Модифицированная субстанция
et altius.
Если вы когда-нибудь плохо спали ночью и вам нужно было проснуться с утра, то вы должны знать как мучителен и не радостен утренний подъем. Утро это не начало дня, утро это скорее переход из одного не запомнившегося сна в другой, который так и будет до вечера казаться реальным.
Кроме сна существует еще постоянно его начальник Голос. Это сознательный собеседник, ваш маруся, алиса, сири, алекса, кортана и все такое, безумный интеллект, сошедший с ума или заполонивший все умы. Реальность человека это беговая дорожка с препятствиями или беговая дорожка с комментатором.
Я вышел на Большой Московской, перешел через Загородный проспект, завернул налево за здание, которое наверное когда-то принадлежало товарищу Пушкина, а теперь стало очередным отелем, и прополз по дворам до улицы Рубинштейна, где окончательно потерял ориентир куда мне дальше двигаться.
В небольшом скверике среди деревьев, посаженных по кругу начиналась осень. Потому что на земле лежала сухая листва, потому что круг деревьев был замкнут и нелюдим. Потому что небо было серо свинцовым и дул холодный ветер в июле месяце. Я остановился, чтобы пройти несколько кругов между деревьями и представить, как будто бы никуда не уходил. Не уходил из своего дома, не отчаивался, чтобы понять почему все это так хорошо происходит, но без меня. Почему я переживаю все это, но ничего ничего не могу изменить. Более того в этом кругу я почти забыл кто я такой и зачем я здесь оказался. Шуршали только листья у меня под ногами и больше не было ничего. Неожиданно небольшой пятачок скверика раздулся до размеров вселенной и заполнил собой все пространство. Мир снаружи сначала отдалился, а потом остановился. Я чувствовал себя в пещере Платона, стоящим на мосту, с которого падали тени на стену. Я смотрел на прикованных к пешеходной дорожке людей, рядом с ними шли прикованные собаки. Они двигались в шагах тридцати от меня, но в тоже время далеко и неправдоподобно. По Платону для меня они были двумерными тенями и определенно, опять же по прославленному мудрецу, сзади меня должен был быть свет или огонь.. Странно, но пейзаж вдали почему то напоминал реальность, хотя я и не знал что это такое. То есть он был реален больше чем обычно, хотя и ничем не отличался от того, чем бы мог быть.Сделав пару фоток новой реальности, на которой почему-то запечатлелись только желтые листья, и двинулся дальше. Моя ли тень наблюдала за тенями или я повернул голову к мосту, интересно, чтобы ответил мне Платон. Голос в моей голове отчаянно пытался сразу дать объяснения происходящему, но у него ничего не получалось и в отчаянии он замолчал. Просто это не твоя тема, сказал я голосу, не расстраивайся, Платон тебе пока не по уму.
Немного взлохматил волосы, небрежно повесил рюкзак через правое плечо и шатающейся походкой местного жителя, не обращающего внимания на окружающих, я направился через подворотни дальше, замаскировавшись под местный истеблишмент.
Забавно было видеть в питерских дворах, на фоне облезлых стен, колодцев и разбитого асфальта, бедные окон домов, на которых висели дешевые занавески на фоне облезлых деревянных рам, задники и передники дорогих торговых центров, магазинчики, офисы со роскошными подъездами и стильные кафешки и бары, дорогие машины.
Перед выходом на улицы Рубинштейна я застыл в старом дворе-колодце перед пирожковой, надпись на которой гласила “пирожки как дома”. Вспомнилась сразу дзенская притча о продавце мяса к которому пришел монах и попросил лучший кусок, а продавец ответил ему, что все куски мяса в его лавке лучшие и выбирать нечего и монах просветлел.
Если бы я жил в этом дворике, то часто бы ходил в эту пирожковую. Я бы надел пальто реглан, длинный шарф, возможно шляпу. Какие-нибудь неглаженные штаны и угловатые ботинки, распутил рукава рубашки до ниток наполовину и бесконечно ходил бы по всем этим пронзительным местам, прожигая свою жизнь за хорошей сигаретой и кофе с алкоголем. Как мне все это было близко и знакомо, эти элиты маленьких вселенных, посетители маленьких планет.
В пирожковой стояло три небольших столика. Попивая кофе с пирожками, я облокотился на подоконник, и рассеянно смотрел внутрь двора, где не было ничего кроме дверей, окон и машин.
Напротив меня за столиком сидели три женщины. Брюнетка, рыженькая и шатенка. Оно о чем-то непринужденно болтали, а потом вышли на улицу и закурили в дальнем углу двора. Были ли они счастливы или несчастны, о чем они говорили, все осталось за кадром.
Когда человек попадает в незнакомое место, то ему кажется все большими загадочным, однако когда он это место узнает, то и загадочность и пространство теряется., поэтому пространство постепенно начинало сужаться и перейдя улицу Щербакова я увидел знакомый бар и понял, что еще не потерялся окончательно. Во глубоком дворе, который открыто начинался с рубинштейна, я прошел мимо квартиры Довлатова и наконец-то попал в маленький магазинчик.
В центре города люди были совсем другие. Может быть это было навеяно странным названиями улиц. Может быть это было от города, который давно потерял свою настоящую историю и был известен, лишь как Петербург. Может быть эти люди вернулись сюда, чтобы вспомнить былые времена, времена славы и величия и поэтому на почти всех лицах была печать нордической интеллигентности, отпечатки чести и шрамы душевных страданий и метаний души. Эти люди как будто были ненадолго отпущены из чистилища и пришли сюда снова проникнуться узкими серыми улочками города.
Наверное в зимнее время здесь царит полная тоска и безнадежность и только горячительные напитки способны снова запустить замерзшие сердца и осветить им дорогу на темных улочках.
Смотря на суету, казалось эти люди,они не могли не заснуть, не проснуться, а были вынуждены бесконечно сновать между старинными домами по узким улочкам и искать то, чего здесь уже давно не было. Они не спали ночью и спали днем, они были напряжены поиском отдыха от того, что случилось с ними.
Они были переходным типом человека, который застрял между двумя снами.
Между сном дневным и сном ночным. Они были раздражены безысходностью обоих снов и считали своим долгом спать только тогда, когда им захочется.
Сам же город медленно поднимался из чистилища навстречу обычной суете. Этим летом жара решила начать истребление заблудших кусков плоти. ВВС еще в прошлом году сообщало что на солнце начинается одиннадцатилетний цикл высокой активности. И вот уже оставалось ничего кроме палящего зноя. Люди безумно скупали воду и мороженое в магазинах и рассказывали истории о том, как они спят на балкона. Счастливчики вовремя забрали самые дешевые вентиляторы в магазинах. Слово “спать” и слово “спятить” явно становились синонимами по причине невыносимости температуры и духоты даже по ночам.
Перегретый город вначале терял свои очертания, потом становилось не видно неба, потом город как-бы подергивало неопределенной дымкой. Глазами ее было невозможно разглядеть, но всем нутром чувствовалось что что-то мутное и душное проникает в тебя. И продолжалось почти целый месяц. Ведь любой настоящий ад начинается с глобального потепления
Этот месяц обитатели города медленно сходили с ума, становились агрессивными и вели бессмысленный образ жизни, как бы пытаясь сохранить контуры человечности, которая им и так плохо давалась. Но вот настало чудо, становилось прохладнее и город снова оживал.
Реальность готовила побег, сквозь бетонные стены на свободу, туда где якобы нет стен, где стайками метались безумные тени, как в плохо подсвеченном аквариуме рыбки. Поэтому и вагон метро как никогда был полон индивидуальностей. Все они были погружены в свои электронные дощечки, в которых наши потомки возможно не увидят ничего кроме некоей глины, как и мы в дощечках египтян.
Я зашел в вагон и сел на свободное место в конце вагона. . Осмотрелся осторожно по сторонам. Нас было четверо рядом. Каждый сидел с телефоном. Мужчина ноги крестиком. Девушка нога на ноге. Это напротив. Слева мял телефон как тесто, щелкал по нему пальцами и дрыгал ногами. Он играл в карточную игру. Девушка напротив скрестила руки на сумочке и откинулась назад, закрыв глаза. Вся коллегия была одета в джинсы.
Направо, на противоположной стороне пастбище негулянных смартфонов продолжалось. На восьмиместной скамейке по диагонале, в самом ее конце, девушка читала книгу с видом полного превосходства перед пастухами смартфонов. Ее голова была нарочито повернута влево, на книгу, которая лежала коленке и носик немного задран. И она тоже была в джинсах и белых кроссовках, как и девушка передо мной.
После девушки с книгой и ближе ко мне вся ковбойская пятерка выгуливала свои смартфоны. Пятеро джинс, двое белых и трое темных кроссовок. Самая красивая девушка, ближняя ко мне, красиво положила телефон на коленки и задумалась ненадолго, и снова его взяла красивым жестом.
Стоящий справа от меня пастух, на котором я видел только коричневые сандалии, умудрялся дрыгать ногами стоя, значит тоже играл, догадался я.
Стоящий двери, парень по диагонали, джинсы и белые кроссовки, перевернув телефон по горизонтали играл. Его лицо с открытым ртом выражало попытку объяснить окружающим, что не такой как все.
Внимание! Ковбой с шатающейся походкой и кривыми ногами, встал и приготовился к выходу. На какой-то там останове, пятачок около дверей и мой конец вагона, заполнили неидентифицированные пастухи и одни белые кроссовки. Сидячих мест не осталось. Рядом плюхнулась старушка у которой не было смартфона и поэтому она постоянно елозила руками по своему телу, почесывала и рассматривала его и хватала себя за лицо.
Ковбой у входа кажется выходил на следующей станции. Миловидную девушку по диагонали открыли моем взгляду туши пастухов и я увидел, что она снова, то нервно думает без телефона, то снова хватается за него.
Под стук колес с другой стороны вагона, раздался искусственно жалостливый голос нищего с просьбой о помощи. Часть толпы вышло. Зашло пять белых кроссовок.
Мода на белые кроссовки в метро видимо продолжалась.
Появилась новая категория пастухов, уставших от своих смартфонов, они прибыли с поездка и были нагружены поклажей на колесиках. Их пастбища были максимально окучены еще в поезде и требовали зарядки. Напротив меня встала рыженькая девушка в охровом платье. У нее была сумочка на колесах и не было смартфона. Вероятно она понравилась голосу, потому что он потрудился обратить внимание на цвет ее платья.
Девушка напротив в белых кроссовках подозрительно смотрела на меня пытаясь понять, почему я так много пишу.
Миловидная нервная девушка по диагонали, которая думала с телефоном, выбежала передо мной. На станция пробегал подземный прохладный ветерок.. Я присел на скамейку, чтобы дописать последние мысли, рядом с пастушкой во всем белом, включая кроссовки.
Как описать длинные арки колодцев, начинающиеся и заканчивающиеся коваными решетками. И этот дворик колодец с кафе, окна которого были почти рядом с асфальтом и стоящими рядом машинами. Ту самую атмосферу отдыха и ничего и никого, кто был бы этим отдыхом или отдыхал. Я смотрел на зад стоящей рядом машины и мне показалось, что он сделан из папье маше, как и все остальное во дворе. Три женщины в углу двора продолжали курить.
Человеку, который заблудился и не знает что вокруг него и куда он попал, мир представляется сказочно большим и неизвестным. То же пятачок Щербакова во второй раз показался мне и маленьким и банальным. Наверное так и чертит все голос в голове, скрывая от меня настоящий мир за кругом посаженных деревьев, кругом жизни вообще и кругом того о чем я думаю.
Верхний город по ступенькам длинного эскалатора вниз, переключился на нижний. Было впечатление, что в шумном вагоне люди чувствуют себя более комфортно. Может быть потому что вагон нёсся в подземных лабиринтах чистилищ и рек и было что-то подсознательно знакомое в этом обитателям вагонов.
Пастухи в вагоне окончательно сменились пассажирами с тюками, которым было уже не до чего. Уставшие и безразличные лица. Два толстяка на скамейке по диагонали синхронно спали.
Мир окончательно потерялся в шуме, смене света на ночь и ритмичных потряхиваниях вагона. Периодически доносился то ли свист тормозов, то ли какой-то железный скрежет. Станция сменяла станцию. Следующая была тоже чей-то.
Главный разработчик индивидуальностей лишний раз показывал как, ничего не вырезая, создавать каждый раз новое. Примечательно что отличия людей были спрятаны глубоко в них. В каждом читалась доля несчастья и страха, в метро несчастье обычно не прикрывалось никаким лоском, все были такие какие есть, потому что поезд ехал за них и им оставалось только ждать своей станции и, где-то в большем масштабе и своей смерти.
Голос в моей голове активно забубнил, чтобы я посмотрел направо, потому что там ему виднелись длинные женские ноги. Я послал его на три буквы, но он никак не успокаивался и предположил, что если я внимательно посмотрю налево, то там встречу тоже что-то похожее. Я с тоской посмотрел налево и понял, что для того чтобы увидеть ноги соседки я должен был взлететь и прилипнуть к крыше вагона спиной, чего мне делать явно не хотелось.
В том же духе он мог продолжать еще долго, поэтому я достал свой смартфон и предложил ему что-нибудь посмотреть, так что мы с голосом пришли к временному перемирию. Он остался за просмотром, а я опять выпал из реальности тела.
Я сидел на каменных ступеньках на берегу Невы и смотрел на другой берег. Нева такая мутная, темная, непонятная, что там на другом берегу я не знаю. Рядом нет лодки, нет спасательного круга, нет моста.
Только я смотрел на тени, а теперь смотрю на отражения в воде. Кажутся ли мне они ярче, чем тени? Ведь источник света ближе к отражению. Увижу ли когда-нибудь то, что отражается в воде, а может быть и само солнце.
Сзади меня стояла большая библиотека , которая отгораживала набережную от города, в этой библиотеке полно книг, наверное большинство я уже читал. Наверное у многих из тех, кто пришел в библиотеку, тоже белые кроссовки и джинсы. Почти у всех точно есть смартфон, они все еще едут по привычке в вагонах метро и машут ногами от счастья или кокетливо думают о чем-то важном. Некоторые нервно почесываются, потому что у них нет смартфона, а жизнь идет.. Все они знают, что их вагон придет к нужной им станции. Часть этих людей не так проста, потому что они вернулись, чтобы снова показать миру свои нордические лица и характеры, но и они часто не все силах встать до того, как вагон придет на самую конечную станцию, где уже ничто не будет важно.
Я встал и пошел куда-то дальше. Отражения медленно превратились в тени. То что было не сном, не описывалось убедительными словами, а существовало за гранью разумного понимания. Именно оно было лучом света в пирожковой во дворе колодце, также как вера надежда и любовь тремя женщинами, которые болтали и ели там пирожки, а теперь все так же покуривая и облокотившись на гранит набережной, смотрели на меня с любопытством.
Свидетельство о публикации №221072700692