы будете переводить по пять листов?
- Более двух месяцев, Святейший, - ответил Иохим.
Святейший помедлил, склонил голову,  даже покивал каким-то своим мыслям, потом сказал:
- Два или три месяца большой роли не сыграют, дело предстоит большое и долгое. Но вот что сейчас тоже важно, амейские торговые колонии – это уже первый шаг к исполнению Завета, но в том корыстном виде, как они этого хотят. Они держат всю торговлю с Востоком и до трети оборота  в наших землях. В открытую занимаются ростовщичеством и берут большой процент, от половины до всей заемной суммы, а то и больше.  Живут отдельно ото всех и не допускают смешанных браков с ромбидами. Молодые купцы, чтобы жениться, возвращаются в Амею, и уже оттуда  приезжают с женами. Даже их дети играют отдельно от наших детей… Подумай над этим, рыцарь. Как тебе быть дальше, решай сам. Я не настаиваю, но постарайся уложиться в три месяца. Мне докладывать будешь раз в неделю, и приходить ко мне в любой день, если будет необходимость. А теперь ступай, да поможет тебе Бог.

    Иохим подошел к руке Святейшего, получил  благословение и удалился.
В следующие два дня они переводили и записывали ровно по пять листов, а на третий, в воскресенье, Иохим велел всем отдыхать. В понедельник, после молитвы, Иохим предложил соратникам обсудить, как им быть дальше, чтобы переводить в день не менее пяти листов, но при этом не утомляться так, как прежде. Венедикт высказался, что со временем они привыкнут и смогут переводить даже больше, как удалось в первый день, но Жаргисувд предложил другое.
- Как лекарь, я предлагаю разделить работу на две части, - сказал он. – Вы сами, наверно, заметили, что в первое утреннее время мы быстро делаем два-три листа, потом работаем медленнее, а в вечернее время совсем медленно, потому что к тому времени и глаза устают, и голова тяжелая. Предлагаю работать до полудня,  потом отдыхать, а затем вечером часа два, до темноты. Думаю, работа пойдет успешнее…

     В этот день, они так и поступили, когда  после перевода и записи трех листов проявилась усталость, оставили работу и разошлись по домам, чтобы снова встретиться пополудни. Вечером же довольно быстро сделали два листа, и даже успели записать третий, хотя заканчивали в сумерках и последние строки разбирали с трудом. В дальнейшем они так и работали: три-четыре часа с утра и потом два-три часа к вечеру.

    Приходя в перерывах домой, Иохим обедал, а потом укладывался на постель, чтобы поспать хотя бы полчаса. Чтобы не тратить силы и время на приведение себя в состояние покоя и сна, просил, чтобы Астара присела рядом. Прислонялся лицом к ее бедру, или клал руку на уже округляющийся живот, она гладила его по волосам, и он быстро засыпал. А через час освеженный возвращался в библиотеку. Жаргисувд оказался прав, такое деление дня на работу и отдых было наилучшим.
К концу месяца  и Иохим и Венедикт достаточно освоили славиндский язык и могли по-немногу заменять Жаргисувда при чтении со свитка Завета. Работа пошла быстрее, и теперь они легко делали по шесть листов, и даже по семь, могли бы и больше, но по окончании записи седьмого листа Иохим прекращал работу, памятуя их первую неудачу.

    Чем дальше продвигалась работа, тем больше Иохим находил различий между их переводом и амейским. Кроме того, что в амейском переводе всего лишь раз было упомянуто предостережение не использовать знание Завета  своекорыстно, в то время как в самом Завете оно повторялось постоянно, Иохим часто встречал другие пропуски, а то и умышленные искажения. Особенно запомнилась разница в указании, как поступать с преступниками. В Завете они перевели: «А кто преступит заповедь и уличен будет, от того в первый раз добиться истинного раскаяния и простить. Кто второй раз преступит и уличен будет, того примерно наказать и выставить на общее поругание. А кто третий раз уличен будет, того казнить публично, ибо не оправдал надежду Бога и не отошел от четырехруких. А кто уличен будет в насилии и растлении детей, и кто уличен будет в противоестественном совокуплении, тех казнить немедленно и тайно. Ибо эта зараза страшнее холеры, оспы и чумы вместе взятых». В амейском же переводе было только: «Нарушивший божью заповедь наказан будет, и наказание определит Единый, ибо ничто не скроется от ока его, как само деяние, так и побуждение. Людское же наказание определят люди благочестивые вместе с пастырями Единого. А если богат, то покаяние может принести жертвою в храм Единого своим имуществом». И все, и ни слова о последнем, самом страшном по Завету преступлении.
 
     Еще Иохим видел, что Завет совершенно иной, чем известное Святое писание. В Завете не было  описаний деяний Бога, не было восхвалений деяний святых - любимцев Бога, и их жизнеописаний, Завет был  очень подробным наставлением, как людям строить свою жизнь. Были здесь наставления, как строить жилища и как объединять их в поселения, как обрабатывать землю, как плавить металлы и делать из них орудия, как хранить запасы, как воспитывать детей и как определять их призвания. Было очень долгое и подробное наставление, как разрешать споры, и еще, кроме постоянного упоминания не использовать знания Завета в своекорыстных целях, по всему Завету проходила одна мысль: самый страшный грех – вражда между людьми. Завет был прост и понятен, в то время как в известном Святом писании примерно те же наставления давались притчами и намеками, и любой толкователь мог толковать их по-своему.

     В Завете часто повторялось, что все люди равны между собой и перед Богом, место каждого определяется его призванием, и нет призваний  важных и неважных, почетных и стыдных, все призвания, как и сами люди, равны между собой, и каждый со своим призванием нужен людям и угоден Богу, каким бы малым оно ни казалось. Все люди есть дети единой Ар и питаются светом единого Ра. В известном Святом  писании упоминания о равенстве людей были только в Новом писании, и не было их, как и наказа не использовать Завет в своекорыстных целях, в амейском переводе.
Во второй части Завета были наставления, как объединить всех людей в единую семью: « Живущие в разных частях земли питаются разными плодами, и блага матери-Ар не равны в разных частях Ее, где-то есть излишество, в других же местах может быть недостача. И будут люди меняться плодами, произрастающим на их землях, и прочими благами, и чем теснее и чаще обмен, тем лучше для всех. И будет обмен вином и хлебом, тканями и самоцветами, металлами и раковинами, но главным обменом станет обмен мудростью, которые люди добудут в трудах и размышлениях». Далее шли подробные разъяснения, как вести торговлю, как  создать и обезопасить новые торговые пути, как вести расчеты, как вовлекать в торговлю дикие народы и приобщать их Богу. Иохим понимал, что торговля позволяет накопить огромные богатства, а богатство – это соблазн власти, потому в Завете постоянно повторялось предостережение о вреде корысти. Амейский же перевод игнорировал предостережение, по сути потакал корыстной власти, и   властителями определил только амеев.

     Но чем дальше продвигался перевод, тем чаще встречались наставления,  хотя и понятные по словам, но непонятные по смыслу: «Придет время, когда товаром станет тепло, и нужно его будет все больше и больше. И хотя тепло, даруемое Ра, в избытке орошает Ар, но не сразу люди научатся брать его. И будет оно утекать сквозь пальцы и расточаться без пользы».   Или: «Берегите здоровье матери-Ар. Велика и обильна Ар, но может прийти время, когда люди в корысти своей подорвут ее здоровье. И будет великий вред самим людям, ибо питаются от здоровья Ар, и если болезнь затронет Мать, то детей постигнет мор и глад, и сами будут виновны». 
Когда встречались подобные наставления, соратники иногда обсуждали их, хотя ни разу  не смогли прийти к единому мнению. Потом Иохим вспомнил свое последнее видение, когда Бог диктовал Завет, и объяснил, что непонятное сейчас станет понятным потом, когда возрастет мудрость людей и укрепится их разум. Соратники согласились, и в дальнейшем не тратили время на осмысление непонятных вещей.
К концу второго месяца близилось окончание перевода.