4. Иван чай и Вероника Дубравная. Цветария

  ИВАН ЧАЙ
И ВЕРОНИКА ДУБРАВНАЯ
Шёл как-то Иван Чай, луговой богатырь, по берегу Хмурой реки. Шёл весело, песню пел. Возвращался он со службы. Отслужил
в цветарских войсках пять лет, как положено. Родные его дома
ждут не дождутся. Июнь-разноцвет в разгаре! То ковёр жёлтоглазых ромашек с белыми ресницами под ноги расстелется, то зазвенят бубенцами цветущие купальницы.
Вышел Иван Чай к серым скалистым берегам, даже синее небо в этом месте серым кажется. Из-за этого места и реку Хмурой прозвали. Вышел он и видит: сидит на большом камне красавица красоты несказанной. Сидит и плачет, волосы тёмно-зелёные в нежно-голубых цветах в реку спустились. Подошёл солдат к красавице и спрашивает:
– Как звать-величать тебя, красота неописуемая? И отчего ты так убиваешься? Али горе какое приключилось?
Отвечает ему красавица:
– Звать меня Вероника Дубравная. А плачу я, молодец, от того, что уйти отсюда никуда не могу. Пришла я на утренней заре по воду, набрала вёдра и решила косу в реке прополоскать. Только я её расплетённую в воду спустила, как с серого утёса глыба отвалилась, да и прямо волосы мои ко дну придавила. Ты ведь, молодец, сам знаешь, нам, цветарам, без волос-цветов жить невозможно, не отрежешь.
– Ну, это горе – не беда, – говорит Иван Чай и сам на глыбу, из воды торчащую, плечом наваливается.
А глыба-то и не шелохнётся. Поднатужился молодец, рученьками, всем телом навалившись, глыбину толкает. А она и не покачнулась даже. Разгорюнилась девушка совсем:
– Если уж такому богатырю не под силу, то, видно, погибнуть мне здесь, как братцу моему бедному. Каждый год приходила я сюда в этот день за водой, брата младшего, единственного, поминала. После смерти родителей одна у меня родная кровинушка была. Ходили мы с ним в лес по ягоды. Устал он, оставила я его, сердечного, на камушке, а сама ягоды добирать пошла. Возвернулась и не нашла его. И кликала, и плакала – не отозвался никто. Не могу себя простить, что оставила братца. Видно, утонул он здесь. Пускай и я здесь навсегда останусь.
– Не кручинься, Вероника Дубравная! Не кори себя! Авось, сыщется твой брат. Только я тебя в этом гиблом месте не оставлю. Приведу себе подмогу. Вместе мы управимся. А пока, лучше поешь немного то, что у меня с дороги дальней осталось.
Достал Иван Чай краюху хлеба из солдатского мешка и протянул Веронике Дубравной.
– Спасибо, добрый молодец. Как звать-то тебя, величать?
– Иван Чаем меня величают. Жди меня, девица. До вечерней зари освобожу тебя.
Ушёл Иван Чай подмогу искать. Долго ли, коротко ли шёл. Вот и лес оборвался. Нет никого, ни души. Видит солдат – в глухомань забрёл. Поляна перед ним, колокольчиками усыпанная, никем не хоженая. Уж вечерняя заря заниматься стала. Обратно решил богатырь возвернуться, поскольку обещание девице дал. Подходит
солдат к прежнему месту. Видит: чудное творится! Роем стрекозы вокруг девицы-красавицы кружатся, как будто песню поют. А слова, слышь, различимы:
Скоро стрекозиный царь
Прилетит сюда, как встарь.
Деву в жёны заберёт,
Стрекозою обернёт.
Будем петь мы, веселиться.
Будет чем нам насладиться.
Девушка стрекоз руками отгоняет. А их рой не уменьшается. Снова они свою песню продолжают:
Это мы столкнули камень
На девичьи волоса.
Мы исполнили желанье
Стрекозиного царя.
Будем петь мы, веселиться.
Будет чем нам поживиться.
Тут с неба спускается стрекоза, ростом аж с человека! Крыльями огромными трещит, головой стрекозиной с огромными глазищами во все стороны вертит, челюстями стучит. Страшная, да противная! Вероника Дубравная так наземь и упала без чувств. А стрекозы ринулись на волосы её, перегрызают, радостным воем воют. Бросился Иван Чай с саблей наголо к стрекозиному царю, да как снесёт ему
голову. Тут вся стрекозиная свора кинулась к покатившейся голове, подхватила её и унесла с собой. Привёл Иван Чай девицу в чувство, умыл ей личико белое водою. Ожила она:
– Ах, Иван Чай! Испугалась я стрекозиного царя.
– Немудрено! Этакая нечисть. Ну, теперь уж не прилетит. Снёс я ему голову-то.
– Спасибо тебе, добрый молодец.
– Рано ещё спасибо говорить, Вероника Дубравная. Не нашёл я подмоги. Завтра на утренней заре снова за ней отправлюсь. Вот уж и ночь настала. Поспи, красавица! А я пока сеть сплету, авось, рыбы поймаю.
Уснула Вероника Дубравная. Достал Иван Чай верёвку из солдатского мешка, начал сеть плести. Сплёл. Забросил – нет ничего. Ещё раз забросил. Опять пусто. На третий раз тащит сеть, а там сом-рыба трепещется.
Взял Иван сома в руки и говорит:
– Знатная уха получится.
А сом вдруг человечьим голосом взмолился:
– Отпусти меня, добрый молодец.
Удивился солдат:
– Смотри-ка, человечьим голосом говоришь! Может, ты и помочь мне сможешь? Собери-ка сомов, да толкайте ту глыбину, что волосы Вероники Дубравной придавила. А я сверху толкать буду. Авось, что и получится.
Встрепенулся сом:
– Веронике Дубравной?! Соберу подмогу! Только, солдат, не сможешь ли и ты маленькую просьбу выполнить?
– Какую?
– На окраине этого леса колокольчик-широколист с человека ростом цветёт.Найди его, сорви под корень, отдай Веронике Дубравной, пускай придёт сюда, да скажет своё заветное желание, да перед тем качнёт колокольчиком этим три раза.
– Хорошо, сом. Будь по-твоему. А теперь в воду и за работу, исполнять обещанное принимайся.
Недолго сом подмогу собирал. Вынырнул из воды, сказался Иван Чаю. Навалился Иван Чай на глыбину, а сомы снизу толкают. Поднатужились все вместе, да и спихнули её. Утренняя заря как раз занялась. Проснулась Вероника Дубравная,
смотрит, а коса уж на земле лежит. Радости-то было! Иван Чай тут и просит красавицу пойти за него замуж. Веронике Дубравной он сразу глянулся, она и согласилась.
Пришёл Иван Чай домой с невестой-красавицей. Мать, отец рады-радёшеньки. Свадьбу сыграли весёлую. На радостях Иван про просьбу сома-то и забыл совсем. Живут молодые душа в душу, друг дружкой не налюбуются.
Год минул. Иван Чай отлучился из дому по хозяйским делам, а Вероника Дубравная сказалась родителям его, что пошла на Хмурую реку братца поминать.
День прошёл – нету сношеньки. Второй – не вернулась. На третий – свёкор на её поиски отправился. Всю Хмурую реку по берегам исходил, а Вероники Дубравной не нашёл. Иван Чай тем временем домой воротился. Как узнал про случившееся, кинулся на Хмурую реку к серым скалистым берегам, да только ни следочка милой нету.
Плакал, горевал, да тут и вспомнил про сома, про просьбу ту, что не выполнил. Думает Иван Чай: «Найду колокольчик-широколист в человечий рост. Приду с ним на берег, буду кликать сома, пока не услышит. Авось, знает что-нибудь о жене моей. Может, подсобит мне, как в прошлый раз».
Так и сделал. Только кликнул он сома. Тот сразу из воды вынырнул.
– Эх, Иван Чай, – говорит сом. – Не выполнил ты мою просьбу. Теперь всем нам тяжелее придётся. Знаю, кого ищешь ты. Да, только уж, стрекозиный царь теперь умнее оказался.
– Да, что ты, сом, говоришь! Я ж ему голову отрубил вот этой самой саблей, этими руками.
– Отрубить-то – отрубил. Да стрекозы-то её унесли и к новому телу прирастили. В злополучный для меня день вновь он, молодой, со стрекозиным роем сюда прилетал, волшебной паутиной Веронику Дубравную опутал и унёс с собой. Хуже того, коли уже стрекозою её обернул и женою своей сделал.
– Не бывать сему! Помоги, сом-рыба! Научи, как спасти Веронику Дубравную!
– Ну, слушай, Иван Чай! Стрекозиный царь на том самом высоком утёсе живёт, с какого в прошлом году глыбина сюда пала. Доберёшься, её спасение – в твоих руках. Качни колокольчиком-широколистом три раза, скажи самое заветное желание, зазвенит он, и исполнится оно. Ещё двое смогут сделать то же. Да, не забудь, Иван, на этот раз про просьбу мою.
Ушёл сом в реку, а Иван Чай прижал колокольчик-широколист к груди и к самому высокому утёсу отправился. Долго ли, коротко ли шёл – дошёл, наконец.
Крут утёс стоит перед ним, голову подымешь – вершины не видать, в облаках сокрыта. Стал Иван Чай подыматься. Ночь тёмная настала. Иван Чай подымается. Сапоги изодрались о камни, он всё выше подымается, о Веронике Дубравной лишь думу думает. Ноги уж в кровь ободрались, лезет Иван Чай на вершину утёса, не останавливается. К утру добрался. Видит: стоит на утёсе стрекозиный царь в короне, держит лапой стрекозу человечьего роста, а за ними стрекозы шлейфом вьются, песню поют:
Вероника, Вероника,
Раздубравны волоса.
Станешь ты сейчас женою
Стрекозиного царя.
Хорошо повеселимся,
Пиром вместе насладимся.
Затряс Иван Чай, что было сил, колокольчиком-широколистом: «Стань передо мной, Вероника Дубравная, в человечьем обличье». Зазвенел цветок, и тут же стрекоза, с царём стрекозиным стоящая, превратилась в Веронику Дубравную.
Бросился Иван Чай с саблей к стрекозиному царю, да тот успел улететь, и облако стрекоз за ним следом.
Обнялись Иван Чай и Вероника Дубравная. Рассказали друг другу всё, что с ними приключилось. Спустились с утёса, пришли к серым скалистым берегам на Хмурой реке. Иван Чай про просьбу сома тут не забыл.
Взяла Вероника Дубравная колокольчик-широколист в белы рученьки, прижала его к сердцу, после качнула им три раза и молвила: «Хочу видеть своего брата единственного живым и невредимым».
Цветок звенит. Из воды вдруг сом на берег выпрыгивает, да, о землю ударившись, добрым молодцем оборачивается.
Вероника Дубравная от счастья едва чувств не лишилась. Иван Чай рад, женина брата обнял, покаялся перед ним, что в первый раз просьбу его запамятовал.
А юноша им поведал, что с ним было.
Когда сестра его мальчиком на камушке оставила, стрекозы на берег налетели. Несли они колокольчик-широколист в человечий рост. Стали цветок три раза качать. Песню пели и просили, чтобы стрекозиный царь до цветка этого вырос.
А как это случилось, стрекозиный царь его и увидал, да с помощью цветка в сома оборотил, в реку бросил, чтобы никто о волшебной силе колокольчика-широколиста не узнал.
– Ну, теперь мой черёд настал, – сказал брат Вероники Дубравной. Взял волшебный цветок в руки. Качнул его три раза и произнёс:
– Пускай всегда все стрекозиные цари будут не больше обычной стрекозы.
Зазвенел цветок – значит, желание то исполнилось.
А Иван Чай, Вероника Дубравная и брат её домой вернулись и зажили счастливее прежнего.