Глава 10

10.

- Лиза. Мы. Закончили.

Эти слова миссис Эллона Мэйбл произнесла не просто с нажимом - с более чем откровенным намеком, в тоне голоса своего. Дескать, эй, девочка! Прекращай этот балаган! Прими как факт свой проигрыш и перестань дурить!

Однако реакция на это ее заявление, хотя и была иной по форме, оказалась совершенно идентична прежней по содержанию. Лиза вовсе не почтила свою Старшую словесным ответом. Девочка просто мотнула головою, в безмолвном отрицающем жесте-движении - это видно было по ее затылку.

Молодая женщина несколько встревожилась и нахмурила брови.

- Лиза, ты что, меня не поняла? - задала она вопрос в самом мягком и миролюбивом тоне, почти что доверительно. - Я же сказала: мы закончили. Ты вскрикнула... Ты ведь не станешь с этим спорить, верно? Значит, игре конец!

- Я вскрикнула случайно. Мы с тобой договорились о том, что это не считается. Я не признаю твоей победы. Продолжай.

Голос девочки звучал глухо и в сторону, однако вполне отчетливо. Достаточно для того, чтобы даже не пытаться делать вид, будто кто-то здесь чего-то недослышал. Все было понятно - в смысле доведения информации по линии снизу-вверх. Неясно было другое: что именно делать с этой весьма неожиданной информацией, как ею распорядиться, действуя в обратном направлении.

- Лиза... Я прошу тебя...

Элли снова попыталась убедить девочку в своей правоте - увы, без особенной надежды на успех. Однако для большего впечатления, она добавила слово, которое обычно срабатывало. Ну... можно сказать, почти всегда. Интонация, которую она выбрала, была просительной и вполне искренней. Адекватной ситуации. Вроде бы.

- Пожалуйста!

Ответом были:

а) молчание - осознанное и честное. По-своему искреннее и весьма, нужно отметить, красноречивое;

б) индифферентная позиция лежачего положения тела подвластной стороны.

И ни малейшего повода числить сказанное не услышанным или же непонятым.

Это было... не просто обидно. Это ощущалось, как обидно с нотками раздражения... В сочетании с желанием ответить на подобные демарши неким подобием мести - болевого рода и удовлетворительного оттенка.

В смысле, так, чтобы еще и получить некое личное, почти что интимное, удовольствие от такого отмщения - естественно, скорее уж символического, чем по-настоящему мучительного, на самом-то деле!

Да, девочке придется несладко. Но она сама того пожелала, разве нет?

И еще… Возможность одержать верх над этой глупышкой по ходу своеобразного матч-реванша… Это особое наслаждение – властью над нею. Над этим…

Нет, вовсе не ребенком. Не может обычный нормальный ребенок быть таким… удивительным существом – безумным в своих идеях, и в то же самое время, удивительно спокойным и выдержанным в обыденных проявлениях своей психики.

Эта девочка… хрупкая и немыслимо отважная, в одно и то же время. Творит немыслимые глупости за-ради своей Старшей. Такие, что любой обыватель сразу же обзовет ее дурочкой – и это самое мягкое слово, которое придет ему на ум, ежели только прознает он хотя бы о половине того, что эта самая девочка измыслила, и того, что именно она вытворяла.

Вот только слово это вовсе не то, и не о том. В смысле, не про нее. Конечно же, никакая она не дурочка. Глупышка - вот точное слово. Особенно, если произносить его с нежностью.

Отважная, чистая сердцем… И при этом, воистину безжалостная в этой своей чистоте. Но именно эта ее безжалостность – обращенная ею, прежде всего, к себе самой! – изумительно прекрасна! И это, в свою очередь, особый повод – для того, чтобы насладиться ее готовностью, подчиняться и претерпевать.

И не надо стыдиться собственной своей суровости – неожиданной и внезапной. Если девочке зачем-то это все необходимо… Отчего же не принять результаты своих деяний болевого плана, как повод к удовольствию… особого рода? Отчего бы и не насладиться всем этим? Тем паче, предложенным снизу - той самой, подчиненной стороной?

Легко, просто и без истерик! И главное – незамедлительно, вот прямо сейчас, сию секунду! Пока девчонка не образумилась и не передумала!

Левую руку на плечо своей подвластной. Девочка ожидаемо вздрагивает, но это нормально – в ее-то ситуации, принесения себя любимой в жертву жестоким фантазиям своей Старшей. Вот если бы она… вырвалась, возмутилась подобным прикосновением - которое нельзя было толковать иначе, чем приглашение к еще одной порции боли! – тогда другое дело! Но ведь сама… Она же сама хочет, чтобы это все продолжилось! Невзирая на абсолютное неравенство сил и более чем странную нравственную основу всего происходящего здесь, между ними – всего того, что миссис Эллона Мэйбл позволяет себе, в отношении своей воспитанницы.

Хотя… Stop talking, please!* Кто именно позволяет и что конкретно? Именно здесь и сейчас, одна девочка, по имени Лиза Лир, сама, своей волей дозволяет своей Старшей все то, что она, эта самая Старшая, с нею и делает. Добровольно, без малейшего принуждения. А это значит… Что все это вполне допустимо – для них обеих. Ну… если, конечно же, обойтись без излишеств, во всех таких делах, болевого и страдательного рода.

Однако…

Разве хозяйка дома сего позволяет себе что-то лишнее?

Вовсе нет.

Поэтому…

Прочь сомнения! И… вперед, к победе! Обещанной и, нужно честно сказать, вполне  заслуженной!

Завершив этот монолог, предназначенный, в общем-то, исключительно для личного, внутреннего употребления, Элли мгновенно вскинула прут и с силой хлестнула девочку по нижним-мягким. Точнее, по свежевысеченному и красному, на тех самых местах, казалось бы, самой природой предназначенных для такого рода болевых воздействий.

Хлесткий прут осаднил уже покрасневшую кожу белым. Чуть погодя эта светлая полоска-отметина налилась куда более темным оттенком красного цвета, чем фон, на котором розга ее нарисовала. Этот удар, ко всему прочему, заставил девочку дернуться, издать громкий стон, с последующим всхлипом. И эта совокупность результатов, акустических и визуальных, добавила такую… острую ноту удовольствия в ощущения молодой женщины.

Господи… Ну зачем… Зачем она так старается терпеть все это? Для чего она играет эту странную роль - на грани безумства и святости**! - пытаясь доказать Старшей собственную свою решительность и отвагу, столь особого рода?

Ладно, имеет смысл поговорить об этом несколько позже… Когда они обе - и Старшая, и ее подопечная - успокоятся. Тогда можно будет предаться всем этим стыдливым воспоминаниям. Им обеим – шепотом, на ушко, обнявшись-прижавшись друг к другу… Как будто бы кто-то может подслушать эти личные откровения, взаимные и, можно сказать, интимного рода.

Но это будет позже. А вот прямо сейчас имеет смысл проявить чуть больше жесткости. Для этого необходимо сделать, в общем-то, совсем немного.

Прежде всего, выдвинуть прут, взятый накоротко, из пальцев чуточку вперед. Благо в этом есть и объективная необходимость - кончик его только что снова отломился и улетел куда-то в сторону, Бог Весть, куда именно, пока что не суть! Суть в том, что более толстая часть прута при следующем замахе падет на воспаленную кожу чуточку жестче, сильнее и больнее, эффектнее и горячее – все и сразу. Так что, некоторое повышение градуса ответных эмоций секомой девочки, в общем-то, гарантировано.

А еще… Почему бы не выйти чуточку за пределы стереотипов? Да, замахнуться розгой сейчас не очень-то удобно. Прут, при прочих равных, не успевает набрать скорости, необходимой для того, чтобы пробрать жертву как следует – в смысле, до крика, несомненного в своей искренности передачи болевых эмоций подчиненной стороны.

Но ведь, можно изменить саму манеру сечения – сиречь, работы с прутом по телу возлежащей. Можно ведь, не просто вскинуть руку, одновременно с тем прикидывая траекторию дальнейшего обратного движения вниз и определенную точность, с которой лоза хлопнет-стеганет по детской коже. Кто запрещает, к примеру, при замахе закинуть руку за голову, доведя ее движение вверх и назад до предела возможностей связок – то есть, резко, быстро и с максимальной амплитудой!

А после, пустить руку с прутом в обратный ход, добавив при этом лозе еще немного дополнительно ускорения, при ее движении вниз.

Да, при этом точность и главное, степень аккуратности нанесения удара будут слегка сомнительны. Но ведь, сейчас это не принципиально. В конце концов, площадь той самой поверхности, по которой ведется болевая работа, пускай и не слишком уж велика, но вполне достаточна для того, чтобы совсем уж не промазать. Сейчас важнее именно сила конкретного удара, а вовсе не его точность. Попадет лоза по «операционному полю» - и этого за глаза хватит, для должного эффекта. А что еще нужно для победы… прямо сейчас?

Значит… действуем!

Замах!

Прут уже далеко за головой – поднят и оттянут назад и несколько вбок, до предела. И с силой направить его обратно, вниз – со свистом и…

Хлоп-шмяк! По воспаленной красным коже, совсем рядом с той самой полоской-следом от предыдущего удара. Она, эта самая отметина, уже налилась багровым, припухла и рельефно выделилась там, на красном фоне. А вот эта полоса, новая и свежая, только что разогнала в стороны кровь под кожей и отпечаталась белым по красному. Однако ясно, что забагровеет она куда как эффектнее!

Цвет – да, важный и визуально доступный показатель серьезности нанесенного девочке хлесткого удара. Но вовсе не это главное. Есть кое-что, из числа проявлений последствий этого хлеста, куда как более важных, для достижения значимой цели.

Лиза отреагировала на этот удар отчаянным всхлипом-вдохом, судорожным и громким. Как будто девочка, в каком-то ошарашенном изумлении внезапным всплеском боли, набирала в грудь воздух – запасала его, для того, чтобы…

Следующий взах-хлест подобного стиля, четко обозначил, для чего именно был сделан этот самый… запас.  Девочка резко вскинула свою голову, вся изогнулась, от плоскости вверх. Она добрала в грудь еще немного воздуха, а после… издала утробный вопль. В котором было все…

Боль-молния, которая пронзила сейчас ее тело - там, сзади.

Ужас от того, что приходится все это... терпеть.

Детская обида - наверняка, от того, что ее безумная готовность исполнить мимолетное - и жестокое! - желание своей Старшей обернулась таким вот мучением.

А еще... в нем, в этом крике, было нечто сродни отчаянию. От стыда за то, что не смогла, не сумела сдержать себя... За то, что позволила себе такое громкое проявление чувств.

А дальше... из уст страдалицы прозвучало слово «Больно!» - произнесено оно было на вздохе, на всхлипе, прозвучало, как попытка словесно оправдаться, за этот громкий звук.

Оправдаться трижды... Потому что это же самое слово она произнесла еще раз - уже на выдохе, со слезами отчаяния в голосе. И снова потом прошептала его – в этот раз уже еле слышно. Снова и снова объясняя причину своих эмоций, своего крика... Причину своего поражения...

Ну, а что же почувствовала ее Старшая, получив вожделенную реакцию на очередной хлест? Финальный - в этот раз, в этой серии странных добровольных мучений ее воспитанницы...

Ощущение торжества от этой победы - неизбежной, но от того не менее желанной!

Чувствовала ли она себя хоть как-нибудь неловко - хотя бы от того, что заставила свою девочку страдать? А также от того, что сполна насладилась всеми проявлениями этих ее страданий?

Да... Но только самую капельку!

Странно? Ну, наверное... да.

Однако, никакого острого чувства стыда и вины, за все совершенное, миссис Эллона Мэйбл, как Старшая своей воспитанницы, вовсе не испытывала. Да-да, вот именно так - ни стыда, ни стеснения... ни даже какой-то, хотя бы малейшей неловкости она не почувствовала.

Зато молодая женщина ощутила кое-что другое. Чувство нежности к своей воспитаннице. Восхищение ее отвагой и благородством. И еще... благодарность за многое - за наслаждение властью, за немыслимую покорность, в этой странной ее готовности исполнить желания своей Старшей - постыдные и потому тайные! Причем, исполнить все это даже без внятного оглашения этих самых... секретов!

И особенная благодарность за подаренную победу... каковая суть не более чем результат благородства ее подвластной. И это важно. Это повод... к тому, чтобы отблагодарить ее за все приятное. Для начала - лечением, чтобы просто восстановить бедняжку, принявшую на себя это добровольное страдание. Ну, а потом - исполнением каких-то ее желаний. Так будет справедливо.

К вопросу о лечении. Следы трех последних ударов, пересекающие обе половинки нижних-мягких - перпендикулярно, так сказать, центральной линии их разделения - ожидаемо налились уже багровым. И не только.

Кажется... Да нет, вовсе даже не кажется, а вполне себе точно. Крайний хлест прута по телу воспитанницы вышел каким-то чересчур уж суровым... вовсе несоразмерно поставленной цели. Визуально доступный реультат получился, пожалуй, слишком жестким. На багровой полосе, разделенной бегущей к ногам долиной-ложбинкой - полосе, что гляделась на отхлестанной красным коже весьма эффектно и даже, по-своему, красиво! - выступили три капельки крови. Эффектные крупные бисерины, украсившие своим темным блеском вздувшийся рубец.

Элли некоторое время, как завороженная, наблюдала эту картину, замерев от восхищения... и нисколько не задумываясь о том, что у всей этой занятной - вернее, ужасной! - эстетики есть другая сторона. Живая и страдающая. Все еще прячущая заплаканное личико от своей Старшей.

Да... Ее воспитанница все еще не оглянулась, не взглянула на персону, которой только что подарила победу. Зато девочка явно почувствовала взгляд молодой женщины - там, на своем теле... вернее, на открытой его части. И она... отреагировала на него, дернувшись, сыграв нижней частью тела, сжав ягодицы и снова их расслабив. Добавив динамики в общую эстетику картины. В том смысле, что капельки крови, выступившие на багровеющей полосе, в результате такой нервной реакции качнулись, пришли в движение и заскользили по детской коже - каждая по своему маршруту.

Та бисеринка, которая оказалась на ближней половинке - ближней к женщине, которая все еще сжимала в своей правой руке лозу, оставившую тот самый ярко-багровый след на коже... Эта капля-бисеринка попыталась сбежать прямо к основанию ножек воспитанницы - по белому склону, крутому и округлому, если выражаться образно.

Одна из бисеринок, на другой половинке, так сказать, операционного поля, последовала ее примеру - в части манеры поведения и примерного направления побега. Парная ей капелька крови - третья из проявившихся, крайняя и самая крупная! - попыталась и вовсе улизнуть, скрыться от нескромного взгляда. В смысле, сбежать на другую сторону. Так сказать, вбок - в наружную сторону и вниз. Элли даже не отбросила прут - она его просто выпустила из своих пальцев, предоставить орудию наказания падать на пол без внятного контроля с ее стороны. Молодая женщина, освободив руку, вытянула ее и поймала на пальцы каждую из этих бисеринок-беглянок. Сначала - крайнюю, самую резвую из трех. А затем и все остальные... тоже, пресекая  их внезапное странствие.

Девочка, естественно, почувствовала эти ее прикосновения. Она обернулась к своей Старшей, с молчаливым вопросом в глазах. Элли продемонстрировала ей испачканные пальцы - тоже молча. То ли объясняя этим жестом что-то, то ли даже хвастаясь... Тем, что успела поймать... эти самые капельки крови своей воспитанницы. А может тем, что вообще устроила все это болевое приключение.

Реакция Лизы на этот жест оказалась неожиданной и странной. Личико ее сморщилось в очередной плаксивой гримасе «на пореветь». Губы ее скривились и прошептали одно только слово: «Прости!», отчаянно и горько. Было такое ощущение, будто девочка чего-то стыдится... Интересно, чего?

Неужто, Лиза внезапно осознала тот факт, что сегодняшние жертвы не были такими уж непременно обязательными и столь уж необходимыми - прежде всего, для нее самой?

Действительно, что это?

Запоздалое сожаление о том, что теперь уже случилось между ними - в смысле, случилось с подачи миссис Эллоны Мэйбл.

Самое время...

Особенно… если учесть тот факт, что истинная виновница пролитых ею слез - и не только слез! - вовсе не чувствует по этому поводу никаких угрызений совести и прочего.

Почему?

Хороший вопрос. Вот только, ответа на него нет. И стоит ли искать его - в общем-то, неизвестно...

Особенно здесь и сейчас - где и когда есть, чем заняться. Вернее, кем...

Той самой девочкой, которая огребла для себя порцию страданий... за-ради той, кого любит.

Время показать, что эта самая любовь взаимна. Не факт, что удастся сделать для нее нечто равнозначное... Ну, или просто... хоть сколь-нибудь значимое...

Но все же, имеет смысл попытаться, благо опыт подобного общения, как говорилось раньше, имеет место у них, у обеих.

Разумеется, нынешняя ситуация отличается от прежних, условно им подобных. Причем, весьма и весьма!

Значит, на прежних выражениях - и возражениях тоже! - далеко не уедешь. Придется импровизировать, по ходу исполнения обязанности успокаивать и вознаграждать...

За все... За благородство. За любовь к своей Старшей. За покорность ее воле, хотя... Кто из них главенствовал в этом раскладе всю дорогу, это особый вопрос!

И, конечно же, за терпение...

Бедняжка ты моя, бедная ты моя девочка! Глупышка моя... Отчаянно меня любящая... и нежно любимая мною. Спасибо тебе за то, что ты есть! И прости меня за то, что эта наша любовь… такая вот, странная!

Ты поняла ее суть сразу. И приняла ее без оговорок, такую, как она есть. А я смогла ее принять... вот только сейчас. Наверное, именно поэтому мне сейчас совсем не стыдно...

То, чего ты ждешь от меня сейчас, памятуя прошлое... И то, о чем ты, конечно же, меня попросишь... Нет смысла этого стыдиться - особенно тебе! Любовь сильнее нашей мнительности. Плевать она хотела на все и всяческие предрассудки... на все то, что моралисты назовут постыдным и недостойным!

Впрочем...

Господи Ты, Боже мой! Ну что ты, моя милая девочка, можешь измыслить себе такого... постыдного и отвратительного? Такого, что я, взрослая женщина, не смогла бы понять и принять? Не выйдет у тебя! Даже не надейся!

Ты просто не способна на что-то, кроме обычных детских шалостей, за которые и наказывать-то никакого смысла нет… Ну, по большому счету! Разве так, немножко и почти что ласково... Просто, чтобы обозначить мое внимание, к тебе, любимой, чуточку более экспрессивным способом, чем обычно. Не более того!

Элли улыбнулась своим мыслям, а потом... Улеглась на левый бок и перевернулась направо всем телом, оказавшись теперь лежащей навзничь и вплотную к скамейке. Вытянулась, расслабилась всем телом и позвала:
- Лиза!

Одно имя... Тихонько, почти что шепотом.

Девочка только этого и ждала. Потянулась к ней, соскользнула с места возлежания своего... болевого и слезного... Да, прямо на протянутые руки своей Старшей...

Ну, а дальше...

Все было почти как прежде. Девочка улеглась прямо на нее, сверху. Лицом куда-то на левое плечо и грудь. Ткнулась носом ей в рубашку, обозначила там некое подобие поцелуя.

Как странно... Элли почувствовала, что больше всего на свете девочка, в этот миг, желала ощутить губами ее кожу. И сразу же дала себе слово подыскать в своем гардеробе несколько более подходящую одежду – специально для подобных случаев и ситуаций. В смысле, более открытую... ну, сверху! Чтобы дать воспитаннице возможность исполнить это ее желание, не стесняя излишними условностями ни верхнюю, ни нижнюю сторону - тем паче, что в этом случае они, можно сказать, переменились.

Обозначив на своей Старшей такой знак внимания и нежности, девочка повернула голову набок, прижавшись щекой своей к груди молодой женщины, всхлипнула и произнесла: «Прости!» 

В ответ, Элли обхватила ее со спины руками, обняла и прижала к себе. Лиза немедленно взревела, искренне и с явным облегчением. Опять-таки, в точности так, как она это делала прежде.

Вот только оставался вопрос. За что эта отважная девочка просит прощения... именно сегодня?

Это имело смысл выяснить... но чуточку позже. Просто, чтобы не прерывать это действо, которое суть облегчение для девочки и особенное наслаждение для той, кто исполняет сейчас желание этой девочки выплакаться на груди у хозяйки дома сего...

В этот раз Лиза успокоилась довольно быстро. Закончив все свои плачи-хныки, девочка три раза коснулась груди молодой женщины губами. Для начала она промахнулась и попала в пуговицу. Затем - снова промах. Вернее, попадание - но только в ткань-полочку клетчатой рубахи. В третий раз она все-таки попала в цель - задела-таки белую кожу в складке ткани, в раскрывающемся пространстве между пуговками. Услышала в ответ одобрительный смешок, осмелела - ну, или же просто обнаглела, это как посмотреть! - и сунула туда же свой носик. Ну... чтобы задеть и фыркнуть. И еще потереться там самым кончиком.

Элли в ответ чуточку наклонила голову и смогла вот так вот задеть губами ее волосы. Лиза довольно мурлыкнула - прямо как котенок! А после исполнила странный акробатический маневр. Для начала, подергала-повела своими плечами - обозначив желание освободиться от объятий. Элли все поняла и убрала свои руки, вытянув их по полу вдоль тела. Тогда девочка перекатилась вбок, прямо по ней, оказавшись в итоге этого своего движения на полу, рядом с молодой женщиной. Пристроилась поудобнее, у ее правого бока, подставив под голову согнутую в локте руку, и взглянула на свою Старшую очень серьезно. В глазах девочки можно было прочесть, целую гамму самых разных чувств и эмоций.

Это было...

Прежде всего, смущение. Потом сожаление - о чем именно, пока неясно, и этот вопрос необходимо было прояснить, причем немедленно. И еще. Не только во взгляде воспитанницы, но и в общем выражении ее лица читался некий вопрос, который вертелся у девочки на языке, но который она, почему-то, никак не решалась задать.

Элли встретилась с нею взглядом - направленным снизу, но в особом выражении ободряющего доверия к своей воспитаннице. Молодая женщина едва заметно ей кивнула, и девочка снова осмелела.

- Ты... накажешь меня?

Слова эти Лиза произнесла, запнувшись. Она даже покраснела лицом. Впрочем, глаза свои она не опустила, демонстрируя Старшей свою решительность и желание получить ответ, искренний и честный. Однако вопрос нуждался в уточнении.

- Ты про твой... поцелуй? - молодая женщина улыбнулась ей по-доброму, без иронии. - Знаешь, это было забавно и даже... приятно! И уж никак не обидно!

- Я не о том.

Лиза смутилась еще больше. Она даже потупила очи долу. А после, решившись уже окончательно, потянула к себе правую, ближнюю к ней руку взрослой собеседницы к своему лицу и далее коснулась губами ее пальцев. Тех самых, на которых осталась ее же собственная кровь - уже подсохшая, но все же...

Коснулась раз, другой, третий...

- Прости меня... - сказала она тихо, почти шепотом. - Это я виновата.

- В чем?

Элли, против своего обыкновения, ответила ей вопросом на вопрос.

Нет, суть обращения девочки была понятна - в общем и целом. Просто...

Вот прямо сейчас молодая женщина откровенно тянула время. Она лихорадочно искала внутри себя нотки ощущения-отношения, каковые считались бы нормальными с точки зрения обычного человека - ну, в подобной ситуации. И... не находила.

Ни-че-го.

Вот прямо сейчас, когда пришло время стыдиться и каяться перед этой девочкой. Пускай она сейчас кажется глупой, странной... и даже безумной! В конце концов, это не так уж и важно - ведь это только видимость! А ей, взрослой женщине, несущей полную ответственность за все, происходящее в ее доме между ними - в смысле, с этой девочкой - в любом случае надо было... Перевести все стрелки предполагаемой виновности непосредственно на себя - вот прямо сейчас! И ощутить при этом что-то вроде смущения, огорчения... Стыда - в конце-то концов!

Во всяком случае, после всего, что случилось, вышеупомянутые негативные ощущения должны были бы присутствовать где-то там, у нее внутри.

Нет.

Ни-че-го.

Ничегошеньки подобного в своей душе миссис Эллона Мэйбл не обнаружила и даже не ощутила каких-то признаков-призраков и отголосков всего такого.

Молодой женщине стало страшно. Неужели случившееся выявило ее подлинную сущность - дурную и злобную, жестокую. Ну, если не сказать просто - ужасную!  И теперь вот, совершать подобное с этой отважной глупышкой будет для нее уже чем-то в порядке вещей - в смысле, обычным, привычным, и даже почти что... естественным?

И еще. О том, что ее личное восприятие случившегося теперь приобрело вот такой вот необычный оттенок, немыслимый прежде - без сожалений и стыда, за совершенное! - девочка должна узнать сразу... и лично от нее, от своей Старшей. И прямо сейчас.

Лиза... Она все равно все узнает - в смысле, поймет и прочувствует это. А дальше...

Девочка имеет полное право испугаться и даже отвергнуть права, намерения и интересы той, кто властвует над нею в этом доме. И это будет, в общем-то, справедливо - по большому счету. А еще... жутко больно и страшно... аж до разрыва сердца! - по личному счету-критерию миссис Эллоны Мэйбл.

Но лгать нельзя. Даже умолчания не спасут. Чувствительная и сообразительная девочка-ментат сама все поймет. В общем, лучше признаться самой - просто, чтобы сохранить остатки уважения к себе... в ее, Лизы, глазах.

Тем временем, адресат ее покаянных мыслей трижды вздохнула, набираясь смелости, и все-таки продолжила спич.

- Я… виновна в том, что ты испугалась. Ну, когда ударила меня… до крови… случайно. Ты же не хотела, я знаю. Ты просто намеревалась меня победить. Заставить меня вскрикнуть, не более того. Согласно условиям игры. Прости меня за то, что я тебя в нее втянула…

Миссис Эллона Мэйбл исполнила некое дыхательное упражнение – вдох-выдох, медленно, не торопясь. Вдохнула еще немного воздуха и произнесла кое-что… значимое. Оставляя право на оценку сказанного за своей воспитанницей.

- Ты решила, что я испугалась, потому что я показала тебе пальцы, испачканные кровью… твоей?

Вопрос был вообще-то риторический. Элли рассчитывала на то, что девочка смутится, и это стеснение усилит эффект ее грядущего признания - в сторону принятия его смысла, по умолчанию. Но случилась незадача. Даже две - сразу и подряд.

Во-первых… у нее, у Старшей, внезапно перехватило дыхание. И она с трудом подавила нервный спазм, почти не подав виду, чтобы не выглядеть в глазах своей девочки совсем уж жалко.

Во-вторых… девочка, воспользовавшись этой паузой - случайной! - кивнула ей головой, в знак согласия. А после… снова троекратно коснулась губами пальцев своей Старшей. Тех самых, так сказать, окровавленных… слегка. Исполнив этот жест доверия к говорящей, Лиза снова замерла, в ожидании продолжения ее речи.   

Ну что же… Теперь оставалось говорить жестокую правду. В надежде на то, что девочка поймет и простит. Когда-нибудь...

- Я не испугалась, - заявила молодая женщина. – Я просто показала тебе… что именно у нас получилось – вот так вот… у нас с тобой. Но я об этом… ни секунды не пожалела. И тебя я не пожалела тоже, - расставила она все точки над «i». – Я исхлестала тебя… до крови. И не ощутила при этом ничего, кроме… упоения властью над тобою! Лиза, милая! – воскликнула она. – Ну, разве ты этого не почувствовала… тогда?

- Нет, - Лиза снова потупила очи долу – на этот раз буквально на секунду! – Прости, мне было тогда… совсем не до этого. Я в тот миг не чувствовала ничего, кроме боли и… стыда.

- Стыда… от того, что не стерпела и поддалась мне?

Элли смотрела на нее снизу, с выражением сочувствия на лице.

- Да… хотелось потерпеть подольше… для тебя.

Лиза произнесла эти слова вовсе без стеснения. Краснеть и прятать свои глаза пришлось адресату. А сторона, которая теперь визуально главенствовала над нею, продолжила свой спич.

- Ты сейчас мучаешься вопросом о том, почему ты стала такой злой… и не пожалела меня, - Лиза глядела на нее серьезным взглядом. – Прости, в общем… Я снова читала тебя… Без конкретики, фоном, так получилось… само собой. Если ты сердишься – можешь наказать меня так, как мы с тобой договорились.

- Нет, - Элли коротко обозначила отрицание. - Я разрешаю тебе читать меня, читать мои мысли и чувства, когда ты захочешь... И когда получится. Так безопаснее... для тебя.

- Но мы договорились... Если я причиняю тебе вред... то мы...

Лиза недоговорила, поскольку ее Старшая снова отрицательно мотнула головой.

- Ты вправе читать меня тайно, - заявила она. - Не ставя меня об этом в известность. Захочешь рассказать об этом или уточнить свои опасения - не важно, какие именно, и о чем... Ну что же, это твое право.  Если же я поинтересуюсь у тебя, читала ты меня или нет...

Элли на секунду задумалась, а потом продолжила решительным голосом - как будто определила сейчас для себя что-то важное. Причем, раз и навсегда.

- Знаешь, Лиза, - сказала она, - в этом случае, ты обязана действовать только в своих… В смысле, в твоих собственных интересах. Я даю тебе право солгать мне - в этом конкретном случае. Обещаю, что наказания за это не последует.

- Но мы же раньше решили...

Лиза недоговорила. Элли движением головы обозначила очередное отрицание.

- Ты должна быть в безопасности. Особенно от той, кто рядом... То есть, от меня! Раз уж проявились такие вот... дрянные свойства моей личности, - пояснила она свой главный аргумент. - Если же я посчитаю, что ты причинила мне вред - ну, использовав эти твои особые способности... Тогда я созову консилиум и там призову тебя к ответу. Допрошу тебя... о целях, причинах, намерениях твоих и обстоятельствах твоих деяний. Чтобы ты могла передо мною оправдаться, если есть чем... То же касается тебя, - добавила молодая женщина к своей исходной идее. - Если ты сама сочтешь себя виновной - созывай консилиум. Расскажешь мне обо всем, со всеми деталями и подробностями. Однако, и в том, и в другом случае - в смысле, кто бы из нас не созывал этот наш общий домашний совет, где ты можешь высказать мне все честно, искренне и, самое главное, совершенно безнаказанно! - мы выносим вердикт вместе и единогласно. Я про обвинительный вердикт, - сразу же уточнила она. - Если кто-то из нас двоих будет против обвинения - неважно, скажет ли свое нет сторона, желающая оправдаться, или обвиняющая сторона поменяет свою позицию и откажется от обвинения, не суть! - в любом случае наших разногласий, я прощаю тебя без наказания

- Спасибо! - смутилась девочка. - Но...

- Никаких «но»! - Элли тут же добавила ноток суровости в свой голос. - Твоя безопасность превыше всего! Важнее любых моих обидок и прочих... нервов! Но уж если мы сойдемся во мнении, о том, что ты виновна и заслуживаешь наказания за такое... связанное с твоими особыми способностями... Я буду властвовать над тобою так, как я сочту нужным и столько, сколько мне захочется. Извини...

- Все в порядке, - со всей серьезностью откликнулась на это предложение ее воспитанница. А потом… она добавила к высказанному нечто странное:
- Знаешь, Элли... Ты уже сделала мне столько послаблений, что я боюсь отбиться от рук!

- А ты... действительно захочешь?

Элли позволила себе усомниться в ее предположении

- Не знаю... - Лиза ответила ей улыбкой, почти легкомысленного звучания. - От твоих рук вряд ли... Но ты не думай, я никакая не паинька! Просто, мои шалости и глупости видны не всегда и не сразу!

- Так расскажи мне о них, - попросила ее Старшая. - Лиза, пожалуйста... Я хочу... Я очень хочу знать, зачем ты все это придумала. С какой целью ты заставила меня играть с тобою так... жестоко?

Девочка замялась. Ей очень не хотелось вступать на скользкий путь откровенности, по этому вопросу. Однако ее Старшая настаивала и девочка решилась.

- Тебе придется... Принять, что наша договоренность... Она вступает в силу.

Она произнесла все это очень серьезным тоном, вовсе без улыбки на лице.

- Ты имеешь в виду мое право наказывать тебя за вред, причиненный мне твоими... особыми способностями? - Элли нахмурилась. - Да, я прекрасно помню, что приняла на себя такое право. И что с того? Это же право, а не обязанность!

Миссис Эллона Мэйбл интонационно выделила, подчеркнула слово «право», явно намекая на добровольность его реализации. Однако ее воспитанница, похоже, придерживалась по этому вопросу совсем другого мнения.

- Тебе придется воспользоваться этим твоим... правом.

Произнеся эти слова, девочка посмотрела на свою Старшую весьма сочувственным взглядом.

- С чего бы это? - Элли обозначила лицом своим отрицающую эмоцию - нечто среднее, между простым несогласием и откровенной неприязнью... к высказанному.

- Потому, что я созываю консилиум, - тихо ответила девочка.



 

*Стойте! Помолчите, пожалуйста! – перевод с англ. Обычное риторическое обращение к собеседнику, в том числе к воображаемому и условному, для привлечения внимания к собственному высказыванию.

**Именно так Автор попытался перевести англоязычный термин play the holy fool. Возможно, это неточно.