Невозможность писать равносильна погребению заживо

Говоря о нем, буду очень и очень субъективен, даже порой эмоционален. Вы спросите: почему? Отвечаю: творчество Михаила Афанасьевича Булгакова занимает в моей профессиональной жизни – филолога и журналиста – особое место.

Начнем с того, что в юности, в возрасте 13-14 лет, мне посчастливилось прочитать одно из первых официальных изданий романа Булгакова «Мастер и Маргарита». Правда, размноженную на ротапринте и затертую до дыр копию, бережно передаваемую из рук в руки представителями тогдашней советской интеллигенции. Я читал книгу по ночам под одеялом, подсвечивая себе фонариком. Это было сказочное путешествие в миры Иешуа Га-Ноцри и Понтия Пилата, Сатаны-Воланда и кота Бегемота, Мастера и Маргариты. Да, многого я тогда не понимал, не хватало знаний и простого житейского опыта, но до сих пор помнится ощущение соприкосновения с чем-то необычным, мистическим, воздушным, выходящим за рамки «классической» литературы советского периода типа производственной пьесы «Премия» или пафосных воспоминаний Леонида Ильича Брежнева «Малая земля». Подозреваю, что большинство нынешних читателей романа Булгакова даже слыхом не слыхивали об этих «монументальных» произведениях времен застойного периода истории СССР. Ну да ладно, было и прошло.

Второе, более детальное соприкосновение с творчеством великого мастера произошло во время учебы на филологическом факультете в университете. Увлеченный публикациями Мариэтты Омаровны Чудаковой, автора первой научной биографии М.А. Булгакова, на втором курсе я защитил курсовую работу на тему «Криптографические мотивы в романе Булгакова «Мастер и Маргарита». Как помню, на оценку «отлично». Но дело не в оценке, хотя и это было приятно. А в том, что в ходе подготовки курсовой я понял всю глубину образованности Михаила Афанасьевича, его практически энциклопедические познания. Многочисленные аллюзии и отсылки к Ветхому Завету, западноевропейским средневековым легендам, творчеству Данте, Гёте, Гоголя, Достоевского – настоящий пир для любого гурмана-филолога. Впрочем, это тема для совсем другой публикации, научно-лингвистической, а сегодня мы поговорим о редких, порой совсем незнакомых рядовому читателю особенностях жизни и творчества Михаила Афанасьевича.

Старинная русская фамилия Булгаков имеет тюркские корни (тюркское «булгак» происходит от глагола «булга», что значит «махать, мутить, взбалтывать»). Михаил Афанасьевич Булгаков происходил из так называемых «колокольных дворян». Так иносказательно говорили о детях духовенства или звонарей, намекая на колокол как принадлежность церкви. То есть колокольный дворянин был и не дворянином вовсе, к дворянскому сословию не принадлежал, а происходил, как раньше говорили, «из духовных».

Свой первый рассказ Миша Булгаков написал в семилетнем возрасте. В пятом классе гимназии из-под его пера вышел фельетон «День главного врача», в это же время будущий автор «Мастера и Маргариты» сочинял эпиграммы и сатирические стихи. Этот литературный опыт пригодился Булгакову в 1920-е годы, когда приходилось писать фельетоны для газет, обеспечивавшие небольшой, но очень нужный заработок. Некоторые автор подписывал своей фамилией, иные – всевозможными псевдонимами: М. Булл, Тускарора, Г. П. Ухов, Ф. С-ов, Михаил, Эмма Б., Ф. Скитайкин, М. Ол-Райт, М. Неизвестный.

Как отмечают биографы писателя, на характер юного Булгакова оказало большое влияние самоубийство его близкого друга Бориса Богданова, сидевшего с ним в гимназии на одной парте несколько лет. В 1915 году тот позвал Мишу к себе в гости и при нем застрелился. Мать Булгакова отмечала позже в одном из писем: «Миша вынес немалую духовную пытку».

Интересная деталь – семья писателя косвенно имела отношение к родоначальнику пролетарского государства, Владимиру Ильичу Ульянову-Ленину. В 1906 году Булгаковы жили в доме №10 на улице Кудрявской в Киеве. В этом же доме в квартире №5 в октябре 1903 года проживали мать В.И. Ленина Мария Александровна Ульянова и его сестры Мария Ильинична и Анна Ильинична. Долгое время на этом доме красовалась мемориальная доска в честь семьи Ульяновых, но после развала СССР ее, естественно, убрали.

Вторым немаловажным фактором, повлиявшим на сложный и весьма неоднозначный характер писателя, было пагубное пристрастие к морфию. Именно воспоминания о жизни наркомана-морфиниста легли в основу рассказа 1926 года «Морфий». А пристрастился к наркотику Булгаков летом 1917 года. В то время он служил в земской больнице в селе Никольском Сычевского уезда Смоленской губернии. Зависимость началась после того, как к молодому доктору привезли больного дифтерией ребенка. Булгаков разрезал ему горло и через трубку отсосал дифтерийные пленки. При этом ему показалось, что одна из пленок попала в горло. Чтобы не заразиться смертельно опасной болезнью, он сделал себе прививку от дифтерии. Эта прививка вызывала сильную реакцию – у Булгакова начался зуд, лицо распухло, тело покрылось сыпью и начались сильные боли, облегчить которые он решил с помощью инъекции морфия. После укола состояние улучшилось, и он заснул. А проснувшись, попросил еще морфия – на всякий случай. Вскоре Булгаков делал себе уколы уже два раза в день. Считается, что он вылечился от пагубной привычки в 1918 году благодаря второму мужу матери, доктору Ивану Павловичу Воскресенскому.

Но некоторая нервозность и взрывная резкость характера, свойственная бывшим наркоманам, осталась у Булгакова до конца жизни. Советская писательница Екатерина Михайловна Шереметьева вспоминала: «При большой сдержанности Михаила Афанасьевича все-таки можно было заметить его редкую впечатлительность, ранимость, может быть, нервность. Иногда и не уловишь, отчего чуть дрогнули брови, чуть сжался рот, мускул в лице напрягся, а его что-то царапнуло».

При всей внешней рафинированности и эпатажности (писатель ухитрялся даже в 20-е годы носить монокль, атрибут буржуев и врагов революции) Булгаков был мужественным человеком, своих прошлых политических взглядов не скрывал, но и не афишировал. Вот отрывок из протокола допроса Михаила Булгакова в ОГПУ 22 сентября 1926 года: «Литературным трудом начал заниматься с осени 1919 г. в городе Владикавказе, при белых. Писал мелкие рассказы и фельетоны в белой прессе. В своих произведениях я проявлял критическое и неприязненное отношение к Советской России. <...> На территории белых я находился с августа 1919 г. по февраль 1920 г. Мои симпатии были всецело на стороне белых, на отступление которых я смотрел с ужасом и недоумением».

С такими взглядами неудивительно, что советская пресса жестко критиковала Булгакова и его творчество. Михаил Афанасьевич завел специальный альбом, в который собирал газетные и журнальные вырезки с отзывами критиков о своих произведениях. Он сам подсчитал, что среди опубликованных за десять лет рецензий было 298 отрицательных и лишь три оценивали творчество мастера положительно. Среди критиков был даже постоянный партнер Булгакова по игре в русский бильярд Владимир Маяковский. К 1930 году книги Михаила Афанасьевича не печатались вовсе, а пьесы изымались из репертуара театров. Доведенный до крайности, писатель написал обращение в правительство СССР с просьбой либо разрешить ему уехать за границу, либо дать возможность работать в театре. Именно в этот период Михаил Афанасьевич написал трагичную фразу: «Невозможность писать для меня равносильна погребению заживо». И – о чудо! Булгакову позвонил лично Сталин и посоветовал драматургу устроиться во МХАТ. Писатель так и поступил.

Но начало более-менее удачной творческой судьбы произведений Булгакова отнюдь не было безоблачным. Первую постановку во МХАТе «Дней Турбиных» (название «Белая гвардия» пришлось сменить по вполне понятным идеологическим причинам) спас Константин Сергеевич Станиславский, заявив, что, если пьесу запретят, он закроет театр. Правда, из произведения пришлось убрать важную сцену избиения петлюровцами еврея, в финале ввести «все нарастающие» звуки «Интернационала» и здравицу большевикам и Красной армии из уст Мышлаевского. В результате пьеса с успехом шла во МХАТе около 15 лет. Постановку потом еще несколько раз запрещали, но сам Сталин лично требовал вернуть ее на сцену, так как «вождю народов» пьеса нравилась. По неподтвержденным данным, Сталин смотрел «Дни Турбиных» не менее 15 раз, то есть практически раз в год.

Множеством интересных, а порой и загадочных фактов обросла история создания самого знакового произведения М.А. Булгакова – романа  «Мастер и Маргарита». Работать над ним Михаил Афанасьевич начал еще в 1920-х годах и продолжал до самой своей смерти. Но труд так и не был завершен. Позже сведением воедино разрозненных черновиков и записей занималась вдова писателя Елена Сергеевна Булгакова (Шиловская). Первоначально этот роман предполагалось назвать «Черный маг» или «Копыто инженера». Первые редакции романа о дьяволе Михаил Булгаков сжег, но как доказательство того, что роман существовал, он отрывал от тетрадных листов только половину. По этой уцелевшей части первого варианта романа литературовед Мариэтта Омаровна Чудакова, насколько это было возможно, восстановила текст. Кстати, ни Мастера, ни Маргариты в первом варианте знаменитого романа не было – автор книги о Понтии Пилате и его возлюбленная родились в воображении Булгакова только через 10 лет работы над романом.

Известный российский и советский литературовед, близкий друг М.А. Булгакова, Павел Сергеевич Попов считал, что именно его московская квартира в Плотниковом переулке, 12, где так часто бывал Булгаков, стала прообразом «подвальчика» Мастера в романе «Мастер и Маргарита». В 1940 году он писал: «...ведь наш подвальчик Миша использовал для описания квартиры Мастера. А завал книгами окон, крашеный пол, тротуарчик от ворот к окнам – все это он перенес в роман...».

Мистическим флером покрыты графические и музыкальные истории, связанные с романом «Мастер и Маргарита». Первым иллюстратором «Мастера и Маргариты» стала художница-вундеркинд Надежда Рушева. В 1969 году девочка внезапно умерла от кровоизлияния в мозг в 17 лет. В середине 1970-х годов советский художник Сергей Алимов задумал создать мультфильм по роману Булгакова «Мастер и Маргарита». К сожалению, выпуск мультфильма не разрешили, но цикл рисунков Алимова по роману выкупила Третьяковская галерея.

Существуют несколько комиксов по роману «Мастер и Маргарита». Первая графическая адаптация «Мастер и Маргарита» была создана в 1992-1993 годах на базе московского клуба «КОМ» пионерами отечественного комикса Аскольдом Акишиным и Мишей Заславским. Опубликованная во Франции и Польше, она оставалась практически неизвестной в России – небольшой отрывок разместила газета Независимой рок-ассоциации «Р&К». Спустя почти 30 лет комикс Акишина и Заславского вернулся на родину и был опубликован на русском языке в полном объеме.

Александр Градский создал оперу по роману «Мастер и Маргарита». Над ее созданием он работал несколько десятилетий. В опере сам автор исполнил четыре роли: Воланда, Иешуа, Мастера и кота Бегемота. Другие партии достались известным в России исполнителям, среди которых были Иосиф Кобзон (Каифа), Елена Минина (Маргарита), Николай Фоменко (Коровьев), и Александр Розенбаум (доктор Стравинский). Постановка этого грандиозного произведения на сцене не планируется. Оперу издали в 2009-м году на четырех дисках, снабдив либретто.

Как известно, роман Булгакова разошелся на цитаты. Его острые сатирические фразы используются сегодня везде: от публицистики до публичных выступлений. Когда же порой спрашивают, какие слова великого мастера близки лично мне, я цитирую вот эти любимые, вложенные когда-то в уста Воланда: «Что-то, воля ваша, недоброе таится в мужчинах, избегающих вина, игр, общества прелестных женщин, застольной беседы. Такие люди или тяжко больны, или втайне ненавидят окружающих. Правда, возможны исключения. Среди лиц, садившихся со мною за пиршественный стол, попадались иногда удивительные подлецы!» Думаю, эти слова не потеряли своей актуальности и сегодня…