Городские цветы

Городские цветы

Назар Шохин

Как менялся за прошедшее столетие цветочный ландшафт садов и скверов в средних узбекистанских городах? Что нового внесли в местную садово-парковую действительность жители «лесов, полей и рек»?

Образцовая «цветочная витрина» располагалась, разумеется, вокруг партийных офисов. Необсуждаемым атрибутом таких садов были, конечно, розы, причем, как правило, алые, цвета красного знамени.

Меньше «везло» красным розам, как ни странно, в скверах вокруг памятников вождей. Почему? Всякие розы тут смотрелись словно посланные из средневекового восточного гаремного сада; они были как будто отчаянно влюблены, но… не в вождей!

Кусты роз всегда и везде походили на своих хозяев: партийные – всегда стриженные, ухоженные; обыкновенные дворовые – простенькие гражданки, ждущие садовых ножниц.

Огромные, выразительные – то ярко-розовые с желтой сердцевиной, то чайные спелого цвета, то темно-красные, тянущие в сон, – розы цвели от самой весны вплоть до конца хлопкоуборочного сезона.

В элитных садах той поры можно было встретить оранжевую лилию, эту соблазнительную американскую иммигрантку с черными крапинками на цветках, будто дразнящую лепестками-язычками, эпатирующую беззастенчиво выставленными тычинками, увенчанными черными «угольками».

В детских садах возле хрущевских панелек, где царил дух приезжих инженеров, клумбы были усажены бледными и нежными космеями на тонких ножках. В ясельных цветниках обычно хранились лейка и мини-грабли-«царапки» для рыхления земли. Космеи, эти свободолюбивые растения-оптимистки, не складывали в букеты и не дарили – наверное, по причине их недолговечности.

Запомнились похожие на добрых татарских старушек в цветистых платках флоксы. А еще всплывает в памяти любимый местными садовниками белый, красный, красно-белый мирабилис, этот своего рода «метеоприбор», математически чутко реагирующий на время суток и оставляющий после себя «наследника» – крупное черное семечко. И, наконец, завсегдатай узбекских садов и огородов – франт с малиновым тюрбаном – целозия, или петушиный гребешок.

Фиолетовые и темно-зеленые мелко нарезанные свежие листья и порошок сушеного базилика используются здесь как приправа. Этими кустиками-крепышами, неповторимо благоухающими после вечернего полива, окаймляли, как правило, сады и скверы.

Местные славяне и татары, в отличие от начальства, любили ромашки и сирень. Ромашки, возможно, были символом легкомыслия, сирень олицетворяла мещанство. Может, такое их восприятие было унаследовано из советских фильмов? Как умудрялись растить их при засоленной почве и горьковатой воде – уму непостижимо…

Разноцветные циннии обитали обычно в садах заводов и фабрик. Эти стойкие, очень неприхотливые декоративные цветы особой любовью пользовались у словоохотливых «строителей коммунизма», томящихся в ожидании своей очереди на квартиру. В огородах их не сажали, а вот на городских газонах их было предостаточно.

Очевидно, суеверие не давало местным хозяевам дворов растить у себя бархатцы (по-научному – тагетес). Большинство узбекского населения избегало их (равно как картофеля и сосны), потому и место им было или за воротами дома, или на кладбищах. Они пестрели там бордовыми, оранжевыми, желтыми нотками как символы бренности всего живого. Местные украинцы называли их чернобривцами.

Еще больше предубеждений было по поводу абсолютно невинной мальвы («рожи» по-украински), мало похожей на творение человеческих рук, этакой оппозиционной барской партноменклатуре барышни, всегда стройной, иногда достигающей человеческих плеч, с яркими цветками-маяками разнообразной окраски: в городах ее не любили, хотя садовники охотно культивировали мальву, борясь с запустением.

Лучше, чем к мальве, относились к такому же неприхотливому ее родственнику – китайскому гибискусу, скромному юноше со скрытыми амбициями. Внешне более изысканный, он не притягивал пыль, хотя и не отличался ароматностью; средней высоты кусты его с фиолетовыми и белыми цветами окружали многие скверики.

Городские цветы – явление особое. Их вид и запах в палитре городских красок и ароматов – неотъемлемая часть памяти о человеческих поколениях.