Невыдуманные истории стройбата. История 4-я

ДВА ГОДА, ПЕРЕВЕРНУВШИЕ ЖИЗНЬ.

«Кто был студентом – видел юность,
кто был солдатом – видел ЖИЗНЬ!»
(Армейская мудрость.)

(Все имена персонажей являются вымышленными и любое совпадение имён с реально живущими или когда-либо жившими людьми случайно.)

Предисловие.

Я много лет собирался написать эту книгу, но всё откладывал, начинал, бросал и снова начинал. Так прошло 35 лет, с тех незабываемых для меня событий которые полностью изменили мою дальнейшую жизнь и возможно судьбу.
Останавливаясь в очередной раз в своём повествовании, меня мучил вопрос – кому это будет нужно сейчас читать?! Но анализируя все события нашей  нынешней жизни, считаю, что повесть моя будет востребована сегодняшним читателем и вызовет как понимание со стороны тех, кто через это всё прошёл, так и интерес тех, кому предстоит ещё через это пройти! А возможно негодование со стороны тех, кто по долгу службы призван этим заниматься. В основном офицеров. Не всех офицеров, а лишь той части, которые на солдатских плечах строили и строят свою карьеру и личное благосостояние. И той части убеждённых псевдопатриотов, которые считают по сей день, что нельзя «выносить сор из избы».
 
Специалист.

Шёл 1986 год. Мне исполнился 21 год. Закончив механический техникум, я получил первое своё профессиональное образование и первую в стране, по тем временам уникальную специальность с очень длинным названием - техника систем числового программного управления и промышленных роботов. Новоиспечённый специалист был тут же востребован на один из крупнейших заводов нашей большой страны - металлургический завод имени В.И.Ленина, где до этого уже проходил преддипломную практику. Отличившись на ней как молодое юное дарование, давшее заводу рационализаторское предложение всего за 3 месяца обучения и ушедший доучиваться с памятной медалью, был сразу поставлен «на карандаш» руководством предприятия. Поэтому вызов для дальнейшей работы на данном предприятии, не заставил себя долго ждать.
Так как мой техникум был создан при заводе, работающем на оборонительную промышленность страны, всех моих сокурсников в полном составе заперли на этом «почтовом ящике», а я сумел уйти строить более свободную и мирную жизнь.
На заводе простаивала, в ожидания запуска первая (и последняя) партия промышленных роботов. Согласно последним решениям пленума ЦК Партии, страна шла по пути автоматизации и роботизации промышленного производства, и слова  – «компьютер, робот, программа» только-только начинали входить в наш повседневный и обычный лексикон.
Я мысленно строил свою будущую карьеру, поскольку не видел никаких преград для её осуществления. После ежегодных двойных проверок на призывных комиссиях в военкомате, мне дали «отбой» от призыва в армию, так как три больничных освидетельствования, подтвердили моё неудовлетворительное состояние здоровья. Бронхиальная астма на фоне аллергии на большую часть цветущих в полосе России растений дало мне заключение о непригодности к строевой службе. Но как же я ошибался…
В предперестроечной стране тогда была каста военкомов, делавших карьеру и своё благосостояние на судьбах будущих солдат. И мне, как и многим, не удалось избежать их коррупционно-амбициозных планов. Меня сделали маленьким винтиком запущенной Большой машины, которая пустила под свой каток многие тысячи судеб и жизней в итоге развалившая огромную страну под гордым названием СССР!

Первый призыв.

Год назад, меня буквально выдернули из-за парты последнего курса техникума  -мелькнула мысль: прощай диплом и специальность, солдат нужнее Родине!
Вечером, дома я получил срочную повестку, а утром я был в военкомате, раньше назначенного мне времени. Вошедший в коридор военком поманил меня пальцем и предложил мне поприсутствовать в Ленинской комнате, где было уже довольно много народу. Как выяснилось позже, здесь проводился общественно-показательный суд над уклонистом 27 лет от роду, который все эти годы каким-то хитрым, одному ему известным способом умудрялся скрываться от воинской повинности. Но сколько верёвочки не виться… суд был быстрым, а приговор суровым. Парню присудили 5 лет колонии общего режима, с взятием под арест прямо в Ленинской комнате. Все присутствующие в комнате были шокированы увиденным, а молодая жена осуждённого, бившаяся в истерике, только добавляла трагизм во всё происходящее, но на это и был рассчитан весь этот «утренний урок».
Честно скажу, к тому времени, я не имел ни малейшего  желания служить Родине, так как уже был «микроскопический» опыт 3- дневных сборов в военном лагере на летних, июньских каникулах между 9-ым и 10-тым классами. Нам всласть дали предварительно познакомиться с порядками и условиями армейской жизни, где мы сходили и в настоящий суточный наряд с чисткой полутоны картошки, мойкой котла полевой кухни и коротким 3-х часовым сном, а затем изнуряющим кроссом на 3 км по жаре, после которого я со своей астмой пробежав 1 км свалился как рыба выброшенная на берег жадно глотая ртом воздух и не могущая надышаться. Настоящий сержант орал на меня, что я подвожу свой класс и должен во, что бы то ни стало продолжить свой бег, но сердце мне подсказывало, что ещё 100 метров такого марафона и оно не выдержит…
Я не относил себя к категории уклонистов. Мне было жаль парня и немножко жутко от увиденного. Это был первый в моей жизни суд над человеком, из которого я сделал для себя один вывод – детство и юность закончились, и я столкнулся с понятием «государственная машина», которая отнимала тебя от дома, родных, друзей, всего, что тебе было дорого, и ставило тебя перед фактом называемым патриотически - «долг Родине». Фактом, перед которым ты не принадлежал уже даже самому себе…
После этой «псих обработки», меня без всяких лишних формальностей пригласили на комиссию, где объявили, что моё дело пересмотрено коллегией врачей и я признан годным с нестроевой службе, а для тех кто не знает - я был призван на службу в строительных батальонах или попросту говоря стройбате.
У меня тут-же забрали паспорт, и уже начали выписывать военный билет. Во дворе военкомата нас ждал «пазик»*, забитый забритыми неизвестно когда такими-же призывниками. Я подумал – всё, прощай родной техан* и моё образование! Прощайте родные и друзья, которые даже не в курсе, что я сейчас здесь!!! Как всё это глупо, не дать доучиться полгода, заставить бросить всё потому что сегодня, да-да именно сегодня ты нужен Родине! А на самом деле жирному военкому, который ради очередной звёздочки на погонах хочет выполнить поставленный ему план! И для этого он готов был ломать сотни, а может и тысячи молодых судеб, семей, жизней! Окунуть с головой ещё вчерашнего студента из-за парты, в тяжёлую, взрослую и опасную жизнь.
Я знал, что потом у меня не получиться доучиться, потому как был запоминающийся пример, когда к нам в группу, пришёл парень после армии. Он был всех нас старше на 5 лет, и выглядел дядей среди детей. В его взгляде была отчуждённость от этого мира, а может быть серьёзность… но он явно чувствовал себя среди нас, не в своей тарелке. После двух недель учёбы, он ушёл из техникума, громко хлопнув дверью перед носом въедливого преподавателя.
Вдруг появилась моя мама. Никогда не забуду её лицо в тот момент! Она была вся бледная, на грани срыва переходящего в истерику. Я терялся в догадках, как она узнала о случившемся, но в тот момент  это было уже неважно. Она подошла ко мне. Я с трудом сдерживал слёзы, так как мне было обидно, обидно, что всё вот так, наскоком, как обухом по голове! Ты виновен лишь в том, что мы хоти дать план Родине любой ценой, даже ценой твоей сломанной жизни студент! Не дав проститься ни с кем! Ни предупредив никого! Не подготовив морально. Взяли и как того парня осудили, приговорили и из зала под арест…
Но в тот раз всё закончилось так же неожиданно, резко, как и началось - вопреки всему! Вечером я сидел дома и вспоминал о случившемся, как о страшном сне!
Мать нашла нужных людей, поставила ящик тогда дефицитнейшей водки «Андроповка» военкому (где она её взяла?!), и обо мне забыли… но ненадолго…

Второй призыв.

Шёл второй месяц моей новой, трудовой деятельности на металлургическом заводе. Я стоял у штурвала новейшей, передовой советской технологии обещавшей сделать страну процветающей на пути к победе мирового коммунизма! Нам обещали, что через год максимум два мы из чёрной рабочей робы переоденемся в белые халаты и будем ходить только с паяльником и тестером*, чтобы чинить в случае поломки роботов и станки с числовым-программным управлением, а всё остальное за нас они будут делать сами! Красивые, новые, жёлтенькие роботы-манипуляторы с надписью «Красный пролетарий» накрытые целлофаном, выстроились стройными рядами по всему нашему цеху. В душе я был горд, что мне, молодому специалисту доверили новейшую технику передовой страны мира!
Вечером, я обнаружил в почтовом ящике листочек повестки в военкомат. В ней указывалось, что я подлежу призыву на военную службу и должен явиться через сутки к указанному времени перед лицо подполковника такого то…которого я сто раз уже проклинал. Собравшись семейным советом состоявшим из мамы и бабушки, мы пришли к выводу, что сопротивляется незаконному решению военкома сейчас себе дороже. Немного погоревав, я принял от безысходности надвигавшуюся на меня судьбу.
Утром следующего дня я со скоростью ракеты уволился  с уже ставшего родным завода. А вечером на скорую руку собранный прощальный ужин – проводины собрались мои друзья и родные. Все пожелали мне удачи и откровенно вернуться живым домой, так как на дворе стоял 86 год и огонь далёкой Афганской войны уже принёс свой пепел и горе в советские семьи, не по наслышке.
Стояла пасмурное, осенне-октябрьское утро. Его хмурь давила и без того задавленную происходящим душу молодого призывника. Нас привезли во двор краевого сборного пункта. Здесь было уже около 300-сот человек. Все имели при себе или рюкзаки или авоськи с продуктами и спиртным. Последнее незамеченно передавалось через все возможные и невозможные дыры бетонного забора или через него, от многочисленной, окружавшей все подступы, ведущие к зданию краевого военкомата армии родственников, друзей, жён и подруг уже частично бритоголовых будущих солдат. Периодически забегая в здание в поисках туалета, мы натыкались на уже обжившихся там, таких же призывников и к своему великому удивлению узнавали от них, что некоторые живут здесь уже по месяцу в ожидании своих «покупателей»*! И только мы начали фантазировать, как весело мы ещё можем провести время в стенах военкомата в родном городе, как сопровождавший нас взрослый, гражданский дядечка, строго сказал нам, чтобы мы не обольщались на эти сказки, так как наша команда уже чётко определена к месту таинственной дислокации. Всё это нас и провожающих сильно пугало ещё больше! Таинственность пункта назначения, говорила о большой вероятности попадания в Афганскую мясорубку. И поэтому когда на 1-й перрон подали состав «Иркутск-Ташкент» в воздухе, по нарастающей, поднялся страшный вой. Это рыдали матери, подруги и жёны. Роптали недовольные отцы. Никто не ожидал такой реакции и от этого по кожи ползли мурашки! Мурашки от мысли, что самый страшный сон становился явью! Поезда по направлению в Ташкент, увозили всех кого направляли в Афган, а поскольку об этом не говорили, все могли только гадать и делать выводы из происходящего…
У плацкартного вагона нас ждали наши «покупатели» - летёха-«пушкарь»* с двумя младшими сержантами.
- Ну что граждане призывники! - обратился поверх наших голов уже не молодой офицер.
- С этого момента забудьте про ваши домашние пирожки, колбаски и конфетки!
Забудьте про ваших мам и пап! Сегодня я ваш папа! А два младших сержанта ваши прямые командиры! Кто с этим не согласен может уже сейчас узнать всю прелесть нарядов вне очереди! Есть вопросы?!
- Есть вопрос товарищ лейтенант! - обратился самый блатной и шустрый из нашей новой компании – Всех волнует вопрос, а куда мы следуем?!
- А следуете вы туда, куда вас Родина-мать зовёт! А чтоб вопросов лишних не задавали, назначаю вас товарищ призывник дневальным в суточный наряд по вагону!
Мы все грохнули от смеха, но вопросов уже никто не задавал. После чего нас построили в шеренгу и заставили по одному заходить в вагон, проходя через внешний осмотр в купе кондуктора, в котором расположился наш командный состав. Один сержант возлегал на верхней полке, по бокам столика сидел офицер с другим довольно блатного вида сержантом, который беспрестанно крутил на пальце в разные стороны кожаный шнурок со связкой ключей как чётки. Всё купе было завалено продуктами – консервами типа шпроты и килька в томате, тушёнкой, дефицитными колбасами и сырами, салом, фруктами и прочими сладостями, а так же большим количеством разного алкоголя. Всё это добро выгружалось подчистую из собранных нам трепетно родными в дорогу вещевых мешков, рюкзаков и авосек*. Я с нескрываемой обидой выставлял на столик под ухмылки своих новых командиров то, что отдавали последнее мне в дорогу родные. На мою просьбу оставить хотя бы выпечку к чаю, которую готовила с любовью бабушка чтобы угостить моих новых товарищей, услышал быдлячий голос приблатнённого сержанта – «Тебе салабон* же ясно товарищ офицер сказал на перроне – забудьте про домашние пирожки!!!» и продолжая наматывать на пальце туда-сюда шнурок со связкой приблизил своё лицо с намеренно надвинутой на глаза фуражкой, о чём выразительно дал понять при молчаливой поддержке литёхи, что возражения будут чреваты…
Мы хаотично рассаживались по вагону исходя их одного спального места на человека. Как выяснилось, самая верхняя багажная полка плацкартного вагона тоже годилась для этих целей. Я стал знакомиться с земляками, которые стали моими соседями по купе. Часть из них было из сёл и деревень края, но один из них севший на нижнее спальное место напротив меня, выделялся своим брутальным, бешено дорогим, блатняцким видом - нестриженной головой с длинными патлами, чёрным, кожаным плащом, водолазкой, джинсами «Монтана» и казаками на ноге, нарочито выкинутой вперёд на скошенном каблуке!
- Ты земеля как будто не в армию собрался, а на свадьбу иль дискотеку! Не жаль добра то…?! протягиваю ему руку с прищуром – Алексей!- представился я – Можно просто Лёха!
- Николай! – пожимая мою ладонь, ответил мужчина. На вид ему было лет 28.
- Жаль! – продолжил он, - да только, что я мог сделать?! Я женат, двое детей, семья, работа. Знал, что призыву не подлежу. Получил вчера повестку, решил, что просто зайти отметиться «для галочки». Позвонил на работу с автомата*, предупредил, что задержусь на несколько часов. И вот…! Даже семье не успел сообщить! Паспорт отобрали, военный в зубы и в автобус почти насильно впихнули, не слушая все мои протесты! Гады…!!!- стукнул он кулаком в верхнюю полку. Было видно, что мужчина сильно нервничал…
Все присутствующие в купе плацкарта и рядом переглянулись в удивлении от услышанного. Все понимали, что взрослый мужик не врёт. Исходя из того, что он так одет он явно был взят врасплох! Но всех шокировал тот беспредел, который творился на наших глазах. Мы все были граждане советской страны, в которой как мы считали, соблюдались законы неукоснительно. И гражданина с двумя несовершеннолетними детьми не должны были призывать в армию, так мы думали! Все эти обстоятельства ещё больше заставляли нас всех задуматься о месте дислокации куда нас везли. Что ж так Родину-мать приспичило, что она в мирное время своих сыновей от семьи забирает?!
Я смотрел в окно вагона с грустью и болью в душе, вглядываясь изо всех сил в проплывающие здания и улицы родного города вдоль медленно ползущего состава поезда, понимая, что возможно всё это вижу в последний раз…

Арысь.

За окном смеркалось. Колёса равномерно стучали на стыках и отдавались эхом в наших пустых животах. С утреннего визита в военкомат прошло 11 часов. За полсуток нашей новой эры жизни призывников, нас ни разу не накормили.
Сержанты плюхнули нам в ноги бумажный огромный мешок сухарей и поставили на стол целый ящик консервов - печёночного, наидефицитнейшего, утиного паштета!!!! Так вот он оказывается, куда весь девался!
- А чай будет?! – спросили мы чуть ли не хором.
- Нет товарищи салабоны! – резанул сержант. – Это ваш сухпаёк на сутки! Воду для питья брать в туалете!
- Вы не шутите?! Мы должны пить сырую воду из туалета?! – спросил самый старший наш товарищ в кожаном плаще.
- Ещё никто не помер! Чайку вам до места прибытия никто не поднесёт! –ответил ехидно-жёстко второй сержант.
- А мы, что тут скотина что ли..?! Дайте нам хоть что-то из нашей провизии…?! осмелело вдруг наехал на сержантов самый мелкий среди нас по росту, с весьма забавно-бульдожьим лицом призывник.
- Вы салабоны! То есть духи! И сегодняшнего дня привыкайте к условиям суровой армейской жизни! Ещё раз повторю в последний раз - бабушкиными пирожками вы больше не срёте!!! А кто не понял, с утра в наряд на парашу пойдёт, так сказать, для чуткого понимания всей сложности солдатского быта! Кстати мы ещё не назначили второго дневального! Думаем ты подойдешь! - с дьявольской улыбкой парировал сержант.
Бульдожек сделал ещё более бульдожье лицо. Теперь мы точно поняли, что все праздники жизни для нас уже точно закончились.
Ночь на самой верхней, багажной полке с постеленной вместо подушки под голову войлочным одеялом провёл сносно. Синие одеяло из войлока с тремя чёрными полосками внизу стало основой нашей солдатской постели на ближайшие 2 года. Постель нам не выдавали. Спали в одежде. В вагоне топили и было даже довольно жарко. Откуда то вдруг взялась гитара и народ потянул песни Розенбаума. Первый завтрак из сухарей с утиным, печёночным паштетом, который дома мы ели только по великим праздником, так как это был тогда дефицит-дефицитнейший по начала пошёл на ура! Но не сразу… выяснилось, что банки открывать нечем. Благо пара бойцов пронесли незамеченными перочинные ножи и дело пошло, но с ложками тоже не у всех было в порядке, поэтому ели прямо пальцами или макая сухарями. Такой же обед ещё прокатил, а вот в ужин уже давится сухомяткой как то не хотелось.
- Счас бы под паштет хлебца свежего с маслицем и огурчика зелёного! – мечтательно затянул Бульдожек…
- Аха и стаканчик водки….!!! - подтянули остальные со смехом!
- Да не…! – невозмутимо продолжил Бульдожек..- Ну хотя бы Портвейна стаканчик трех семёрочного!- толпа хохотала..
На одной из станций мы увидели стихийный рыночек. Кто-то предложил бартер.  Денег у нас если у кого и было то особо никто не светил, а если и светил, то на них всей толпой не разгуляешься. Поэтому предложенный бартер дефицитного паштета был принят местным населением взаимовыгодно, и ужин у нас получился совсем полноценным, с горячей картошечкой в масле, солёными огурчиками, салом, рыбными котлетами из икры и чёрным свежим хлебом! Мы начинали ценить эти маленькие радости мгновений пролетавшей жизни.
А в купе проводника тем временем, не стесняясь наших укоризненных взглядов, смаковали тонко нарезанные кружочки сервелата с голландским сыром и дагестанским коньяком, офицер с сержантами. Громко прихлёбывая из стакана с крепким чаем он кричал нам:
- Походите, проходите! Нечего пялиться!
Утром третьего дня пути следования, пейзаж за окном с таёжного сменился на степь. К полудню мы приехали на станцию Арысь (Казахстан). Нас всех высадили на перрон. Провинциальная станция с маленьким помещением вокзала, не могла вместить всех нас. Стоял тёплый осенний, солнечный день – бабье лето пригревало наши замершие спины. Мы скучковались. Кто-то смалил и стрелял у других сигаретку, кто-то пел песни под гитару и травили под общий гогот анекдоты. Мы наслаждались импровизированным отдыхом.
Перед нами, на первый путь подали ташкентский поезд, следовавший в нашу родную сторону обратно. Из него вывалило около сотни настоящих узбеков таких же призывников, но одетых в свои национальные халаты, чалмы и с большими котомками на длинном ремешке на плече. Они выделялись не только своим странным для нас одеянием, но цветом кожи- абсолютно смуглые, некоторые почти чёрные, с кровавыми белками сверкающих глаз, они выглядели точно так же как афганские моджахеды, которых мы тогда видели по телеку из редко показываемых хроник далёкой, но такой уже близкой Афганской войны. Среди них были карлики с кривыми ногами под 1,10 метра ростом, смешно ходившие вперевалочку на своих кривых ножках. Мы недоумённо переглядывались, не понимая куда таких воинов взяли в армию?!
Разместившись станом в 100 метрах от нас и нисколько не смущаясь они вознесли руки к небу с возгласам «Аллах Акбар!» потёрли традиционно по-мусульмански воображаемые бороды и плюхнувшись прямо на голый асфальт перрона в своих тёплых халатах-телогрейках, принялись доставить и кушать из своих котомок лаваш с белыми шариками кого-то сыра, как мы потом узнали – курта*.
Мы были немного в шоке, так как откровенно молящихся пускай даже в короткой молитве узбеков видели впервые. В СССР тогда не было официально Бога и религии, поэтому всё это для нас было в диковинку. С нашей стороны в их стан полетели посвистывания и приколы, а в ответ нам злобные взгляды смуглых «братьев»с каким то шипениями типа: - «кутпырыш».., «кутингя сикаман» и «анангни скяй»* с характерными жестами! В общем, первое знакомства с нашими будущими сослуживцами с самого начала не обещало ничего хорошего…
Над залитым солнцем перроном из репродукторов плавно текла песня Валерия Леонтьева - «Исчезли солнечные дни..». Этот момент мне врезался в память на всю жизнь. Я вдруг всей душой ощутил, что вот она уходит юность сейчас навсегда и впереди меня ждёт полная опасностей и приключений новая, неизведанная, взрослая жизнь! А дома кроме мамы и бабушки меня никто не ждёт! И что вот сейчас здесь, я должен забыть всё, что было со мной раньше и принимать каждый новый миг жизни с благодарностью, ибо он может быть и последним...
Солнышко пригревало теплом замёрзшую спину и от этого тянуло в сон, а в ушах разливалось – «Вдвоём с тобой! Вдвоём с тобой…!»

Знакомство.

Вечером, нас в перемешку, в два вагона посадили с «союзными братьями». Среди них выделились два сержанта – младший русский и старший, как выяснилось позже – киргиз. Они сопровождали группу «моджахедов» из Ташкента. Наш офицер объявил, что теперь они будут нашими сержантами до конца пути и возможно в той части, в которую нас направят. Киргиз как то сразу всем дал понять кто он такой. При посадке в вагон трём узбекам дали команду погрузить ящики с едой. Они в свою очередь решили наехать на моих земляков с этим поручением. Перепалка на русско-узбекском закончилась не успев, по сути, начаться. Киргиз отработанными долгими тренировками ударами, повалил за минуту всех трёх узбеков, не оставив никому выбора! В том, что его команды нужно беспрекословно выполнять, сомнений больше ни у кого не возникало. Его не по годам суровый, хриплый голос, как после тяжёлой простуды, с акцентом имел какое то гипнотическое действо. А вид боевого карате в живую, лучше, чем мы до этого видели только в кино, заставил посмотреть на этого коренастого, маленького человека другим взглядом. Нас удивило то, что он не тронул русских… Позже в дороге он рассказал нам, что отслужил уже год и полгода провёл в сержантской учебке, где смог противостоять здоровенным восьмерым русским дембелям. Его гипнотический, хриплый голос и то, что мы только видели, никого не заставил усомниться в сказанном.
Чего не скажешь о русском младшем сержанте. Тут был просто воплощением сказочного Ивана-дурачка от внешности до поведения. Узбеки откровенно его посылали и даже бросали в него мусором, а он снисходительно изображал, что этого не замечает. И только суровые команды киргиза держали какой то порядок в толпе, которая явно с обеих сторон начинала заводиться от недовольства присутствия друг друга.
Ещё один день нашего длинного пути подходил к концу. Я с новыми товарищами  - Бульдогом и Чёрным плащом, как про себя успел окрестить своих земляков, решил прогуляться по вагону до тамбура. Вагон у нас был последний, и дальше тамбура было только окно с убегающей вдаль железной дорогой. В тамбуре уже стояли три узбека. Один из них выделялся большим ростом и массивной фигурой крепко сложенного, по виду взрослого мужчины. Узбеки типа не говорил по-русски. Но из их скомканной полуграмотной  речи, мы поняли, что коренастого зовут Вахид и он более-менее сносно, хоть и с большим акцентом что-то говорил по-русски. Видя, что из его попыток мы ничего не понимаем, он сделал зверскую гримасу лица и вдруг резко, показывая правой рукой торец кулака бьющего в левую ладонь, повторяя злобными, отрывистыми фразами с плюющим слюнями ртом начал нам кричать:
- Вахид вась русский каллянгя скяй!!! Вахид ваш маму анангни скяй!!!
- А мы твою маму е…!!!! – парировал не долго думая Бульдожек.
Вахид резко дёрнулся на Бульдожека, но его выпад резким ударом между двух озлобленных лиц кулаком в стену прервал Чёрный плащ.
- Охолонись!!! – заорал он. Двое других узбеков, даже не дернулись, а резко метнулись на выход. Разгорающийся конфликт снова был потушен на корню, но осадочек начинал накапливаться. Вернувшись в своё купе, мы сообщили сотоварищам о случившемся инциденте и предложили держать ухо в остро.
В полдень следующего дня нас высадили посреди какого казахского поселения. За ним во все стороны простиралась бескрайней степь и песок. Я где-то начинал понимать, что мне уже сильно не хватает деревьев!
Нам подогнали пять «бортовых зилков»*, открытые грузовики, где мы рассаживались просто на корточки. Крайние могли держаться за их деревянные борта, а те, кто оказывался внутри, держались только за плечи своих товарищей. Когда колонна тронулась, вдоль аула из домов начинали выбегать казахи и что-то гневно кричать нам вслед на своём языке! Затем детвора стала бежать рядом с «зилами» и вдруг они все и взрослые и дети по чьей-то команде начали дружно забрасывать нас булыжниками, которыми была отсыпана центральная часть улицы! Никто не ожидал такого приёма, водители грузовиков поддали только газку, но летящие в наши плотно набитые кузова булыжники, не позволяли нам особо увернуться! То там, то здесь одежда и наши неприкрытые, лысые в большинстве головы окрашивались с диким криком, в красный цвет крови… В меня метнул казахский пацан лет восьми. Камень рассёк мне бровь совсем рядом с виском! Но не приходилось утираться от хлынувшей крови, так как нужно было укрываться руками от новых летящих в нас с улюлюканьем булыжников! Только благодаря тому, что грузовики набрали скорость, нам удалось избавиться от избивающих нас камнями преследователей! Позже мы заметили, что грузовики которые везли «братьев» в белых чалмах, не были побиты камнями.
У всех был шок! Мы четвёртый день как едем в армию и нас с такой «любовью» встречает местное население! Что нас ждёт дальше?! Никто не знал ответа на этот мучающий всех вопрос. Но одно обнадёживало – мы уже понимали, что нас везут не в Афган!

Распределитель.

Грузовики въехали на территорию, какой то крупной воинской части. По нашивкам на гимнастёрках солдат мы поняли, что это военные инженеры. Солдаты с интересом разглядывали нас. Многие кричали с вопросом – откуда мы?! А потом – мы впервые услышали, сначала непонятную по смысловому значению фразу:
- Вешайтесь духи!!! – эту фразу мы слышали и потом, по мере нашего продвижения к конечному пункту нашей воинской службы. Но истинный, страшный смысл услышанного, нам предстояло узнать только спустя несколько месяцев…
 После оказания первой медицинской помощи типа перевязки и дезинфекции полученных травм военврачом и фельдшером, нас всех построили на огромном плацу. Благо серьёзных увечий всем удалось избежать. Рваных ран на голове и ушибов было меньше, чем сильных с кровоподтёков синяков на руках и туловище. На наш вопрос – почему нас так встречают местные?! – мы получили короткое – Нас здесь не любят! Но вы сюда не за любовью приехали!
Дальше начался откровенный рынок людей. Большое количество офицерского состава построилось напротив нас. Раздалась команда:
 – Кто с высшим образованием выйти из строя!
Из наших рядов вышло не более десяти человек. Мой новый товарищ Чёрный плащ, был тоже в их рядах. Ну вот, подумал я - не успели познакомиться, а уже наверное расстаёмся!
- Кто имеет права категории «C» и «D»?! Выйти из строя!
Тут потянулись и узбеки. Но им всем сразу дали команду стать обратно в строй.
Кто-то прокомментировал вслух:
- Да у них 100% у большинства права купленные, вот товарищи офицеры и не рискуют!
- У кого права категории «В»! Выйти из строя!
У меня екнуло сердце – я только что, 4 месяца как получил права этой категории в клубе ДОСААФ* и вдруг это мой шанс продолжить начатию практику на гражданке водителя?!
Подошедший ко мне старший лейтенант спросил:
- Опыт вождения есть, а опыт по ремонту машин имеется?!
- Никак нет! – чётко отчеканил я.
- Встать в строй товарищ призывник! – скомандовал офицер.
Вот так, не успев начаться закончилась моя шоферская работа в армии.
Через несколько минут к моей великой радости, ко мне присоединился мой товарищ – Чёрный Плащ!
- Ты чего…?! – спросил с прищуром я – не закончил вышку что-ли?!
- Да нет! – ответил Плащ – Я политех с отличием закончил! Но товарищам офицерам сильно не понравилось, что я отец двоих детей!
- Чувствуют гады, что дело твоё пахнет керосином…! Знают ведь, что это не законно! – сказал я с презрением в голосе. - Представляешь…?! У меня из головы не выходит, как тебя забрали?!! Там твои жена и дети все морги наверное и больницы обзвонили, в поисках найти отца семейства который ушёл с утра из дома по повестке в военкомат отметиться и пропал с концами! Хорошо если жена и родители твои уже знают, что ты в армии… а если нет?! А что детям твоим объяснят?! Куда так резко пропал их папа?!!
- Ой Алексей!! Не тереби ты мне душу! Самому мерзко как подумаю… скручинился Плащ.
- Прости земеля! – я искренне рад, что мы остались вместе!

Учебка.

Уставшие от мучительно, долгого пути, грязные, частично уже раненные и голодные мы въехали на грузовиках в закрытый город посреди степи Тюратам (Ленинск) или Байконур. В глаза бросалось большое количество снующих везде военных патрулей и какой-то военный порядок во всём, даже в том, что все дорожные бордюры были окрашены в белый цвет. Необычайно чистое голубое небо без единого облачка со слепящим солнцем и холодный ветер, поднявший в вихре песок, больно стегал в глаза. Всё это было необычно, чуждо. В душе было очень тоскливо от понимания, что ты сам себе больше не принадлежишь. И каждый твой шаг на данном этапе жизни под контролем «отцов-командиров» которых по мере продвижения становилось всё больше.
Сопровождавший нас с самого призывного пункта летёха-пушкарь дал нам понять, что теперь он с нами прощается, а мы должны быть благодарны, что на данном этапе предстоящей службы попали в лучшую, сержантскую учебку строительных батальонов в СССР!!! Настолько лучшую, что в ближайшее время все там ждут делегацию от сран-союзников по Варшавскому договору*!
Одного только он не договаривал, что попали мы в учебку случайно только на период «карантина»*, то есть на две недели до принятия Присяги, после которой став наконец то военными строителями Первой стройки Великой страны мы доедем до места постоянной дислокации своей службы, на ближайшие пару лет.
Нас высыпали встречать с десяток сержантов-славян! От них мы снова услышали уже знакомую фразу: - «Ну что духи – вешайтесь!», но от них она звучала как традиционная шутка при встрече молодых призывников. И вызывала у нас улыбку.
Они разбили нас по взводам и дружно погнали в долгожданную баню. Никогда так не хотелось мыться как сейчас! Я ещё не знал, что это были лишь цветочки предстоящей службы... В предбаннике мы начали прощаться со своим гражданским снаряжением. Сержанты спрашивали нас и заставляли расписываться в документе на тот случай если мы расставались со своими вещами навсегда. Как они говорили – в топку! Если кто-то не хотел расставиться со своими вещами навсегда, ему предлагалось составить опись запаковать всё в определённый мешок, написать почтовый адрес, по которому якобы эта посылка будет отослана. А дальше всё на веру обещавших отсылать это сержантов.
Это был шанс для Чёрного плаща. Но судя по жадным взглядам сержантов – дембелей на его кожаный плащ, импортные водолазка, джинсы и крутые часы «Электроника», тянувшие все вместе по стоимости как минимум на пять зарплат советского инженера не говоря уже, что весь его прикид был из категории «дефицита», у нас у всех закралось смутное сомнение о том, что посылка дойдёт до адресата.
Тут нас всех патлатых и стриженных ещё раз побрили «под-ёжик»*, чтоб не отличались. Я испытал невероятное блаженство от бани! Ощутить себя чистым человеком снова, это оказывается так приятно! На выходе из бани нам стали выдавать обмундирование, погоны, нашивки, материал для подворотничков, знаки отличия, шинели, зимние шапки-ушанки и сапоги с портянками. Сержанты показывали нам, как мотать портянки в сапог и пришивать подворотничок с погонами. Затем нас строем с песнями, вели в солдатскую огромную столовую, где по команде: - Рота сесть! Приступить к приёму пищи! - мы дружно, жадно приступили к приёму горячей пищи. Кормили хорошо. Непривычен был привкус местной воды, из которой нам подавали компот и чай. Она была немного солоновата. Нам дополнительно каждому выдали большие литровые, белые, пластмассовые фляги не солдатские, а гражданские. У меня дома была точно такая же для походов на рыбалку. По расписанию мы заливали специальный зелёный чай в них, для соблюдения питьевого режима. Нам строго дали понять, что употребление местной воды ведёт к дизентерии, холере, брюшному тифу и прочей гадости. Поэтому употребление чая было строго обязательным.
Большую часть дня мы изучали Устав и учили наизусть Присягу, разбавляя это муштрой на плацу, где ходили строем учась чеканить шаг под песню и отдавать честь. Больше всего мы ценили короткое, личное время в которое нам разрешили писать письма домой. Всем выдали тетрадные листочки и пустые конверты без марок. В эти мгновенья мысленно я перенёсся домой. Что там мои думают обо мне?! Видимо сильно переживают, так как уже шла вторая неделя, как я оставил отчий дом. И они могли только догадываться где я и что со мной.
Отличительно чертой данной учебки было не только, что она лучшая в «доблестных» строительных войсках Советской армии, но и то, что на её территории располагались два корпуса крытых, отапливаемых туалета на 120 «ракетных шахт» каждый! Об этом нас гордо уведомили наши учителя-сержанты, когда строем погнали чистить этот «ракетодром». Это единственное, что омрачало первые дни нашей службы, если не считать ещё одного инцидента который случился позже со мной. Жизнь в учебке протекавшая исключительно по Уставу, показалась мне весьма приемлемой и интересной. Подъём и отбой, завтрак, обед и ужин, строевой поход в туалет, учёба, тренировки на плацу, личное время – всё было строго упорядоченно и по расписанию. Сержанты были строги с нами, но без рукоприкладства. Нарушения карались нарядом вне очереди* или муштрой на плацу и этого пока было достаточно. Даже «мусульманские братья» на этот период не проявляли той враждебности, которую мы увидели раньше. В Выходные дни нас строем вели по солнцем залитому городу в местный Дом культуры, где в субботу показали сеанс настоящего гипноза, а в воскресенье крутой, советский боевик «Ответный ход».
И жизнь казалась нам от этого ещё прекрасней!
Однако вечером в воскресенье, после отбоя наша рота никак не хотела уходить в мир грёз и все очень шумно обсуждали прошедший день или просто откровенно валяли дурака травя вслух анекдоты, пользуясь временем отсутствием контроля.
Вошедшие в спальное помещение казармы сержанты привлечённые шумом резко включили свет и один из них для острастки не глядя резко метнул увесистый, солдатский шлёпанец с командой – «Рота отбой! Всем духам спать!!!». Сланец по прямой, выпущенный вращающимся бумерангом с большим ускорением, прихлопнул мне чётко в правый глаз, да так, что искры у меня полетели и на время я даже потерял зрение. Утром, под общий ржач всей роты, я проснулся с очень некрасивым жёлто-фиолетовым фонарём и кровоподтёком глаза. Сержант-очкарик внешне ничего из себя не представляющий доходяга, откровенно сачканул увидев творение рук своих, так как это тянуло на «неуставшину»*, а такие действия в образцово-показательной, советской, сержантской учебке, могли караться арестом, трибуналом и последующим дисциплинарным батальоном о зверских условиях службы в котором ходили уже легенды.
Поэтому сержант бросился меня обрабатывать, на счёт того, что я должен теперь говорить отцам-командирам на утреннем разводе, дабы «стукачество»* в армии есть самый тяжкий солдатский грех! Его сослуживцы сержанты хором ему вторили и также усиленно меня психологически обкладывали со всех сторон.
И только один из них, секретарь комитета ВЛКСМ* части, по чесноку*поговорил откровенно со мной.
- Пойми призывник, - говорил он – по нелепой случайности в твоих руках сейчас судьба хорошего человека!
- Хорошие человеки, не метают в свой подчинённый, личный состав разные тяжёлые предметы! – парировал я нарочито обиженно.
- Да пойми ты! Ему до дембеля* полгода осталось! А тут тапок не туда, куда метил прилетел! Он же не нарочно тебе глаз подбил, а ему теперь года 3 дисбата могут припаять! Его дома молодая жена ждёт! А теперь вот может не дождётся! Он у тебя прощения попросит – ты прости его и не сдавай! А офицерам скажи, что спросонок на кровать наткнулся… По – рукам! – протянул мне ладонь комсомольский вожак.
- По рукам! – с досадой в голосе ответил я – Только хороший у меня видно разбег был спросонок, чтоб так об кровать шваркнуться!
На утренней поверке майор-замполит части*, выслушав мой «правдивый рассказ» о происхождении светящегося объекта под глазом, очень нудно с ехидством вещал нам, как же нехорошо натыкаться ночью на стойки кровати и чем грозит покрывательство неуставщины в рядах Советской армии.
В начале следующей недели нам объявили, что знаменательный, праздничный для нас день Присяги произойдёт в предстоящую субботу. Согласно Устава, в этот день у нас не будет муштры на плацу и каких либо занятий, а будет праздничный обед с тортом и пряниками. А ещё пошла неофициально информация, что к нам присматриваются и за отличные успехи в боевой и политической подготовке и примерную воинскую дисциплину часть из нас оставят до конца службы в учебке учиться на сержантов далее.
Это нас многих сильно приободрило, так как учебка нам очень нравилась. Оставшиеся дни мы все усиленно готовились к встрече высокой делегации иностранных гостей из стран социалистического содружества. Мели и без того чистый плац, красили и без того белые от известки деревья и дорожные бордюры, начищали до лакированного блеска свои кирзовые сапоги. " Чем бы солдат не занимался лишь бы з@е....ся!". Исключительно по такому принципу, нас всё время чем то озадачивали, чтобы мы не создавали проблем.

Присяга.

В долгожданный день Присяги с утра мы друг другу торжественно клялись, репетируя предстоящее историческое событие в жизни каждого из нас. Предвкушали предстоящий праздничный обед с пряниками ибо здесь в армии, мы с каждым днём начинали очень обострённо понимать все те маленькие ценности гражданской жизни которым раньше не предавали значения. И сладкого нам всем как курева курящему, хотелось очень-очень…
В полдень нас построили и после подобострастной речи местного замполита,стали вызывать по-двоё для торжественного зачтения Воинской присяги перед строем. Получался какой то диссонанс! Потому как, когда в пару клянущихся перед своими товарищами попадал плохо говорящий по-русски и совсем не умеющий читать узбек, получалось не торжественно, а комично! Кроме этого, нам в руки одному давали автомат, а второму - сапёрную лопатку, которую заставляли держать как автомат и  в таком виде гордо читать Присягу! Мы начинали понимать, что как то всё происходит не так как нам говорили, но не могли понять, почему…??! Большинство смуглых товарищей не смогло осилить сложного славянского языка, но их всё равно посчитали зачисленными в доблестные Вооруженные силы Советского Союза!
Строем мы пошли в столовую, где ожидали увидеть празднично накрытые столы. Но столы были обычные! На-первое щи. На-второе гороховая каша с тушёнкой. На-третье густой кисель.
- А где пряники?! Где торты?! – обратились не по Уставы мы к сержантам…
 - Рота сесть! Раздатчикам приступить к раздаче пищи! На приём пищи 10 минут! – отсекли наши вопросы сержанты. Мы загремели ложками по тарелкам не понимая сути происходящего.
Регламент в 10 минут был чётко соблюдён и по команде «Рота встать! На выход по одному!» Мы побежали строиться на улице. В душе каждый думал - ну вот сейчас-сейчас случиться обещанный праздник… ещё немножко надо потерпеть!
Но когда 2 наших многонациональных роты вместо казармы строем направили на «ракетные шахты» с командой «Отдраить, отмыть, отбелить!!!» наши ряды зароптали!
- Сами убирайте говно в день Присяги!!! – начали выкрикивать мои сослуживцы.
- Разговорчики в строю отставить! – как то довольно злобно ответили нам сержанты – Выполнять поставленную задачу!
- А как же Устав?!!! – не унимались мы…- А где пряники?!!
 – Счас мы начнём их раздавать! - с явной угрозой в голосе ответили сержанты, выискивая взглядом кричавшего.
После двух часов санобработки хлоркой ершами 240 очков и мытьём кафельных полов, нас построили и бегом погнали на плац. На плацу нам объявили, что тех кому сейчас назовут, должны выйти из строя. Они останутся в учебке. Остальные грузятся по машинам и следуют на вокзал для следования в другую воинскую часть.
Учиться на будущих сержантов оставили 30 счастливчиков, которым предстояло как минимум полгода служить в этой элитной части. Как я узнал позже, в тот день полковник который решал наши судьбы, долго не отпускал из рук моё личное дело, но наткнувшись на диагноз моей хронической болезни без дальнейших колебаний положил мою папку вместе ко всем остальным 200-там «несчастливчикам». А поскольку долгожданных, высокопоставленных, иностранных гостей из стран Содружества ждали на следующий день с утра, решили бросить «духов» на самые проблемные места и чтобы ропоту было меньше от обосранной присяги и далеко не праздничного дня, поскорей отправить новоявленных «рабов» к месту нахождения их «галеры».

«Галера».

В полдень следующего дня наш поезд медленно вкатился на железнодорожный вокзал г. Джезказгана. Мы уже привычно расселись в кузова грузовиков и после нескольких десятков километров пыльной, казахской степи въехали на плац нашей «галеры» - воинской части №ХХХХХ. То, что мы увидели далее повергло нас в шок и уныние, особенно после уставной учебки. Нас встречали озлобленные, полные непонятно за что, взявшейся ненависти карие глаза черноголовых, смуглых братьев-мусульман, как потом выяснилось поголовно лиц узбекской национальности. Которые шипели нам уже до боли знакомое - Кутинга секай!!! Ваш маму анангни скяй!!!* Духи вешайтесь!!! Флюиды чёрной злобы, которые исходили от этой огромной смуглой толпы в нашу сторону, были весьма ощутимы и душа сжималась от страшных мыслей того, что нас ждало впереди.
И только наши «союзные братья» были встречены присутствующими как родные, объятиями и троекратным, традиционными обниманием с каким то улюлюканьем и хвалой Аллаху!
Вид самой части нас ещё больше ввергал в шок и уныние, особенно после 2 недель «карантина»* элитной учебки. Обшарпанные, белые стены казарм, тёмно-серые ворота с бордовой звездой на въезде, полное отсутствие растительности кроме жухлой, степной, осенней травы. Наша галера была далеко не фрегатом и в совокупности мысль о том, что два долгих года нам предстояло всё здесь разгребать, среди очень враждебных племён, всё больше гасило огонёк в наших застывающих от предстоящего ужаса душах.
Когда мы вошли в наше жилье – казарму, вид антикварно-синих, двухъярусных, панцирных кроватей, с деревянными, обшарпанными полами не добавил нам оптимизма. Всё что нас окружало, было как будто создано, для подавления всякой морали.
Не успели мы всё тщательно разглядеть, как раздалась команда общего построения на плацу. Пред нами предстало новое командование. Это был пожилой майор, который после переклички сформировал из нас 4-ю роту численностью в 160 человек. Все кто был здесь до нас соответственно 1,2 и 3-я роты общей численностью 800 человек, где около 250 солдат были представителями от каждой союзной республики, а остальные 550 исключительно выходцами из солнечного Узбекистана. В дальнейшем это опрометчиво-неразумное решение кого-то чина из высшего командования привело к тяжёлым последствиям,  которых я расскажу дальше.
Нам представили командира нашей роты, к большому нашему удивлению это был капитан 3-ого ранга военно-морских сил в соответствующей ВМФ чёрной форме. – Ну вот и капитан нашей галеры! – ухмыльнулся один из наших остроязычных сослуживцев.
- Отставить разговорчики в строю!!! – одёрнул поставленным баритоном новый командир
Видимо серьёзных дел натворил командир наш во флоте, если его отправили в ссылку так далеко от моря да ещё командовать строительным батальоном! Дядечка был лет 40-ка с виду, грузный, одним своим видом вызывающий желание его уважать беспрекословно, тем более татуировки с атрибутикой ВМФ на его пальцах и кулаках которые были размером с добрую кувалду с якорем и компасом на каждом, не вызывали никаких сомнений в авторитетном прошлом нашего новоставленного командира. Боцманская бородка подчёркивала на его видавшем виды лице, неприкосновенность и обособленность его кандидатуры.
- Ну что сынки! Послужим Родине?! – обратился он к своему уже личному составу – Впереди нас ждут великие дела! Вы попали на стройку №1 нашей Великой и огромной страны! Мы с вами будем строить ещё одну дорогу в космос! И нашим с вами трудом будет писаться история Байконура! А теперь – равняйсь! Смирно! Правое плечо в столовую, для принятия ужина – вперёд, в пол шага аррршь!!! Песню запевай!!!
Рота с песней «Идёт солдат по городу» на ломанном русском с восточным акцентом, дружно замаршировала в долгожданную столовую.
Внутреннее убранство помещения для приёма пищи, окончательно разбило душу о рифы безысходности. Столовка была  рассчитана на принятия всего батальона. Её внутреннее убранство в виде обшарпанных, видавших виды столов и скамеек с алюминиево-чугунной посудой после нержавейки и стекла учебки с запахами каких то столовских затхлостей положило все наши представления о комфортной жизни в ближайшие год, на самое глубокое дно.
После команды – Рота, сесть! - Раздатчики пищи, встать! - Приступить к раздаче пищи!, те самые раздатчики как то ли по неумению, то ли по нехватке предложенного хавчика, остались почти без ужина. Ужин на «галере» состоял из отварной свеклы, отварной гороховой каши, пару кусочков какого то мяса размером с чайную ложку, бледно-розового почти без сахара киселя и свежего белого хлеба. Последнего доставалось по два полных, наисвежайших куска и это было самым вкусным из предоставленного меню. Объем предложенной пищи оставлял желать лучшего. Так как по команде - Рота закончить принятие пищи! – мы дружно заканчивали приём этой самой пищи, с чувством лёгкого голода. Если б мы тогда знали, что нас «рабов» ещё ждёт впереди…

В преддверии бури.

Дальнейшие события нашей части развивались стремительно. В течении первой недели с нашего прибытия, каждый день не обходился без стычек со смуглыми ребятами, которые не смотря на свою необразованность прекрасно осознали своё превосходящее положение в сложившейся ситуации из той численности батальона и поддержки своих земляков, которые откровенно науськивали новое пополнение на своих сослуживцев которые не были рождены в солнечном Узбекистане. Мы стали объединяться, понимая, что по одиночке узбекская братва нас задавит и вечером перед очередным отбоем, когда один из батыров невежливо предложил нашему мордвинскому «земляку» почистить ему сапожки всё это вылилось в жёсткую драку в спальном помещении, с разбиванием табуреток об голову и хлестаньем ремнями разящими как бритва – армейскими пряжками. Драка было жестокой, но быстрой. Мы дружно бросились на превосходящие силы противника и всё бы тогда уже закончилось для нас печально, как вдруг в казарму морским ураганом влетел наш «Боцман» - такую кликуху успел получить наш командир. Дневальный на тумбе успел выкрикнуть  - Рота смирно!!! Это как то быстро повлияло на всех дерущихся и все ринулись строится с видом, что ничего не произошло.
- Рота равняйсь! Смирно! – скомандовал далее наш командир. Вижу сынки не хотите вы жить дружно, по уставу…?! Шаг вперёд те, кто сейчас дрался! -Рота не шелохнулась. – Повторяю! – продолжил он более грозным, не терпящих возражений басом – Шаг вперёд те, кто сейчас дрался!! Наш мордвин честно вышел вперёд. Его примеру последовали ещё часть славян и один армян. Узбеки не шелохнулись. Тогда он стал подходить к каждому и своими мощными, пухлыми ручищами обхватив очередного воина прикладывал ухо к его груди. Слушая ритм сердца, он безошибочно, к нашему всеобщему удивлению определял драчунов и заставлял их выйти из строя. Произошедшее только ещё больше укрепило всё возрастающий авторитет нашего Боцмана.
- Товарищи драчуны! – обратился морской майор ко всем выведенным из общего строя солдатам –Коль вы плохо понимаете по-русски или же не желаете просто жить дружно, для начала всем назначаю наряд вне-очереди! По-одному на выход на улицу строится и с песней на кухню! Остальным – отбой!!! Рявкнул он предельно усиленно напоследок и возражений не последовало. Мы разбежались по койкам, а утром узнали, что виновники прочистили картошку всю ночь и спали всего 2 часа. А после утреннего построения их ждала вторая порция чистки картошки. Но даже в наряде стычки не закончились. Попытки нагнуть всех кто не-узбек продолжались и на кухне., но пока с боевой ничьёй и без доклада начальству.
Усугубляло ситуацию ещё и то, что после выходных те старослужащие, которые приезжали из города с увольнительных*доносили слухи, что казахское население периодически бунтует против Советской власти.
Всё это доходило до нас на уровне «сарафанного радио» и мы не очень этому верили. Сложно было бывшим ученикам и студентам советских школ и училищ осознать, что СССР на самом деле уже становилось далеко не братской семьёй дружных народов.
Мрачный настрой которое не мог не отразиться на общем разгорающемся огне вражды, добавляла и холодная, промёрзлая казахская осень, льющая в ноябре дождями и развозя жёлтую грязь казахстанской степи, которую мы несли на своих чёрных, кирзовых сапогах. Она налипала огромными комьями и мы в промокших бушлатах, продолжая мокнуть под дождём, выстраивались в огромные очереди чтобы очистить её перед входом в казарму, периодически сталкиваясь в короткие стычки за право быть первыми.
Походы в столовую тоже не добавляли радости. Мы понимали, что нас кормят как скотину – отварной перловкой и свеклой, иногда невыносимо кислой капустой с надоевшей уже гороховой кашей от которой ночью, в вонючей и без того казарме, от немытых тел, «благоухающих» портянок из сушильной комнат, шёл бесконечный «артобстрел» газовой атаки. Глаза нам не щипало, но к вони привыкнуть было невозможно, что делала нас всех злее и тупее от безысходности.
На втором месяце службы единственным счастьем был час личного времени, который нам выделяли не каждый день и как правило мы все посвящали его написанию писем домой, ведь наши родные тогда, даже ещё не знали где мы служим! Личное время короткого сна, воскресный просмотр кино в войсковом клубе, просто возможность помыться в бане и одеть чистое бельё раз в неделю, всё это стало цениться по-особому! То, что на гражданке было делом обыденным, здесь многое стало переоцениваться и цениться особенно! Кусок белого, свежеиспечённого хлеба, намазанного маслом и посыпанного сахарным песком с крепким, горьким чифирем стал лучшим деликатесом, который то же доставался не каждый день! Узбекско-киргизский сержантский состав, поставленный над нами, стал с регулярностью изымать наш законный паёк, для своих ночных и вечерних чаепитий, оставляя нас полуголодными. Всё попытки противостоять беспределу, пресекались жёсткими избиениями. Попытка доложить офицерскому составу о происходящем преподносилась как стукачество*и представлялось сержантским составом как самое низменное зло, а тот кто его творил, становился изгоем в глазах всех сослуживцев – такую пропаганду вели нам каждый день, продолжая «чморить* всех кто был «другой крови».

Усиление ветра.

На очередной утреней поверке, вдруг обнаружились первые недостающие, объявленные ушедшими в самоволку. Их было трое. Всё трое – азербайджанцы.
Когда на третий сутки их так и не обнаружили в части и в ближайших пределах соседнего посёлка, нас на наше счастье, повезли патрулировать г. Джезказган. Привокзальные площади автовокзала и железнодорожного. Счастье было в том, что с нами был русский сержант, у которого оказалось 5 рублей солдатской зарплаты! Он с широтой русской души в обед завёл нас в городскую столовку, где мы вкусили, горячей, человеческой еды от которой уже начали отвыкать! Особенно ценились конфеты и простой батон за 25 копеек с молоком! Это был настоящий праздник!
К вечеру мы вернулись из патруля в часть, где выяснилось, что беглецов поймали на ж/д вокзале при попытке сесть на поезд. Их ждала недельная гауптвахта, но в наших условиях и это было счастьем, чем промерзать на стройке под беспощадным казахстанским, пронизывающе-ледяным ветром и месить кирзаками* жёлтую глину степи!
Ухудшающеюся условия быта, солдатских взаимоотношений, безразличия офицерского состава на явный неуставной беспредел, вели нас к роковому дню…
Многие мои сослуживцы от безысходности, начали курить коноплю и пробовать насваи*которым нас щедро угощали наши узбекские сослуживцы. Одних земляков я застал в одном из помещений стройки, сидя склонившимися с самоскрученными воронками из картона над вёдрами ацетона! Последнего сырья было здесь космос! Байконур числился стройкой номер один в СССР и каждый день сюда шли товарные составы, везущие всю строительную номенклатуру и дефициты – линолеум, кафель, клей ПВА*, обои и прочее. Наши войсковые склады ломились от стройматериалов всех мастей. А уж ацетон многотонными цистернами доставлялся на строительство площадок. Этим и пользовались наши юные токсикоманы, вдыхая отравляющие пары и отключая мозг от реальной, суровой жизни. Дошло до того, что один товарищ из моего взвода по происхождению казах, занялся откровенно членовредительством! У парня дома была жена и сын! Он очень убивался по семье и дому, которых оставил не по своей воле в Караганде и никак не мог смириться с тяготами службы и с мыслью, что это не навсегда! Меня он, почему то выбрал доверенным лицом которому рассказывал о всех своих несчастьях и намерениях. Я сначала не верил, думал он врёт. Но когда в роте пошла вспышка гепатита, он специально пил чай и воду с одной кружки от инфицированных, но болезнь цепляла избранных бойцов.
Тогда он трижды глотал швейную иглу, не смотря на все просьбы, остановиться - он был целеустремлён! Дважды игла покидала его, не причинив ему вреда! Хороший видно ангел-хранитель был у него на небесах, но и у него кончилось терпение, когда он проглотил иголку в третий раз! Посланный снаряд достиг своей цели – парня с острой болью и кровотечением желудка отвезли на операцию на скорой помощи в шахтёрскую больницу близлежащего г. Никольска. А после выписки отправили в военный госпиталь г. Приозёрска в психотерапевтическое отделение, на определение его психического состояния. После чего он дослуживал ещё 2 года дисбата*.
Скотская кормёжка, хронический недосып и издевательства, взращивали свои чёрные плоды в наших измученных душах. Мы превращались в голодных, забитых и вшивых дистрофиков. Последняя напасть привела меня к нарушению Устава и заставила совершить самоволку*.

На грани.

Два раза я пропустил поход в баню, так как накануне последней я после помывки обнаружил исчезновение своих новеньких, кирзовых сапог 46 размера! У меня даже в голову не могло прийти кому понадобился мой размерчик. В предбаннике ко мне подошли три здоровых, заросших не по Уставу, лохматых дембеля-узбека и сказали: - Слышь ти… дух! Сапоки ищёшь..?! Нет у тебя больше сапок! Кому скажешь – упьём! – ехидной усмешкой закончил вещать прыщавый, с атлетически накаченным телом и короткой, ваххабитской, чёрной бородой, старший сержант, показав мне поднос кулак размером с два моих! Он выделялся среди своих соплеменников крупным телосложением и спортивным видом который просто подавлял своей массой и формой накаченных бицепсов.
Было понятно, куда делась пропажа, но идти под пресс явно превосходящих сил да ещё со званиями, было делом заведомо проигрышным.
Из бани я вышел в шлёпках на босу ногу. Пронзающий холод казахской осени заставлял думать оперативно. Обращаться к отцам командирам было бесполезно и себе дороже. У них всё было согласно норм. Утеря личного имущества не восполнялась в течении месяца, в целях сугубо воспитательных. Клеймо «стукач» и общее презрение сразу было бы обеспечено до конца службы. И тут мне впервые пришли на помощь земляки! Увидев мою беду, они сказали идти в штаб, там найти русского младшего сержанта и расскажи ему о своей проблеме. В указанном месте я познакомился с «черпаком»* из Новосибирска - Андрюхой. Светловолосый, голубоглазый типичный русак, он казался деловым, радушным парнем, который мне в долг, в счёт будущей солдатской зарплаты извлёк на свет пару абсолютно новёхоньких сапог,  родного 46-го размера!
Вечером, мы ротой подошли маршем к входу в столовую и стали в ожидании команды на вход. К тому времени ставший уже одним из неуставных предводителей узбекской братвы нашей роты – Вахид, что то начал со смехом на своём тюркском наречии рассказывать с одним мне родным словом – Рерих, я понял, что речь обо мне. И когда он заставил впереди стоящих расступиться, чтобы все могли увидеть меня, все взгляды были устремлены на мои ноги. Сам он при этом продолжал брызжа слюнями изо рта что-то калякать сиплым голосом с издёвкой и смехом тыча пальцем в мой адрес, медленно поворачивая свою огромную башку и не понимая, почему его земляки не смеются вместе с ним. Когда же он наконец разглядел меня, он резко осёкся и лицо его вытянулось, как если б он увидел приведение! После послышалось лишь злобное шипение знакомое -«кутингя сикаман» и «анангни скяй» Рерррихх…!
Как выяснилось от его русскоговорящих товарищей, он был уверен, что с бани я марширую в шлёпках на ужин и рассказывал с улюлюконьем как он хорошо подложил меня под пресс земляков-дембелей и был шокирован, как я за полтора часа после оказался в новеньких сапогах!
Я хоть и понимал, что на мой размерчик вряд-ли кто-то больше покуситься, но решил по собственной глупости, в течении двух недель избежать субботних помывок в бане. Ограничивался помывкой в умывальнике ледяной водой по пояс. Через полторы недели я почувствовал сильный зуд в зоне «бикини». Когда я решил осмотреть себя, я ужаснулся! Вся зона с прилегающей к ней окрестностями была покрыта крупной, красной сыпью которая жутко чесалась! Ещё через три дня обнаружил такую же у себя под мышками! Точно сифак в бане подцепил! – подумал я. Страшной тайной я поделился с товарищами, но истина оказалась ещё страшней! Оказалось, что причиной моих мучений была не инфекция и не болезнь, а банальный педикулёз – который по научному так называется и считается заболеванием, но это была обыкновенная бельевая вша! Вши в буквальном смысле жрали нас всех! И даже тех, кто мылся регулярно! Их получали с новой порцией «чистого» белья, которое не обрабатывалась должным образом. Через дня четыре, они согретые солдатским телом вылазили из своих многочисленных яиц.  Вши заполоняли наши постели и все тканевое пространство внутренних швов одежды. Без простой термообработки я стал инкубатором для этих тварей! Поначалу мне посоветовали пройтись утюжком по всем швам. Стоял характерный треск взрывающихся гнид и насосавшихся кровью тварей! Но такого боя хватало на один день спокойной жизни. Когда на вечернем разводе сослуживец снял у меня с воротника ползущую вошь, я принял решения идти на крайние меры!
Но этому способствовал ещё один случай…

Ужин.

Ледяной холод стегал нас степной пылью ноябрьского, бесснежного ветра. Последние две недели нас вопреки всем установленным порядкам и уставам стали приводить со стройки в десятом часу вечера сразу в столовку на принятие ужина. Поскольку отопление в части от собственной котельной к тому времени тихо перемёрзло, а попытки его реанимировать ни к ему не приводили, по команде – Приступить в к приёму пищи! Мы брали в руки заледеневшие куски перловой каши и отварной свеклы и грызли эту ледяную пищу, запивая чаем без сахара с плавающей коркой льда в кружке! Твари – наши смуглые сержанты, через 10 минут отдавали команду - Рота! Закончит приём пищи! По одному на выход! Строиться!
Мы пытались засунуть на ходу в карманы куски хлеба, чтобы потом, после отбоя, втихушку пожарить их на электрических тенах*, которыми пытались согреть наши казармы. Замеченные в содеянном, получили жестоко по зубам! Но голод тупой болью чуть выше пупка не давал не о чём думать, кроме того, что бы что-то проглотить! Посреди ночи меня разбудил сослуживец-земляк – Вставай земеля, если хочешь кушать! – Спрашиваешь..! – продолжил я, уже бодрея на глазах от предложенного. Мы тихо проскользнули мимо спящего на тумбочке дневального, стараясь не хлопать и не скрипеть на выходе из казармы дверью. Тёмными, серыми тенями мы пробежали в строение штаба. В одном из кабинетов нас ждали ещё три наших земляка-сибиряка. Причиной ночного «праздника» стал тот самый черпак Андрюха, который где-то раздобыл огромный кусок отварного сала и вот решил с нами поделиться. Гастрономический праздник омрачало лишь отсутствие хлеба. Но наши голодные, пустые животы с жадностью глотали это противное, тёплое сало, оно было без специй, но в тот момент это не имело уже никакое значение. Меня чуть подташнивало, но тупая, ноющая боль голодного желудка стихала и это был праздник! Я ужасался от мысли, что в существующей реальности, такие вещи становились для нас ПРАЗДНИКОМ! А изюминкой торжества были аккуратно поделенные на пятерых две обыкновенных карамельных конфетки! Доставшийся маленький кусочек запиваемый крепким, горьким чифиром. Вскипячённый с помощью двух лезвий «Нева» от бритвенного станка, намотанных на кусок деревяшки нитками, в 3-х литровой банке, заправленной 125 граммами крепкого, чёрного, листового, грузинского чая, полученный чифир растекался горячим теплом по нашим замершим, худющим телам. И в то мгновенье это казалось такой великой благостью, которое мы смаковали каждую миллисекунду не понимая, как раньше мы не ценили ту жизнь, которая у нас была?!!! Мы предались рассказам о своих родных городах и историй на гражданке. Мы наслаждались маленькой «свободой» в короткой солдатской ночи. До подъема оставалось полтора часа. И мы ценили каждую секунду этой своей личной жизни, которую втайне организовали в ту ночь.
Я узнал от своих товарищей, что в 2 км от нашей «галеры» есть посёлок, а в нём котельная. Работала она круглосуточно, а местные кочегары-казахи не отказывали в радушном приёме  пришедшим гостям. Это был реальный шанс, помыться, постираться и избавиться на какое-то время от съедающего меня зверья!

Самоход.

В следующую же ночь нетерпеливо дожидаясь часа когда дневальный удалится с поста, я одевшись в бушлат и надев на голову «алматинку»*, окольными путями вышел в степь. Благо ночь была хоть и холодная, но звёздная. Ориентиром вдали, на горизонте были огни посёлка. Я сайгаком преодолел 2 км. Я понимал, что теперь я вне закона – и это моя первая самоволка, но кусающе-чещущееся хозяйство с постоянным чувством голода в животе, не оставляла никаких шансов совести, для каких то душевных сомнений и терзаний.
Дымящую трубу котельной было найти легко. На мой стук железную дверь открыл казах лет сорока с виду, с щетиной на небритом лице и добрым ленинским прищуром. Я не успел рта раскрыть, как он молча, не задавая вопросов, махнул дружелюбно мне рукой – Заходи! Вот там справа душевая, мыло там есть. Утюг вон на столе! Возьми у меня здесь большое полотенце, пока форма будет сохнуть завернись в него! Я коротко сказал – Спасибо вам огромное! Извините… - Не надо извиняться сынок! - отрезал котельщик. Не ты первый, не ты последний! Извиняются пусть ваши коммунисты-командиры перед вашими матерями, что вас до такого довели! А пока иди, мойся! Времени у тебя до утра немного!
Я с неописуемым блаженством наслаждался горячим душем. Уже три недели я нормально не мылся, а уж горячей водой… это был маленький Рай!
После я остервенением драил хозяйственным мылом своё х/б и бельё, уничтожая полчища живущей там нечисти. До точки «невозврата» оставалось три часа.
Казах предложил мне развесить постирушки на горячих трубах и пригласил к столу. Я впервые попробовал казахскую кухню. Бишбармак и чай с баурсаками в ту ночь я запомнил на всю жизнь! Насладившись горячим душем и вкуснейшей едой, я не знал как благодарить моего благодетеля!
Его ульяновский прищур и без того раскосых, добрых глаз говорил о многом. Человек был рад, что помогал выжить другому человеку!
- Не надо благодарить меня сынок! Я думаю Аллах там всё видит – указал он пальцем в небо. Ты смотри не засни! Сейчас тебя разморит, а тебе час остался на поглажку и ещё до части успеть!
После шикарного застолья, меня действительно начало морить сильно в сон. Я выбежал на ледяную улицу и немного освежившись, зашёл обратно. Насколько можно быстро я отгладил почти высохшее бельё и одежду. Я ценил то, на что раньше никогда не обращал внимание! На чистое тело одеть, тёплую, чистую одежду – это было что-то!!!
В роту я вернулся за 20 минут до команды «Рота подъём!». Дневальный на тумбе широко открыл глаза глядя и не понимая, откуда вдруг взялся я?! Но не выдал.

Ураган.

За немытым окном казармы ярко светило солнце безоблачного неба. Приближалась середина декабря, но снега здесь ещё не было. За две недели нас неоднократно отправляли в города на патруль в поисках очередных, пропавших военных строителей, самовольно оставивших часть. Количество покинувших нашу «галеру», увеличивалось с каждым днём, с геометрической прогрессией. Нам было это на руку. Выбирая между сволочной работой на стройке с ежедневным прессингом и издевательствами от наших чёрноголовых сослуживцев, прогулки по городским улицам делом было благодатным. Но в эти дни мы стали сталкиваться с откровенно враждебными нападками местной молодёжи. Они постоянно пытались спровоцировать нас на драку, выкрикивая оскорбительные слова или просто откровенно пытаясь задеть нас.
В части тоже всё обострилось до предела. На построениях узбеки начали откровенно показывать своё неподчинение офицерам. Слышались оскорбительные передразнивая команд от наших командиров в строю или просто их не выполнение. Когда наш старший прапорщик в годах, попытался своими кулаками внести в голову Вахида отданный ему приказ выйти из строя, толпа черноголовых налетела на него! Мы понимали, что на наших глазах начинался какой-то беспредел и в стороне оставаться было нельзя – бьют нашего русского офицера! Не сговариваясь, с криками, матами и кулаками мы бросились его отбивать, от начинающей звереть толпы. Узбеки не ожидали от нас такого дружного проявления отпора и отступили, посылая в наш адрес проклятия, маты и обещания скорой мести.
Месть не заставила себя долго ждать. На следующий день, в части по какому странному стечению обстоятельств не было основной власти, которая хоть как то влияла на что-то здесь. Весь костяк офицерского состава был в городе. С нами были только прапора и сержанты.
На вечернем разводе, на плацу, узбеки со всех 4 рот освистали пытавшихся провести положенную по Уставу перекличку прапорщиков! И не дождавшись положенной команды младших командиров, наглою толпой пошли на ужин, посылая ни три русских буквы всё командование.
На плацу осталось ориентировочно 250 лиц разных национальностей не таджиков и не узбеков. Представители двух этих республик в количестве 550 человек начали творить беззаконие. Все остальные это понимали и стояли в растерянности, так как на наших глазах, только, что был полностью уничтожен авторитет «отцов-командиров». Два ефрейтора один русский, другой мордвин взяли командование на себя перестроили нас в 2 роты и как было положено с песней и с  маршем пошли в столовую. Когда мы подошли к входу, от туда, как из пчелиного улья на нас повалила стая шершней! С ходу они начали месить всех, кто был в первых рядах. Послышался хруст ломаемых челюстей, дверей и звон разбиваемых окон в которые всепрошибающими таранами летели скамейки! Чёрная братия улюлюкала и кричала, круша всё на своём пути и зверски избивая всех кто был другой крови – Долой Советскую власть! Аллах акбар!!! Всех убъём!!! Все по-домам на вокзал!!! Бей русских!!! Бей офицеров!!! Бей всё!!!
Наши первые ряды дрогнули под натиском превосходящих сил и бросились в рассыпную, но не тикать, а искать какое то холодное оружие или убежище, что бы как то противостоять подавляющему большинству наседающих шершней. Те кто падал, уже не вставал. Толпа зверски топтала, прыгала и пинала свою жертву, пока она не переставала оказывать хоть какое то сопротивление. Оказать помощь товарищам, отколовшимся от отбивающейся кучи сопротивления, с жестоким боем переместившейся от столовой на середину плаца, не представлялось какой-то возможности. То там, то здесь, мелькали окровавленные, разбитые головы и лица. Всё более звереющая толпа, наносила нам калечащие удары черенками от лопат, неизвестно откуда взявшихся обрывков труб, забрасывала нас кирпичами сверху. Счёт искалеченных, окровавленных тел шёл уже на сотни. Поскольку в плотных рядах остервенело дерущейся массы людей места не хватало всем, бесновато бегающая, остальная масса нелюдей, громила без разбора всё попадающее ей на пути имущество части! Мы яростно отбивались, осознав в какую смертельную ловушку жизни мы попали. Понимали, что если не случиться какого то чуда сейчас, то шанс быть не искалеченным и просто остаться в живых, таял с каждой минутой.
Тогда перед глазами прошла целая вечность! Время как будто искривилось и протекало в другом измерении. Я за мгновенье, переосмыслил свою короткую, молодую жизнь! Как я выпускник советского техникума, молодой, начинающий специалист, оказался по воле каких то взрослых дядек в этом искусственном АДУ и за ЧТО?!!! Почему я из-за халатности, безразличия и безответственности этих же дядек – с их слов, гордо называемый ЗАЩИТНИКОМ РОДИНЫ, терпел голод, холод, вшей, унижения и побои своих сверстников другой национальности?!! Почему я теперь по их воле и установленными ими же законами, которые они же и не соблюдали, с двумя сотнями других таких же молодых душ, стоял на краю пропасти, упав в которую можно было уже никогда не вернуться к нормальной жизни и жизни вообще?!!!!!
Я всё прокручивал это лихорадочно в голове, увертываясь от  летящих в меня кирпичей и закрываясь синеющими руками сыплющихся на меня ударов палок и кулаков, пытаясь хоть изредка ответить тем же…
Как выяснилось позже, в те дни в Казахстане начались Алма-Атинские события, которые сейсмичными волнами покатились по всей республике! И наши Джезказган-Никольский не стали исключением. Узбекское большинство нашего батальона, узнало о происходящем. Не теряя времени даром, они решили использовать ситуацию в своих преступных целях. Осложняло происходящее ещё и то обстоятельство, что в близлежащих городах не было военной комендатуры. Я впервые в жизни тогда поверил в Господа Бога! Ждать помощи было неоткуда. Я  взмолил к небесам – Спаси и помилуй нас Господи! Убереги от смерти лютой! И чудо случилось…
Как в лучших боевиках, с разгона протаранив распашные ворота части с красной звездой, на скорости, с разворотом и визгом тормозов, на плац въехал УАЗик из которого выскочил на ходу офицер-капитан-краснач* с мегафоном*. К нему громко хлопая дверями и вздёргивая затворы автоматов, бегом подбежали и встали полукругом четверо, коренастых, крепких, русских солдат-красначей. Откуда взялись эти ангелы-хранители, можно было только гадать! Предполагаю, что какие то действия по обеспечению законности и порядка командование или местное КГБ  уже предпринимало.
- Приказываю прекратить бойню и по-ротно построится на плацу!!! – прокричал с надрывом капитан в рупор мегафона.
- Пошёл на х….!!!!! Убьём тебя сцука русска!!!! Долой Советскую власть!!! – толпа изрыгнула в адрес вновь представленного командира такую ненависть, злобу и многоэтажный набор узбекско-русских матов, что мы усомнились в соломенке спасения, которая так неожиданно вдруг возникла перед нами! Что могли сделать пять, пускай и вооружённых человек, против обкуренной, осатаневшей, опьяневшей от творимого беззакония и превосходящей во многие сотни раз толпе?!! В тот миг мы подумали, что их просто разорвут!
- Повторяю последний раз! – непоколебимо, твердым командирским голосом, продолжил офицер, пытаясь перекрыть мегафоном, вой толпы – Прекратить беззаконие!!! Построиться поротно на плацу!!! В случае неповиновения – открываю огонь на поражение!!! - и тут же, не дрогнув лицом, ловко увернувшись от летящего в него кирпича, молниеносно достал из кобуры пистолет и выстрелил дважды в воздух! Красначи-солдаты сомкнулись перед своим командиром, закрыв его спиной и ощетинившись в сторону восставших дулами автоматов. Это было мгновенье, которое мне показалось, растянулось в каком то замедленном кино. Мы с ужасом ждали, что вся это улюлюкающая, кроваво-чёрная лавина сейчас сметёт вставших у неё на пути смельчаков, пускай и вооружённых, но тающих на фоне её массы!!! Но Господь, в тот миг был с нами! Как повиновению высших сил, представших нам в красных погонах «ВВ»*, все бросились выполнять команду. Через восемь минут, все кто мог ещё стоять, в одну шеренгу, поротно стояли смирно на плацу, под дулами направленных на нас всех четырёх автоматов. Четыре роты – четыре автомата.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...

Примечания:

1.«пазик»* - автобус марки ПАЗ – 672, Павловского автобусного завода в СССР.
2.«техан»* - сокращённое от слова техникум.
3.«тестером»* - электроизмерительный прибор, объединяющий в себе несколько функций. В минимальном наборе включает функции вольтметра, амперметра и омметра.
4.«покупателей»* - покупателем в воинских частях называют специально подготовленного человека, как правило из офицерского состава, который приезжает за потенциальными призывниками на сборочном пункте. Это своего рода вербовщик. Он может провести психологическую беседу с молодым человеком и, в случае неудовлетворительного результата, попросить заменить призывника.
5.«летёха-«пушкарь»*- офицер в звании лейтенанта, артиллерийских войск.
6.«авоська»* - это сплетённая из жестких нитей хозяйственная сумка, похожая на сетку, которая ранее использовалась преимущественно для переноски продуктов питания и разной бытовой продукции с рынков и магазинов.
7.«салабон»* - то на армейском сленге, военнослужащий молодой солдат который принял присягу, и прибыл в роту после курса молодого бойца из учебки.
8.«с автомата»* - таксофон, телефон-автомат, телефон общего пользования, автомат, устар. уличный телефон — телефонный аппарат общего пользования. Оплата может производиться при помощи монет, жетонов или телефонных, дебетовых либо кредитных карт. В Советском Союзе использовались таксофоны местной (городской и сельской) связи (ТГС), междугородной связи (TM).
9.«курт»* - сухой кисломолочный продукт, типа сухого сыра. Одно из самых любимых лакомств в Средней Азии.
10.«анангни скяй»* - нецензурная брань (маты) на узбекском языке.
11.«бортовые зилки»* - советские среднетоннажные грузовики с деревянным бортом кузова «ЗИЛ-130», выпускавшиеся на автомобильном заводе имени И.А.Лихачёва в г. Москве.
12.«ДОСААФ»* - всесоюзное добровольное общество содействия армии, авиации и флоту СССР — советская оборонно-спортивная организация.
13.«Варшавский договор»* - формально Договор о дружбе, сотрудничестве и взаимной помощи, был договором о коллективной обороне, подписанным в Варшаве, между странами социалистического, послевоенного лагеря.
14.«период «карантина»*- «карантином» в Вооруженных силах (ВС) принято называть «Курс молодого бойца» (КМБ) . В этот период происходит адаптация призывников к военной службе, изучение ими основополагающих в ВС нормативных документов, тех же Уставов, первичное обучение общевойсковым дисциплинам, например строевая подготовка и др.
15.«под-ёжик»*- короткая, мужская стрижка, стоящими торчком, короткими волосами.
16.«наряд вне очереди»* - по сути означает вид наказания солдата за какой-либо проступок, выраженного в сверхурочной работе без оплаты, выполняемой помимо установленной заранее очередности.
17.«неуставшина»*- дедовщина — наиболее распространенная форма неуставных взаимоотношений — представляющая собой нарушение уставных правил отношений между военнослужащими срочной службы.
18.«стукачество»*- как качество личности – склонность тайно, анонимно, исподтишка сотрудничать с властями, начальством и т. п., посредством предоставления им обвинительных или компрометирующих сведений о ком-либо.
19.«ВЛКСМ»* - молодёжная организация Коммунистической партии Советского Союза. Была создана как Российский коммунистический союз молодёжи 29 октября 1918 года; в 1924 году РКСМ было присвоено имя В. И. Ленина - Российский ленинский коммунистический союз молодёжи. В марте 1926 года, в связи с образованием в 1922 году СССР, РЛКСМ был переименован во Всесоюзный ленинский коммунистический союз молодёжи.
20.«почеснаку поговорил»* - жаргонное выражение, означающее говорить по-честному.
21.«карантин»*- двух недельный курс «молодого бойца». в этот период происходит адаптация призывников к военной службе, изучение ими основополагающих в ВС нормативных документов, тех же Уставов, первичное обучение общевойсковым дисциплинам, например строевая подготовка и другое.
22.«до-дембеля»* - дембелем называют солдата, заканчивающего службу, которому до приказа об увольнении остались считанные дни, и солдата, уволенного из армии по демобилизации. Слово «дембель» является народным производным от «демобилизации» и «демобилизованного». Трудный путь от «духа» до «дембеля».
23.«С увольнительных»* - это особое время, когда солдат имеет возможность отвлечься от воинской службы, погулять по городу, встретиться с близким человеком и даже просто сменить обстановку. Как правило, увольнение предоставляется один раз в неделю – в воскресенье, но если у солдата проблемы с дисциплиной, или присутствуют так называемые «залёты», то про увольнение можно забыть надолго.
24.«стукачество»*- доносительство.
25.«чморить»*- жаргонное слово, означающее - гнобить, угнетать, притеснять, унижать, издеваться, измываться и т.д.
26.«кирзаками* - кирзаки, солдатские сапоги, сделанные из кирзача - искусственного материала, сделанного из основы растительного происхождения со специальной пропиткой, обеспечивающей сохранение тепла, водонепроницаемость.
27.«насваи»* - вид некурительного табачного изделия, традиционный для Центральной Азии. Наркотическое вещество, которое употребляется путем помещения небольшого количества смеси под нижнюю губу или за щеку.
28.«клей ПВА»* - густая, сметанообразная смесь с легким запахом винилового спирта, легко растворяющаяся в воде до необходимой для применения консистенции.
29.«2 года дисбата»*- сокращённое от дисциплинарного батальона. В дисбат попадают только за уголовные преступления, предусмотренные 33 главой УК РФ". Преступления против военной службы". В основном это драки и побои (ст. 335) и самовольное оставление части (ст. 337). Следствие ведётся военной прокуратурой, а приговор выносит, разумеется, военный суд. Срок отбывания наказания — от трёх месяцев до двух лет. В срок службы пребывание в дисбате, естественно, не засчитывается.
30.«совершить самоволку»* - самовольная отлучка (разговорное: «самоволка», «самоход») — оставление военнослужащим срочной службы без соответствующего разрешения территории расположения воинской части или места службы на срок свыше одних (но не более трёх) суток либо менее одних суток, но повторно в течение трёх месяцев службы.
31.«познакомился с «черпаком»* - черпак, в иерархии дедовщины, жаргонное название солдата прослужившего полгода. Переход из касты «духов».
32.«электрических тенах»* - тена, это трубчатый электрический нагреватель. По сути, это полая трубка, выполненная из нержавеющей или углеродистой стали. Внутри расположена проволочная спираль, которая отличается высоким показателем сопротивления.
33.«алматинку»*- шапка солдатская, зимняя, производства г.Алма-Ата, Казахская ССР. Отличалась от других производителей (Московских), отменной тянучестью для придания определенной формы и высоты. После обработки водой и подкрашеванием чернилами ставилась высыхать на квадратную, сбитую из фанеры форму с последующим отглаживанием утюгом через тряпку. Цвет получался серебристо темно синего цвета. А шапка получалась чёткой, прямоугольной формы.
34.«офицер-капитан-краснач»* - офицер в звании капитана внутренних войск СССР. «Краснач» - жаргонное от цвета погон офицера. Они были красного цвета.
35.«с мегафоном*» - переносное устройство для звукоусиления, использующее рупор, для удобства использования оснащённое рукояткой.
36.«в красных погонах «ВВ»* - красные погоны с сокращённой надписью ВВ, в СССР означали «внутренние войска», которые были предназначены для обеспечения правопорядка и внутренней безопасности СССР.


Рецензии