Иван да Марья

Когда-то этот город жил самой настоящей жизнью. Здесь было множество парков, клубов, кинотеатров и даже был собственный театр с актёрами. Давали классиков и современников. Правда, Табаковы и Пугачёвы объезжали этот город всегда стороной, даже в эпоху СССР. То ли жителей в нём для них было мало, то ли денег. Это они по телевизору только говорят, что будут выступать даже для двух зрителей, а на деле – ни за что. Хотя, если зритель вор, убийца и олигарх, то конечно будут. Но это сейчас, а тогда…

А тогда все были самодостаточны. Сами себе выращивали домашний скот, сажали картошку, и ходили в библиотеку. А сколько здесь бегало ребятни по дворам! Да и природа вокруг благоволила. Однажды, где-то в семидесятых, город занял почётное место и получил звание самого зелёного и чистого города России. Наверное, потому, что здесь был всего один завод и четыре фабрики. Одна молочная, другая обувная, третья сахароперерабатывающая, а последняя винно-водочная. Завод же был шарикоподшипниковым. Всё здесь крутилось и вертелось. Пока не пришёл Горбачёв.

При нём ещё стояли ПТУ, СПТУ, и два техникума. Но ближе к Ельцину, в городе появились попы и стали отнимать потом эти учебные заведения под монастыри и церковь. Объясняя это тем, что до революции всё так и было, мол, ПТУ, СПТУ и техникумы, тут не законны. И отобрали. Подросткам стало негде получать специальности. Молодые люди стали уезжать в большие города. Преподаватели теперь оставались только в школах.

Со временем, закрылись все библиотеки за нерентабельностью. Ведь поначалу всех перевели на хозрасчёт и самоокупаемость, в 1992 началась приватизация, и лучшая из библиотек была сдана сыну мэра в аренду. Он из неё сделал дачу и выстроил двухметровый забор. По ночам оттуда разносились пьяная музыка, выстрелы и женский хохот. Именно тогда жители города увидели впервые иномарку Audi. Глядя на неё, все с горечью поняли, что Советская власть кончилась. В город приехали американские агенты. Так оно и вышло. Они приватизировали и разграбили всё. Сначала доили и выжимали фабрики и завод, а под конец всё распродали по кускам. Теперь на это страшно смотреть, одни стены и проваленная крыша. Словно татаро-монголы проехали по городу, не оставив ничего кроме нищеты и разрушений. Люди остались без работы и копались в поруганной земле. Выкорчёвывали всякий металлом, несли на сдачу в приёмные пункты, собирали макулатуру и банки, а когда и этого не осталось, начали уезжать и вымирать.

Зато при Путине уже, в одной из бывших библиотек организовали Сбербанк, в другой – магазин «Пятёрочка». Бери кредит – иди в магазин, - как шутили горожане. Кто-то даже не поленился и растянул баннер с этими словами над дорогой. Долго он так висел, пока новый мэр не вернулся из загранкомандировки через год. Поругал всех и велел везде расклеить свои портреты, чтоб люди за него голосовали на всех выборах, кроме президентских. Народ хоть и голосовал за коммунистов, но мэр всегда выигрывал. Был он и депутатом, и губернатором, и сенатором, и вот опять стал мэром. Потому что уже возраст, как он говорил по телевиденью.
- Молодым надо дорогу уступать, - улыбался он на камеру.
И уступил. Его сын теперь губернатор, а дочь – депутатка. Люди всё роптали, мол, как же так? Они ж все неместные, пришлые, и путинские назначенцы, как же они могут знать наши чаянья? Разве болит у них душа за наш город? Но пороптавши плюнули и стали уезжать кто куда. В основном в Москву. А те, кто остался, стали копить злобу и ненависть. Жрать стало нечего.

- Вань, - спросила мужа Марья. – Как дальше жить будем? Кредитов нам больше не дают, а за курицу и картошку нас уже три раза оштрафовали. Мы в долгах, как в репьях.
- Все такие, - ответил Иван.
- И податься нам некуда, - расплакалась Мария. – Вон Петька из Москвы вернулся, говорит и там все заводы уничтожили. Одни гамбургеры и шаурма вокруг.
- Знаю. Там и русских говорят уже нет. Одни басмачи бородатые и киргизы повсюду ходят. Русских на работу не принимают. Оно и понятно. Зачем Путину токари, фрезеровщики и какие-то заточники, если у него ни одного завода в России не осталось?
- Да, Ваня. Ему ныне одни полицаи нужны. И киргизы.
- Слушай сюда. Нынче ночью наши «Пятёрочку» грабить пойдут. Так что найди мой старый рюкзак и большие сумки, да держи дверь открытой. Поняла?
- Ой, - испугалась Марья. – И ты пойдёшь?
- Угу.
- Ой, Ванечка, а ежели поймают?
- А ты предлагаешь с голоду помереть, или повеситься пойти?
- Христос с тобою, Ванечка. Я просто боюсь, - заревела жена.
- Не плачь. Нас много будет. Почитай весь дом.
- Весь наш дом? – удивилась Мария. – Когда ж вы сговорились?
- Давно уже. А вчера решились.
- А бабы что? Все согласные?
- А что бабы? Плачут, как ты, и тоже в последнюю очередь им сказали. Вот, как я тебе сейчас, а то орали бы дуриком целыми днями и причитали.
- Господи помилуй. Спаси и сохрани. Ванечка как же это? Как же так?
- А вот так! Иди рюкзак доставай!
- А ежели посадют?
- А и хрен с ним. Ещё лучше будет. Ни тебе квартплаты, ни кредиторов, ни долгов, ни голода! Живи и радуйся. Кормят три раза в день, и дрыхни на нарах забесплатно.
- А как же я, Ваня?
- Вот тебя жалко, - загрустил Иван. – Но ничего. Я чего-нибудь придумаю. Не пропадём! Где наша не пропадала?
Иван обнял свою жену, поцеловал в щёку, и ласково ей подмигнул.

Это ещё хорошо, что у них детей не было, а то вообще труба бы им была. Соседи вон чуть ли не в помойках лазают, а толку нет. Тут не только кормить надо, но и одевать, и обувать, и учить надо. А где на все эти радости жизни денег наскрести? Эх, жизня проклетущая! Ещё при Ельцине Иван отговорил жену рожать, наголодался он в девяностых, когда зарплату по году не платили. Видел, как люди лебеду, словно в войну, ели и умирали. Её ж тоже просто так не сожрёшь. Надо знать, когда и как её жрать. Это весной и летом, а зимой как? Либо воруй, либо сдохни. Тогда народ тоже валом в Москву валил, но не все туда попадали. Обычно по связям и знакомым. Бывало целыми деревнями в какой-нибудь фирме работали, и чужих там не брали. Незнамши в Москве пропадёшь. Вон тот же Петька съездил туда разок. Прокатал деньги, да ещё менты на вокзале обобрали. Нельзя, мол, тут ночевать, и штрафовали себе в карман через каждый час. Оказалось, что фирма, которой Петька заплатил за трудоустройство в Москве, была подставная. Так и вернулся ограбленным и униженным. Поэтому и отговорил Марью рожать. А уж при путинской России Иван тоже не увидел своим детям светлого будущего. Так же будут мучиться и страдать. Ведь всё их будущее было уже продано.

Ночью пошли. Народу и впрямь собралось весь дом. Было тихо и ни одного полицая. Когда подошли к «Пятёрочке», то решили проверить огромную и стеклянную витрину кирпичом. Бросили в неё сразу десять кирпичей. Витрина разбилась тут же и рассыпалась. Ни сигнализация, ни охрана, кажись, не сработали. Осторожно подошли всем скопом, огляделись, и полезли грабить. Вытащили тележки на улицы и складывали всё туда, кто был тут всей семьёй. Тащили в основном всё мясное и полуфабрикаты, а когда и это закончилось, хватали консервы и тушёнку. Потом в ход шла лапша и крупы, и только затем всё остальное. Иван набил свой рюкзак под завязку цыплятами и окорочками, завалил сумку макаронами колбасами, отнёс всё домой и побежал во второй раз. Но подходя к магазину, быстро залёг в кустах. Рядом и спрятавшись в ночи, стояла патрульная машина с двумя полицаями. Которые, если подумать, ждали подкрепления. И они приехали с автоматами и с росгвардейцами. Кто-то их увидел и заорал:
- Атас, мужики! Фашисты!
Народ толпой, и, не бросая продуктов, бросился на «фашистов». Те сначала начали лупить палками, но когда в ответ стали получать в морду, стали отступать. Какая-то женщина лупила просроченной и засохшей колбасой молоденького и нахального росгвардейца. Тот  закрываясь руками пятился к своим. Люди обезумили и потеряли страх. Они всем скопом перевернули машину с полицаями и били тех, кто сопротивлялся. Вдруг раздалась автоматная очередь, и несколько человек упало замертво, а остальные отползали ранеными. Народ бросая пельмени и морковь с капустой бросился в рассыпную. Набравшись храбрости росгвардейцы и полицаи бросились за ними. Раненых они били дубинками и ногами по три-четыре человека на каждого. Раскроили голову одному, забили насмерть другого, догнали пожилую женщину с кормом для кошки и запинали её так, что лицо после нельзя было узнать.
Иван видя это всё начал тихо отползать. По-пластунски он добрался до дома. Но не дрожал, и не испугался. Однако жене ничего из этого не рассказал. Сказал только, что передумал повторять попытку грабежа.
- Ну и, слава богу, - сказала Марья. – Хорошего понемногу.
- Маш, надо всё это спрятать, - сказал Иван. – Придут скоро.
- Как придут? Ты же не попался!
- Всё равно придут.
- И куда?
- Одно в тушёнку сварим, другое в пакеты и закопаем. Остальное в помойку.
- Боже, боже.
Так и сделали. За одну эту ночь и управились. А чего было управляться, не вагон же с цыплятами украли.


Утром «Пятёрочка» была оцеплена полицаями и росгвардейцами с автоматами. Ни следов крови, ни трупов, ни рассыпанных продуктов на дороге не было. Зияла только разбитая витрина. СМИ сообщили о мелком хулиганстве и больше ничего. Те, кто знал о случившимся, помалкивали сами. А в тех семьях, у кого не вернулись домой после той злополучной ночи родственники, пребывали в невыносимом ужасе. Обратись к полицаям и за тобой придут. Но они всё равно пришли ночью в их дом, и стали обыскивать и допрашивать каждую квартиру. Найдя лишнюю курицу и тушёнку в холодильнике, тут же сажали в автозаки.
- На каком основании берёте? – орал кто-то.
- А на каком основании у вас столько лапши? Где вы её взяли? На вашу зарплату так люди не живут.
И уводили.

Ивана пронесло. Полицаи ничего не обнаружили и отстали. Продукты стали потихонечку подъедаться, но жевалось всё с ненавистью и горечью. Иван видел своих убитых горем соседей, у которых были убиты и растерзаны родные, и сжимал от отчаянья кулаки. До Марьи ужас той ночи всё-таки дошёл, но мужа расспрашивать не стала. Слава богу жив и не попались. Но про себя молилась, просила прощенья за всех, и умоляла убиенных пустить в царствие небесное. Пусть хоть там они нормально поживут.