Хрустальная слеза

«Истины нет. Есть только Истина»
Альберт Камю



Глава 1

На жизненном пути Виктории было три значимых мужчины, и все — Викторы. Виктор первый, Виктор второй и Виктор третий. Третий Виктор — Васильевич. У них не только имена — Виктор и Виктория, но и отчества были одинаковые — Васильевна и Васильевич.
Виктор Васильевич в судьбе Виктории появился, «когда его уже не ждёшь», да и вообще ничего уже не ждёшь. Все планы достигнуты — подрастающий сын, должность главного экономиста, квартира, муж на руководящей должности, тоже Виктор. Но Виктор второй.
А Виктор первый — молодой, красивый, уверенный — встретился Виктории на лестнице в университете, где они учились. Виктория бежала вниз по лестнице и уронила учебник. К учебнику потянулась красивая мужская рука, и перед ней вырос первый в жизни Виктории — Виктор.
Он — Виктор первый, ожидал распахнутый, восторженный взгляд, многообещающую улыбку и кокетливость в движениях. К такой реакции он привык. Но ничего подобного не произошло.
Виктория взяла учебник, и кроме учтивости её глаза ничего не выражали:
«Спасибо. Как вовремя Вы обнаружились». И уже на ходу улыбнулась — протокольной, «одетой улыбкой».
Виктор первый не привык к таким проявлениям со стороны женского пола. Ничего не выражающая реакция задела его.
Он стоял и смотрел в след легко бегущей по лестнице Виктории.
И вирус неудовлетворённого самолюбия начинал набирать обороты.
А на следующий день они встречаются в буфете, Вика стояла в очереди со спокойным лицом и синими-синими глазами. Очень короткая стрижка подчеркивала правильный овал лица, придавая облику необычность.
Виктор подошёл к Виктории и с уверенностью обожателя женских сердец заговорил:
— Опять Вы?! Здравствуйте!
— А это Вы? Сегодня Вам не повезёт. Пирожок, как вчера книгу, я не уроню. Очень хочется есть, — и безучастно повернулась к стойке, заказывая кофе.
Но Виктор не отступал:
— Позвольте, я рассчитаюсь за Вас? — и был уверен, что вот сейчас он её проймёт, зная, как студентки экономят, чтобы купить аксессуары для личного преображения — колготки или косметику. Это он, Виктор, — москвич, живёт с родителями на полном довольствии в семье высокопоставленного чиновника.
Но реакция Вики была неожиданной:
— Рассчитаться? Нет! Не позволю! — и без пафоса, с видом полного равнодушия пошла к свободному столику.
Избалованность Виктора и безотказность во всём были на поверхности, и Виктория не могла этого не заметить.
Она заметила, но настойчивые преследования Виктора всё размыли, и Виктория, забыв про все предупреждающие внутренние осторожности, влюбилась.
Всё свободное от лекций время они проводили вместе. Ездили на велосипедах в парке, ходили в кино, кафе. Виктор дарил цветы, коробки конфет и даже французские духи. Деньги на кофе, кино и цветы он брал у папы. А коробки конфет и духи он брал у мамы. Мама Виктора — врач-гинеколог центральной московской клиники, у неё этого добра как у «дурака махорки».
Колоритные ухаживания Виктора в таких ярких обёртках для Виктории были путешествием в страну зазеркалья. Девочка из Подмосковья, которая жила в доме с печкой, водой из колодца и туалетом, правда — не рядом с кухней, как в московских квартирах — где едят, а на улице.
Она жила в природной чистоте, но тогда не понимала, какой мощный фундамент дала ей эта первозданная энергия. Потом поймёт, но это будет потом.
А сейчас восемнадцатилетняя девочка попала в зону гипнотического влияния Виктора.
И через две недели, не помня себя, отдалась ему на узкой кровати студенческого общежития.
Она была ещё никем не сорванным цветком, и эта свежесть чистоты Виктории и её нетронутость возбуждали Виктора и тянули к ней.
При ощущении волнительного трепета счастья влюблённости, что-то в глубоком подсознании нашептывало ей: «Не расслабляйся…»
Виктория окончила школу с золотой медалью. Училась на Ленинскую стипендию. Мама Вики жила в Подмосковье, в Павловском Посаде. Жили средненько. А когда от них ушёл отец, стало вообще невыносимо. Уходя к другой женщине, он разделил всё до ложки, и учёба Вики не вернула его в зону отцовской ответственности. Помогал, но не значительно. Вика и мама нуждались. Виктория была очень привязана к матери, и с каждой стипендии покупала ей хоть что-нибудь, так хотела её порадовать. Мама Вики экономила на всём. Суп на воде, блинчики на воде, чай на своих травах. Мясо — по выходным, конфеты — по праздникам, электричество — под контролем, свечки лучше. Только всё для Вики, всё для неё — эта была её неугасающая звезда надежды, она ждала и приближала каждый день, каждый час, когда Виктория выучится и у них всё будет хорошо.
А на жизненном пути Виктории появился Виктор ПЕРВЫЙ, и она попала в паутину любовных грёз. И поверила, что они с Виктором никогда не расстанутся. Он любит её.
Но случилось то, что сучилось — Виктория забеременела. Она сначала не верила. Токсикоза нет, головных болей нет, слабости нет, но и месячных тоже нет. Возможно, простыла или какие-нибудь гормональные перемены, так думала она. Тестов на беременность тогда не было. Прошёл месяц, другой. С кем-то поделиться она не могла, боялась, и всё держала под крепким узлом своего характера. Время шло, и она начала поправляться. Груди отяжелели и увеличились в размере. Положение беременности во всех выразительных формах заявляло о себе.
Будущие перемены погрузили Викторию в глубокие размышления. На первом месте был её будущий ребёнок, о чём надо незамедлительно сообщить Виктору. Потом мама, но мама огорчится — учёба не закончена, но поймёт.
Виктор? А что Виктор — он обрадуется и всё решит. Последнее время они стали реже встречается, Виктор погрузился в учёбу, так он Вике объяснял своё отсутствие. Виктория верила ему. Но сейчас её заполняли мысли о её беременности.
— «Всё, что ни делается, всё к лучшему» — как я ненавижу эту фразу, если хуже не бывает, значит, это к лучшему, главный закон дураков, — думала Виктория. — Уж лучше Альберт Камю: «Истины нет. Есть только Истина».
А «истина» Вики с каждым днём становилась всё выразительней и выразительней.
Откладывать и чего-то ждать времени совсем не оставалось. С этим настроением она встретила Виктора в вестибюле универа. В эти моменты все женщины начинают с одинаковой фразы, и Вика не была исключением.
— Виктор, мне надо сообщить тебе что-то очень важное, — тихо сказала Виктория.
Виктор напрягся, он не любил всплески, приливы, отливы, ему больше нравилось спокойствие, полный штиль. Он любил свободу и простор бытия. А с кем? Это его не сильно напрягало, он получал удовольствие от любви, а вернее, от себя любимого.
Но выражение лица Вики немного насторожило его.
— Что случилось, Викуля? Ты как-то неважно выглядишь, бледненькая. Плохо себя чувствуешь? — с участием спросил Виктор.
— Я беременна.
Бледность Виктории мгновенно перешла на Виктора, он был совсем к этому не готов. Его лицо красноречиво выражало состояние внутреннего облома. Он взял Вику и отвёл её в сторонку.
— Ты уверенна? Почему не оградила себя, а главное, меня от всего этого. Ты что, не знаешь, как избежать «залёта»? — с раздражительным гневом почти прокричал он.
— Я? Избежать? Ты-то точно знаешь, что до тебя у меня не было никакого опыта… — в полной растерянности еле слышно произнесла она.
— Знаю. И только поэтому я с тобой… — хотел сказать «…задержался дольше, чем с другими», но сдержался, видно «его совесть» выползла из-под пятки и притормозила его.


От автора:


У таких «Викторов» их совесть, если она вообще есть, где-то там, на уровне плинтуса. Внизу. А от плинтуса до маковки — ЭГО. В переводе с латинского «эго» — это Я. Эго — как губка впитывает все прихоти и желания, от которых «такие Викторы» отказаться не могут. Да и не хотят.


Виктор продолжил:
— Я НЕ ГОТОВ. И готовиться тоже НЕ ГОТОВ. Но я могу тебе помочь, у меня мама гинеколог.
Вика, смотрела на него своими синими глазами и не понимала. «Он предлагает убить ребёнка…»
— Нет!
— Ну, если ты не согласна, тогда с этой минуты мы с тобой чужие, я тебя не знаю, и твои проблемы разделять с тобой не желаю. Всё. До свидания. А точнее — ПРОЩАЙ.
И ушёл…Покатился, как звенящий шар, в пустоте своей фальшивой сути.
Будучи ничтожеством, Виктор не вызывал подозрения за ширмой фальшивых улыбок и реверансов. Взросший в атмосфере превосходства и избалованности, он считал себя наградой для всего окружения.
Кто он? Виктор Каперин?
Деньги — у папы, подарки — у мамы. Сам он — своими силами, своими знаниями, своими стремлениями — ничего не приобрёл.
Папины и мамины «подстилки» помогали Виктору во всех его жизненных ситуациях. В учёбе, в ухаживании за дамами, во всех его свобододействиях. Он жонглировал всем тем, что ему было доступно, и без особых усилий притягивал внимание своими пустыми бездушными трюками.
Виктория почувствовала сильный спазм в голове. Это её отвлекло. Придя в себя, она донесла своё тело до кровати и легла. Глядя в потолок и не двигаясь, она пролежала пять часов. Мысли стали пробуждать её: «Как же она не смогла распознать притворство Виктора? Его лживость и бездушие он прятал в дешевых проявлениях — от милой, хорошей Вики, Викулечки до… ПРОЩАЙ. Цветы, конфеты, признания… Это был обман…
Как же всё отвратно…
А что теперь мне делать с этой раздирающей, невыносимой болью?
Теперь только мама! Мамочка меня поймёт. Она мне скажет, подскажет и поддержит».
И через сорок минут Вика неслась в электричке в Павловский Посад.
Боль и страдания со скоростью электрички и отбивающим стуком колёс врезались в плотные слои неокрепшего понимания восемнадцатилетней девочки, столкнувшейся с цинизмом и предательством. Стихия жизненного урагана внезапно и безжалостно ворвалась в юность Вики, разрушив её замки любви, верности и надежды. Она чувствовала себя камнем, падающим в бездну, падающим в безысходность.
В состоянии полной раздробленности и униженности, еле-еле переставляя ноги, она подошла к дому. К месту, где энергия рода, крови, корней, распахнула свои объятия в готовности вылечить её от губительного недуга.
Виктория открыла родную калитку, прошла по родной тропинке к дому, вошла в дом, увидела маму и, облокотившись на косяк двери, медленно скатилась на пол…
Мама в испуге подбежала к дочери: «Вика, Вика, что с тобой, доченька?»
У Вики не было ни слёз, ни сил, и когда она что-то пыталась сказать маме, вместо слов были слышны приглушённые сиплые звуки.
Вика не могла говорить, у неё пропал голос.
Маме бросились в глаза округлые формы фигуры дочери, и она всё поняла. Сердце её сжалось, но виду показывать не стала. Она с материнской любовью стала ухаживать за Викой. Поить травами, разговаривать, успокаивать.

Смотреть на состояние Вики было невыносимо. Она время от времени открывала рот и в молчаливом бессилии ловила в воздухе спасение, надеясь, что любой глоток воздуха вернёт голос, но ответ был безжалостен. Немота своим безмолвием убивала. Глаза Виктории широко открывались, как бы спрашивая: «За что?» И слёзы катились по её лицу, жалуясь на неокрепшую, непорочную юную невинность.
Прошёл день, второй, третий — голос не возвращался. На пятый день Виктория впала в неподконтрольное состояние неосознанного безумия. Она уже не плакала, не хватала ртом воздух, она лежала, и её глаза наполнялись безумием. Викины руки соединились в движениях, как бы грея одна другую, потом ноги стали сгибаться и разгибаться в коленях, и эти импульсивные движения захватили её и стали неистово набирать учащённость. Она вскочила и побежала на кухню, что-то ища, она металась по всему дому. Подбежала к кровати, схватила подушку и с ожесточением принялась бить ею кровать, диван, стол — всё, что ей попадалось на пути её передвижения. Подушку бросила на печку, и от возгорания её спасла вовремя подбежавшая Татьяна Анатольевна, которая не понимала, как она себя сдерживала, наблюдая за дочерью, которая металась по дому. Её безумный взгляд приводил в ужас Татьяну Анатольевну. Она в трагическом молчании смотрела на дочь и с силой понимания матери и с мучительной болью ждала выброса страданий её любимой Виктории.
Виктория в приступе схватила стакан с водой и, размахнувшись, с силой бросила его в зеркало.
Зеркало с глухим звоном разлетелось во все стороны и по всем углам и уголочкам комнаты и после себя оставило мертвое пятно, ничего не отражающее и ничего не отображающее.
Вика смотрела на это пустое пятно и не видела себя. Она смотрела в этот безжизненный контур, на месте которого всё время, сколько она себя помнит, всё её детство и всю её юность висело зеркало. А теперь зеркала нет. Пустота. Она посмотрела на Татьяну Анатольевну и в ночной рубашке босиком выбежала на улицу, а на дворе был минус, иней покрыл землю жесткой, холодной пеленой.
Когда Татьяна Анатольевна выскочила за дочерью, Вика стояла, обнявшись с яблоней, и слёзы безудержно катились по её юному, чистому лику.
Татьяна Анатольевна накинула на Вику одеяло, надела на её ноги валеночки, и дала успокоительные. Виктория потихоньку стала приходить в себя. Выражение лица дочери вынести было невозможно, а забыть — невозможно никогда. Взгляд Виктории отражал и бездонное горе, и беспомощность, и глубокое чувство вины перед мамой, перед собой и перед рухнувшими надеждами. В глазах Виктории был слышен кричащий стон: «Господи, помоги мне, Господи!»
Голос к Вике вернулся через девять дней. Девять — магическое число. Девять месяцев беременности — и начало жизни. Девять дней — после ухода из жизни.
И для Виктории, её беззвучные, в полном безумном молчании «девять дней» подарили сгусток мудрого осознания всего того, что с ней произошло. И мысли уйти из жизни растворились в этих девяти днях, не оставив следа. Главное устоять, не упасть на колени — «Рабам дорога в Рай закрыта…» После этих девяти дней у неё началась новая жизнь. Виктор первый остался в прошлой жизни. Навсегда.
Пройдёт девять месяцев, и она даст жизнь маленькому тёплому комочку, перед которым откроется Мир, а Виктория наполнится счастьем.



Глава 2

Вика вышла в сад и среди опавших листьев и увядшей травы увидела красивое многоцветие — яркое, как огоньки, и желтое, как солнце. Цветочный кустик расцвёл среди увядшей травы засыпающей природы.
— Мама, посмотри! Что это за чудо? — Виктория стояла в лучах солнца и заворожено смотрела на цветки. Лучи сентябрьского солнца были сдержанные, но Вике хватало их света. Они как будто были устремлены только на неё, и она в их отблеске была такая красивая, молодая, светящаяся.
— Какая же ты у меня красивая! — восхищённо сказала Татьяна Анатольевна и перевела взгляд на цветочный кустик.
— Это бессмертник! Это многоцветие только вчера расцвело, перед твоим выздоровлением. В народе его Златоцветом зовут — это на счастье, всё у тебя будет хорошо. И солнце ярче засветило, и Златоцвет расцвёл.
После выздоровления Вики Татьяну Анатольевну одолевали мысли об учёбе, но она не решалась начать разговор, ждала, когда Виктория первая начнёт. Боялась нарушить её восстановление от перенесённых травм. «Пусть отпустит её «ломка» переживаний», — думала Татьяна Анатольевна.
Долго ждать не пришлось. Наступил православный праздник — Воздвижение. Татьяна Анатольевна напекла пироги с яблоками и кулебяки с картошкой и грибами. В доме стало тепло и уютно. Сели пить чай.
— Мама, мне, наверно, надо взять академический отпуск? — вкрадчиво спросила Вика.
Татьяна Анатольевна напряглась и взяла паузу, разливая чай.
Поставила чайник. Села, взяла дочь за руку и медленно, как будто боясь растревожить, растрясти собранное по крупицам выздоровление Вики, начала с осторожностью, обдумывая каждую фразу, очень важный разговор.
— Ты думаешь, что тебе будет тяжело посещать занятия физически? — ударяя на слово «физически».
— Да нет. Моё положение. Стыдно. Будут за спиной говорить, — робко ответила Вика.
— Ну, если будут говорить за спиной, значит, ТЫ впереди. Говорить-то будут за спиной.
Виктория рассмеялась:
— Да уж, точно, я впереди всех, а впереди меня живот.
— Ну и что?! Твоим положением гордиться надо. Сколько женщин родить не могут. А ты своего счастья стесняться надумала. Вынашивать под своим сердцем жизнь — это счастье. Какой же это стыд. Стыдно прерывать эту жизнь. Вот невинноубиенные младенцы — это стыд и большой грех.
Испытания в жизни, не каждому Бог даёт. Испытание — это сила. Преодолел — значит, поднялся выше. Выше — не ниже. «Сильный ветер ломает только слабые деревья» — это не мои слова, но они так ко времени. Вот этот Виктор живёт как роза майская. Знает, что вовремя польют и листики ненужные подрежут.
Стоит этот розовый куст и трепещет от своей красоты и своих бутонов, переполненных гормонами. А мороз посильнее ударит, погибнет кустик, выкопают его и выбросят, забудут этот розовый куст с его бутонами и вспомнить будет некому.
А не проявись этот Виктор, так бы и жила с предательством в обнимку. Сколько бы ещё унижений и боли он тебе принёс. Благодарственную свечку надо поставить. Господь тебя отвёл от него.
За все измены ты отмучилась. Эти бессловесные девять дней обновили тебя, вылечили. «Никогда — больше не испытать тебе боль измены и предательства» — сказала Татьяна Анатольевна, чувствуя материнским сердцем вещий смысл сказанного.
«За каждой сильной женщиной стоит предательство мужчины».
То, через что ты прошла, тебя сделает мудрой и сильной.
Ты должна идти к своей цели, стиснув зубы, и не оглядываться. Это твоя жизнь. Одна, второй не будет. Не надо смотреть в след, оставляемый лодкой, надо смотреть вперёд. Так говорят китайцы.
Виктория слушала маму, наполняясь уверенностью и спокойствием, тревога отступила.
После девяти мучительных дней она обрела крепкий и сильный жизненный смысл, он сформировался в ней, пробивая унижение, боль и невыносимость. Она не знала, как ей жить дальше. А теперь знает!
Виктория подошла к Татьяне Анатольевне, обняла её, передавая всю глубину благодарности:
— Мамочка, ты у меня самая лучшая! Спасибо тебе, моя родная!
И они зашли в дом.



Глава 3

На следующий день Вика поехала в университет и сразу направилась к декану факультета Элле Эдуардовне. За ширмой её студенты звали «ЭЭ». Деканом их экономического факультета была женщина лет сорока пяти. Но не «сорокапятка» — это к ней не подходит, да и «бальзаковский возраст» — тоже не о ней.
Элла Эдуардовна была выше этих избитых стандартов. Она возвышенная. Всегда сдержанная, неприступная и притягивающая внутренним магнетизмом. Она была строга, но справедлива. Виктория уважала ЭЭ, она была идеалом и предметом её восхищения. Дар Цицерона эхом отражался в формировании её мысли и в красивых речах Э. Э.
Когда Элла Эдуардовна, — начинала говорить, она как будто разбрасывала лучи, которые проникали вглубь каждого присутствующего, и захватывал аудиторию во власть ораторского таланта.
Подойдя к кабинету декана, Вика остановилась, уткнувшись глазами в табличку «Воронец Элла Эдуардовна». Она эту табличку видела в день по нескольку раз, но сейчас, в эту минуту табличка ей показалась какой-то особенной, большой и строгой. И чтобы её волнения не победили, а мандраж не захватил в свой коварный плен, она решительно открыла дверь.
— Добрый день, Элла Эдуардовна! Разрешите? — робко спросила Вика.
— Виктория! Входи, пожалуйста. Прошу! — указывая на кресло, подчеркивая приятность своего расположения. Ленинских стипендиатов ЭЭ знала в лицо.
Вика сразу себя настроила всё рассказать декану. Декан — женщина, поймёт. А потом врать Вика не могла и поведала ЭЭ всю историю от «падения книги на лестнице» до «прощай» с девятью днями и бессмертником.
ЭЭ внимательно всё выслушала. История Вики на мгновение отбросила её в свои воспоминания, очень перекликающиеся с пережитым ей самой, молодой студенткой МГУ. ЭЭ не стала побеждать устои морали и прервала беременность, она на всю жизнь осталась бездетной, так и не познав материнского счастья.
Выхватив себя из воспоминаний, которые терзали её, она осторожно, как идя по тонкому льду, тепло и по-матерински обратилась к Виктории.
— Виктория! Тебе небо лучами солнца, а земля цветом подсказывают: живи, рожай и будь счастлива! — ЭЭ встала и обняла Вику. — Не смей прерывать беременность, а закончить обучение и получить диплом я тебе помогу. Держись, девочка! Бог по силе крест налагает.
Вика замерла от счастья, она смотрела на ЭЭ переполненная чувством безграничной благодарности.
— Спасибо. Большое спасибо, — и заплакала.
ЭЭ понимала её состояние и не спешила успокаивать, эмоции должны иметь выход.
Когда эмоциональный выплеск чувств угас, ЭЭ перешла к главному.
Она очень хотела помочь девочке, одарённость и трудолюбие которой не могли не вызывать восхищение.
ЭЭ повернулась к Вике и спокойно стала наводить порядок в её голове:
— Виктория, большую часть времени ты будешь заниматься на дому, по необходимости договариваться и встречаться с преподавателями, время по сессии мы обговорим дополнительно. Это даст тебе возможность как можно меньше появляться в университете. А на защиту диплома ты уже появишься молодой, красивой и умной мамочкой. А главное — счастливой!
ЭЭ увидела в глазах Вики спокойствие и уверенность, в ней восстанавливалась прежняя Вика — Ленинский стипендиат, гордость факультета.
На следующей неделе был экстренно собран деканат экономического факультета.
Преподавательский состав был встревожен, просто так декан не объявляет экстренный сбор. Что же ждать? Грешки-то у всех есть, и у преподов тоже.
Когда ЭЭ начала закручивать винт на предмет поблажек и уступок за соответствующие негласные вознаграждения, преподы насторожились.
ЭЭ была настроена четко и дерзко, до неё доходили слухи о беспринципности некоторых преподавателей.
— Уважаемые коллеги! Долго я Вас не задержу. На повестке один, но очень важный вопрос: Виктор Каперин — студент нашего факультета.
— У всех отлегло. ЭЭ боялись ВСЕ — и студенты, и преподаватели. Боялись и уважали. Она заслуживала уважение и своей внутренней силой вселяла страх. Границы между уважением и страхом не определялись, а границы субординации начинались от таблички на кабинете.
ЭЭ отпила воду из стакана и продолжила:
— Не буду создавать прослойки недосказанности, постараюсь быть предельно конкретной. У меня есть абсолютно верные сведения о беспринципности и безнравственности нашего студента Виктора Каперина. Имею основания говорить о его вседозволенности и халатном отношении к учёбе. И тем не менее он дошёл до четвёртого курса. Кто же ему так любовно сбивает досочки, по которым он без усилий переходит из курса на курс?!
Вердикт ЭЭ был очень выразительным:
— Впредь Виктор Каперин все зачёты и экзамены будет сдавать в моём присутствии. Подпись преподавателя будет закреплена МОЕЙ подписью. У меня всё! Вопросы есть?
Речь её была коротка, и дар говорить четко и доходчиво стремительно донёс суть до осознания всех присутствующих.
— Вопросов нет! Совещание закончено. Всем спасибо.
Каждое её слово было как гвоздь в темечко, понимание сказанного добралось до печенки. И преподаватели с лицами, выражающими потерянность, покинули кабинет декана.
Оставшись одна, ЭЭ погрузилась в свои размышления. Она понимала, что Виктору Каперину она МСТИТ за юных, незапятнанных и неискушённых девочек. Такие как Виктор своими грязными помыслами и уверенностью в безнаказанности вползают в чистоту и непорочность и оставляют в душе, в сердце, в сознании грубые рубцы на всю жизнь.



Глава 4

Виктория вернулась домой усталой, но удовлетворённой. Она не ожидала такой поддержки от декана факультета. Её положение незамужней, беременной женщины терзали тени мыслей: она идёт и «слышит» взгляды «в подоле принесла — позор!». Молва с исступлением истерии молча кричит: «Вонзить безжалостные, холодные осколки в её сердце!»
А как она будет жить с этими леденящими душу осколками? Они подумали? Нет!
А Элла Эдуардовна подумала, она не стала вонзать никакие осколки в сердце Виктории. Она вложила в неё изумруд силы, любви и веры в себя. Изумруд заиграл всеми гранями.

Виктория сдавала зачёты и экзамены вовремя и на отлично. Осень очень удачно прикрывала её изменённые формы. И это радовало Вику. Чувствовала она себя хорошо. Беременность её не выдавала. Отечности не было, пигментации не было, вес не набирала.
В один из посещений университета она, в удачном ракурсе для себя, увидела Виктора: ОНА его видела, а ОН её нет. Виктор стоял с молодой симпатичной студенткой в полной готовности рассыпаться «бисером», а вернее, фальшиво искрящимися ледяными осколками, которые вонзаются в души доверчивым юным созданиям.
Виктория внутренне покраснела, на мгновение она ощутила лёгкий прилив жара. И всё! Ни боли, ни сожаления, ни ревности к новому увлечению Виктора — НИЧЕГО! Она улыбнулась и поняла, что это была не её жизнь, не её принципов. Это была жизнь Виктора, жизнь ЕГО пониманий и ему подобных — поверхностных, самовлюблённых, ничтожных и несчастных. Ничего в сердце Вики не осталось, ни одного осколочка. Силой мудрости и жизни, которую она носила под сердцем, она избавилась от этих злосчастных холодных осколков навсегда.
Виктория сошла с электрички и направилась к магазину, надо было купить продукты. Они с мамой питались очень скромно, в основном в их рационе были постные продукты. Экономили на всём. Каждая копеечка откладывалась для будущего ребёнка.
Купив всё необходимое, уже почти на выходе из магазина её остановила молоденькая продавщица:
— Купите, пожалуйста, лотерею, ну хоть одну, — попросила девушка.
Вика остановилась: «Лотерею? Только лотерее им не хватает. Нам бы самим дожить до моего трудоустройства», и вежливо отказала:
— Извините, я не играю в азартные игры с государством, — и направилась к выходу.
— У меня мама болеет, а нам с каждой лотереи платят 10 %. Купите, пожалуйста, — ясные глаза и облик девушки не обманывали.
У Виктории, что-то сжалась, и она сказала:
— Только одну!
— Да! Да! Спасибо Вам большое! — обрадовалась девушка.
Вика потратила деньги на то, что было ей не нужно, но как было нужно этой девочке, она ведь говорила правду.
Придя, домой, она разложила продукты и в учебник по макроэкономике, который попался ей на глаза, положила лотерею. Маме решила не говорить, чтобы не расстраивать. Выиграть не выиграем, никто ещё не выигрывал, а расстраивать попусту не хочется.
Время шло, Виктория успешно сдавала сессию, только ездить приходилось чаще, потому что в общежитии она решила не жить. Поездки увеличивали затраты. Но они как-то приспособились с мамой. Постное питание их устраивало. В доме было тепло, дрова были ещё с лета заготовлены, на зиму хватит. И настроение было не тревожное, а хорошее.
Вика поехала на экзамен по макроэкономике. Это был заключительный экзамен перед дипломом. После экзамена староста класса объявил о сборе денег на пред- и последипломные мероприятия. Сумма была 25 рублей. Это убило Вику. Где она возьмет такие деньги? Она не может позволить себе такие траты. А признаться в этом она ещё больше не может.
С этими мыслями она села в электричку и услышала:
— Здравствуйте, как ваши дела? Вы проверили лотерею? — это была девушка-продавец из магазина.
— Какую лотерею? — сразу не поняла Вика.
А! Лотерею? Нет, — с полным безразличием сказала Вика.
— А тираж уже есть. Вот, возьмите газету, а вдруг выиграете — сказала девушка и протянула газету.
— Спасибо. А как чувствует себя ваша мама?
— Да по-всякому. Слабая. Спасибо вам, — девушка встала и пошла к выходу.
Виктория посмотрела вслед девушке и думала: «Господи, за какую-то лотерею. Помнит и благодарит?!»
Вика приехала домой, мама была ещё на работе, она начала искать по учебникам лотерею. Все учебники пересмотрела, ничего не нашла. И вспомнила: «Я же её положила в макроэкономику, а он у меня в сумке, на экзамен с этим учебником ездила».
Лотерея нашлась. Вика открыла тираж, смотрит, ищет, сверяет… И глазам не верит.
ВЫИГРЫШ! Мотоцикл! Не может быть. Ещё раз, ну точно, всё сходится. Боже мой!
А я говорила, не нужна мне эта лотерея, а она очень, очень даже нужна!
Вика не могла поверить, если в корзине 100 шаров и один из них черный, то этот черный попадётся обязательно ей, Вике. Она не верила в удачу, свалившуюся с неба. Она же не в Павловском дворце, а в Павловском Посаде.
Вика сидела и не могла прийти в себя. «Этого не может быть. Так не бывает» думала она.
Если бы я писала книги или сценарии для фильмов, ни за что бы не взяла эту историю в сюжет. На выходе с такой неправдоподобной историей получился бы или «уценённый» роман, или «уценённый фильм-мыло».
Пришла мама и Вика рассказала о выигрыше.
Случившееся в её воображении рисовало картину, как будто изображено всё одной краской. Только сначала был серо-чёрный тон, а теперь розово-бирюзовый.
Деньги не могут быть мечтой, но с ними легче идти к этой мечте.
Лотерею они продали соседу, который мечтал о мотоцикле.
В доме всё подремонтировали, обновили. Подготовили комнату для будущего малыша. Вика безболезненно, одна из первых, сдала 25 рублей старосте группы.
Татьяна Анатольевна настаивала обновить гардероб перед защитой диплома. Вика пообещала, что после родов обязательно обновит.
— Через две недели рожать, а я и не чувствую никакой тяжести — говорила Вика маме.
— Это хорошо, беременность проходит легко, значит, будет крепкий, здоровенький богатырь! — подытожила Татьяна Анатольевна.
И оказалась права. Виктория родила мальчика. Здоровенького, крепенького, ну настоящий богатырь!
Сына и внука назвали Максимом. В доме всё закрутилось вокруг этого маленького, солнечного нового Мира.
«Мира, мироточит икона. Мироточит — это, значит, от слова мир?!» — подумала Виктория, что это ей никогда в голову не приходило. Мир Вселенной открывает Миру Земли осознание Всевышних Божественных Сил и, проникая вглубь, одаривает Силой, Духом и Верой. Когда икона начинает плакать — мироточить, это чудо вызывает Веру в немыслимое явление СВЫШЕ. Хотя в глубине Души у многих возникает вопрос: «Не может быть…»
И Виктория, глядя на свой маленький, теплый комочек, тоже думала: «Не может быть…», и счастье переполняло её.



Глава 5

Университет Виктория закончила с красным дипломом.
Высшее образование — эта красивая рамка к картине. Картина от Бога. Но любая картина в красивом обрамлении начинает играть и отражать ум и талант обладателя.
Хотя история знает такие выдающиеся личности, не имеющие высшего образования, как Эдисон, Билл Гейц, Генри Форд, Ингвар Кампрад (Икея), Рут Хэндлер (кукла Барби), а также Джон Дэвисон Рокфеллер.
И тем не менее диплом — это клише человеческого восприятия. А красный диплом — это клише прямо на лбу.
На защите диплома Виктория блистала своими знаниями, подтверждающими статус Ленинского стипендиата. Она пришла уверенной, обновлённой и сияющей.
Тучи печали и горя, нависшие над ней в её восемнадцать лет, грозовым дождем отмыли боль и страдания, смыли серо-угрюмый налёт, и проступивший свежий озоновый слой засиял чистотой и радужной палитрой.
Элла Эдуардовна гордилась своей подопечной. Она подошла к Вике и попросила её зайти к ней.
Вика с огромным букетом красивых роз вошла в кабинет ЭЭ.
— Элла Эдуардовна, спасибо Вам за ВСЁ! Вы как опытный хирург, успешно завершили операцию на сердце. Подарили мне жизнь, спасли меня и моего сына! Вселили надежду. Надежда — самое сильное лекарство, это подтвердит любой врач.
ЭЭ тронули слова, сказанные Викой, но она, взяв себя в руки и поблагодарив Викторию, перешла к основному.
— Виктория, вот тебе направление на работу в Министерство энергетики, — и подала два листа. Один с официальным текстом, а на другом контакты некой Горбуновой Раисы Дмитриевны и телефон. — Тебя ждут. Удачи!
Виктория не смогла сдержать своего порыва, её глаза наполнились слезами благодарности:
— Элла Эдуардовна! Благодаря Вам я окрепла и вызвала всесильную судьбу на неравный бой! Вас буду помнить всю свою жизнь. Всё, что Вы для меня сделали, обязательно к Вам вернётся. Обязательно, иначе теряется смысл жизни, теряется Вселенский смысл.
Почувствовав, что она вот-вот расплачется, Вика сдержанно покинула кабинет.
Окрылённая надеждой, она почувствовала, что задыхается от счастья. Красный диплом, направление на работу! В Москву! В Министерство! А ещё десять месяцев назад она чуть-чуть не лишила себя этого прилива необъятного, настоящего и большого. Прилива головокружения от достигнутого.
Виктория шла по коридору, излучая весь спектр своего торжества. Студенты завораживающе смотрели на неё — успех имеет свой магнетизм, он притягивает.
Спускаясь по лестнице, она увидела Виктора Каперина. Он шел с её однокурсницей, с Дусей Черновой.
Увидев Вику, он обомлел:
— Виктория?!
Облик Вики его парализовал.
— Как ты прекрасно выглядишь! Вовремя принятое правильное решение тебя просто преобразило! — восторженно сказал Виктор, подразумевая о «решении» не оставлять ребёнка.
Всё это время он даже не поинтересовался, что с Викой и как она справилась со всем тем, что навалилось на неё. Он был озабочен только собой и своими животрепещущими бутонами.
Но Дуся в одно мгновение рассеяла миф Виктора, она, подавая тетрадь Вике с её конспектами по экономике, заворковала:
— Как хорошо, что я тебя встретила, вот возьми. Спасибо. Очень помогли.
И ничего не подозревая, продолжила:
— Как твой сыночек?
Виктор оторопел:
СЫНОЧЕК?!
Он стоял с видом, будто ему ворона на голову опорожнилась, да ещё хвостом всё размазала.
Вика посмотрела на Виктора и подумала: «Нет для женщины больше унижения, нежели осознание, что она отдалась человеку, не достойному её любви. Никогда она не простит себе этой вины».
Потом повернулась к Дусе и, чтобы не спугнуть своего счастья, спокойно ответила:
— Спасибо, Дуся. Всё хорошо.
Виктория уверенной поступью прошла мимо Виктора и шлейфом полного безразличия оставила на его лице отпечаток кислой сквашенности.
На этом закончился жизненный этап Виктории, где по роковой случайности она на этой же лестнице встретила Виктора первого.

На лестнице они встретились, на лестнице они и расстались.

Виктор Каперин сессию не сдал, к государственным экзаменам допущен не был. Даже папа не помог. Элла Эдуардовна не отступила от своих намерений, а преподавательский состав против декана идти не рискнул.



Глава 6

За окном стояла глубокая осень. Пасмурность занавесила окна. Виктория проснулась позднее обычного, в доме было тепло и пахло пирожками. Уютный пирожковый запах с потрескиваньем дров в печи заполнили кухню и подобрались к Викиной постели и к её настроению. Наполнившись запахом маминой заботы, Вика, медленно потягиваясь, поднялась. Она сразу подошла к кроватке Максима. Сын мирно спал. Веяние детского благоухания погрузили Вику в состояние блаженства, и она не заменила, как подошла Татьяна Анатольевна.
— Он сегодня даже не просыпался, я его искупала, покормила около одиннадцати.
И он до сих пор спит. Чудо, а не ребёнок.
— Доброе утро, мамочка. Слышу по запаху, что мои формы тебя совсем не волнуют, — улыбаясь, в шутливом тоне сказала Виктория.
— Вика, отдохни, расслабься. А формы надо в голове держать. Мозг будет подавать импульс красивых форм сорок шестого размера, и формы сохранятся, — серьёзно убеждала Татьяна Анатольевна свою дочь.
— Ну да! Если этот импульс потуже на узел завязать, да ещё замок на рот одеть. Вот тогда сорок шестой размер не расплывётся и сохранит свои границы, — смеялась Вика.
— На отдых и расслабление у меня два дня, а в понедельник еду в Москву, устраиваться на работу, перешла на серьёзную тему Вика.
С рождением Максима Татьяна Анатольевна стала работать на дому. Она была опытным бухгалтером, и руководство детсада, где работала Татьяна Анатольевна, пошло навстречу.
Максим рос спокойным, и хлопоты с внуком были для неё только в удовольствие. Она чувствовала себя зрелой мамой, а не бабушкой. Ну какая она бабушка в сорок три года? Состояния спокойствия, плавно переходящее одно в другое, покинуло её. Она стала живой, активной, резвой. И её мысли, и её настроение были до краёв наполнены только внуком.
В понедельник Виктория поехала в Министерство энергетики, на улицу Щепкина, дом 42.
Связалась по телефону на проходной с Горбуновой Раисой Дмитриевной. Ну а дальше всё по накатанной: заявление, отдел кадров, ответственность, обязанности и… к барьеру. Вику приняли на должность экономиста второй категории, самой низкой.
Пройдя медкомиссию, она вышла на работу.
Бережно ступая и осторожно всматриваясь в очертания нового, Виктория вошла в трудовую жизнь.
В их отделе было четыре работника, включая её. Кабинет начальника Горбуновой Раисы Дмитриевны существовал через стенку. Раиса Дмитриевна была маленькая, белесая, очень похожая на Александру Пахмутову. Когда её Вика увидела впервые, ей сразу вспомнилась песня «Надежда — мой компас земной, а удача — награда за смелость…» Так она её про себя и окрестила Надеждой.
Приняли Вику сдержано. Да и она не выставляла свои достижения на показ. Понимала, если бы не ЭЭ, никакой бы красный диплом не помог. В отделе была самая молодая, да и, пожалуй, не только в отделе, а по всему управлению. Сразу после университета в министерство не берут. Это был настоящий выигрыш, не то что мотоцикл. От мотоцикла уже винтики да болтики остались, а экономист отдела управления Министерства энергетики плюс красный диплом университета — эта золотая визитная карточка в жизнь.
На Вику нагрузили всё то, до чего руки не доходили, всю глыбу монотонного, нудного и кропотливого. До творчества, расчётов и видения себя как специалиста было как до «китайской пасхи». Виктории давали задания ВСЕ и ВСЁ, она любое поручение выполняла с полной ответственностью и оперативно.
Начала она с документации, всё разобрала, установила нужные разделители с надписями, обновила титульные наклейки на цветные.
Папки, разобранные на цвета по-своему значению, обрели красоту, а Вика — информацию и общее ознакомление с содержимым. Отсутствие какой-либо подписи на документах восстанавливалось. Вика находила лицо, подпись которого должна лечь на страницу, и только тогда документ возвращался в папку. Даже если нужный сотрудник уже не работал в их Министерстве, она созванивалась и ехала за подписью. Документация была восстановлена и приведена в порядок. Стеллажи гордо заявляли о себе обновлёнными рядами папок — синими, зелёными, оранжевыми, оформленных надписями красивым чертёжным шрифтом. Принтеры и компьютеры тогда ещё не захватили пространство.
Лицо всего отдела переместилось на стеллажи. Подчёркивалось делопроизводство на высоком профессиональном уровне. Это заметили ВСЕ. Надежда, то бишь Раиса Дмитриевна, была довольна.
Одна из коллег, Кукушкина Рита, съязвила в адрес Вики:
— Надо экономическими вопросами заниматься, а не бумажки раскладывать.
На что Вика ответила:
— Проделанная работа снизила поиск любого документа до минимума, а всякая экономика, в конечном счёте, сводится к экономии времени, это ещё Карл Маркс сказал.
Кукушкиной сказать было нечего, но она подумала: «Не простая эта тихая мышка».
Вика старалась не обращать внимания на усилия желчных вкраплений коллеги. «Кукушкины» — есть, были и будут во все времена и в любом месте.
Она продолжала выполнять любые поручения вовремя, не откладывая сроки исполнения, от кого бы задание ни было. Её работа всегда выполнялась на отлично, без возвратов на доработку. Это была её планка, и опускать её Вика была не намерена.
Виктория организовала нужность в себе. Была проста и доступна, как эти папки, спокойно стоящие на стеллажах, но к их содержанию и необходимости обращались все и каждый день.
Через год Виктория получила должность экономиста первой категории с повышением в окладе. Максим рос здоровым и смышлёным. Татьяна Анатольевна излучала энергию радости, она перестала стесняться людей и испытывать к ним обижающие её чувства. Глядя на успехи своей дочери, рубцы пережитой невыносимой боли стали рассасываться.
Исчезло ощущение беды, сжимавшее горло, дыхание жизни обрело глубину и спокойный ритм.
Прошло три года. Максим пошёл в детсад, в котором работала Татьяна Анатольевна. Вика продолжала работать на прежнем месте. Денег на питание и одежду хватало. Свободное время Виктория посвящала сыну и маме.
Жизнь Вики медленно покачивалась, в стоячей воде — ни ручейков, ни родничков. Работа — дом, дом — работа, а между ними электричка, колёса — тук, тук, тук — годики Вики считают. Время бежит, а ей уже захотелось и ручейков, и родничков. Зрелость и молодость стали призывно врезаться в её размеренность.
Вика и не заметила, как стала обращать внимание на мужчин, анализировать, давать оценку, желать внимания. Неизбежность первозданности заложена в природе. Молодость, как шампанское, разливается по сосудам, и танцующие в венах пузырьки, вызывают возбуждение и стремятся к выбросу торжества и восторга.



Глава 7

За три года она успешно оставила позади себя вторую и первую категории экономиста и была назначена ведущим специалистом планово-экономического отдела.
Приближался очередной отпуск. Виктория планировала вывезти маму и сына на море.
Предыдущие отпуска они не выезжали, экономили. Виктория отпускные погружала в кошелёк, а потом открывала наполненный кошелёк и покупала фрукты и овощи для Максима, не считая в уме каждую копеечку. Как приятно хоть на пару недель забыть об экономии и позволить себе финансовую раскованность. Ради этого можно и черноморское побережье сменить на деревенский пруд. Осенью — лес, грибы, ягоды. Они жадно впитывали живую энергию, дарованную природой, и наслаждались родными пенатами. Максим рос здоровеньким и смышлёным. Радовал маму и бабушку. Грозовые тучи рассеялись, и над ними ярко-голубым куполом сияло чистое небо.
Вике по ходатайству Раисы Дмитриевны выдали семейную путёвку в Сочи, санаторий «Жемчужина». Все этому очень обрадовались, и уже через неделю они нежились на песке черноморского побережья. Условия были прекрасными, и Вика расслабилась. Напряженность оставила её, и она наполнялась сладостной истомой танцующих пузырьков, вызывающих буйство естества природы. Буйство природы уходило в никуда, потому что на пляже в основном были семьи с детьми и молодые пары.
Были одинокие женщины, их проявления были на поверхности, они пронзительным взглядом хищниц прицеливались на одиноких мужчин, как на «трофей», и накрывали жертву своим соблазном.
Виктория не относилась к разряду охотниц, считала это унизительным. Она лежала на пляже и наблюдала за счастьем других. А счастье других молодых пар закручивалось в гормоны молодости, они даже не понимали, откуда эта струя силы и желания. Виктория наблюдала за вулканами и вулканчиками и немного завидовала. Как маленький ребёнок — всё понимает, а выразить не может. Время не пришло.
Любовь Виктории за горами, за лесами ждёт, зреет. Время настоящей любви Виктории не пришло. Страсть любви приходит только один раз — «только раз бывает в жизни счастье…», и как взрыв сжигает весь запас чувств.
Чувства любви и страсти Виктории притаились и ждали своего судьбоносного часа, СВОЕГО взрыва.
Кладезь солнца, моря и фруктов отразились в облике всех членов семьи. Они свежие, загорелые и от этого красивые вернулись домой.
В отпуске, нежившись в песке и наслаждаясь морем, Виктория, как ящерица, сбросила старую кожу вместе с хвостом, в котором ютились проблемы. И обновлённая появилась в кабинете своего босса.
— Добрый день, Раиса Дмитриевна! Разрешите?
— Виктория! Входи, входи… Ты сегодня первый день?
В кабинете Раисы за столом сидел седоволосый мужчина лет сорока.
— Познакомьтесь. Это Виктор Петрович — мой давний друг, живет и работает в в прекрасном Приполярном городке.
При упоминании о северном городке, у Вики, что-то ёкнуло внутри, так бывает, когда судьба раздаёт свои подсказки, но Виктория не обратила никакого внимания на «северный городок». А зря… Этот городок окажется для неё — судьбоносным.
— А это Виктория Светлова, ведущий экономист моего подразделения. — продолжала Раиса Дмитриевна.
В рукопожатии их взгляды встретились, но никакой «искры» не пробежало. А какую «искру» мог вызвать у Виктории сорокалетний мужчина?
Да и у Виктора при появлении Виктории ничего не заискрилось, он спокойно отреагировал на присутствие молодой дамы. Правда, про себя отметил: «Короткая стрижка, синие глаза и молодость. Молодость всем к лицу».
Его мысли прервала Раиса Дмитриевна.
— Виктория, присаживайся, угощайся. Виктор Петрович нас балует вкусными конфетами и ароматным кофе «Арабика», — улыбаясь и указывая на стул, сказала она, голос её звучал мягко и спокойно.
— Могу отказаться от любых изысков и деликатесов, но кофе! Да ещё «Арабика»! Запах этого напитка просачивается в самую заковыристость и накрывает своим ароматом.
— Виктория, да Вы кофеманка? — не удержался Виктор.
— Да, я не пью, не курю. А кофе — это как глубокая затяжка после длительного не курения.
— Вы же не курите.
— Я не курю, но наблюдаю. Момент первого долгожданного глотка кофе и первой долгожданной затяжки очень одинаков. Все взбудораженные клеточки успокаиваются и начинают нашептывать и напевать приятные слуху звуки мажорного настроения.
Виктор улыбнулся. Ему понравилось, как тонко Виктория отблагодарила его за кофе и конфеты. Все знали, что в те годы просто зайти и купить хороший кофе и хорошие конфеты — это невозможно, надо сначала «достать». Время было такое.
Раиса Дмитриевна переждала, как два интеллектуала приглядываются друг к другу, обратилась к Вике:
— Как отдохнула, Виктория? Понравилась «Жемчужина»?
— О, да, все соответствует названию. Солнце было щедрым, и море теплым. Пляж принадлежал только нашему санаторию. Мы и наслаждались отдыхом в своей «ракушке».
— Ах, да! Вот, Бог солнца передаёт Вам свои плоды, — и, привстав со стула, Вика протянула Раисе Дмитриевне корзинку с фруктами.
— А какой Бог солнца? — с хитрецой спросил Виктор.
— Славянский, конечно, — Ярило, — в тон Виктору ответила Вика.
Но Виктор не унимался.
— Ярило — Бог солнца, тепла, весны и плотской любви, — продекларировал Виктор Петрович в полной уверенности, что «плотская любовь» смутит Викторию.
Но к его удивлению Виктория повернулась к Виктору и спокойно поведала:
— Фрукты больше сочетаются с теплом, солнцем и сладостью, но не со сладострастием и плотским вожделением. А если Вам интересны мои приоритеты, я Вам отвечу: на отдыхе я наслаждаюсь запахом солнца, моря и песка, и этим ограждаю себя от любых других запахов.
Вики не понравилось настроение лёгкой фамильярности, которое Виктор пытался на неё набросить. Она подумала: «Он догадался, что я не замужем?»
Виктория не ожидала от Виктора, с которым она знакома всего ничего, такого перехода от галантности к откровенной дозволенности.
Раиса уловила настроение Виктории и, поставив корзину с фруктами на стол, с улыбкой предложила:
— Угощайтесь!
Но Вика встала и, сославшись на работу, скопившуюся за время её отпуска, вежливо откланялась и направилась к выходу.
Виктор Петрович, желая себя обелить и остановить Вику, сдержанно, но уверенно проговорил своим низким баритоном:
— Виктория, ну Вы даже не угостились. Кофе, конфеты…
Виктор почувствовал, что он так не хочет оставлять Викторию в таком настроении, а ещё больше он не хочет, чтобы она уходила. Его как опытного преферансиста накрыл азарт к победе.
— Виктория, Вы обиделись? Но Вы же не можете отрицать природную последовательность, которая присутствует везде и во всём, например, последовательность Фибоначчи.
Вика остановилась. Она повернулась к Виктору и с характерной ей рассудительностью ответила:
— Во-первых, это не природная последовательность, а математическая, созданная итальянским математиком Леонардо Пизанским. А природная последовательность — это Бог Ярило — солнце, тепло, весна… Ну, продолжение вы знаете, — и глядя прямо ему в глаза, продолжила, — Вы, Виктор Петрович, используя коэффициент Фибоначчи, сразу угодили в сотню. А промежуточные звенья Вас совсем не интересуют? А в них кроется Золотое сечение, Золотая пропорция!
Виктория перевела взгляд на Раису.
— Раиса Дмитриевна, я зайду позже, — и вышла.
Виктор чувствовал себя «гусарчиком» в раскладе на двоих. А при полном раскладе — это был «паровоз на мизере».
А Раиса Дмитриевна в душе просто ликовала: «Да, сильный мужчина — это хорошо, но умная женщина — это вдвое лучше».
Раису больше удивила Виктория, а не Виктор. Виктор — сорокалетний избалованный холостяк. Но Виктория! Образованная, воспитанная… И такая реакция. Как она его. Молодец!
Раисе всегда хотелось жесткой мочалкой смыть с Виктора его голимый эгоизм.
Виктор сидел как клоун после спектакля — усталый и без грима. Его облик выражал его размазанное самолюбие. И кем? Какой-то девчонкой. Настроение Виктора отгородилось ширмой от конфет, кофе и кабинета Раисы Дмитриевны. Он был как после наркоза — никого не хотел ни видеть, ни слышать.
В состояние полного отчуждения он встал из-за стола, попрощался с Раисой и вышел.
Раиса Дмитриевна не рискнула его задерживать. Умный, эрудированный Виктор, всегда довольный собой, умело владевший ситуацией — вылетел из своей обоймы.
Виктор вышел из министерства и двинулся в сторону аэровокзала.
До его рейса было достаточно времени, вылет через 5 часов. Он зашёл в здание аэровокзала и направился к кассам. Остановился.
Он чувствовал себя как выброшенная на берег рыба, задыхающаяся без воздуха и жаждущая вернуться в свою стихию.
А его стихия — это уважаемый и авторитетный начальник управления. Не пьющий, не курящий, спортивного телосложения Виктор Петрович был довольно привлекательной жертвой для одиноких, да и не одиноких дам.
В желании быть желанным он не мог себе отказать, хотя в выборе был очень разборчив. При наличии выбора и не имея в нём дефицита, Виктор поверил в свою исключительность.
Крепкие веревки корабля закоренелого холостяка прочно пришвартовали его к берегам эгоизма и себялюбия. Друзья, преферанс, рестораны…
И вдруг Виктория… совсем не похожая на других. Её синие глаза хрустальными лучами отражали ум и глубокий интеллект.
В её изречении был магнетизм, в волны которого и попал Виктор, как в волны гипноза.
Это состояние сковало его, и покинуть Москву, не повидавши Виктории, он не мог.
Он нашёл тот единственный ключ к замку, который был закрыт для других его долгие холостяцкие годы.
С этими мыслями Виктор направился к кассам.
— Добрый день, я могу перенести дату вылета на неделю позже? Направление «Москва — Сыктывкар».
Получив положительный ответ и проделав все манипуляции по обмену билета, Виктор позвонил в управление и сообщил, что задерживается на неделю. Заболел.
Он ведь действительно заболел, только не гриппом. Виктор заболел Викторией. Но эта была не любовь — это был азарт.
А Виктория и не подозревала, что на пороге её судьбы стоит Виктор второй.



Глава 8

На следующий день, войдя в Министерство, Виктор сразу увидел Викторию, спускающуюся по лестнице.
— Виктория, добрый день! — и, не успев настроиться на разговор, сразу «с места в карьер» и без китайских церемоний начал с самого основного.
— Виктория, я хочу пригласить Вас в ресторан, — и так смутился, что мысли «какой же я дурак, как мальчишка, ведь сейчас откажет» предательски выразили его волнение и неловкость.
Замешательство Виктора не ускользнуло от Виктории, но она не стала «восклицательным знаком» с победным видом тыкать в его конфуз.
Виктория выдержала паузу, загадочно улыбнулась и протяжно сказала:
— Приглашайте!
Для Виктора это был приятный шок. Он тут же вернул себя в привычные формы, выпрямился, зардел, «зацокал копытами».
— Виктория, дорогая! Я приглашаю Вас завтра поужинать со мной в ресторане «Прага», — и в ожидании замер.
«Прага»? — подумала Виктория и очень удивилась. Она знала, что попасть в «Прагу»! Зарезервировать место! Невозможно, то есть невозможно никогда.
Но она не знала, что в ресторане «Прага» работает метрдотелем лучшей друг Виктора — Дмитрий. И для Виктора в «Праге» особые условия.
Для ресторана «Прага» нужен претензионный «прикид», соответствующий наряд можно было купить из рук фарцовщиков за очень неподъёмные деньги. Но, к счастью, Вика имела в своём гардеробе элегантный костюм, туфли, ридикюль и брошь — всё из магазина «Берёзка», в котором работала вторая жена её отца. Магазин «Берёзка» в те времена был доступен только семьям дипломатов и высокопоставленным чиновникам. За деньги там ничего купить было нельзя, выдавались специальные чеки.
Пользуясь возможностью доступа к магазину «Березка», отец Вики преподнёс дочери этот «царский» подарок по случаю окончания университета.
Виктория, уверенная, что её наряд будет полностью соответствовать тем, для кого двери ресторана «Прага» всегда открыты, решила не лишать себя возможности «выйти в свет».
— Спасибо, Виктор, я принимаю ваше предложение. Завтра после работы я буду ждать вас на этом месте.
— Именно здесь? На лестнице?
— Да! Именно здесь! На лестнице! — и, сделав паузу, с улыбкой попрощалась.
— До завтра!
Возвращаясь в отдел, Виктория стала прокручивать предложение Виктора и притормаживать на слове «лестница». Но она не обратила на это внимания, влилась в текучку и в хорошем настроении завершила рабочий день.
В электричке Виктория вернулась к проявлениям Виктора. Впервые за четыре года её пригласили в ресторан. Ресторан! Да за эти четыре года Викин горизонт не радовал её ни ресторанами, ни предложениями в кино, да даже просто на чашечку кофе — предложений не было, и «мужским духом» не пахло.
А притаившееся желание прильнуть к мужскому сильному и надёжному плечу время от времени «выползало» из-под корки и настойчиво напоминало себе.
В своём одиночестве она чувствовала некую ущербность. И это давило на неё как сырость и темнота подвала, из которого хочется вырваться.
Да ещё электричка каждый день — тук-тук-тук, потом будет тик-тик-тик, а потом — бух-бух-бух. Время не остановить, за окном электрички проносятся, звеня и трубя, её двадцать пять.



Глава 9

Виктор зашёл в здание Министерства, подошёл к лестнице и поднялся до того самого места, где они вчера расстались. В общем потоке проходили мимо работники министерства, но он никого не видел. Он стоял и ждал Вику. Но её всё не было и не было. Прошло почти пятнадцать минут, потом двадцать, рабочий день уже для всех закончился. Он не мог смириться со своим волнением, Виктор не привык к этому и уже стал на себя злиться.
И вдруг… У начала лестницы, на высоте последней ступеньки появилась Виктория. Она была в серебристо-сером элегантном костюме, который подчеркивал свежесть её загара и необыкновенную синеву глаз. В руках в тон костюму она держала ридикюль с крупной синей застёжкой-камнем. На ногах Вики красовались туфли с серебряной пряжкой на синем лаке. Наряд завершала брошь изумительного исполнения. Эта безделица из камней сапфирового цвета в серебре ставила выразительную точку изысканности облика.
От увиденного у Виктора запершило в горле: «Кто же она? Откуда эта загадочная Нимфа?»
Виктория спустилась к Виктору, поприветствовала его и извинилась за задержку.
Виктор «сглотнул» нахлынувшее на него волнения и как можно сдержаннее произнёс: «Здравствуйте, Виктория!»
Очнувшись от облика Вики, он по-рыцарски предложил «взять его под руку».
И они направились в ресторан «Прага».
Перед самым рестораном Виктория увидела Виктора Каперина, Виктора первого. Он стоял с какой-то грязной сумкой, небритый, неопрятный, неузнаваемый. Но это был он, Виктор первый, со своим нутром — «наизнанку».
Виктор скрывал свои пороки и недостатки под прикрывающими слоями, как капуста, пока не снимешь все листья, не доберёшься да сердцевины, разглядеть гниль, невозможно…
Виктория своей внутренней силой победила тяжесть, обрушившуюся на ещё совсем юную и неокрепшую, и судьба протянула ей свою руку. А Виктор первый ВСЁ, что получал от родителей, тратил цинично и без сожаления. Судьба отвернулась от него, открыв его истинное лицо.
Виктория вернула себя к Виктору Петровичу, и они зашли в ресторан.
В ресторане их сопроводили к столику. На столе стоял букет кремовых роз. Виктор взял букет и со словами: «Спасибо, что Вы здесь…» преподнёс прекрасное благоухание Вике.
Вика с улыбкой взяла букет и ответила стихами её любимой поэтессы Татьяны Мельниковой:


«Дарите женщинам цветы,
Они друг с другом так похожи
Бутон, рожденья красоты,
Весь жизни цикл — одно и то же!»


И на её удивление Виктор продолжил эти строчки:


«Любите их как нежный цвет,
Что по утрам встаёт с зарёю.
Встречайте с милою рассвет
И не стесняйтесь быть собою!»


Точки соприкосновения с Татьяной Мельниковой приятно расположили их друг к другу.
Виктор выдвинул кресло-стул, и красивая и элегантная Виктория расположилась напротив своего мужчины. Сервировка стола и обстановка, призывающие к знанию этикета, не смутили её. С правилами этикета Вика знакомилась из книг. Она очень много читала. Очень любила стихи поэтов серебряного века и литературу о жизни титулованных особ: великих князей и княгинь, царей и цариц, королей и королев. Их нравы, поведение и манеры она примеряла на себя. Представляла себя в их роли — Проигрывание обликов «великих» на себе, были её тайной. Но в поведении и умении себя вести эта тайна оставила свой след. Виктория была очень сдержанна в эмоциях, умела слушать, никогда не перебивала собеседника. В её осанке было что-то породистое — умела держать спину ровно, голову не задирала, но и не опускала, держалась «по-царски».
— Что будем пить? Шампанское? Вино? Коньяк? — с интересом спросил Виктор.
— Шампанское обязывает на определённый стол — или морепродукты, или сыры или фрукты… Да и я рискую оставить след губной помады на бокале. А это верх нарушения этикета при распитии шампанского. Давайте вино, белое. Рыбу и рыбные закуски. Вы не против? — ответила Вика и вопросительно мягко посмотрела на Виктора.
— Очень даже «за», — и стал заказывать угощения.
Стол наполнился аппетитными блюдами, и после пары бокалов вина разговор перешёл в более раскрепощённое общение.
Говорили на разные темы. Виктор не переставал восхищаться Викторией, он не упустил маленький экскурс Вики на предмет распития шампанского. Она с неподдельным интересом поддерживала любую тему.
С ней было интересно. Виктория красиво говорила, она завораживала слогом.
И Виктор спросил:
— Вика, а какой у Вас IQ? Я подозреваю, Ваш IQ не по возрасту зрелый.
Вика слегка удивилась и выразила свою философию логического сопоставления.
— Ну что такое IQ?!
Представим: слону, рыбке и обезьяне дали задание залезть на дерево.
Очевидно — кто победит! Рыбка даже не приблизится к дереву, она на пути к дереву просто задохнётся. Это не её стихия. А в своей стихии, в море-океане, это никчёмное создание на суше, не сумевшее справиться с заданием, может быть ЗОЛОТОЙ РЫБКОЙ!
Слон? Слон тоже не залезет на дерево! А во времена Александра Македонского военные слоны Индии, победили Великого полководца!
Обезьяна? Обезьяна справится! Она залезет на дерево, соберёт все бананы, будет прыгать, скакать и уверенно демонстрировать свои способности! Это её стихия! Победа за ней!
Если судьба направит тебя по ТВОЕЙ стезе, в ТВОЕЙ стихии, тогда твой IQ заиграет всеми гранями твоих возможностей, способностей и нераскрытых талантов.
Виктор молчал, он осмысливал эту безупречную философию и логику Виктории.
Виктория взяла бокал вина и поднесла его к лицу, её глаза сели на бокал из чешского искрящегося стекла и заиграли глубиной синей лазури.
Её молодость излучала волны цветения, манящий запах танцующих гормонов, запах гравитации, запах притяжения.
Виктор смотрел на неё и думал: «Передо мной самый большой выигрыш в моей жизни. Сейчас или никогда». Впервые в жизни он решился на решительный момент.
— Виктория, я не хочу с тобой расставаться. Не хочу расставаться — никогда! Я хочу увезти тебя в свой прекрасный северный город.
Вика поставила бокал и, глядя Виктору в глаза, вкрадчиво спросила:
— Виктор, в кабинете у Раисы Дмитриевны я ведь не зря у тебя спросила, про промежуточные звенья Фибоначчи… Вы же ничего обо мне не знаете. А у меня сын, ему скоро четыре годика. И я никогда не была замужем.
Виктор понял, откуда у этой молодой женщине столько мудрости в глазах… Она страдала… Она пережила боль и унижения… Он не ошибся, он это чувствовал. Виктор, как сильный игрок в преферанс, обладал интуицией.
А интуиция ему подсказывала: «Ничего не ищи, всё что нужно, ты уже нашёл…»



Глава 10

На следующий день Виктория по дороге на работу была в глубоких раздумьях всех перемен, нахлынувших на неё буквально из-за поворота.
Фраза Виктора: «Виктория, пожалуйста, захвати завтра на работу свой паспорт» — не давала ей покоя.
«Кабинет Раисы… Виктор… Ярило… Фибоначчи… Ресторан… И! ПАСПОРТ!!!
Паспорт? Для билета в какой-то северный городишко? А здесь Москва! Работа в Министерстве! Мама! Сын!
Да, сын подрастает — мальчику нужен отец, друг, единомышленник.
Виктор попросил взять паспорт. Но не в ЗАГС же он меня поведёт, мы с ним даже не целовались… Да и ожидание регистрации брака в Москве от месяца до трёх».
Вика не догадывалась, что лучший друг Виктора — метрдотель ресторана «Прага», по его просьбе в течение одного телефонного разговора решил вопрос бракосочетания. Их ждут в ЗАГСЕ в два часа дня.
Об этом Виктор и сообщил Виктории на той же лестнице и на том же месте.
СЕРДЦЕ и РАЗУМ Виктории разъединились. Сначала она говорила с сердцем:

«Сердце!
Мне невыносимо тяжело принять решение. Виктор старше меня на пятнадцать лет. Да, он интересный, эрудированный, много читает, много знает… Но это не любовь, когда отрываешься от земли и летишь…
А я не отрываюсь, а приземляюсь. Притягиваюсь к земному, к очевидному. Потому что у меня СЫН! Он должен идти в школу с отцом и матерью. И жить в полноценной семье!
Разум!
А что ты мне скажешь? Разум — «за»! Виктор уже состоявшийся — имеет должность, квартиру, возможности… Сын будет с отцом.
Да! Не с матерью одиночкой и прочерком в строчке напротив «отец», а с отцом.
А любовь? Страсть? Это высокая температура, при которой то в жар, то в холод — трясёт, лихорадит. Нужно сохранять нормальную температуру тела, при которой комфортно и хорошо».

И Разум за Викторию ВСЁ решил.
Виктория с Виктором в два часа дня были с паспортами в ЗАГСе на Сретенском бульваре города Москвы.
Бракосочетание они решили отметить в загородном доме друга Виктора, в Подмосковье.
Там всё и случилось. Вика глубоко-глубоко, втайне от всех вынашивала мысли о близости, и от волнения ничего не поняла. А судя по настроению Виктора, ему завершающая жирная точка в конце предложения прошедших событий очень понравилась!
Он заливал Викторию ухаживанием, вниманием и обожанием. В этом потоке Виктория забыла о разности в возрасте, о том, что они знакомы всего пять дней, и она уже была готова лететь с Виктором в далёкий северный город — Инта!



Глава 11

Виктория подготовила маму и сына к знакомству с её состоявшимся мужем, и все были в ожидании. Когда Виктор с огромным букетом роз зашел, Вика подвела к нему сына и сказала:
— Максим, сынок — это твой папа, — и, глядя на неудержимую радость сына и влажные глаза Виктора, она поняла, что всё правильно. И от этого ей стало ТАК хорошо.
Виктор открыл коробку и достал яркий и большой самолёт:
— Вот на таком самолёте мы с тобой полетим далеко, далеко на север.
Максим схватил игрушку и радостный побежал в свою комнату. А Виктор подошёл к Татьяне Анатольевне и преподнёс ей букет роз.
— Извините, что так всё вышло, по-космически. Мы исправимся. А сейчас разрешите представиться: Изерский Виктор Петрович — законный муж Вашей дочери.
Татьяна Анатольевна подошла к Виктору, и со словами: «Дай Бог Вам СЧАСТЬЯ! обняла его и заплакала. Слёзы обжигали её, приговаривая: «Не волнуйтесь, всё будет хорошо!»
Виктория стояла и со стороны наблюдала за перевёртышами судьбы: в доли секунды можно потерять всё и в те же доли секунды можно обрести важное, взысканное судьбой счастье.
Виктор подошёл к Виктории и, обняв её, начал излагать последующие действия:
— Вика, я договорился с Раисой, тебя рассчитают сразу, это первое. Паспорт ты поменяешь в Инте, это второе. Завтра мы можем брать билеты на мой рейс, это третье.
— А четвёртое? — смеясь, спросила Вика.
— А четвёртое? Как тебе нравится — первое, второе и третье?
И они, смеясь, пошли к ожидавшему праздничному столу. Подбежал Максим и, садясь Виктору на колени, спросил:
— Папа, а почему у тебя волос белый?
— А потому что я на севере долго работал.
— А почему ты к нам не приезжал?
— Не мог, много работы. А сейчас я приехал за вами, и мы вместе улетаем на большом красивом самолёте.
— А бабушка?
— А к бабушке мы будем приезжать летом.
Наблюдая за разговором мужчин — Максима и Виктора, по Вике растекался бальзам.



Глава 12

На следующий день Виктория, тепло попрощавшись со своими коллегами, зашла в кабинет к Раисе Дмитриевне.
«Надежда», как про себя её окрестила Вика, без всяких предисловий начала тему, которую, как ей казалось, она должна осветить. Чувствуя ответственность за знакомство, которое произошло в её кабинете.
— Вика, я не могу тебе не сказать. Виктор Петрович никогда не был женат. Он — ХОЛОСТЯК, и все буквы в этом слове для него — заглавные. Будь к этому готова.
— А к чему я должна быть готова? Он любитель… — Виктория не успела закончить, но Раиса всё поняла.
— Нет! Нет! Виктор Петрович не гулящий и не пьющий! Он пристрастившийся преферансист. Преферанс — это интеллектуальная игра. Деньги в этой игре — не главное, а главное — общение, процесс, и, конечно же, сама игра. Виктор от этого не сможет отказаться, как не смог отказаться от тебя. Я уверена, ты сильная — справишься. И создашь в доме уют и понимание.
Раиса Дмитриевна подошла к Виктории и, глядя ей в глаза, дружеским тоном сказала:
— Номер моего телефона не выбрасывай!
— Вы, Раиса Дмитриевна, и Элла Эдуардовна останетесь в моём сердце как скрижаль — священно и навсегда.
Влажные глаза предательски выдавали растроганность, и Виктория поспешила покинуть кабинет. Они расстались.
Началась подготовка к отъезду.
ВСЯ жизнь Виктории вместилась в пяти коробках. В больших четырёх коробках были книги. Любовь к книгам у Вики проснулась с пяти лет, в этом возрасте она уже умела хорошо читать. И поняла! Сколько неизведанного и интересного хранят эти простые книжные страницы.


От автора:


На бумаге! Великие писатели, поэты и учёные увековечили свои таланты.


Из СЕМИ нот! Рождалась великая музыка великих композиторов.


На полотне кисти великих мастеров красками создавали великие творения.


Рука творца глыбу мрамора превращала в божественные образы.


Да! «Гениальность в простоте».


Когда всё простое — бумага, ноты, краски, мрамор обретают гениальность, при соприкосновении с талантом, с дыханием божественного — оживают, очаровывают и ласкают душу!


В маленькой библиотеке Виктории, помимо классиков литературы, были альбомы репродукций известных художников и скульпторов, серия книг о жизни и творчестве композиторов. Ей было интересно ВСЁ интересное. Она по крупицам собирала книги, которых в её время в свободной продаже не было, их тоже надо было достать, как и всё другое. Со стипендии, с зарплаты, с отпускных — хоть одной книжечкой, но обновлялась до боли родная её библиотека.
Виктория задыхалась без книг, это было одно из главных наполнений её жизни.
Этот сотканный из её знаний ковёр были настоящим богатством Виктории. Это богатство было всегда при ней. Она знала, что эти сокровища у неё не украдут, и они её не предадут.
С этим приданным она и отправилась навстречу со своим новым этапом жизни.
С этапом под названием — Виктор второй.



Глава 13

Небольшой самолет ЯК-40, летевший из Сыктывкара, произвёл посадку в аэропорту города Инты.
Виктора Петровича и его семью встречала служебная машина, ГАЗ-69 под кодовым названием «бобик». Машина принадлежала компании «КомиЭнерго», которую возглавлял Изерский Виктор Петрович.
Разместившись в машине, они направились к вратам города. Въехав в город, Виктор дал команду водителю сделать «круг почёта» по городу для его семьи. За окнами ГАЗ-69 мелькали дома из желто-красного кирпича с разными орнаментами, они навевали ощущение теплоты и уюта. Городок Виктории показался очень славным, и по её напряжению разлился эликсир хорошего настроения.
Максима накрыла важность происходящего: первый раз он летел на большом самолёте из Москвы в Сыктывкар, потом летел на небольшом самолёте из Сыктывкара в Инту, потом его папу встречала специальная машина с личным водителем. Он молча сидел с широко округлёнными глазами и с видом маленького победителя.
После получасового обзора они направились к месту своего обитания. Пятиэтажный дом, где жил Виктор, располагался у площади в центре города. В этом доме и была его небольшая двухкомнатная квартира.
Квартира Виктора выставила на первый план свою холостяцкую морду, и Виктория поняла, что в её планах под номером один — выскоблить этот холостяцкий, затвердевший налёт.
Уже через три дня Виктор возвращался в уютное гнездышко, где его ждала вкусная кулебяка, молодая жена и подрастающий сын. Документы на усыновление Максима уже были в процессе, и Максим Викторович, почти уже сын Виктора Петровича, был определён в детский сад.
А Виктория Васильевна Изерская была принята на должность главного экономиста Ремонтно-механического завода, сокращённо РМЗ. Завод был единственным в городе, обрабатывал пять горнодобывающих шахт, заводы, фабрики и строительные организации. Все подразделения были в структуре объединения «Интауголь», и РМЗ являлся выразительной номенклатурной единицей в этой структуре. Других механических заводов в городе не было, и РМЗ был заводом-монополистом. А Виктория главным экономистом этого монополиста.
Красный диплом и успешная карьера молодого специалиста как прожектор продолжают освещать карьерный рост Виктории, и она в двадцать пять лет получает статус — «Виктория Васильевна».
Страница, которую она перелистнула, была чистая, новая, без помарок и заломов. К новой жизни и новому окружению Виктория присматривалась осторожно, без эмоциональных порывов и распахнутости, сдержанно.
Благосостояние этого этапа жизни Виктории было не за кадром её настоящего облика.
Её не волновали мысли о том, что она будет готовить на ужин. Когда в магазинах города на полках были только трёхлитровые банки березового сока и консервные банки цветной капусты, в доме Изерских было всё — мясо, рыба, деликатесы, шоколадные конфеты.
В магазин Вика не ходила, Виктор продукты привозил сам. Если у горожан были скромные продуктовые пакеты, которые по списку выдавались работникам предприятий, то у Виктора Изерского пайки были наполнены всем тем, что обеспечивало настроение благополучия и безмятежности.
К хорошему быстро привыкаешь и забываешь о пустом, как из магазина, холодильнике, какой был у них с мамой. Они им и не пользовались, всё, что было, хранили в подвале.
Это время для Виктории безвозвратно ушло, её настоящие отражалась в её походке, в красивой речи, в паузах… Во всём. И она казалась неприступной в своём величии. Но это было не так. Она была очень одинока во всём этом, кажущемся со стороны красивым и благообразным.
Виктория принимала гостей, а точнее друзей, знакомых и приятелей мужа. Накрывала столы, поддерживала беседы — соответствовала. Виктор гордился своей молодой, не по годам умной женой.
В жизни Виктории всё было расписано на неделю, на месяц и до самого горизонта. Течение в их картине семейной жизни было спокойным, берега покатые, благополучные. Но были моменты, когда на пути их спокойного течения встречались внезапные, коварные пороги. Эти пороги имели название «преферанс».
Шли годы, насытившись семейной идиллией, Виктора потянуло к СВОИМ берегам, к СВОЕМУ общению, к игре… И тогда он оставлял записку типа: «Я не тот, который ушёл в никуда, я тот, который придёт поздно, и тот, который просит не волноваться…» Это означало, что Виктор может прийти или поздно ночью, или утром, или через день, или через два.
Его не удерживала его молодая жена, эрудицией которой он так восхищался. Он уже привык к отлаженной цепи, состоявшей из звеньев порядка и уюта в доме: вкусного ужина и решений всех бытовых вопросов без его участия. Как привык к проигрышам и к победам в игре. Там не было чувств, там был азарт. И он никому не позволял заглянуть в его карты, в свой потайной карман, в границы своей семьи.
И Виктория для Виктора была выигрышем, она — ЕГО, его собственность. Его Метида — богиня мудрости, с великолепным и ясным умом, которая превратилась в покорную супругу, подчинённую мужу.
Поначалу Виктория в непонимании выясняла отношения, мучилась, унижалась в истерике. Пыталась донести до Виктора:
— Я же здесь одна, у меня никого кроме тебя нет! У меня даже подруг нет!
Финансовой раскрепощённости — нет! Я всю заработную плату перевожу тебе.
Ты на меня надел чадру, которую мне хочется порвать на мелкие кусочки!
Зачем ты так со мной, Виктор?
«Самое страшное в жизни — не заботы, не бедность, не горе, не болезнь, даже не смерть — скука» — это изречение Макиавелли произнёс Леонардо да Винчи в романе Д. С. Мережковского «Воскресшие Боги…». И как она с ним была согласна.
Но этот надрыв Виктории был как в пустоту, до Виктора было не достучаться. Он не позволял ни каких колебаний его настроения. Его река жизни между двух берегов. На одном берегу — дом, уют, кулебяки, сын, жена и он — порядочный семьянин — не пьёт, не гуляет, обеспечивает благосостояние семьи. Но время от времени его тянет к противоположному берегу — к игре, к друзьям, к ЕГО общению, там нет места для его жены Виктории и нет места для семьи, ТАМ только ОН.
В такие моменты Виктор, обняв за плечи жену, просто говорил одно и то же:
— Вика, дорогая, любимая! Ну ты такая молодая, красивая, умная! Ты же знаешь, что ты у меня одна! Что люблю я только тебя! И мне никто не нужен! Ну неужели моё желание играть, вызывает у тебя столько возмущений?!
Эгоизм Виктора эхом доносился из этой невыносимой пустоты одиночества!
И Виктория к этому привыкнуть не могла. Она не могла привыкнуть к внезапным отсутствиям мужа, к этим злосчастным запискам! К вечерам и выходным в одиночестве. Не могла привыкнуть к раздирающим её женское самолюбие истерикам унижения.
НЕ МОГЛА! НЕ МОГЛА! НЕ МОГЛА!
А потом… Шарик раскрученной рулетки попадает на цифру двенадцать!
Двенадцатое июня 1987 года, известный всему городу и популярный туристический клуб «Пион» отмечал своё двухлетие со дня основания.
И Виктория была приглашена на торжество.
Ей позвонила её хорошая знакомая Лариса Н., она была у истоков зарождения «Пиона» и была определенна на позицию «начальника пароходства».
ВСЁ и ВСЯ проходило через Ларису. Она формировала экипажи, знала, КТО пойдёт, с КЕМ пойдёт и КОГДА пойдет. Дни рождения, номера телефонов, точные адреса, удачи, успехи, проблемы — ВСЁ было в информационном компьютере Ларисы, который НИКОГДА не давал никаких сбоев. Лариса была центром всех центров!
Формируя экипажи, Лариса обнаружила нехватку «матроса» (матрос — это женский состав турклуба)
Один из капитанов (капитан — это мужской состав турклуба) остаётся бесхозным.
В поход выходного дня можно пригласить и «чайника». Лариса мысленно пробежалась по знакомым и остановилась на Вике:
— Виктория, добрый день, это Лариса. У нас вакантное место в байдарке. Не желаешь разделить своё общество с турклубом «Пион»? — в голосе звучали нотки обладателя, подающего «блюдечко с голубой каёмочкой».
Попасть в турклуб «Пион» было не просто, попасть с улицы — просто невозможно.
Виктория была в состоянии, схожем по случайной, счастливой возможности «пойти на спектакль, на который билет не купить, и не перекупить, и не достать».
— Лариса! Спасибо! Но мне надо обсудить с мужем. Я перезвоню, пожалуйста, сохрани для меня это вакантное место. Хорошо?
— Хорошо, — пообещала Лариса.
Когда замороженный хлеб вытаскиваешь из морозилки, после разморозки он становится мягким, свежим, ароматным, свежеиспечённым. Состояние свежеиспечённости после заморозки накрыло Викторию, она почувствовала новизну и необходимость в предложении Ларисы.
Продумав все аргументы, Вика звонит мужу:
— Виктор, меня Лариса пригласила на выходные в поход. Можно я пойду?
Для Виктора это было неожиданно, он привык, что его Вика только на работе, только дома, только с ним. И Вика жила только в его жизни, она заполняла пустоты его семейной жизни, и облик её приближался к седине мужа, стирая пятнадцатилетнюю грань их разницы в возрасте. Она с ним старела, сохраняя на лице маску «застывшей холодной ночи Севера».
Для Виктора это было нормой, а для Виктории — непримиримостью. Она жаждала вырваться из этого однообразия, повернуться лицом к чистому естеству природы, поднять руки к небу и глубокими вдохами наслаждаться порывами свежего, живого, ветряного потока.
Виктория стремилась к порыву ЭТОЙ сильной струи, от которой пульсирует молодость, вибрирует настроение и оживает мысль.
Вика с замиранием сердца ждала ответа мужа, пауза которого затянулась.
А в это же время Виктор поймал себя на том, что он даже обрадовался: Максим у бабушки, жена в походе, и он может лететь в объятия холостяцкой жизни, к игре, к общению, к друзьям безо всякого угрызения совести!
Он для виду покуксился и со словами «блюди себя в строгости» отпустил Викторию в поход.



Глава 14

Виктория прошла полный инструктаж, по подготовке к водному маршруту на байдарках, вода её не пугала, но настораживала. Ведь первый раз! Следуя подробностям Ларисы, она всё — носочки, штанишки, трусишки, футболочки и спички — уложила, завернула и обернула полиэтиленом!
Купленный рюкзак был собран по списку и ждал своего часа. Виктория в полной туристической экипировке ранним утром открыла дверь и вышла навстречу свежей и бодрящей струе!
Новая жизнь Вики была от неё в ста шагах. Всего-то ей надо было перейти через площадь, сесть в автобус № 101, доехать до ж/д вокзала, купить билет на поезд… И слиться с необыкновенно интересными, солнечными людьми, их солнце светилось не снаружи, их солнце светилось изнутри. И Виктория это почувствовала, ей казалось, что она поднялась из подвального помещения в заполненную чистым светом огромную комнату.
В поезде, после знакомства со всеми, стали вспоминать забавные истории, юмор и смех закручивал всех в свою вихревую турбулентность.
Прибыв на место, все дружно направились к реке. На пологом берегу Кожима началась подготовка к сборке байд. В воздухе зависали названия деталей байдарки: стрингеры, шпангоут, кильсон. Эти названия сразу не ложились на слух, их надо было запомнить и понять. Новичкам это сложно. Учитывая этот расклад, капитан экипажа Вики, Володя К., обратился к ней и по-простому попросил:
— Дайка мне вот эту металлическую палку, — указывая на стрингер.
— Это стрингер? Правильно?
— Да, стрингер, — удивленно подтвердил Володя К.
— А это шпангоут? — неуверенно спросила Вика.
— Да! А ты откуда знаешь? Ты уже ходила на байдах?
Виктория улыбнулась и спокойно, без всякой заносчивости ответила:
— Да, ходила, но не на байдах, я ходила в библиотеку, чтобы ознакомиться с конструкцией байдарки.
Капитаны, находившиеся в близком приближении, обратили своё внимание на новенькую.
Командир турклуба Валерий Г., сдерживая удивление, спросил:
— И что же ты ещё знаешь?
— Я знаю, что так много ещё не знаю, — эта фраза Сократа закрепилась кавычками и попала в словарь «Пиона» как классическая от Виктории.
Фраза — как классическая, а Виктория — как умная новенькая.
В полной готовности экипажи по команде командира оторвались от берега и вошли в зовущие воды Кожима.
В воображении Вики всплывал яркий кадр: солнце, вода — чистая лазурь и семь байдарок с маленьким интервалом друг от друга скользили по серебряно-голубому зеркалу реки. Байды шли уверенно, рассекая речное полотно, оставляя красивый, ровный шлейф сверкающих водных брызг, переливающихся цветами синевы. И поэтому игристому шлейфу капитан Виктории — Володя К. стал направлять пионы, которые он нарвал на короткой стоянке. Эти красивые, ярко-розовые цветы направлялись матросам других экипажей. А Виктория наблюдала за тонким вниманием её капитана, уткнувшись в букет пионов, наслаждаясь оттенками изумительной красоты и восхитительного внимания.
Кто-то из экипажей крикнул:
— У кого гитара? Давайте попоём.
И на фоне слияния красоты природы с красотою внутреннего состояниядуши зазвучала песня «Всем нашим встречам разлуки, увы, суждены…». Пела Эльвира М. К ней присоединились золотые голоса турклуба Галина Ш., Володя С. и ведущий тенор Валерий С. Кожим содрогнулся, его берега и воды от красоты многоголосья встали на дыбы. Волны и ветер Кожима несли потрясающее многоголосье по всему фарватеру.
Викторию переполняли эмоции восхищения, она чувствовала, что сказочный парашют уносит её на другую планету, планету под названием «Пион».
Пройдя дневное время с одним перекусом, группа с приближением сумерек встала на ночлег. Место остановки выбрали на сказочно красивой зелёной лужайке, на которой россыпью стояли березы. Берёзы, одевшись в свежесть молодых, зелёных листьев, подкарауливали путников, приглашая на ночлег.
А путники и не сопротивлялись, они причалили, установили палатки, развели костёр и приступили к празднованию двухлетия турклуба «Пион».
Заботы и проблемы, оставленные в стенах дома, выветрились, и все отдались желанному гостеприимству природы.
Разместившись вокруг костра, все погрузились в его магическое тепло. Зазвучала гитара, запели песни, праздник разгорался. Песни, стихи и шутки с задором молодости раздирали косматую ночь и хороводили вокруг играющих языков пламени. Счастливые и жизнерадостные лица дополняли отблеск костра особым светом, светом вдохновения и единения родства и слияния бродяжьих душ.
Виктория никогда не ощущала такого погружение в буйство талантов и способностей, она не могла насытиться неожиданным счастьем. Это было её восприятие разума и интеллекта.
А с ясного небосвода на них смотрела и завидовала Луна.



Глава 15

Поход для Вики был как кислородный коктейль, который булькал как её новая жизнь. Она пила этот коктейль, пила и не могла утолить жажду. Её обновлённое сознание сняло занавесившую пелену, и Вика ясно поняла, что попала в плен к «Пиону».
От этой ясности ей стало так хорошо.
Выражение Викиного лица «застывшей холодной ночи Севера» через двенадцать лет совместной жизни с Виктором вторым сменилось на «яркое солнечное утро прекрасного Кожима».
После долгого «солнцестояния» Виктория начала пробуждаться.
Она стала спокойно переносить и преферанс, и рестораны, и даже когда Виктор приглашал своих седоволосых мальчиков в гости. Вика с удовольствием готовила кулебяки, а сама улетала в свои мысли.
А мысли её улетали в «Пион». Она мечтала о новых походах, о новых встречах, она жила этим ожиданием, которые её ТАК изменили.
А Виктор даже не заметил этих перемен, он был в себе и с собой, и любил только себя любимого. Викторию уважал и ценил. И Вику тоже стала устраивать нормальная температура тела — не трясёт и не лихорадит. Их семейное спокойствие и благополучие было схоже с батареей — форма батареи не меняется, а есть тепло или нет тепла — зависит от сезонности.
Это устраивало и Виктора, и Викторию. Виктор отпускал Вику в походы, а сам утолял жажду в игре и в общении с друзьями.
Следующий поход был с верховья реки Балбанью. Это уже не поход выходного дня. Течение реки стремительное, волны и пороги требуют очень внимательного и уважительного к ним отношения.


От автора:


Реки Приполярного Урала — Косью, Кожим, Лембик, Балбанью, в верховье — от четвёртой и выше категории. Коварные прижимы подкарауливают мало-мальский просчёт и в любой момент готовы безжалостно проглотить смельчаков, оставив трагический след.


В этом сплаве по Балбанью один из экипажей перевернулся, но всё обошлось без последствий.


От автора:


Я помню этот поход. Пострадавшим отдала свои сухие, теплые вещи. Сама замерзла, как никогда в жизни. Вода, ветер байду захлёстывают, и когда мы прибыли на станцию, у меня не было во что переодеться. Но ничего — не простыла, не заболела. В памяти осталась дрожь тела, синие губы и непреодолимое желание согреться.


К любому дискомфорту в походах надо быть готовым. Но зато ПОТОМ — маленькие и большие победы формируют ствол твоего древа, на которое нарастает кора твоих любых преодолений и защищает от многих жизненных перекатов и порогов.


Не комфортность, неудобство и непредвиденность ситуации обязательно присутствуют в любом походе. Это не звёздные отели и круизы. Но мировосприятие, ощущение и состояние. в котором прибываешь в походе, не заменят никакие блага, ни какие супер отели!


Виктория ощутила этот огонёк окрыления, который поселился в её душе, с первых мгновений.
В группе вместе с Викторией появился ещё один новый член турклуба — Сергей С. Молодой, весёлый, необидчивый, с неиссякаемым запасом энергии, просто реактивный, время от времени хотелось выключить его из космической розетки. Он влился в «Пион» и принёс с собой крылатые присказки «шуры, муры, пассатижи…» и «на одни и те же грабли не наступать…»


От автора:


Забегая вперед, не могу не написать. Мы уехали в ЮАР, потом Москва… И встретились мы через тридцать лет. Сережа покорил ЧЕТЫРЕ РАЗА вершину ЭЛЬБРУС!


Покорил КАЗБЕК! Перевал Делоне! И свои присказки «шуры, муры, пассатижи…» и «на одни и те же грабли не наступать…» оставил на этих значимых восхождениях. Перед нами стоял надёжный, серьёзный, опытный покоритель ВЕРШИН — мастер спорта по туризму России Сережа С.


Конечно же, Викторию удивил командир группы Валерий Г. Из-под его крыла, выпорхнули многие птенцы и превратились в «орлов», усилия которых привели их к своим пьедесталам.
Его было не видно, особо не слышно, но это ОН — планета, а все вокруг — сателлиты. Его сила притяжения не на поверхности, а внутри, и ВСЕ это чувствовали всегда и везде. ВСЕ, как примагниченные, в ответственные моменты без споров и суеты беспрекословно выполняют все тихие и как бы ненавязчивые команды и указания командира.



Глава 16

Прошло лето, закрепив в памяти незабываемые походы и сплавы. Прошла осень — время по сбору ягод и грибов. Наступила зима. Все достали лыжи, и как по команде утро выходных начиналось с пробежки по загородной лыжне. Накатывались лыжные борозды, которые только и слышали приветствия бегущих: «Добрый день… Как дела…» и ответ на ходу: «Х-О-Р-О-Ш-О…» Возгласы на лыжне слышали сосны, ели и зимнее, но приветливое солнце. В хорошую погоду на лыжне можно было встретиться даже с теми, кого не видел годами.
В один из таких дивных дней Лариса Н. пригласила Викторию на лыжную прогулку. К ним присоединилась Вера О., и они втроём направились окунуться в свежесть, здоровье и удовольствие.
День выдался солнечным, лыжня накатанная, настроение хорошее!
Лариса посмотрела на Вику и с нескрываемым удивлением спросила:
— Вика, ты сегодня какая-то необычная, у тебя перемены?
— Какая необычная?
— Ты сегодня какая-то по-своему красивая!
— Да брось ты! Всё обычнее обычного! Виктор Петрович выполз из-под книг, журналов и любимых пословиц, позавтракал и к «ящику». Максим спит. Вернусь и в «стойло» — кухня, уборка, готовка… Обычнее не бывает. И вся моя кажущая тебе красота зависнет над шваброй, кухней и семейной прозой…
Пока они перебрасывались мыслями, Вера О. оживленно общалась с двумя мужчинами. Похоже, это были её знакомые.
Встреча со знакомыми на лыжне была самой обычной для Веры и Ларисы, но не для Виктории!
Для Виктории! Звезды захватили в плен Амура, и он стоял на изготове запустить стрелу, выжидая момент встречи — встречи Виктории с ЕЁ настоящей любовью!
Вера повернулась к Ларисе и Вике и со свойственным ей озорством продекламировала:
— Чтобы познакомиться с мужчиной, не обязательно идти в театр, ресторан или выставку. Нужно просто выйти на Интинскую лыжню. Девочки знакомитесь — это Виктор, преподаёт сопромат в нашем строительном колледже. А это Виктор Васильевич — мой коллега.
И в этот момент Виктория почувствовала, как всё вокруг заволокло пеленой и над её головой громовым ударом на выдохе до её сознания донеслось: ОН! ОН! ОН!
Затянувшаяся пауза их взглядов как-то выразила себя, и Вика, прервав молчание, представилась.
— Виктория, — тихо, почти шёпотом произнесла она.
В этот момент Лариса что-то рассказывала, но ни Виктор Васильевич, ни Виктория уже ничего не слышали.
Встреча ещё продлилась несколько минут, и они разошлись. Девочки налево, мальчики направо, каждый своей лыжнёй.
Виктория шла по лыжне и не видела, и не догадывалась, и даже не подозревала, что на лыжне, по которой она шла, было чётких пять борозд от следов лыж. Пять! Как в нотах. Осталось поместить скрипичный ключ и… расписать по нотам мелодию встречи, мелодию слияния двух сердец.
Божественный Амур подкараулил ЭТО мгновенье и пронзил Виктора и Викторию своими стрелами!
И на ЭТИХ пяти «нотных строчках-бороздках»! И началась симфония большой любви Виктории Васильевны и Виктора Васильевича!
Но они пока ничего ещё не знали.



Глава 17

Мысли Виктора вытянулись в нити-флюиды и дотянулись до Виктории, а мысли Виктории раскинули свои объятия и встретили мысли Виктора в своём подсознании горячо и пылко. Направленные друг к другу флюиды желания «хотя бы ещё на секундочку встретиться» перевязались узлом и начали стягивать их, сокращая расстояние.
Когда девочки подкатили к выходу окончания лыжни, там стояли их знакомые мальчики и снимали лыжи. Завязался лёгкий разговор, подслащённый юмором и смехом.
Виктория не видела никого, перед её взором стоял только Виктор Васильевич, только ОН, она его видела и чувствовала. Неожиданно Виктор Васильевич приглашает ВСЕХ к себе в гости на экзотические фрукты, которые он привёз из Сочи, будучи в командировке. И ВСЕ соглашаются. Город небольшой, и любое месторасположение в радиусе от десяти до тридцати минут.
Квартира Виктора оказалась уютной и чистой, не холостяцкой, но хотя жены не было, она отсутствовала, была в отъезде. Гости расположились и с возгласами «ох-хо-хо, ах-ха-ха» нахваливали хозяина и угощались вкусностями.
Пока возгласы гостей переплетались и доносились отдалёнными глухими звуками, Виктория боролась с раздирающим её сердце криком: «Виктор! Кто ты? Почему я тебя встретила, когда предательские, бесстыжие зеркала, каждый день напоминают о годах, о проблемах, о быстротечности…Где ты был?» И по ней разливался пыл и жар неудержимых желаний — смотреть на него, притронуться к нему, и быть рядом только с ним…". Виктория оторвалась от земли и совсем не слышала — что говорят, о чём говорят…Всё происходящие, зависала в воздухе и впитывалось — стенами, мебелью, вещами…всем бессмысленным, бездушным и никчёмным. Только ОН! Он был её смыслом и её сутью, с минуты их встречи. С минуты подаренной ей Амуром, подаренной Небом! Застолья подходило к завершению, всех ждали семьи, и гости спешно стали засобираться домой.
Виктория несла своё тело, а её сердце и её душа остались с Виктором. С ней ничего подобного никогда не было.
Притаившиеся чувства любви и страсти Виктории пробуждались и ждали СВОЕГО взрыва.

Когда она встретила Виктора ПЕРВОГО на лестнице, у неё не шелохнулась ни одна «мембранка».
А Виктор ВТОРОЙ вызвал даже раздражение, только после встречи на лестнице и приглашения в ресторан «разум» усердно всё расставил по местам. И он (разум) не ошибся, Виктория по настоянию своего разума жила размеренной, спокойной и благополучной жизнью: сын отличник, муж на руководящей должности, ценит и уважает Викторию.
Виктория пришла домой и, сославшись на плохое самочувствие, легла. Она нестерпимо хотела остаться сама с собой. Виктория чувствовала себя заложницей батисферы, её захватили и опустили на дно океана, мощь её мыслей и чувств, сдавливает всё внутри как морская громада.
Виктория позволила себе вздремнуть и проснулась, когда часы показывали без пятнадцати пять. Она пошла на кухню и начала готовить ужин и полуфабрикаты на неделю. После ужина принялась убирать, стирать и гладить. Управилась к полуночи. Прошли выходные, началась рабочая неделя. Неделя была длиной, тягучей и нескончаемой.
Она ждала выходные, и жила этим ожиданием. Картины, которые рисовала Виктория в ожидании встречи, заполняли всё её воображение. Она уже в миллионный раз прокручивала все моменты с первой и до последней минуты её встречи с Виктором.
Долгожданные выходные наступили. И они вдвоём с Ларисой пошли на лыжню.
— А что с Верой? Почему она не пошла? — спросила Вика.
— Вера не может, у неё поменялись планы, — просто ответила Лариса.
«Вера не может, а я очень даже могу, Виктор Петрович в командировке, а Максим на сборах по волейболу».
Они с Ларисой обменялись настроем и настроением и, защёлкнув ботинки, покатили…
Вика не шла, она летела — КУДА? ЗАЧЕМ? Она и сама не знала и не понимала, но безудержная, страстная сила отрывала её от земли. И она, как Маргарита, летела к своему Мастеру.
Погода была солнечная и безветренна. Наст — жесткий, скользящий.
— Ну! Поехали! — приподнято сказала Виктория, и посильней оттолкнувшись, покатилась наперегонки с песней. Она неслась коньковым шагом и с хорошей скоростью навстречу своему вожделению.
Внутренний голос кричал: «Он здесь, он где-то рядом».
И в момент, когда Вика вошла в ритм и неслась как птица — грациозно, красиво и на зависть встречающимся лыжникам, навстречу ей тоже коньковым шагом летел Виктор!
Увидев друг друга, оба начали тормозить, но скорость была высокой, и от резкого торможения Вика завалилась в сторону и упала в снег. Пушистый снег покрыл её лицо белой вуалью, её синие глаза замерли от счастья на снегу.
Виктор наклонился над Викой и мягко стал снимать белую вуаль с её лица.
— Здравствуй, Виктория, — голос его звучал как поцелуй — тепло и нежно.
В его глазах светилось бездонное счастье.
— Спасибо, Виктор, что я упала, это неудержимое стремление надо было как-то остановить.
Виктор помог Вике встать, они молча смотрели друг на друга и переговаривались взглядами. Говорили душой, без слов, но с пробуждающей силой чувств и страсти.
Подъехала Лариса, и внутренней монолог Виктора и Виктории прервался.
— Виктор, привет!
И глядя на Викторию с улыбкой, чуть-чуть возмутилась.
— Ну ты и разогналась… — запыхавшись, сказала Лариса.
«Я неслась навстречу своему счастью», — подумала Вика, а вслух сказала:
— Это не я, мои лыжи обрадовались солнцу, хвое и прекрасному насту…
Как у Тютчева:


«И под снежной бахромой,
Неподвижной и немой,
Сном волшебным очарован,
Весь окутан, весь окован».


— Я тоже, — вдруг тихо сказал Виктор.
— Что тоже? — спросила Лариса.
— Тоже очарован и окован.
Но Лариса ничего не поняла, а Вика поняла ВСЁ!
И не обратив на это почти признание Виктора никакого внимания, Лариса пригласила его составить компанию:
— Виктор, поехали с нами?
— Да нет, девочки, я не могу.
У Вики всё оборвалось: он уедет, он не может, он бросает её… «И зачем мне эта лыжня без него…»
Но Виктор продолжил:
— У меня на медленном огне тушится оленина. Готовлю вкусный ужин и приглашаю вас!
Виктория замерла.
А Лариса, зная, что Викины домочадцы отсутствуют, ответила за двоих: «Хорошо».
И, глядя на Вику, вопросительно подтвердила согласие:
— Вика, у тебя же все в отъезде? Ты не возражаешь?
Вика как-то неуверенно помахала головой в знак согласия, душа её запела, затанцевала, запрыгала.
Виктории от услышанного приглашения хотелось упасть опять в снег и наслаждаться этим неожиданным пушисто-серебристым счастьем.
— Значит, я вас жду в три. Хорошо? Обещаю ароматное вино и деликатесы.
— Хорошо! — подтвердили девочки, и Виктор укатил в противоположную от них сторону. На ходу прокричав: «Жду-у-у-у».
А девочки сделали круг почёта и… покатили «к ароматному вину и деликатесам».
Викторию ни «круг почёта», ни «ароматное вино и деликатесы» не интересовали.
Её тянуло к нему, к Виктору.
С этими мыслями Вика пришла домой и начала собираться. Она понимала, что всё должно быть в сдержанных тонах. И выбрала джинсовый костюм-тройку. Обстрочка на костюме была выполнена в ярко-бордовом цвете, к юбке и жилету в комплекте была рубашка приглушённого бордо с пуговицами и манжетами из джинсовой ткани. Костюм — эффектный, крикливость форм отсутствовала.
«Это то, что надо!» — оценивающе взглянув, подумала Вика.
Лёгкий макияж, французские духи, и рука Ларисы тянется к дверному звонку.
Вика рядом.
Под предательский стук рвущего изнутри сердца Вики открывается дверь, и на пороге Виктор.
— Виктория! Лариса! Входите, пожалуйста!
Стол был сервирован по высшему классу. Это был не стол, это было искусство кулинарного мастерства хозяина.
Виктор смотрел на Викторию, и все его мысли и чувства были затянуты в глаза как в воронку и отражали всего ЕГО.
Он стал ухаживать за дамами, развешивая их шубки на вешалки.
Костюм Вики обратил на себя внимание, Виктор сразу отметил вкус и возможности приобретения. Такую тройку просто не купить. И был прав. Этот костюм Вике привёз муж из Риги.
Про себя Виктор, подумал: «Конечно же, это муж» и заревновал.
Виктор знал, что муж Вики начальник «КомиЭнерго». А еще он знал, что он в командировке. ОТСУТСТВУЕТ! Об этом сегодня на лыжне упомянула Лариса.
От этих мыслей настроение Виктора стремительно вырвалось наружу и накрыло всех фоном юмора, весёлости и хорошего расположения.
Вика с Ларисой рассказывали много о походах, о турклубе, о талантах пионовцев, о капитанах и о матросах.
Виктор поймал себя на мысли, что в нём взбунтовалась чувство необузданной ревности.
Он представлял, что Вика в этих походах одна, без мужа, а главное — без него. Он чувствовал, что его закручивает в ступор и перевёл тему на Жванецкого.
Жванецкого ещё мало кто знал, а его записи расходились только по узкому кругу и лобби приближенных. Но у Виктора была кассета и он, воспользовавшись случаем, передал эстафетную палочку Жванецкому.
Острословие Жванецкого легло на деликатесы, на ароматное вино и на расслабленное настроение — как смешинка величиной с арбуз, застрявшая в здоровой среде чувства юмора. Резонанс был потрясающий — смеялись до слёз.
Взгляд Ларисы упал на часы:
— О, половина девятого! Из дома я ушла около трёх. Шесть часов? Мне пора! Виктория, ты как?
— Я, конечно, иду, — поддержала она Ларису, хотя уходить ей совсем не хотелось.
— Девочки, я провожу вас!
И они дружно стали собираться.
Снег выбелил город, и свежесть зимнего вечера ударила им в лицо. Иголочки лёгкого северного мороза, пританцовывая на лицах, лишили их прогулочного променажа, и все перешли на быстрый спортивный шаг. Проводив Ларису, Виктор Васильевич с Викторией Васильевной направились к дому Изерского Виктора Петровича, которого, к счастью Вики, не было дома.
Виктор повернул Викторию лицом к себе, взял её руки и, глядя в глаза, как будто держал бесценное создание, тихо заговорил:
— Виктория, мне друг привёз настоящий кофе из Монако, ты не возражаешь по чашечке после мороза? Время ещё детское. Пойдём?
Виктория, не отводя взгляда, тихо-тихо, почти губами ответила: «Пойдём».
Кофе они пили за журнальным столиком. Горели свечи. Изумительный аромат кофе заполнил всё пространство. Эта волшебная эйфория пространства принадлежала только им двоим. ОН и ОНА.
Звучала музыка. Виктор пригласил Викторию на танец.
Стены, потолок начали раздвигаться, формы поплыли, переходя в волнообразность… Виктория и Виктор оторвались от земли, и танец любви захватил их чувства, их сердца, их сознания…
Всё… Всё произошло…
Виктория открыла глаза, а над ней… Небо! В кристаллах!
Звездный кристаллик хрусталя попал ей в сердце и выкатился огромной каплей счастья и любви. Хрустальная слеза медленно плыла по её щеке, и её горький привкус казался Виктории ароматным дурманом.
Виктор наклонился над Викторией. Её лицо было под лёгкой завесой дымки любви.
Увидев слёзы, он тревожно спросил:
— Вика, что с тобой?
— Виктор, сегодня ровно неделя, как мы впервые увидели друг друга. А я знала тебя задолго до нашей встречи, знала и ждала!
— И я тебя знал! Знал и ждал!
Виктория чувствовала, что впустила Виктора в самую глубину себя — его голос, его взгляд, его прикосновения — жили с ней. И она уже не могла с этим расстаться.
Виктория и Виктор смотрели друг на друга и мечтали быть только вдвоём — ОН и ОНА!
Это было началом их зрелой любви! Любви Виктории и Виктора ТРЕТЬЕГО!



Глава 18

После сумасшедшего водоворота чувств, Виктория вернулась домой другой. Точка соприкосновения двух разных судеб перевернула в ней всё. ВСЁ, что было до этой ТОЧКИ. Точки — слияния порыва, слияния напряжённости и драмы, которое принадлежит только им! Только они завершают друг друга!
Дома никого не было, Виктор Петрович возвращался через три дня, а Максим через неделю.
«Сейчас в душ и спать. Завтра на работу, надо выспаться», — так думала Вика и села на диван, подобрав под себя ноги, ушла в свои глубины.
«Вернётся Максим, Виктор Петрович, и я должна буду быть матерью, женой… А КАК?
Матерью я была, есть и буду. А как я буду женой? КАК? Я не смогу делить себя, я не смогу изменять себе, не смогу изменять Виктору, СВОЕМУ Виктору с законным мужем. Я не смогу!» — мысли Виктории прервал телефонный звонок.
Голос в трубке коснулся её, и сильные ощущения всплыли из глубин вместе с восприятием происходящего.
— Виктор! — тихо произнесла она.
— Вика! Ты одна?
— Нет! Я с тобой! Мы пьём кофе, танцуем… Мы вместе… Я с тобой… Я не могу с тобой расстаться! — и замерла в ожидании.
Виктор, услышав в трубке голос Виктории, наполненный грустью и печалью их расставания, бросился к ней и думал только о ней. Не о себе, о ней.
— Виктория, я сейчас приду и заберу тебя.
Голос Виктора и его желание быть с ней закрутили Вику в головокружительный водоворот.
Виктор вдохнул уверенность в неё как в женщину, как во влюблённую женщину, в которой после близости с мужчиной бушуют сомнения, неуверенность. И в эти минуты она нуждается в порыве, идущем из глубины СЛИЯНИЯ. В эти минуты женщину нужно нести как хрустальную вазу, боясь уронить и разбить на мелкие осколки…


От автора:


«Дай женщине почувствовать себя желанной, любимой, защищённой, почувствовать себя женщиной. И в ответ ты будешь чувствовать себя самым лучшим мужчиной на свете…».


В жизни женского счастья Виктории было место только для Виктора. Он осторожно взял её и нежно положил на качающие белое облако блаженства и любви.
Это Виктор первый бросил Викторию в пропасть безмолвия и страданий на долгих и мучительных девять дней. В восемнадцать лет! Время любви и надежд.
Но это ВРЕМЯ, ко всем приходит в СВОЁ ВРЕМЯ! Джульетту любовь пронзила в пятнадцать лет, Клеопатру — в двадцать восемь. Петрарка влюбился в замужнюю Лауру, когда ей было тридцать восемь лет. Это возраст Виктории. Любовь не выбирает ни по возрасту, ни по сословию, ни по красоте, ни по харизме. У настоящей любви свои мерила, и известны они только небесному Амуру и его стрелам!
Стрелы Амура пронизывают чувства с молниеносной, искромётной силой. И дарят мгновение глубокого вдоха перед погружением в плотные слои, подвластные только силам любви. И мы бессильны. Но это божественное бессилие несёт море счастья и море вдохновения!
«Кто любит, тот безгрешен!»
И Виктория предъявляет свои права — любить и быть любимой!


От автора:


Забегая назад, вспомнился Виктор первый. Он-то распушил бы свой павлиний хвост и с уверенностью победителя и чувством непревзойдённого героя-любовника, придав чуть-чуть участия, позвонил и сказал бы:


«Не грусти, дорогая, звоню пожелать спокойной ночи…», а про себя подумал бы: «Чем меньше женщину мы любим, тем больше нравимся мы ей…» И довольный сам собой нажал на гашетку телефонного аппарата. Так мог поступить только Виктор первый и ему подобные. Они же не знают продолжение строк из «Евгения Онегина»: «Чем меньше женщину мы любим, тем легче нравимся мы ей… И тем её вернее губим средь обольстительных сетей… И эта важная забава достойна старых обезьян…»


Это закостенелая позиция самовлюблённых и избалованных вниманием Викторов первых.
Но не Виктора третьего!



Глава 19

Виктория вернулась домой через три дня к возвращению из командировки Виктора Петровича.
Виктор Петрович зашёл и почти с порога объявил Вике, что он очень устал и ему надо отдохнуть:
— Я остановился у своего друга Димки, метрдотеля из «Праги». Ну ты его знаешь. И мы в свободное от дел время — ели, спали и играли. Преферанс удался, давно я себя не чувствовал на такой высоте интуиции и интеллекта.
Виктория выслушала мужа, накормила его, уложила спать и подумала: «Боже мой! Какие мы с тобой разные…»
Утром они мирно попили кофе и разошлись по своим предприятиям.
Виктория шла на работу как в сапогах-скороходах, ноги её несли. За полчаса до рабочего дня раздавался звонок, и Виктория вместе с голосом Виктора поднималась к небесам, и она там — кувыркалась, смеялась, веселилась целых полчаса!
Потом начинался рабочий день. Позиция главного экономиста завода призывала Викторию Васильевну к решению вопросов, проблем и потока текучки. Совещания, встречи и другие мероприятия её статуса обязывали ранжировать и контролировать границы её компетенции. Но в глубине её осознания душевных всплесков был Виктор. Он был с ней каждую свободную минуточку, каждую секундочку, каждое мгновенье. Новые чувства переполняли Викторию и отражались в её взгляде, улыбке, в её облике. Она стала другой! Она стала красивой! Красивой по-женски! Светящей любовью и излучающей запах любви!

Приближался апрель, «Пион» готовился к десятидневному зимнему походу с восхождением на вершину горы Сабля. Вершина самая низкая, из гряды уральских гор после Народной и Манараги, но самая опасная.
В поход пригласили Викторию. Это было так вовремя. Ей нужен был выброс, иначе последует мощный взрыв эмоций и переживаний.
Началась серьёзная, на профессиональном уровне подготовка к походу. В длительные походы рассчитывается всё до миллиграммов. Например, порция крупы на человека равна 60 грамм, умножается на дни и на количество туристов. Кажется, мизер, но этот мизер при полном расчете всех продуктов переходил в вес: для женщин — 8 килограмм, для мужчин — 11 килограмм. Необходимый «догруз», включая перекусы и личные вещи, превращал рюкзак общим весом от 25 до 35 килограммов. В зимний поход вместо водки брали спирт, вместо колбасы — сало.
Сборы, встречи, связанные с походом, сбалансировали состояние Виктории, и она немного отвлеклась на остроту ожидания неизвестного. Поход зимний, пеший, с ночёвками в палатке, да ещё с восхождением. Это не поход выходного дня — это серьёзное испытание.
Если тревожность и переживания Виктории перешли в состояние приглушённости, то состояние Виктора этот поход вывел из управляемого им равновесия. Рисующиеся им картины, что его Вика будет с кем-то спать, есть и находиться ДЕСЯТЬ! дней без него, с какими-то неизвестными ему туристами, погружали его в минорное настроение и вызывали хандру.
При встрече с Викой разговор заполнялся такими словами, как «Пион», туристы, рюкзак, лыжи, палатка, Сабля…
Сабля, Сабля… Какая Сабля?! Эта Сабля проткнула ему сердце и торчит как есаульский клинок. Виктор переживал одиночку, и Викторию своими мыслями не тревожил, берёг. Он видел, что этот поход ей необходим.
Если бы Виктор знал, что в таких серьёзных походах всё работает на выживание, и нет остроты пробуждения каких-то чувств, к Он или Она. Есть «ОНО» — «ТУРИСТО».
Наступил «долгожданный», в жирных кавычках, для Виктора день. Виктория ушла в зимний поход. И в этот же день у Виктора поднялась температура, и он был вынужден взять больничный. Это было очень странно. Виктор не болел и не знал, что такое больничный.
Всё это время за ним тепло и бережно ухаживала жена, и была этому очень рада. Её родной муж, Виктор, с ней, рядом. Она готовила ему, поила травяными чаями, делала компрессы… Но Виктор это как-то даже не замечал, он был ТАМ… с Викой. В его нейронных соединениях как по телефонным проводам летал один единственный импульс, который заполнял все его биотоки и имел своё название — ВИКТОРИЯ.
Кризис высокой температуры и слабости прошел, болезнь начала отступать и уже за день до возвращения Вики, Виктор взбодрился и ожил. Он выздоровел! Его минорное настроение сразу перешло в мажор, в мажор влюблённый, уверенный, сносивший всё на своём пути и стремящейся к самой долгожданной, самой красивой, самой умной — к своей единственной Вике.



Глава 20

«И в тот же миг влюблённое создание, включив форсаж, умчалось на свиданье…»
Виктор пришёл встречать Викторию на полчаса раньше. Он знал, что она раньше не выйдет, но у него так получилось. Он ждал этот день, этот час целых десять дней.
Виктория вышла и направилась к Виктору, ему казалась, что она идёт так медленно… Вот она вышла, прошла проходную, перешла дорогу, проходит, приближается… Наконец-то он видит её глаза, её улыбку, берет её руки, чувствует её запах, смотрит на неё и не может сказать ни слова. Виктория смотрит на своего Виктора, замерев от переполненности чувств. Они смотрели друг на друга и говорили глазами, сердцами, чувствами — долго молчали, боясь расплескать это мгновенье.
— Здравствуй, Виктория.
— Здравствуй, Виктор.
— Вика, любимая, как же долго тебя не было.
— Я шла к тебе через горы, поля и леса… И вот я с тобой…
— Вика, я просто задыхаюсь, это порой невыносимо, я же не Ромео. Ромео было пятнадцать, а мне сорок.
— Твоя любовь в три раза зрелее. А моя долгожданней, — задумчиво сказала Вика.
— Вика, до скольких ты свободна?
— До семи!
— И всё??? Только часик??? — с такой грустью спросил Виктор.
— Угу! — угукнула Вика, а потом добавила: До семи утра!!!
— Что?! До семи утра!!! — и Виктор начал выделывать такие кренделя! Радость и восторг Виктора выставили на удивление Вики, такие танцевальные способности Виктора, что Вика стала просто покатываться со смеху.
— Да! Виктор Петрович еле-еле дождался моего возвращения и, истомившись по преферансу, укатил к друзьям. А Максим у бабушки. Я свободна!!!
И они с Виктором направились в квартиру его отца, который тоже был в отъезде.
Счастье летело им навстречу и захватывало в свои горячие объятия.
По дороге Виктория рассказывала всё о походе.
— Первые два дня сложно, пока втянешься. А потом… Всё по-другому — мысли другие, мировосприятие другое, настрой и настроение другие.
Утро — завтрак — сборы — ВПЕРЕД! Перекус. На перекусах было сало, я первое время отказывалась. Объясняя: «Солоновато». И ребята с радостью делили мою порцию. А уже дня через три я с готовностью и желанием запрашивала своё, недавно солоноватое сало.
Вечер — лагерь — ужин — сон. И потом опять Утро и… так далее. С раннего утра до сумерек в движении, остановки только на перекусы.
Команда — это механизм по своей слаженности и правильности в действиях, этот механизм не должен давать никаких сбоев. Никаких послаблений и расслаблений. Все шестерёнки промазаны опытом и работают отлаженно. Мысль трубит: пройти, выжить, победить!

Конечно, авантюризм и
энтузазизм,
присутствуют в дозволенных пределах.

Восхождение на Саблю было сложным, вершина была затянута туманом. Восходить в тумане было опасно. Мы прошли около пяти часов и вернулись в лагерь. Это было решение нашего командира. В походах дух, атмосфера, сплочённость, перевязывают так на туго, что через какое-то время этой перевязанности так не хватает.
Не хватает — этих трудностей, преодолений и, друзей.
Без друзей, с кем прошёл сложные пути восхождения или опасные сплавы, с кем делил пищу и кров, с кем за разговорами у костра сливался в единое мировосприятие.
Виктория познала этот мир, он вылечил её, затянул раны, обновил!
Она приостановилась, повернулась к Виктору и с такой нежностью в голосе, глядя ему в глаза, тихо сказала:
— Но как бы я после дневных нагрузок не уставала, засыпала с мыслями о тебе. Я скучала.
Виктор крепко прижал Викторию, и они подошли к двери, открыли дверь и… с порога нырнули на такую глубину, где их никто не видел, не слышал.
Их синхронному плаванию не было никаких помех. Они были в своём пространстве — он и она!



Глава 21

Виктор встречал Викторию с работы каждый день. Каждый день! Главного экономиста завода с безупречной репутацией жены и уважаемого работника встречает неизвестный никому мужчина, и это не муж.
Виктория идёт к нему на глазах у всего завода, и каждый раз борется сама с собой и со своим противоестеством: «Нет, я не должна, я должна остановить эти встречи! Нет! А ноги идут… Нет! А ноги идут!.. И сердце рвётся к нему, только к нему!»
Виктория подходит к Виктору:
— Виктор, я больше так не могу, я просто не могу…
Виктор смотрел на Викторию. Её лицо было как под завесой тревожности, но с неуловимым счастьем во взгляде. Она будто сошла с полотна, только талантливый художник может увековечить переплетение страдания и любви.
— Виктория, ты такая красивая, в твоём облике столько глубины. Не бойся, боги не рассердятся на тебя — ты безгрешна, ты любишь и любима.
Шли молча. А когда расставались, Вика, передавая Виктору письмо, с болью сказала:
— Мне так тяжело…
И направилась к своему подъезду.
Зайдя домой, Виктория сразу зашла в ванную комнату. Поставив кран в крайнее положение холодной воды, она принялась себя приводить в порядок. Почти ледяная вода вернула Вику в её вжившуюся роль хорошей жены и заботливой матери.
— Добрый вечер, семейство! Как дела?
— В Багдаде всё спокойно, — пошутил муж.
— А где Максим?
— У себя в комнате. Делает вид, что занимается, а на самом деле, чем он занят, не знаю.
Виктория накрыла на стол, они поужинали, и каждый занялись своим. Виктор включил «ящик» и параллельно начал разбирать партию в шахматы.
Вика взяла книгу и принялась усиленно вчитываться, но ничего на страницах — ни одной строчки она не видела.
Её влюблённая душа была замурована в замке и закрыта железными засовами. По ту сторону засовов — обычная, всем понятная, правильная, уравновешенная жизнь, и эта жизнь принимается большей половиной человечества. С вулканической силой рушатся благообразные устои семьи у тех, кто, отмежевавшись от шеренги общепринятых пониманий, идёт по зову души и сердца.
А по запрещённую сторону железных засовов — любовь, страсть, сила невероятного притяжения мыслей и чувств к единственному или единственной. Страсть не подвластна воли, её нельзя осуждать. Как нельзя осуждать стихию — ураган или наводнение, грозу или молнию. Страсть вспыхивает ярким огнём, и всполохи сжигают людские стандарты и правила, обычность и обывательность. И оставляют трагедию страсти и любви.
Виктория зашла в ванную комнату. В руках она держала шарфик, который ей накануне подарил Виктор. Шарфик ещё сохранял его запах. Она взяла шарф и приложила к лицу, представляя лицо, руки и теплоту Виктора. Как он её обнимает, целует, и как она утопает в его объятиях. Его поцелуи без слов — такая райская немота. Погрузившись в свои воображения, она в своих мыслях расписывает музыку любви — как они вливаются в друг друга, всеми частицами своей души и своих чувств, и как им жить дальше друг без друга. Как нарушить этот железный засов?!
Густой туман напряжённости чувств накрывал Викторию, и она, ничего не видя и ничего не слыша, шла на ощупь к лунному таинству своей любви.



Глава 22

Виктор пришёл домой, жена приготовила ужин, и они мирно сели за стол.
Оля, так звали жену Виктора, чувствовала и видела, что с мужем что-то происходит, но она изо всех сил не пускала эти мрачные, накрывающие хмурой пеленой мысли. Скверные мысли, как гнетущий туман проскальзывали в каждую щелочку подсознания и пробирались к горлу, перекрывая даже маленькую, совсем маленькую струйку надежды.
Надежда ускользнула с того момента, когда Оля вернулась из отпуска и Виктор не встретил её, как обычно. Обычно были цветы, шампанское и горячие объятия спальни. В этот раз были цветы, было шампанское, но спальни не было. А потом и вообще Виктор перешёл спать на диван в зал.
Оля ждала. Надеялась. Вдруг что-то изменится. Но ничего не менялось.
Поужинав, Виктор поблагодарил жену и вышел на балкон, вскрыл конверт Вики и начал читать письмо.
Письмо содержало только стих Шарля де Сент-Бёв из «Книга любви. Детство Адели»:


«Как часто ночью тёмной,
Когда мой муж свирепый неуёмный
Врывается в моё ночное забытьё,
Чтобы схватить меня и силой взять своё,
Приходиться хитрить на все лады,
Чтоб верность сохранить
Тому, с кем чистых чувств
Меня связала нить!»


Прочитанные строки верёвкой перетянули его неудержимое чувство любви к Виктории, его принципы, его суть. Виктор не помнил, как долго он простоял на балконе, углубившись в свои терзающие размышления.
Любовь, ворвавшаяся в жизнь Виктора, как ураган, вырывающий деревья с корнем, без жалости и без оглядки. Эта сила разрывает его жизненный путь с Олей длиною в пятнадцать лет. Пусть это не был сильно бушующий костёр, но это был семейный очаг, с которым было тепло и уютно. Очаг угас, оставив черные угли, медленно превращался в пепел.
Измарать в фальши свою жену Олю, которую он ценил и уважал, превратить её в предмет осуждения и насмешек. Измараешь, не смоешь. Снаружи можно смыть всё. Но ВНУТРИ! Обман и ложь будут отражаться в её глазах, в её походке и в её облике. Она потеряет уважение своего окружения и перестанет уважать себя. Виктор допустить этого не мог. Эти мучительные мысли накрывали его и начинали безжалостно разрывать на части, но он понимал, что путь лжи и обмана измельчит его окончательно и без остатка.
Виктор вышел с балкона и подошёл к жене:
— Оля, прости меня. Ты ни в чём не виновата. Это я. Да и я не знаю, как всё вышло. Я не хочу тебя обманывать. Не могу так больше. Мы должны разойтись.
Его голос был таким, как будто он извлёк его из глубины подвала.
Оля взяла мужа за руку, сдерживая слёзы и взвешивая каждое слово, сказала:
— Виктор, спасибо тебе, что ты не потопил меня в фальши и предательстве. Я давно всё поняла и не держу тебя. Ты был и остаёшься настоящим. Можешь оформлять развод.
От такой реакции жены на происходящее Виктору стало просто невыносимо.
Жена Виктора не стала опускаться до истерик и упрёков, она знала своего мужа, видела в нём перемены и понимала, что он не в силах что-то изменить. Она видела, как он мучается и страдает. Оля чувствовала, что дома, за ужином у телевизора ОН был, но был не с ней. Его глаза, взгляд, паузы наполнялись мучительным, молчанием. И этого нельзя было не заметить. Оля не хотела и не могла.
Оля ушла в спальню, села на кровать и даже в состоянии полной раздробленности понимала, что Виктор избавил её от пересудов, насмешек, сплетен и кривотолков. Эта пила замедленного действия по живому — так унизительна.
Разум «протянул руку» и поддержал Олю: «Невыносимо жить во лжи». Ложь успокаивает сначала, а потом всё равно убивает… Сколько мужей, львиная доля которых, превознося себя, наслаждается сиюминутными, лживыми победами. Доля — «львиная», а принадлежит не львам. Им не понять, что сначала пропадает вера, потом гаснет надежда, а потом угасает любовь, и остывает сердце…
И слава Богу, что Виктор, с которым она прожила прекрасные годы, к этой доле не принадлежит. Он сильный, он настоящий!



Глава 23

В один из дней Виктор не пришёл встречать Викторию. И не позвонил. И не предупредил.
Виктория не могла поверить. Что могло такое случиться, что он просто не пришёл?
А может НЕ просто??? — мучила себя вопросами Вика.
Вика пришла домой, на пороге её встречал сын:
— Мама, что с тобой? На тебе лица нет.
«На мне МЕНЯ нет!» — подумала Вика.
— Я себя очень плохо чувствую.
— А я хотел, чтобы ты мне оладышков напекла.
— Хорошо, только отдышусь…
Виктория зашла на кухню, взяла сковороду, поставила на плиту, и следующим движением, взяв кефир, вылила его в сковороду!
— О, боже! — опомнилась она и быстро всё исправила.
Но мозги хайлайтером подчеркнули:
«Кефир в сковороду??? Что с тобой Виктория???»
А она и не знала, что с ней. Хотя знала, но ничего не могла сделать!
Вика накормила Максима и, измученная мыслями, пошла спать.

На следующий день сапоги-скороходы её не встречали, и она, как большая половина человечества, спокойно, без летящей подошвы пришла на работу раньше обычного. Никого ещё не было. Она отодвинула стул и увидела… На стуле лежал большой букет розовых роз с запиской!
«Вика! Я всё объясню при встрече. Буду ждать, как обычно. На том же месте в то же время».
Она упала на стол и начала не плакать, а рыдать. Рыдать навзрыд! Всё, что вынашивалось в её настроении, в её мечтах и надеждах, прорвалось платиной. И мысли, бурля и обгоняя друг друга, стремительно рвались к высвобождению.
«Виктор Петрович скоро получает новую квартиру, а меня это не радует… Боже мой! Я уже не живу со своим мужем, и меня всю, заполняет только Виктор… Моё решение, что я буду только с Виктором или не буду ни с кем, вселилось в меня как глыба с места, которую уже не сдвинуть… Это, как волнорез, который безжалостно режет водную стихию. Так и моя любовь, как пронизывающая сила врезается в меня, и подавляет мою волю, мой характер, моё самообладание…», — мысли Виктории как-то сгруппировались, успокоили её и утерли слёзы. Она привела себя в порядок и восстановилась.
Виктор за целый день так и не звонил. Викторию успокаивали розы, она ждала встречи. Ей было не ведомо, какой поступок совершил он ради их любви.
Когда они встретились, Виктор схватил Викторию в свои объятия и поцеловал.
— Виктор, ты что? Нас же видят? Мы с тобой семейные. Это сумасшествие надо останавливать! — сказала Вика в полной убежденности обратного.
— Что останавливать? Ты сможешь так жить? Любить меня, а в постель ложиться с мужем?
— Но и у тебя такая же ситуация?
— Я не сплю с Ольгой с того момента, когда мы в тот чудесный зимний вечер пили кофе, привезённое из Монако.
Виктор сделал паузу и продолжил:
— Вчера состоялся бракоразводный процесс, и по обоюдному нашему согласию нас развели сразу. Сегодня надо было до утрясти некоторые формальности. Поэтому я вчера не смог прийти.
Виктория стояла, как будто её окунули в чан с ледяной водой, и миллион бодрящих иголок вонзились в её тело. Такой леденящий минус, освеживший полностью её сознание, она чувствовала впервые.
В голове перемешалось ВСЁ! Она не знала, что сказать, что делать? И первое, что ей пришло в голову:
— А как Оля?
Виктор помолчал, потом спокойно ответил:
— Оля на протяжении всего пережитого вела себя достойно.
Ответ Виктора ещё раз подтвердил глубокую его интеллигентность и порядочность.



Глава 24

Виктор Васильевич оставил квартиру Ольге и ушёл на съёмную. Остаться под одной крышей, подчёркивая своё право на площадь, это значит — вымогать и выжидать принятия решения от бывшей супруги. И каждый день видеть друг друга после уже состоявшегося развода — это сознательно резать, даже не по живому, а по открытой ране. Он не мог допустить двусмысленности положения, дабы не унижать этим Олю.
Виктор поступил по-рыцарски, он сохранил для Ольги все условия, к которым она привыкла. И эта малость, была благородным оправданием неизбежного, в глазах Оли.
Со стороны Виктории всё затягивалось, она тянула и не могла решиться поставить точку на этапе жизни с Виктором Петровичем. А всё происходящее вокруг семьи Изерских рассматривалось с жадным любопытством. К сожалению, люди делятся на тех, кому хорошо, и на тех, кому от этого плохо.
За спиной Виктор Петровича вьюжил обман и его «косточки размывались» по всем уголкам и уголочкам.
Виктория мучилась. Началась необратимая реакция — остановить, поменять, удержать ничего уже было невозможно. Сценарий был написан и свёрстан, и Виктория ничего не могла изменить.
Подошло лето. Семья Изерских получила новую квартиру в новом микрорайоне.
Перевезли вещи, сгрузили. И Виктор Изерский укатил в отпуск, оставив посреди квартиры гору Эверест с вещами и проблемами по обустройству квартиры.
Максим после окончания учебного года тоже уехал в Сергиев Посад к своей любимой бабушке.
Виктория осталась со всем этим один на один.
Её Виктор был рядом. Он помог разобрать все вещи, собрал и установил кухню, смонтировал все подводки воды и электричества. В общем, все кнопочки, краники, вешалочки, крючочки и детали интерьера — всё заняло своё место.
Виктор работал с вечера и до поздней ночи. Виктор всё устанавливал, подгонял, прибивал, Виктория была рядом — то поднесёт, то унесёт.
Потом ужин вместе, завтрак вместе, иногда вместе на работу и с работы, иногда вместе в магазин — это была репетиция прозы совместной жизни. Всё обычное для них было таким необычным, наполненным теплом и желанием «только быть вместе, только неразлучно, только рядом». Виктор и Виктория больше месяца были вместе, выходили и приходили из одной квартиры.
Но в летнее время, на севере это нормально, и никто не обращает внимания, кто из какой квартиры идёт на работу. Первые полтора месяца муж с детьми отдыхает, вторые полтора месяца жена с детьми отдыхает, или наоборот. И тут начинается буйство «Ин и Янь». И кто, где и когда — никого не интересует, каждый занят собой.
Виктор Петрович Изерский вернулся в квартиру, где всё стоит, лежит и весит. Он ни обо что не спотыкается, и ни на что не натыкается. Всё чисто и уютно, как всегда. Он привык именно к такой обстановке — всё везде и всегда хорошо и комфортно. И поэтому усилия, которые вложили Виктор и Виктория, чтобы было «хорошо и комфортно», он даже не заметил.
А в таких случаях он просто вытаскивал из «кармана» очередной шаблон: «Какая ты у меня умница, красавица… Как же мне с тобой повезло…» и всё завершал почтительным поцелуем.
«Всегда доволен сам собой, своим обедом и женой…» — А. С. Пушкин.
Поначалу Виктория воспринимала эти шаблоны как признание, да ей и сравнить-то было не с чем, на её далёких горизонтах не стояло ни признаний, ни шаблонов. Потом она привыкла к присказкам, поговоркам и шаблонам мужа.
Шаблон он и есть шаблон, в нём нет души — он голый и пустой, не греет. А сейчас всё, что рядом топчется не от души и без души, Викторию просто раздражает.
И это состояние её наполнило до краёв, она не могла его сдерживать, оно стало выплескиваться за пределы её самообладания.
Траектория жизненного пути с Виктором вторым с каждым днём приближалась к своему завершению. В конце исходного пути их ждёт аксиома — истина, не требующая доказательств.
Жизнь разбрасывает на нашем пути траектории, аксиомы, истины, точки, переходящие в анализ, познания, мышления и переоценку структур собственной философии мира.
Память Виктории встревожила её. Она вспомнила Виктора первого и страдания, связанные с ним. Она ведь на сотые доли была от черты, по ту сторону которой тьма и свет только в конце тоннеля… Спасла мама.
«За все измены ты отмучилась. Эти бессловесные девять дней обновили тебя, вылечили. Никогда больше не испытать тебе боль измены и предательства», — чувствуя материнским сердцем вещий смысл сказанного, сказала ей Татьяна Анатольевна.
Всё обошлось, Виктория познала счастье материнства и забыла о Викторе первом. Потом на ее пути появился Виктор второй — Виктор Петрович, он подал ей руку и увёз в другую жизнь. Максим до сих пор не знает, что Виктор Петрович — не его родной отец.
Чувство благодарности вызывает жалость, и она не может сказать мужу, что их ничто уже не связывает, и она любит другого. Жалость никогда не заменит страсть и любовь, без которой задыхаешься и просто не можешь жить.
«Да, действительно больше не испытала боль измены и предательства. Мама права», — думала Виктория.
Но что ей делать со всем этим?
Решение было одно.
Виктория ушла от Виктора Петровича в одном халатике и тапочках. Оставила всё — свои любимые книги, любимую посуду и даже свои лыжи.
Разговоры, колебания и сотрясания вокруг Виктории наполнили «бункер дробилки», прошли через узкое сечение, раздробились, преодолели сито, фильтры и приняли свою форму.
Максим переехал к матери, но часто был у отца, у них сохранились хорошие отношения с мужским пониманием.
Начались перестроечные времена. Викторию пригласили на должность советника генерального директора концерна. Цены отпустили. Материальная составляющая позволяла рассмотреть варианты приобретения квартир в Москве. Купив две квартиры — одну для Максима, другую для себя, Виктор и Виктория переехали в столицу.
У Максима началась своя взрослая жизнь, он окончил университет, женился и был счастлив.
Поменяв место жительства, они продолжали работать, но вечера и выходные были только для них!
Виктор и Виктория заныривали на всю глубину своих чувств и находились в своей стихии неиссякаемой любви, счастья и вдохновения без устали и привыкания.



Глава 25

А в России подняли все ширмы, и трудовой народ бывшего Советского Союза, который кроме профсоюзных путёвок в санатории и дома отдыха нашего государства ничего больше не видел, вдруг, по мгновению палочки — Египет, Греция, Кипр, Италия, Испания, Европа… Весь мир!
Лети куда хочешь, ешь что хочешь, покупай что хочешь! Самым приоритетным было — купить тур и… за границу.
А по возвращении атмосфера бытия наполняется эхофразами:
«Ты где был? — в Италии… А ты? — в Греции… А ты? — в Испании…» И восторженная перекличка наполняла жизнь гордых россиян побывавших за в заграничном раю.
Переехав в Москву, Виктор и Виктория окунулись в полноту перемен. Границы открыли. Магазины, лавочки и лавчонки наполнялись импортом, красивых вещей, предметов и аксессуаров. Квартиры после ремонта превращались в апартаменты.
Ну, просто по мгновению волшебства — старик Хоттабыч над своим кувшином поколдовал, дунул, плюнул и… «pick & pay» — бери и плати. Выбирать можно всё, что хочешь, а платить — сколько карман позволит.
Первая поездка за границу, сплошные эмоции, восхищения. Международный аэропорт — красивый, чистый, в туалетах краны с сенсорными улавливателями, из аэропорта по телескопической трубе. Это всё было доселе невиданное и неизведанное.
Однажды они летели в Грецию. Виктория, сравнивая ситуацию «отселе — доселе», вспомнила случай: «Мы с ребятами из «Пиона» летели на Украину кататься на горных лыжах. Рейс Москва — Ивано-Франковск. Нас по обычной схеме загнали в накопитель. Мы молодые, жизнерадостные начали вспоминать смешные случаи, рассказывать анекдоты. Шутить, смеяться. И вдруг выбегает маленькая, толстенькая работница аэропорта и кричит: "Мужчина, которому я ещё не оторвала, подойдите ко мне!!!", имея в виду контрольный корешок билета. Но в тон взрывной интонации работницы, и не подумать о «корешке билета». Что можно оторвать у мужчины? — Только причинное место! И на бушующие смеходрожжи, нам, только пальчик покажи. Взрыв смеха остановили, когда серьёзно погрозили жезлом порядка.»
Греция Викторию поразила античностью. После посещения археологического заповедника и музея Акрополь Вика не могла ни о чём больше говорить. Она долго сохраняла в душе состояние волнения, вызванное творчеством древних эллинов. Монументальный Акрополь, возведённый в сдержанных линиях между небом и высокой скалой, производит сильное впечатление.
Скульптуры, созданные за 500 лет до нашей эры, — прекрасные статуи Коры, Ники, голова Александра Македонского, фризы Парфенона — вызывают безграничное восхищение. Древнее искусство ваяния опередило эпоху Возрождения, эпоху Микеланджело и Леонардо да Винчи на 2000 лет.
«Если бы мне кто-нибудь сказал, что репродукции своих альбомов об Акрополе Греции я увижу своими глазами…» — говорила Виктория, и глаза её наполнялись глубиной восторга.
— Ты всё увидишь! Мы с тобой увидим Лувр, Антони Гауди, Сикстинскую мадонну, Давида, Тайную вечерю, пирамиды Хеопса… — задыхаясь от волнения, перечислял Виктор.
Прошлое расставляет такие акценты в настоящем.
Виктория прибывала в полной гармонии своих отношений с Виктором. Её жизнь как глыба мрамора, от которой скульптор отсёк всё ненужное и для Виктории сохранил всё самое настоящие.
И к своему настоящему они стремились, чтобы быть вместе, насытиться после работы общением друг с другом в своей уютной московской квартире. Виктор и Виктория не уставали друг от друга. В Москве было прожито уже около семи лет, их возраст перешёл пенсионный рубеж. Но они продолжали активно отдыхать — побывали в Тунисе, Европе, Эмиратах, Египте. Путешествия — это смена обстановки, смена настроения — освежает чувства и радует восприятие. Смена картинок обновляет энергию и делает нас счастливее.
В свои выходные они заполняли театрами, концертами, выставками и музеями, с жадностью глотали творческие вкусности как изысканный десерт, восстанавливая баланс упущенного.
Финансовая раскрепощённость позволяла покупать красивые вещи и не отказывать себе в романтических ужинах в ресторанах при свечах с шампанским. Они жили в своей сказке.


От автора:


Мы тогда уже жили в ЮАР. В один из приездов в Россию я была одна, без мужа, и мы договорились встретиться с Викторией. Внешность Виктории был поразительной, она светилась счастьем, её облик говорил: «Чтобы быть красивой, надо быть любимой!»


Виктор подарил Виктории дивную сказку чудес.
Сказка, продолжалась и продолжалась…
Но в жизни всё, что имеет начало, имеет и конец. Только бесконечность Вселенной бесконечна.


От автора:


Для моего ума — простого, человеческого, довольно сложно представить бесконечность. Земля имеет границы, и всё, что на Земле, тоже имеет границы, за этими границами — космос, и что ОН (космос) может быть абсолютно бесконечным, в моём уме это не укладывается, а точнее, я не могу вместить в свой ум понятие бесконечности. Если только на бумаге при помощи инструментов математики. Через язык математики можно приблизиться к желаемому, учитывая скорость света и других принципов неочевидных вещей, ничего при этом не нарушив.





Глава 26

Бесконечность волшебных сплетений Виктории и Виктора стала сжиматься. Сначала внезапно обнаружили себя границы неважного состояния Вики, и эти границы, становились всё четче и ярче. Их уже нельзя было не заметить.
А началось всё с того, что у Вики появились боли в области живота. Она не придала этому значения. Но это стало повторяться то сильнее, то слабее. Как перемены в погоде — прошёл дождь, а потом солнышко выглянет. И Вика всё тянула, в больницу не шла, ждала, когда выглянет солнышко, и придумывала отговорки — то работа, то театры, то просто хотелось побыстрее домой и отдохнуть. Последнее время она стала чувствовать слабость, головокружение, и боли повторялись всё чаще и чаще. По настоянию Виктора Вика пошла в клинику на прием к врачу.
После приёма врача и неутешительных прогнозов она подошла к регистратуре, чтобы оплатить направления на анализы.
Виктория подавала в окошко регистратуры какие-то бумаги с неразборчивым подчерком врача, а через десять дней из этого же окошка она получила приговор.
— Рак. Последняя стадия. Остановить болезнь будет очень сложно, — заключил врач после просмотра анализов.
Лет тридцать назад диагноз, касающийся онкологии, сообщали только близким родственникам. А сейчас эта бомба летит прямо в лицо, прямо в сознание и разрывается на мелкие осколки. Каждый осколок с невыносимой болью вонзается в жертву, в его родных и близких, не понимая, сколько невыносимых страданий он несёт.
Отменив запланированные поездки, Виктория ложится в больницу на детальное обследование. Виктор почти всё время проводит в её палате. Жизнь Виктора и Виктории с театрами, выставками и поездками за рубеж в одночасье поменялась на процедуры, анализы, УЗИ и… химиотерапию.
Последняя надежда, что анализ не подтвердится, исчезла, растворилась в горьком ожидании неизбежного. Анализы подтвердились.
В минуты, когда Вика чувствовала себя более-менее нормально, Виктор, чтобы отвлечь ее, начинал вспоминать:
— Помнишь, как на твой день рождения тебя отправили на конференцию в Прагу? И я в строгой тайне, под большим секретом вылетел за тобой.
— Конечно помню! Я тогда впала в такую печаль без тебя. Прихожу в отель, включаю телевизор, чтобы отвлечься… И вдруг стук в дверь… А на пороге СОН, а в этом сне — ТЫ, мой любимый! Виктор, ты всё время мне дарил сказки. И я думала, что наша с тобой сказка никогда не кончится.
Виктор быстро перевёл тему на другую:
— А помнишь, как Наталья в Тунис прислала факсом поздравление тебе из ЮАР? —
— Ну да. Тогда меня очень удивило, как она вычислила наш отель. Мы никому не сказали, куда едем отдыхать, а Наталье я только сказала, что летим в Тунис, отель четыре звезды. Она прозвонила из ЮАР всё четырёх звёздные отели и нашла нас. Простые чудеса творят простые люди! — как-то грустно сказала Виктория, она понимала, какая пропасть легла между прекрасным прошлым и неизбежным настоящим.

Виктории назначили операцию. И через два дня, дверь, ведущая в операционную, проглотила Викторию.
Виктор сидел в кресле, отрешённый от всех внешних отвлекающих факторов. Он был сосредоточен только на Вике, на его любимой Виктории. С неимоверной силой он ТАК хотел быть с ней рядом.
Сила невыносимых переживаний, отделила Виктора от его естественного состояния, и мощные волны подсознания погрузили Виктора в состояние тонких вибраций бессознательной психики. Он до безумной невыносимости хотел быть только рядом с Викой. Состояние психики Виктора перешло в другие фильтры восприятия.
Он вышел за границы возможного. Перед его взором открылась операционная — стол, прожекторы, белые халаты… И Вика, в неподвижной, безжизненной белой оболочке тела. Она уже была под наркозом. И Виктор был с ней, был рядом. Он всё видел.
Что это было? Фантом? Фантомная боль? Виктор очнулся от сильного глубокого вдоха. Пройдя толщи других информационных слоёв, он вынырнул из глубины, и оказался опять в кресле. Виктор, сидя в кресле, был не в кресле, он был там… в операционной.
Он почувствовал тупую головную боль, и его тело как мягкая субстанция растекалось по креслу.
«Боже мой! Что это?» — уже в полном осознании происшедшего он задал себе вопрос.
Немыслимые глубокие переживания и сильное чувство любви погрузили Виктора в транс.
Операция закончилась. Когда к Виктору подошёл доктор, он уже отошёл и привёл себя в форму. Доктор озвучил страшный вердикт: «Помочь практически невозможно. Попробуем ещё химиотерапию. Готовьтесь к самому худшему».
Последние слова Виктор уже не слышал, он сел в кресло и окаменел. Так он просидел несколько часов.
Викторию перевели в реанимацию, а после реанимации — в палату.
Выглядела она совсем неважно, но Виктор виду не подавал, держался как мог, хотя понимал, что каждый день их приближает к неотвратимому року судьбы.
После одного сеанса химиотерапии Вике стало совсем плохо, её тошнило, она заговаривалась, боль искажало лицо, наблюдать её состояние было невыносимым испытанием. Процедуры по химиотерапии решили отменить. Доктор сказал:
— Не надо её мучить. Ничего уже не поможет. Ждите.
Наступил самый тяжёлый день в жизни Виктора. Виктор смотрел на Викторию и многие моменты их жизни всплывали перед ним.
Однажды, когда Вика уходила от Виктора второго, она бежала к нему против сильных порывов ветра в одном халатике и тапочках. Виктор обнял свою Викторию сильно-сильно. ОН слышал стук её сердца, а ОНА слышала его стук — их удары оторвались от земли и слились, их было уже не разъединить.
И сейчас он так хотел перевязать её стук сердца со своим, только бы слышать этот стук жизни его любимой, его единственной Виктории.
Виктория смотрела на Виктора, видя глубину его боли и страдания. Она молчала, ей тяжело было говорить, но её мысли выразительно были отражены в её взгляде, в её облике. Жизнь покидает её, последний этап в её жизни был божественным подарком судьбы. Любить и умереть в любви лучше, чем никогда не любить.
В эти минуты она знала — Виктор не уронит их чувства и сбережёт память о их любви.
Виктория на мгновение смахнула безжизненную оболочку, широко открыла свои синие глаза, как будто что-то хотела крикнуть, но тихо, почти шёпотом произнесла:
— Виктор! Живи достойно…
И любящая душа Виктории уносила их любовь в бесконечность…



Эпилог

На самом верху холмика земли, обложенного венками и живыми цветами, стоял портрет Виктории. Неизменная короткая стрижка и улыбка. Улыбка любви и жизнелюбия!
Я стояла, смотрела на портрет и вспоминала, как мы поехали с ней вдвоём на велосипедах за город, к реке. Разожгли костёр, что-то приготовили. Пили вино. Было пасмурно, покрапывал дождь. И нам было, как-то по-родному, хорошо. Виктория тогда мне и рассказала о Викторе первом, о Викторе втором, а Виктор третий был уже на моих глазах.
Виктория влилась в наш турклуб и украсила его своей эрудицией, своим умом и своей грациозной сдержанностью.
Мы сели в нашу машину и направились на поминальный обед. Виктор сел с нами.
Я не успела отключить радиомаяк, и неожиданно для всех зазвучала песня:


В конце тоннеля яркий свет слепой звезды,
И на земле, и на листве мои следы,
Ещё под кожей бьётся пульс, и надо жить…
Я больше, может, не вернусь, а может, я с тобой останусь…
В конце тоннеля яркий свет, и я иду,
Иду по скошенной траве, по тонкому льду.
Не плачь, я боли не боюсь — её там нет.
Я больше, может, не вернусь,
А может, я с тобой останусь…


В салоне стояла бездыханная тишина. Сдержанные всхлипывания пронизывали молчаливую боль. Восприятие было единым — это прощальное послание Виктории.
Виктор попросил остановиться, мы ещё не успели покинуть город «спящих».
Виктор вышел из машины. Он стоял и смотрел в сторону венков, цветов и маленького холмика земли. Его слезы сливались с землёй, сливались с его любимой Викторией.
Я смотрела на Виктора, а по его щеке катилась скупая мужская слеза.
Слеза огромная, тяжёлая и светящаяся.
Это была слеза прерванной любви Виктора и Виктории.
Из глубины подсознания эхом доносилось…
С ТОБОЙ… ХРУСТАЛЬНОЮ СЛЕЗОЙ… ОСТАНУСЬ!..


Рассказы

Куинджи

Рассказ

Позвонил телефон. Эта была моя племянница и крестница Анастасия. «На-та-ли…», — зазвучал её молодой голос, приятный тембр которого, заявлял о себе: я молодая, очень привлекательная и образованная, я студентка МГИМО. Её звонок сразу определял во мне чувство приятного продолжения. Анастасия звонила редко, но если это случалось, значит, в продолжении разговора последует, что-то интересное, как правило, это приглашение на выставку, спектакль или концерт. Настя обращалась ко мне только «Натали», она выражала протест моему возрасту: «Нет, ты не тётя, а тем более не бабушка, ты — Натали. Была, есть и будешь».
Я держала трубку, и уже по довольному голосу Насти было понятно, что нас ждёт интеллектуально-культурная программа.
«В Третьяковской галерее экспозиция работ Куинджи», — сообщила Настя.
«К-У-И-Н-Д-Ж-И», — в этот момент созвучие моего голоса выражало всё: и признательность, и благодарность, и радость прикосновения к возвышенному — к божеству Куинджи…
Быстро пролистав в голове свой дайри, мы с Настей назначили день посещения выставки.
Это был четверг. Шёл мокрый снег. Подойдя к Третьяковке, мы увидели длинную очередь, растянувшуюся метров на сто. Очередь двигалась медленно. Мы с Настей дополнили ряды поклонников Куинджи и стали развлекать друг друга интересными темами. Вспоминали Сомерсета Моэма, его произведение «Луна и грош», где главный герой, прототип Поля Гогена, оставил где-то на ТАИТИ в какой-то лачуге на стене картину неземного воплощения красоты и восприятия таланта, передающего кистью вдохновения.

Читали любимые сонеты Шекспира в переводе Маршака.

Вспомнили о художнике Пиросманишвили, который продал всё и подарил своей Маргарите миллион алых роз, о чем поёт Алла Пугачева.
Настя мне поведала о выставке художницы-мексиканки Фриды Карло, которая на полотне отобразила реальные, ужасающие истории из своей жизни. И я поймала себя на мысли, что нет, я не пойду на эту выставку. Хочу созерцать божественность творения, обволакивающую мою душу благостью.
А ужасов, даже гениальных — не хочу.
Эти мысли образовали некую паузу, и я огляделась. Прошёл час, а нам ещё стоять и стоять. Появилась ветреность, и в сочетании с мокрым снегом ощущалась противная промозглость. Ногам в холодной слякоти было совсем не уютно. Холод подкрался к нам и стал вытеснять все желания — говорить о художниках, писателях и выставках. Мысли о прекрасном улетели, а их место стала наполнять противная дрожь во всём теле. Ноги мёрзли. Я начала прыгать, приседать, кто-то за нами танцевал, все как-то двигались, чтобы согреться.
Настя стояла как «статуй», только говорила: «…уже не…м-о-г-у…как я замёрзла…»
Но никто, ни один человек не покинул очередь. Соприкосновение с божественным солнечным и лунным светом Куинджи согревало нас.
И вот мы подходим через рамку металлодетектора и попадаем в холл музея. Раздеваемся, располагаемся в буфете музея, пьём горячий чай с бутербродами и… забываем, что пять минут назад мы просто умирали от холодной жути.
Всё забыли!
Нас ждёт Куинджи!!!

Выставка занимает 2 этажа инженерного зала Третьяковской галереи. 200 экспонатов и огромное, хорошо оформленное панно с биографией художника.
Экспонаты поражали талантом и проникновенной живописностью. Время не умерило яркость красок великого создания. Они сообщали залу особую гармонию.

Первый зал — Земля. На картинах изображены лес, дубы, берёзовые рощи, сосны. Очень запомнилась картина «Сосна», где одинокая сосна возвышается над ландшафтом, сосна отображена на переднем плане, на скале. Её корни выступают из скалы и зависают над пропастью, а само дерево стоит твёрдо и непреклонно, как бы заявляя, о себе: «…вот я — единственная, неподражаемая и неповторимая, посмотрите же на меня — я живая и влюблённая. Влюблённая в Небо, в Землю, в Вас — заметьте же меня!» И Куинджи — заметил — разглядел, залил тёплым светом и увековечил красоту одинокой сосны. Как и берёзовые рощи с золотисто-серебристыми отблесками и волшебством света.
А картина «Иисус Христос в Гефсиманском саду»… Иисус Христос в прозрачной дымке, кажется, что Он вот-вот исчезнет. Это видение Иисуса Христа и апостолов, сливающихся с зеленью деревьев и травы, как медленно проявляющийся кадр из вечности, наплывает на нас, мистически обволакивая своей неоспоримой силой таланта.

Архип Куинджи при жизни занимался благотворительностью: он давал деньги и старому, и малому, и бедному, и богатому — никому не отказывал. Был добропорядочным семьянином. Творил.
«В человеке всё должно быть прекрасно: и лицо, и душа, и мысли», — Антон Чехов.

В полу опьянённом состоянии от восторга мы переходим во второй зал — Небо.
Это в этом зале всемирно известные картины «Лунная ночь на Днепре».
Лунный свет на картинах Куинджи обладает несказанной силой, против которой восстало общество художников, и Куинджи уединился на 20 лет, и за это время затворничества он написал 500 картин. Мир художников был против новаторства Куинджи. Они обвиняли его в добавлении в краску фосфора, но это не так: Архип Куинджи изобрёл технологию света.
Сколько споров возбуждал этот чистый белый свет. Упрекали Куинджи в бестактности.
Как и в чём можно упрекать Куинджи, если его творения входят в твоё сознание живым олицетворением Мира Природы? Картина «Волна» — с полотна к тебе устремляется неземная синева, вызывая на разговор, как у Пушкина в обращении к волне, как к живой: «Ты волна, моя волна, ты бурлива и вольна…» Гений Пушкина превращал лист чистой бумаги в творение недосягаемого слога поэзии. Гений Куинджи превращал полотно в божественное создание и вдыхал в него жизнь. Это гиганты Великого, творцы прекрасного, они в своём творчестве сливались со звёздами, с небом, с землёй и водой. Это дети Вселенной, которая открыла в них избранность происхождения и одарила талантом гениев.

Огромное впечатление на меня произвела картина «Вечер на Украине» по воспоминаниям И. Е. Репина. Полотно «…ставило на дыбы зрителей, особенно хаты, которые поместились на круче как на пьедестале».
Картина залита лучами заходящего солнца. Эта игра света на фоне тонов тени волнует и пьянит воображение.
Куинджи завладел солнечным и лунным светом, как ни один художник в мире. Куинджи изобрёл этот свет…


НЕБО В ТОНКИХ УЗОРАХ
ХОЧЕТ ДЕНЬ ПРЕВОЗМОЧЬ,
А В ДУШЕ И В ОЗЁРАХ
ОПРОКИНУЛАСЬ НОЧЬ.


ЧТО-ТО ХОЧЕТСЯ КРИКНУТЬ
В ЭТУ ЗВЕЗДНУЮ ПАСТЬ,
РОБКИМ СЕРДЦЕМ ПРИНИКНУТЬ,
ЧУТКИМ УХОМ ПРИПАСТЬ.


И ИДЁШЬ, И НЕ ДЫШИШЬ,
ХОЛОДЕЮТ ПОЛЯ.
НЕТ, ПОСЛУШАЙ… ТЫ СЛЫШИШЬ?
ЭТО ДЫШИТ ЗЕМЛЯ.


Я К ТРАВЕ ПРИПАДАЮ,
БЫТЬ ТВОИМ НАВСЕГДА…
«ЗНАЮ… ЗНАЮ… ВСЁ ЗНАЮ», —
ШЕПЧЕТ ВОДА.


НОЧЬ ТЕМНА И БЕЗЗВЕЗДНА,
КТО-ТО ПЛАЧЕТ ВО СНЕ.
ОПРОКИНУТА БЕЗДНА
НА ВОДАХ И ВО МНЕ…


Максимилиан Волошин
Мы покинули выставку с чувством опрокинутой бездны: не разговаривали, не дышали — боялись что-то потерять, выронить…



Архив

Рассказ

Рейс из Москвы удачно приземлился в аэропорту сердца Сибири — в городе Новосибирске.
Нас встретили снежные, бодрящие, танцующие вихрюшки с лёгким морозом. Прилетели мы в это заснеженное царство вдвоём с мужем. Поездка у нас была одна, но цели разные. Он летел в командировку, а я — посетить места моих предков, корни которых уходят глубоко в недра Искитима.
В аэропорту нас встретила моя племянница Ярослава, которая тоже погрузилась в эту тему и была переполнена желанием скорее прикоснуться к этому загадочному поиску.
Попрощавшись с Михаилом, мы пошли пить кофе и осмысливать план наших действий.
Ощущение, что мы вот-вот прикоснёмся к чему-то неведомому и нераскрытому, будоражило нас и сохраняло в сознании исключительность наших намерений.
И на следующий день с этой иллюзией мы направились в город Искитим.
В Искитиме после посещения музея и архива информация оказалась не очень урожайной, но исходной, и кое-что интересное нам всё же удалось раскопать. В музее нашли карту 1832 года, репродукцию Николаевского храма села Кайново, в этом храме крестили моего папу. В архиве нам выдали номер дел метрических книг 1913 года и рекомендовали обратиться в архив города Новосибирска. Мы заехали в первое попавшееся кафе, и к нашему удивлению там оказались очень вкусные домашние котлетки.
Пообедав, мы направились в Государственный архив Новосибирской области на улицу Свердлова, дом 16.

День, проведённый в Госархиве города Новосибирска, оказался довольно продуктивным.
В архиве, где царство говорящих бумаг и документов (фонды, описи, дела), где властвуют только опыт и знание архивариусов, нас приняли, прониклись и начали помогать.
Эта покрытая тайнами Глыба Древности навевала на нас лёгкий страх потери ожидаемого.
Но пути назад нет! Только ВПЕРЁД!

И как же всё это оказалось интересно! Непередаваемое состояние хлопотливого присутствия важности, пока неясного и неизвестного. Попадаешь под интерес озарения, от влияния источников далёкого и до боли родного.

Сначала по нашему запросу нам предоставили метрические книги 1913 года села Кайново, Николаевской церкви, Искитимского района. Подсказку по селу Кайново (фонд, опись и дело) нам дали в архиве Искитима, за что огромное спасибо заведующей архивом. С этой подсказкой мы и почувствовали себя чуть-чуть «продвинутей».
Погрузившись в архивные глубины, мы утонули в тысячах рукописных записей священников. А за окном 21 век. Какая рукопись?!
Мы уже сами писать-то разучились, только печатаем, да и то с корректором.
Пока мы привыкли к рукописным ценностям, разобрались в хронологических схемах, просматривая книгу за книгой и вчитываясь в старо древний каллиграф, — искали трепетно, боясь пропустить…
И вдруг… наконец-то!!! Нашли!!! АЛЕКСАНДРА, сына ТЕЛЯКОВА АЛЕКСЕЯ АНДРЕЕВИЧА и ТЕЛЯКОВОЙ ПЕЛАГЕИ ЯКОВЛЕВНЫ, деревня Дятлево города Искитима, дата рождения 26 августа (а мы при жизни папы его день рождения отмечали 2 сентября).
Имя Святого, при крещении папы, был Александр Невский. Так записано в древней метрической книги 1913 года. Прошло 103 года, более века.

Боже, сколько было радости, будто бы клад нашли. А с другой стороны, действительно клад — клад памяти, родных, времени.

Результат поиска, нас оживил, сомнения отступили. Найдено отчество нашего деда — Андреевич. Это ОН — АЛЕКСЕЙ АНДРЕЕВИЧ Т. — из простого крестьянина поднялся до зажиточного, обеспеченного хозяина-кулака.
Мы обращаемся к работнику архива и запрашиваем дело о раскулачивании 1930 года.
Работник архива находит номера фонда, описи и дела и одновременно предупреждает: «До окончания работы осталось 35 минут».

Но мы даже не слышим, несёмся к компьютеру, забиваем исходные: фонд Р–437, опись 1.

Компьютер думает, ищет, испытывает наше терпение. Открывается страница, на странице много фамилий, ищем… Теляков Алексей Андреевич, дело № 673.

— Вот! Вот! ОН! Это же ОН!
Несёмся к архивариусу: «Вот, мы нашли… ДЕЛО № 673».

Холодный ответ: «Пишите заявку для поднятия дела из хранилища».
Пишем заявку, ошибаемся: то не в ту строчку, то не в ту клетку.
Оказывается, все ошибки в жизни — от спешки и от волнения. Правильно Цезарь говорил: «Торопиться надо медленно».
С третьей попытки написали заявку, идём на полусогнутых к «царице» архива.
Холодный ответ: «Дело поднимем на следующей неделе, завтра пятница — технический день».

Шлагбаум закрылся, и мы оказались не в той группе, которая дождалась своего часа и прошла, а здесь, за закрытым шлагбаумом. Мы здесь, а дело № 673 там…

А здесь у меня обратный билет на Москву в субботу. Было такое ощущение, как будто тебя как рыбу, только что плавающую среди информационных файлов в компьютере, выбросили за пределы твоего обитания. И ты задыхаешься. Что делать? В такие моменты мозги начинают работать сверх стрессового режима, как бы изо всех сил стараются вытрясти из тебя принятие решения. И им (мозгам) удалось. Принимаю решение идти к директору. Только бы пропустил неприступный секретарский брандспойт.

Мне повезло: пропустили. Директор дал команду — разрешить.
И на следующий день дело моего деда, Телякова Алексей Андреевича, было у меня в руках.
Я в руках держала ДЕЛО № 673 на 11 пожелтевших от времени листах, к которым прикасался наш Дед. И этот импульс соприкосновения, как мощный нерв, пронзал сознание истины и воображения. Я ощущала мелкую дрожь во всём теле и изо всех сил сдерживала слёзы, понимая, что эти пожелтевшие листы держал в руках мой ДЕД, когда звучал обжигающий, как в наковальне, голос —

«… ознакомьтесь и распишитесь…»

Они хотели измельчить его, превратить сознание в пыль и стереть, чтоб не осталось и следа. А след остался, увековечился, как отшлифованная грань алмаза, сияющая силой, достоинством и несгибаемостью, пролетел через время до наших дней.

Деда и его старшего сына расстреляли на глазах моего отца.

А память о нём осталась, наш дед не ушёл, как Горький писал: «И вы на земле проживёте, как черви слепые живут, и сказки о вас не расскажут, и песни о вас не споют». Черви те, у кого поднялась рука на честного, достойного, не испугавшегося трудностей человека.
И мы, его потомки, о своём деде «…и сказки расскажем, и песни споём…».



Правдивее правды

Юмористический рассказ

Когда тебе тридцать, и солнце светит по-другому, и встаёшь всегда с той ноги, и чёрные кошки дорогу не перебегают. А самое главное, в тридцать — зеркала другие, они такие качественные, каждое второе венецианское, смотришься, насмотреться не можешь. И мы такие молодые, красивые, уверенные и без таблеток. Без тех таблеток, о которых вещает Жванецкий: «…одна таблетка для того ЧТОБЫ, другая для того КАК БЫ, третья для ЭТОГО, ТОГО и СЕГО, и главное не перепутать…» У молодости свои таблетки — это энергия природы, энергия жизни. Молодость — это одна большая таблетка с воплощением естества среди ошеломительно богатой палитры оттенков, с ощущением эмоций, с ощущением побед.
Это восприятие Мира было в нас и при нас. Мы вставали, радуясь восходу солнца, ложились, утопая в тёплых бликах вечерней зари. Ходили в походы, праздновали дни рождения, стреляли в Луну, которая откровенно и не прячась наблюдала за нами. Дружили и работали. А работали мы в строительном тресте. И в этом тресте с моими подругами, а точнее с их мужьями, приключилась очень занимательная история. Зовут моих подруг Галями. И вот! В канун новогодних праздников Галю Ш. и Галю П. отправляют в командировку в Ригу.
Обычное дело, ну подумаешь, командировка. Поедут, решат все вопросы и вернутся. Ну правда, какое-то время будут на другой широте, другой параллели.
А в нашем родном северном городке, на другой параллели и на другой широте, но в то же время, разворачивались предпраздничные мероприятия. Настроения кипели, шипели и накрывали многообещающими волнениями. Арендовались рестораны, кафе и клубы. С прилавков магазинов сметались продукты и разметались товары для новогодних подарков. По улицам летели возбуждённые глаза на затылке и натыкались на встречные сумки, авоськи, свертки и пакеты. Новогоднее настроение вьюжило и захватывало всех в приятные хлопоты.
А наших Галей не вьюжило и не захватывало: они погрузились в спокойную и размеренную обстановку столицы Латвии и наслаждались разнообразием смены картинок вдали от каждодневных рутинных семейных хлопот. Отдыхали.
Но с их мужьями… Происходит совсем другая ИСТОРИЯ. И эта история привлекательна тем, что она реальная, правдивая. Просто взята в художественную рамку.
Итак… Мужья на корпоративное торжество, по воле судьбы, попадают в один и тот же ресторан. И оказываются за одним и тем же столом!
Всё прекрасно: жёны далеко, а они на своей отдалённости с поддерживающей мужской солидарностью готовы расслабиться, поговорить о том, о сём, а главное, о ТОМ. И вокруг столько «… и о том, и о сём…». Временное положение «холостяка», освобождающее от зоркого, смотрящего взора «не пей, не кури, не танцуй, не смотри…», накрыло наших мужей состоянием вынашиваемых глубоко под коркой мужских желаний: быть и чувствовать себя настоящим мужчиной, «хочу — пью, хочу — курю, хочу — танцую, хочу — смотрю…».
Победоносно высвободившись из-под «каблука», наши мужья, в состоянии приятной возбуждённости пропустили очередную предательскую рюмочку, которая подменила здравый разум на разум во хмелю и опустила наших мужей в расплывчивость эмоций. Мужья подошли к душещипательному моменту, мимо которого никто после пропустившего горячительного удержаться не может:
— Давай, ещё по одной! — именно по той, которая уже льётся, как водичка.
— Ты меня у-у-важашь? — с выражением глубокой охмелевшей преданности спрашивает один муж другого.
— Ты л-л-у-т-т-ший, у-у-мный! Ты мой друг! — безоговорочно веря в ЭТО, говорил другой муж.
С-с-л-лушай, пойдём ко мне, у меня ж-ж-е-н-на в командировке.
— В командировке? — подхватил один ИЗ, уже в доску считавший себя другом.
И сценарий исключительных стечений обстоятельств принял разворот широкого формата.
— А где в командировке? — продолжал другой муж.
— В Риге, — гордо ответил первый.
— И моя в Риге.
— А где твоя работает?
— В тресте.
— И моя в тресте, — ответил другой и напрягся. «Тоже в Риге, тоже в тресте…»
— А КАК зовут ТВОЮ жену? — уже насторожившись, спросил один у другого.
— Галя!
— И… моя… Галя! — ответил один ИЗ, и все его мыслишки, будоражащие мужское настроение, улетучились, а оставшиеся сгруппировались в кучу и своё остриё направили на мужа Гали Ш.

После всплывших выяснений состояние мужей начинало вспухать и выбешивать разум. Они выпучили как можно сильней друг на друга глаза, с силой удерживая желание трахнуться лбами.
— А как выглядит твоя жена? — уже без тени и намёка на «Ты меня уважАшь?!» спросил муж Гали П.
Рюмочки, одна за другой, стали выветриваться.
— Моя стройная, худенькая, с короткой стрижкой, — с пьяной заносчивостью ответил муж Гали Ш.
— И МОЯ стройная худенькая, с короткой стрижкой, — набычившись, подтвердил муж Гали П.
— Вот каналья! Я что, получается? У нас что, одна жена на двоих??? НЕТ, в этом надо разобраться!
У мужей улыбки сползли с лица, мозги онемели, и во взгляде читалось: «…что-то здесь не то…»
— ОФИЦИАНТ! — закричали мужья.
Подошла премиленькая девушка. У мужей даже глаз не дёрнулся. Какой глаз?!
У них тряслись от гнева и злости все органические импульсы гордости.
Официант:
— Что вам угодно? Водочки?
— НЕТ!!! — в один голос закричали мужья. — ВОДЫ!!!
Официантка принесла воды. Мужья схватили стаканы и с жадностью и злостью стали гасить водой мощный прилив взбешённости.
Один муж, прищурив глаза, стирая взглядом в порошок соперника, рассматривал недавно «лучшего» в упор думал: «Хм… Глаза как у таракана. Нос — сплошное безобразие.
Губы? Ну что губы? Зачем мужику губы? Это женщины красят, меняют цвета и соблазняют нас… простых и доверчивых… А-а-а! А что если он этими своими губами целовал мою зазнобушку? Мою птичечку синичку…»
А в этот самый момент другой муж смотрел на мужа Гали П. и думал: «Ну и что? Он лучше меня? Я-то красивый, умный, веселый, шутливый! А он — сплошное недоразумение! Крокодил! Ишь ты! Смотрит! Пуфик СЮ-СЮ. Ох, как бы я насадил твою морду СЮ-СЮ на колено. Сидит! Винегретик вкушает. А у меня от злости и кожа, и волос — ВСЁ дыбором…»
И, наклонившись в сторону мужа Гали П., с ехидцей заметил:
— У вас… винегретик на губах осел. Вытрите, пожалуйста… Это Вам фасад портит…
— Заткнись! Винегретик ему помешал! — отреагировал муж Гали П.
— Грубо и не умно! — отпарировал муж Гали Ш.
Мужья не были готовы к такому развороту. Они почувствовали смену настроения от наезжающей на них волны с силой бетонокосилки.
Они протрезвели, напыжились и мысль «Моя жена! Не моя?» пронзила их слегка захмелевшее сознание от макушки до самого жизнеутверждающего и самолюбивого органа.
Вдруг Муж Гали Ш. непритворно, слегка заплетающим, млеющим голосом обнажил выпавший из их уточнений существенный факт:
— Моя жена с осиной талией и красивой, большой грудью.
Это уточнение вывело мужа Гали П. из оцепенения. Он подскочил, встал во весь рост и как закричит:
— У твоей жены большие СИСЬКИ?
Муж Гали Ш. тоже вскочил и резко и с гордостью ответил:
— ДА! И горжусь этим! У неё третий размер, плавно переходящий в четвёртый. И этот переход не даёт мне спокойно жить, он так органично завершает её образ осиной талии и волнует воображение, — утверждал, разомлевшись, муж Гали Ш.
Муж Гали П. рассиропился от удовольствия, заворковал:
— А у моей жены — маленькие, красивые. Мой любимый размерчик.
Мужья поняли, что у них у каждого СВОЯ Галя: и стройная, и со стрижкой, и работает в тресте, и сейчас они вместе в командировке в Риге.
Мужья успокоились. Любимые размерчики вернули их в зону согласия. Обидки улетучились, и сразу всё вокруг завертелось, закружилось и вернулось в состояние «хочу — пью, хочу — курю, хочу — танцую, хочу — смотрю…».
А это правда? Правдивее не бывает.