Сказки волшебного леса. Перемены

Старый Ворон жил с Молодой Колдуньей уже год и только недавно начал выдыхать. Так год и прожил наготове, постоянно ожидая подвоха.

Так уж вышло, что жизнь его особо не баловала. Рано остался сиротой, его приютила тётка по матери, которая с радостью и сдала при первой возможности в Академию обучения воронов. Основное условие — порвать с роднёй, поменять образ жизни, жить не как остальные вороны, не иметь семьи и детей, жить вдали от родных мест. Другие родители клювами цеплялись за своих чад, только тётка выпнула его с радостью. Обучение было долгим и тяжелым: ранние подъёмы, сидение за партой, обучение грамоте, простейшим нехитрым заклинаниям, вроде как найти дорогу домой, если заблудился. Функция воронов — стать правой рукой колдуний и колдунов. Помощником, секретарём, советчиком, другом, если на то пошло. При этом — дать знать в Центр, если что-то пойдёт не так. Если колдунья занялась чёрной магией во вред. Если по её вине погибает лес, уходят звери, сохнут деревья. Задача любой колдуньи — следить за порядком в лесу и окрестных деревнях, разрешать конфликты, не допускать серьёзной вражды, следить за тем, чтобы хищники не уничтожили полностью поголовье зайцев, к примеру, но и за тем, чтобы тех же зайцев не расплодилось слишком много. Плюс лекарство. Функций, целей и задач — два талмуда.

Ворону не повезло: он попал к злобной старухе, которая не нарушала по-крупному (так чтобы прижали), а пакостила по мелочам. Деревенские дети мучались животами, псы лаяли дурниной по ночам, не давая никому спать, в лесу порядка не было. Ах, как Ворон её боялся! До дрожи, до паники. Она хватала его, выдёргивала перья, пугала, что бросит в суп заживо, а однажды заколдовала так, что он два дня только хрюкал. Она тогда хохотала так, что упала со стула. Вредная, злобная, склочная бабка. Ворону повезло: её, спящую, задрал медведь. Сам издох, правда. Несколько недель Ворон жил один в ожидании, не надеясь особо ни на что. Пока в его дверь не постучалась совсем юная, рыжая, с длинными кудрявыми волосами и зелёными глазами Молодая Колдунья.

Ворон был разочарован. Слишком молода, опыта наверняка нет. Но Колдунья обжилась, осталась и даже умудрилась навести порядок в лесу. Конфликты решала по справедливости, обладала добрым сердцем, искренне полюбила лес и его обитателей, поддерживала начинания вроде открытия частного детского сада для молодняка или лесной газеты. Из всех недостатков — несдержанность: вопила порой громко, да дверьми хлопала. Но вопила по-доброму, вроде: «Да сколько ж можно!», «Ах, какая досада!», «Да что ж такое!» И материлась на колдовском (Ворон разбирался немного). Для неё он стал проводником в мир леса, знакомил её с порядками, рассказывал, что есть что и кто есть кто. С ней он стал помощником, секретарём, ассистентом, другом. Всё, как им в Академии рассказывали. Взаимовыгодное партнёрство, основанное на уважении и осознании важности как самого себя, так и другой стороны.

Ни разу Молодая Колдунья не обидела Ворона. А он так и не доверял ей аж целый год. Ждал подвоха, ждал, что бросит — их лес не самое лучшее место для молодых колдуний, работы много, развлечений мало. Боялся, что у неё вдруг испортится характер, или что она только притворяется такой доброй, чтобы усыпить бдительность. Правда, зачем ей надо усыплять бдительность, он так и не понял до конца.

Всё решил случай с белкой. Колдунья нашла на тропинке подыхающую белку, пожалела её и принялась выхаживать. Три ночи не спала, читая заговоры и вливая в беличью пасть отвары целебных трав.
На четвертую ночь белка исчезла, не сказав ни слова благодарности, оставив после себя полную подстилку шерсти и несколько какашек. Вдобавок белка их обокрала, унесла мешок с орехами и сушёными ягодами. Ворон знал, что Колдунье достаточно произнести несколько слов, чтобы злосчастная белка упала замертво, и ещё несколько — чтобы белки всей округи в качестве извинения завалили их дом орехами и ягодами.

Вместо этого Колдунья стала дико хохотать, до слёз. И сказала: «Ну, раз уж у неё хватило сил стащить провиант, я за неё спокойна. Будет жить». И всё.

С тех пор Ворон расслабился окончательно. Милосердие — вот что было в Молодой Колдунье. Милосердие и любовь.

По вечерам Ворон, как и все птицы на земле, молился Богу Неба. «Спаси и сохрани меня и мою Колдунью». Птицы гораздо ближе к богам, чем люди, и, как правило, их желания и молитвы быстрее и точнее исполняются.

Но с тех пор, как он окончательно поверил Молодой Колдунье, его стали посещать мысли о детях. О наследниках. Замесит тесто, сделает начинку, испечёт пирог ароматный, вкусный — слюнки текут, — нет-нет да и задумается: «А был бы у меня сын, тоже научил бы его печь пироги». Или на рыбалку с Медведем пойдет — за Медведем всегда кто-то из медвежат увяжется. Кольнёт Ворона: а у него-то нет детей. Вот так, нежданно-негаданно, проснулся в нём отцовский инстинкт. Про жену и предполагаемую мать он как-то и не думал. А вот о детях стал задумываться. А как-то после особо душевного чаепития с Колдуньей на крыльце взял и загадал: «Господи, пошли мне детей». Загадал и испугался. Потом вспомнил, что детям у него, старого холостяка, взяться неоткуда. Выдохнул да и забыл. А наверху уже закрутились шестерёнки исполнения желаний.

Ворон уже и думать забыл о том, что загадал. Время шло, дни были заполнены повседневными заботами, как вдруг случилось событие, перевернувшее мир Ворона вверх тормашками.

Как говорится, ничего не предвещало. И интуиция, которой так славятся вороны среди птиц, молчала. И даже Колдунья клянётся, что у неё не было никакого предчувствия.

Рано утром, едва рассвело, Ворон проснулся от стука в дверь. «Кого принесло в такую рань?» — удивился Ворон и полетел открывать.
Там он увидел совершенно незнакомую старуху-зайчиху, всю облезлую, и двух маленьких зайчат. Старуха втолкнула зайчат в открытую дверь, захлопнула её за ними, вцепилась в Ворона, пробормотала что-то вроде: «Вручаю тебе своих внуков. Ты обязан о них позаботиться, иначе худо будет», — и испустила дух прямо на крыльце, на глазах у старого Ворона, который ошарашенно стоял и смотрел на тело зайчихи. Он бы и в обморок свалился (всё же первый раз кто-то умер на его глазах), как на крыльцо вышла разбуженная Колдунья и пробормотала: «Ну, дела…»

Дела были серьёзные. И Ворон, и Колдунья знали, что не исполнить последнюю волю умирающего — чревато. И очень. Тот вполне мог превратиться после смерти в привидение и наделать глупостей, а то и откровенно навлечь беду на того, кто эту волю не исполнил, на его окружение, а то и на всю округу. К тому же старуха пришла с благой целью — позаботиться о внуках. А не исполнить последнюю волю умирающего, которую тот пожелал загадать с заботой о других и во благо других, — это совсем серьёзно.

Ворон слетал к местным зайцам. Те сказали, что старуха эта, зайчиха почившая, им не знакома, и они не горят желанием заботиться о сиротах. Своих хватает. Максимум — смогут забирать их на пару часов в день. Колдунья могла бы надавить, конечно, заставить. И её послушались бы, не посмели б отказать. Но умирать зайчиха пришла не к зайцам. Так что старому Ворону ничего не оставалось другого. Жизнь не оставила ему выбора, поставила перед фактом.

Так старый Ворон неожиданно для себя стал опекуном двух детей. Мелких, вредных, капризных, избалованных зайчат.
Карла и Бонифаций. Имена-то какие — язык сломаешь.

В первую ночь он не спал и беседовал с Богом:
«Почему зайцы, Господи? Я же в них совсем не разбираюсь. Почему их сразу двое? Как мне их воспитывать? Как вообще воспитывают зайцев?»

Небо шелестело верхушками деревьев: «Сам хотел — получи и радуйся. А то, что зайцы, — так ты не уточнял, каких именно детей хочешь. Теперь крутись сам».