Шаг Спирали

Кто бы что ни говорил, а история – это последовательность  одинаково развивающихся событий в разные периоды времени и с разными персонажами… Персонажами могут быть как известные личности, так и мы с вами…
И вот о таком «шаге спирали» ДНК бытия одного среднестатистического человека я и хотел поведать. Вся жизнь Андрея Игнатова была связана с двумя формами общественного сознания: наукой и культурой…  Ветвь науки увенчалась ученой степенью по химии, ветвь культуры – баритональным репертуаром и семью сольными концертами в  славном городе-у-моря-Е.  Что для истории десять-пятнадцать лет? Мгновение. 
Итак, мгновение назад.
Шел две тысячи девятый (или десятый) год. Андрей Игнатов  – солист народного оперного коллектива одного из крупнейших  технических вузов юга Руси, расположенного в городе К. Тенор. Распевочный диапазон его голоса простирался от ля-малой до си-второй. Но выше соль и ля-бемоля он в произведениях ничего не пел. Как же так? А вот так: боязнь верхних нот – вечный кошмар вокалиста, который часто оказывается явью. Оперный коллектив или оперная студия, как его называли солисты, входил в Товарищество Мудрых и Начинающих (ТМИН), которым руководила Алевтина Владиленовна Абельская. Что интересно, педагогом по вокалу и руководителем оперной студии была тоже Владиленовна. Но Вероника. Вероника Владиленовна Искренняя  – руководитель оперного коллектива вуза, драматическое оперное сопрано. Так случилось, что в самом университете происходила смена власти – пришёл новый ректор. Как говорят, новая метла по-новому метёт. И Алевтину Владиленовну уволили. Даже не уволили. А просто, наглым образом, выкинули из кресла директора Товарищества Мудрых и Начинающих. Она пыталась подать на ректора в суд. Взяла больничный,  чтобы весомее были аргументы. Но на этом и заглохло.   Общение Андрея с Алевтиной Владиленовной, к сожалению, нельзя было назвать простым. Ссоры, хлопанье дверями, отлучение от концертов – Игнатов эти щи хлебал регулярно огромными половниками.  Причина  была одна – по её мнению, Андрей слишком раскованно себя вёл на сцене.  Противостояние было нешуточное, его даже на месяц отлучили от занятий вокалом. Но Андрей нашёл в себе силы помириться и даже выступал даже на тех мероприятиях, которые она организовывала будучи председателем студенческого профсоюза  (всё же значимые люди не исчезают просто так).  На место директора ТМИН’а пришла Елена Петровна Станкова. В общении та была проще Алевтины Владиленовны.  Характер свойский.  И если при Абельской  Андрею не давали петь эстраду, а выпускали только с классическим репертуаром, то при Станковой всё было наоборот. Ему бы насторожиться и поразмышлять о перспективах как своих, так и всего коллектива, но радость от общения со зрителями перевешивала все опасения.  Особенно Елену Петровну впечатлило, как быстро он выучил романс «Волной любви» из т/с «Граница. Таёжный роман». Его исполнял Геннадий Трофимов. Некоторое время песня была у Андрея в ходу.
Но назревал конфликт. Нет, Андрей не был его участником.  Веронике Владиленовне Искренней категорически не нравилось то, что в концерт брались только эстрадные номера от оперного коллектива. И она открыто высказывалась. Последней каплей стало предложение перейти на хозрасчёт и брать с солистов деньги за занятия. Вероника Владиленовна уволилась  по собственному желанию. В июне две тысячи двенадцатого оперная студия приказала долго жить.
Для Андрея Игнатова, как для человека поющего, настали весьма непростые времена. Будучи одержимым мечтой о большой сцене, он делал домашние записи и рассылал их кому ни попадя.  Некоторые Андрей хранит и по сей день. Поиски нового педагога привели его в Центр Юных Талантов  города-у-моря-Е.  Нового педагога звали Валентина Валерьевна Белявская, лирико-колоратурное сопрано. Она и по сей день ставит голоса. Но детям. По-моему, Андрей был одним из немногих взрослых, кому выпала такая честь. Узнав её номер телефона, он позвонил:
- Здравствуйте, Валентина Валерьевна!
- Здравствуйте! А кто это?
- Я хотел бы ходить на вокал.
- А сколько Вам лет?
- Тридцать четыре.
- Ну, не знаю. Я не преподаю взрослым. Если голос уникальный, то может быть…
- Хорошо! Всего доброго!
- Всего доброго!
Андрей банально обиделся. Да пошло оно всё к чёрту! – подумал он,  и  не появлялся в Центре Юных Талантов около месяца  (разговор был в середине апреля). Но в конце мая пересилил свою гордыню и  снова пришёл. В руках был плеер и флэшка с минусовыми фонограммами.  Каково же было удивление Андрея, когда в классе Валентины Валерьевны не было ничего, кроме фортепиано и нот. В свою очередь, посмотрев на Андрея, как на инопланетянина, Валентина Валерьевна всё же прослушала его.  Он исполнил Dignare Генделя, Белявская  раздала тональность.
- У Вас в вокале все верно, никаких ошибок. Я ничем не могу Вам помочь.
- Жаль.

И тут его  осенило включить плеер со своими англоязычными записями. Как-то дома, с пятидесятого дубля, Андрей записал Billy Joel – New York State Of Mind. В городе-у-моря-Е. все, кто имел отношение к организации концертов, шарахались от его голоса, считая его манерным и недостаточно хорошо поставленным.
Валентина Валерьевна дослушала до конца. Повисла пауза. Ну, всё,  - подумал Андрей,  - и здесь от ворот поворот.
Пауза тянулась минуту-полторы. Но за это время Андрей успел вспомнить все свои выступления в городе К.
- Человек с такой природой – и нигде не поёт?!
- К сожалению, да. Не поёт.
- Ну что же, приходите в следующую субботу, будем Вам помогать. Кстати, я бы изменила отношение к верхним нотам. Да и низы у Вас очень красивые. В общем, жду.
Через два месяца Андрей уже пел на всех площадках города-у-моря-Е.

Год спустя. Творческая жизнь подобна весёлой мясорубке, в которой встречаются разные личности. Зачастую, полные противоположности. С одной из таких противоположностей Андрея угораздило не просто познакомиться, а ещё и участвовать в совместных концертах. Его звали Аяз Абдуллаев, потрясающий бас-баритон и, не менее потрясающий, скобрец. Позже к ним присоединилась очаровательная девушка Лилия Макарченко, с которой Андрей был знаком ещё с Центра Юных Талантов, обладательница великолепного джазового вокала с широким диапазоном.  И они пели на городских и областных мероприятиях.  Чаще порознь. Чаще всего их приглашали в ДК «Курортный».
Типовой дворец культуры, построенный в пятьдесят седьмом году.  Колонны у главного входа и пока ещё сталинский ампир, начиная с холла и заканчивая концертным залом. Между холлом и концертным залом находился ещё один – Блестящий зал. Там проходили новогодние ёлки для детей, корпоративы для взрослых, занятия бальными танцами. Да много чего проходило. Даже выставки собак. Под самой крышей, если присмотреться, можно было увидеть картины в духе «Есть ли жизнь на Марсе?» - планеты, кометы, космические корабли, галактики на тёмном фоне.  Шестьдесят лет спустя, Андрей  Игнатов на праздничном концерте спел «Отчий дом».  Но это произойдёт чуть позже. А пока Аяз Абдуллаев познакомил Андрея и Лилию с Инной Вильяменко. Елена занималась организацией концертов, новогодних ёлок, игр... В общем, всё, что полагается делать художественному руководителю. При этом умудрялась дружить со всеми. Ретро-репертуар и спокойное поведение на сцене сделали своё дело – Андрея и самого стали приглашать в концерты. Он души не чаял во дворце и приезжал по первому звонку, чтобы исполнить всего одну-две-три песни. Хорошее имеет свойство быстро заканчиваться, и через полтора года после знакомства Инна уволилась. Конфликт с завхозом – Аленой Дмитриевной Дамбо. Фамилия, кстати, полностью соответствовала её внешнему облику – полная, с тяжелыми руками. Лицо Алёны Дмитриевны имело правильные черты, но было вечно недовольным. Несмотря на хорошие отношения с руководством, как с тогдашним директором Андреем Сергеевичем Чукеевым, так и с самой Дамбо, Андрею было очень  обидно за Инну. Обиду Игнатов держал в себе. Его выступления продолжались, несмотря на некоторую текучку среди художественных руководителей.  Пока не пришла Элеонора Кирилловна Никаковская.  Опять сыграла роль способность быстро выучить новые  песни и ставить их на микрофон. В сентябре две тысячи семнадцатого года состоялся следующий диалог.
- Андрюш, зайди в шестой кабинет.
- Да, Элеонора Кирилловна.
- Андрюш, мы хотим, чтобы ты был при нас.
Это «при нас» было сказано с таким равнодушием, как будто перед ней был дворовый Шарик, а не Андрей Игнатов.  К тому моменту у него уже была учёная степень, он отработал год в тринадцатой школе и начинал преподавать в четвёртой. И слышать что-либо в таком тоне было странно. Ну ладно, - подумал Андрей, -  с кем не бывает.
Потом Дамбо уговорила оставить трудовую книжку в их отделе кадров. Аргумент был железный: будучи совместителем, можно было остаться без стимулирующих выплат. Так Андрей Игнатов стал культорганизатором. А ДК «Курортный» можно сказать, его вторым домом. А с Алексеем Владиславовичем Ухоноговым, звукорежиссером дворца,  сложились, можно сказать, дружеские отношения.
Но вернёмся к Элеоноре Кирилловне. Сказать,  что у неё был плохой характер,   – ничего не сказать. И внешность соответствующая. Но Андрей всегда понимал одно: жесткость человека в кресле начальника прямо пропорциональна безволию в собственной семье. Первый звоночек прозвенел уже в октябре семнадцатого года. Можно сказать, не прошло и двух месяцев с начала трудовой деятельности. В эйфории от того, что трудовая книжка больше не в четвертой школе, и Андрей, наконец-то, не просто занимается любимым делом, а ещё и денежку получает, он не обращал внимания ни на какие мелочи – настолько счастливым казалось то время.
Десятого октября две тысячи семнадцатого приходит СМС от Элеоноры Кирилловны: «Андрей Сергеевич, зайдите сегодня во дворец. Жду в два часа».
Андрей приходит. Его сразу вызывают к директору. Но Чукеев ушёл на повышение, получив пост заместителя начальника управления культуры города-у-моря-Е.  Ирины Владимировны Веселухиной. Исполняющей обязанности  директора  была  Дамбо.
- На Вас пришла анонимка!
- Какая? Что я сделал?
- Якобы Вы поёте здесь, у нас, за баснословные деньги.
- Алена Дмитриевна! Я не понимаю сути вопроса.
- Мы тоже не понимаем! Вы давно на бирже труда были?!
- А что я сделал?!
- Кому Вы рассказывали о своём новом месте работы?!
- Никому.
- Запомните, Вы здесь не просто так! Старайтесь поменьше болтать!
Потом Элеонора Кирилловна пригласила Андрея в шестой кабинет.
- Андрюш, ты понимаешь, что в маленьком городе живёшь? Если здесь пёрднешь, то в управлении культуры скажут: «Обосрался!» (стиль речи и фразеологизмы сохранены; в дальнейшем – будут точки вместо матерных выражений)
-  Слушайте, что Вы от меня хотите? Я сейчас же уволюсь и сам пойду в управление культуры! Хватит надо мной издеваться!
- Андрюш, пока свободен. И помни о нашем разговоре.
Естественно, никто увольняться не собирался.  Но отношения с этого момента постепенно ухудшались.  Особенно с сентября восемнадцатого года, когда на работу поступил «хореограф высшей категории» - Богдан Олегович Орало. Хореограф, с кучей дипломов, с хорошим голосом. Пел в ансамбле «Эпос». Занятный факт. Сам ансамбль был из Краматорска. Но его руководитель, набравшись наглости, упросил губернатора одного края оставить коллектив в городе-у-моря-Н. До сих пор ансамбль базируется во дворце культуры «Лазоревый цвет».  Репертуар ансамбля составляли, в основном, казачьи песни. Всё же Кубань, что тут говорить. Когда он исполнял «Любо мне» - это действительно стоило послушать. Или что-то в этом духе. Но дальше казачьих песен его мастерство не простиралось. Что романсы, что зарубежная эстрада пелись одинаково, с обязательной демонстрацией мощи и при этом абсолютно без эмоций. Открытый баритон, довольно приятный. Но, как говорится, ни уму ни сердцу от такого исполнения. Но если от него петь, в общем-то, и не требовалось, то с танцами у детей было не просто плохо - ужасно. Пытаясь копировать хореографию «Тодеса», он забывал основу танца. Как-то посмотрев занятие Богдана Олеговича, Ольга Арсеньевна Дернье высказалась: «Вы понимаете, что это дети? Зачем в танце много корпуса? Это слишком сложно для них…». На что тот с пуленепробиваемым апломбом ответил ей,  что ребёнка можно научить всему. Ольга Арсеньевна Дернье,  балетмейстер дворца, заслуженный работник культуры РФ. Её  ансамбль классического балета «Упоение» неоднократно становился лауреатом областных и международных конкурсов. Сама была директором «Курортного» долгое время. Заслуженный работник культуры РФ.  С ней у Андрея были прекрасные отношения. Элеонору Кирилловну Никаковскую она презирала. Как и все те, кто имел во дворце хоть какое-то отношение к культуре. Ничем не прикрытое хамство вызывало сначала оторопь. А потом тихую, но жгучую, ненависть. По-другому она общаться не умела. Но вернёмся к Богдану Олеговичу. Как же он попал во дворец?   Ушла замечательный хореограф, Алла Леонидовна Мелькаленко. Дамбо не понравилось то, что Мелькаленко с мужем хотела открыть свою танцевальную студию, работая и в «Курортном». Никаковская стала искать замену. И привела Орало. Уже  в декабре восемнадцатого года было понятно, что танцевальные номера коллектива «Беспредел», кроме смеха, ничего не вызывали как у работников дворца, так и у зрителей. Для ёлок провинциального дворца культуры – самое то. Не, ну а чё? Взрослым зашло. Единственный ребёнок, который по-настоящему танцевал в «Беспределе», была девочка, до этого ходившая на занятия к Алле Леонидовне.
В плане своеобразия, Орало не уступал Никаковской. Оба с Краматорска. Если  Элеонора Кирилловна Никаковская окончила  музыкальное училище в Киеве, то Богдан Олегович Орало  – национальный университет. Этот, на первый взгляд, рубаха-парень, стучал ей на всех во дворце. Как-то Андрей сказал Богдану, как надо петь. Тот обиделся и – куча гадостей в ответ.
Но, как  говорится в одной шутке «Уральских пельменей», кто сказку пережил, тот жизни не боится. Но парашютные стропы терпения Андрея изнашивались со страшной скоростью.
В марте две тысячи восемнадцатого власть в ДК «Курортный» сменилась: новым директором стал Леонид Русланович Киряев, бывший зам. по реквизиту. Кстати, Веселухина и представила Киряева сотрудникам «Курортного».
Если две тысячи восемнадцатый год был довольно лёгким, несмотря на скандалы Никаковской  (к слову, у неё было два самых скандальных периода: апрель-май и середина-конец декабря) и доносы Орало ей же, то две тысячи девятнадцатый год был просто адским. Произошло три крупных скандала, которые окончательно прояснили ситуацию с худруком.
Первый скандал – с Ухоноговым. Андрея почти не задело, поскольку тот написал два сносных черновика сценариев – один для фольклорной гостиной, а второй – для отчётного концерта духового оркестра дворца, в котором, кстати, и принимал участие в качестве солиста. Но, защищаясь от бессмысленных нападок Никаковской, Алексей Владиславович  не выдержал и бросил ей в лицо:
- А что Вы делаете для дворца, если Игнатов пишет Вам сценарии, Песцова (концертмейстер, которая также ушла в августе две тысячи двадцатого)  распевает Ваших детей, а методисты набирают текст?!
Кульминацией апрельского скандала  стала репетиция концерта ко Дню Танца. Элеонора Кирилловна, назначив репетицию Богдану Олеговичу  (и его коллективу) в шесть, а остальным – в семь часов вечера. И благополучно ушла домой. Я остался помогать Ухоногову, который твёрдо решил забрать купленное на свои кровные  домой. Никаковская, пытаясь выстроить жесткую вертикаль власти путём запугивания, обесценивания и манипуляций, просчиталась. Без аппаратуры Алексея Владиславовича студия звукозаписи ДК «Курортный» теряла свой смысл, как таковая. В ней можно было только курить и пить чай. Но не записываться. Жалко было всех участников скандала. Андрей даже пытался поговорить с Элеонорой Кирилловной, но безрезультатно. Они общались на разных языках.
  В тот злополучный день,  Андрей был и в концертном зале. Ухоногова подменял    Леонард Антонович Омуль, который утроился чуть позже Богдана Олеговича из Кружка Внеклассной Деятельности. Остальные танцевальные коллективы пришли к семи часам вечера. В полдевятого репетировали финальный выход. Все ждали Элеонору Кирилловну. Но её не было.
Дернье не выдержала:
- Где Никаковская?! Она, вообще, придёт?!
Андрей, естественно, к хореографу:
- Богдан Олегович, а где Элеонора Кирилловна?
- Пошёл вон отсюда! Как ты со мной разговариваешь? Кто ты такой?!
Ольга Арсеньевна быстро приблизилась к нему и театральным шёпотом сказала:
 - По-вашему здесь не будет! Или Вы думаете иначе?
Орало, сильно толкнув Андрея, выбежал из дворца.

На следующий день Андрей пришёл в шестой кабинет с объяснениями. Были Элеонора Кирилловна, методист Кира и главный методист Алена Константиновна Книженко (кстати, бывшая Дамбо). В марте девятнадцатого года её  избрали председателем комиссии по трудовым спорам в «Курортном». Как раз, перед самым первым скандалом. Но результата от её деятельности - ноль.
- А Элеонора Кирилловна всегда приходит и уходит вовремя! - корча рожи (но там и корчить ничего не нужно было, как в старом-старом анекдоте про конкурс на самое страшное лицо в детском саду) и,  краснея, она начала разговор.
- А что я такого сделал в этот раз?  - недоумевал Игнатов.
- Иди, шестери перед Дернье! - отрезала она.
- Когда женщина с образованием, нормальной семьёй и ребёнком, так ведёт себя, хочется вызвать психиатрическую бригаду «Скорой помощи», - металлическим голосом лязгнул Андрей.
- Себе вызови, - устало бросила Никаковская и рухнула в кресло.
- Я тебе вызову! - буркнул он, уходя.

Потом всё пошло своим чередом: майские праздники, день России, летние игры, день Семьи, Любви и Верности, месячный отпуск.

А вот в декабре две тысячи девятнадцатого года - второй скандал. Андрей опоздал на генеральный прогон ёлок, в которых играл Мышиного Короля. Вообще-то, в том спектакле Андрей должен был играть и Дракона. Но костюм Дракона на Андрея никак не налезал, и под его запись трясла зелеными велюровыми лапами руководитель студии игры на домре «Мэтр» Юлия Удодова. Мышиный Король, кстати, тоже выходил под фонограмму. Но если у Мышиного Короля реплики были живыми, то Дракон полностью открывал рот под речь и песню Игнатова. Такова была «гениальная» задумка художественного руководителя.
Итак, Андрей вбегает, весь в мыле. Навстречу Никаковская. При детях, участвующих в спектакле, она начала скандалить. Родители тоже всё слышали.
- Твою мать,…, где ты ходишь? Бананы из ушей вынь! - орала она бензопилой.
- Гори в аду! – ответил Андрей, вне себя от злобы.

До него, наконец, дошло: нормального отношения со стороны Никаковской  никогда не будет. Терять было нечего, ибо с середины две тысячи восемнадцатого зарплата была в свободном падении. Вдогонку Элеоноре Кирилловне полетели сочные матюги. Если и посылать человека, то обстоятельно. А то заблудиться может.
После прогона, в шестом кабинете, Элеонора Кирилловна,  развалившись в кресле подобно мешку картошки, произнесла:
- Твои качели мне надоели. Мы серьёзно поговорим.
- А Вы перестаньте качаться на этих качелях. Вы сами виноваты во всём.
- Свободен!
Следующая репетиция была через два дня.
Переписка в What’s App:
- Элеонора Кирилловна, а когда приходить?
- А Вы разве не уволились?
- Я написал заявление, но Леонид Русланович его не подписал.
- Как не подписал? Вы что-то путаете!
- Я не путаю! Киряев разорвал его!
- Приходите, он подпишет его!
- Sois quoi!
- Ну, хоть будь, хоть не будь! Можешь отдыхать! Я нашла, кем тебя заменить.

Но не тут-то было! Андрей разослал скриншоты всем  сотрудникам «Курортного»! А Киряеву пригрозил, что и до Ирины Владимировны может дойти.
Ёлки прошли на удивление тихо.
Тихо было и до начала марта две тысячи двадцатого. Здоровались-прощались, как будто и не было ничего.
Четвёртого марта, в двенадцать часов, Игнатову пришла СМС от Никаковской: «Сегодня, в три, репетиция!»
Казалось, ничто не предвещало беды. Но художественный руководитель не определилась с репертуаром.  Не определился и Игнатов. Андрей пришёл, ничего толком не выучив. Кое-как он  начал петь что-то из Стаса Михайлова.
Через пару минут влетела Никаковская. Рыжие от хны волосы усиливали красноту лица, превращая его в бурак. Матерные слова, как обычно.
- Как ты можешь ТАК петь Стаса Михайлова?! Эта песня у всех на слуху!
- Хорошо, тогда я не буду петь Стаса Михайлова.
Она не дослушала:
- Я вычёркиваю тебя из концерта.
- Хорошо, не смею Вам поперечить.
В Игнатове всё заклокотало от злости и обиды.  Через пятнадцать минут он  подошёл к Омулю, чтобы поделиться трактовкой случившегося (Ухоногов, на тот момент, сдавал установочную сессию в Екатеринбурге, поступив на заочное отделение факультета звукорежиссуры Екатеринбургского государственного института культуры). Правда, из-за эмоций Андрей не рассчитал одного: рядом крутился Богдан Орало.
На этот раз,  Никаковская превзошла саму себя. Она выставила Андрея психопатом перед Киряевым и Дамбо, не стесняясь в выражениях. Ему оставалось вернуться домой ни с чем.
- Пиши заявление! – гнусавым и резким голосом крикнула Никаковская ему вслед.

Шестого марта, накануне концерта, Андрей всё же пришёл во дворец. Репетировали с духовым оркестром, под руководством Павла Викторовича Бутсы, программу к очередному отчётному концерту. Концерт должен был состояться в конце апреля. Спел «Осенние листья» с модуляцией в октаву на втором куплете и после, попрощавшись, он потихоньку спустился со второго этажа в левом крыле  на первый. Пройдя мимо шестого кабинета, который был закрыт, через рекреацию, холл и   Блестящий зал, он подошёл к открытым дверям концертного. Собирались зрители. Были и поклонницы  Игнатова.
- А Вы будете петь?
- Нет. Не в этот раз.
- А как же так? Мы на Вас пришли!
- Ну, концерт посмотрите. Там и другие номера есть.

Дождавшись, когда зале погаснет свет, Андрей  тихо ушёл. На тот момент, он ещё ничего для себя не решил. Но не было ни сил, ни желания работать с Элеонорой Кирилловной.
Через месяц грянула пандемия, была объявлена самоизоляция на месяц. А после – запрет массовых мероприятий, продлившийся довольно долго.  Все концерты слетели. О выступлениях пришлось забыть.
В конце апреля  Андрей Игнатов стал рассылать резюме по университетам, где были факультеты, имеющие хоть какое-то отношение к химии. Утвердительных ответов не было. Киряев же отправил всех в отпуск в июне.
Девятого числа звонок Никаковской.
- Андрей Сергеевич! Нам нужны концертные номера для онлайн-поздравлений.
- Я же в отпуске.
- Это Ваши проблемы.
Пришлось подчиниться. Всё же нашлись добрые люди из мира звукозаписи, помогли Андрею не только с концертными номерами, но и прийти в себя.  Удивительно, но Элеонора Кирилловна даже хвалила. Испорченный в самом начале, отпуск всё же неплохо сложился: море, фрукты и общение с хорошими людьми вернули желание извлекать звуки и сочинять строки.

Июль прошёл так же. Скука смертная, и Андрей неделями не появлялся в «Курортном». Изредка забегая на чашечку кофе с пирожными к Алексею Владиславовичу и Леонарду Антоновичу.
В начале августа, на почту Андрея пришло письмо с утвердительным ответом на замещение вакантной должности старшего преподавателя одной кафедры одного вуза в городе Саратов. Встретившись с заведующей кафедрой, он рассказал о своей работе, на что заведующая кафедрой ответила: «Можете совмещать. Но Вы в штате!».  Андрей же ничего не знал об увольнении и  предстоящем отъезде Алексея Владиславовича
- Меня берут старшим преподавателем! - поделился он  радостной новостью с Леонардом Антоновичем. -  Наверное, придётся уходить.
- Да, Андрей Сергеевич, придётся!
- А почему?
- Леша  уезжает.
- Куда?
- В Ступино.
После было прощальное чаепитие, закончившееся пивом.
- За дружбу, ребята! - произнёс Ухоногов.
- За дружбу! – в унисон ответили Игнатов и Омуль.
Оформив необходимые документы в вуз, пройдя медосмотр, двадцать первого августа Андрей просто поставил Киряева перед фактом.
- Леонид Русланович, я ухожу!
- Как это? Куда?
- Старшим преподавателем одного из вузов города Саратов.
- Андрей Сергеевич! Понимаете, мы увольняем, но не берём обратно из-за пандемии.
- Я могу остаться внешним совместителем. Мне так сказала заведующая кафедрой.
- Хорошо. Когда Вам нужна трудовая книжка?
- Двадцать восьмого числа числа.
- Двадцать четвёртого придете, и напишете заявление по совместительству от четырнадцатого числа.
Потом Андрей зашёл  в бухгалтерию и  к  Дамбо, временно и.о. бухгалтера, поскольку та ушла в декрет. А брать нового человека опасались.
- Алена Дмитриевна! Я ухожу. Двадцать восьмого.
- Это как?! Я Вам уже зарплату за август посчитала!
- Так. Я нашёл другую работу.
- А это серьёзно? А то шумели-шумели  - и не ушли.
- На этот раз серьёзно. Но я могу остаться совместителем.
(Меняясь в лице).
- Хорошо. Я сделаю, как Вы хотите.

Андрей уже выходил из дворца, когда Киряев остановил буквально на пару слов:
- Андрей Сергеевич! Вот такая ситуация. Представьте, что у нас мероприятие, а Вас нет.
- Хорошо!  Я напишу по собственному желанию.
- Мы Вас будем приглашать.
- Посмотрим.

Двадцать четвёртого числа Андрей пришёл в два часа. Написав заявление, заглянул в шестой кабинет, уже порядком надоевший:
- Говорят, Вы уходите, - радостно крикнул Орало, вальяжно сидящий на диване у входа.
- Возможно, - улыбаясь, тихо ответил Андрей.
- Что-то я не представляю Вас преподавателем среди взрослых дядь и тёть, - выпятив нижнюю губу, сказала Никаковская. Надо сказать, это была её фирменная черта  –  выпячивать нижнюю губу после того, как она закончила скандалить. Мол, я обиделась, пожалейте меня. Но никто никого жалеть не собирался.
- А меня и не надо представлять. Я на это учился, Элеонора Кирилловна! – Андрей рассмеялся ей в лицо.

Двадцать восьмое августа. Трудовая книжка  у Андрея на руках. Из отдела кадров - в бухгалтерию:  узнать о последней зарплате.  Само собой, в шестой кабинет. Но уже не было ни злобы, ни досады – ничего. На душе легко и свободно. В кабинете никого не было, кроме Дамбо и Никаковской.
- Хоть бы «до свидания» сказал, - заквохтала Алена Дмитриевна.
Элеонора Кирилловна смотрела на него в упор и что-то готовилась сказать. Нижняя губа ходила вверх-вниз, обнажая желтоватые зубы, маленькие глазки на широком и плоском  лице сверкали злобой. Но Андрею страшно не было.
Он, молча, подошёл к Никаковской и  помахал рукой.
- Прощайте!

Да, бывшему культрогранизатору очень хотелось объяснить этим людям всё за жизнь и указать им истинное место под солнцем. Но сдержался.

 Уже возле серых обшарпанных колонн, под которыми находиться было опасно из-за риска обвала полувековой штукатурки, Андрей столкнулся с Книженко, возвращавшейся из ближайшего продуктового:
-  Алена Константиновна! Белую чашку отдайте столяру Георгию Будимировичу. Это его.
- Георгий Будимирович уволился две недели назад, и уже в Саратове.
- Тогда всего доброго! Не поминайте лихом!

На автобусной остановке у Зоны Отдыха, мучительно ожидая автобус, Андрей увидел старых знакомых. Две бабульки, которые не пропускали выступлений Андрея с четырнадцатого года и периодически дарили то сладости, то цветы, то дешёвые духи. Последние Андрей терпеть не мог и, при удобном случае, избавлялся.  Разговорились.
- Как?! Рассчитали?! А ведь такой артист был!
- Почему был? Пока ещё есть! И может, ещё будет!
Прошло четыре года. Новая жизнь в вузе захватила Андрея.  Не было ни минуты свободной.  Студенты,  коллеги, новое начальство – это уже были совершенно другие люди. Как говорится, небо и земля. Конечно, о пении он не забывал. Благо, в том вузе шикарный актовый зал, оснащённый звуковой аппаратурой последнего поколения. Ни один концерт не обходился без Андрея Игнатова после того, как ограничения были сняты. Более того, ему доверили выступать на разогреве у знаменитостей, поскольку актовый зал того вуза – туровый. Поговаривают даже, что кто-то из них обещал посодействовать в эстрадной карьере. Хотя Андрею уже давно за сорок.
С Алексеем Владиславовичем, несмотря на расстояния, Андрей регулярно общается.  Недавно узнал от него, что народный театр «Магическое сияние», под руководством Василисы Игоревны Батраковой  (как Андрей  в этом театре служил и почему ушёл – отдельная история) играл спектакли в арт-кафе «Цыпленок». Но как же так?! Почему не нормальные гастроли? Почему  прямо перед жующей публикой?!  Классический театральный репертуар, ребята! И под стук вилок и бокалов! Странно.  Заставляют перейти на самоокупаемость и кормить начальство дворца?! Всё это хорошо. Но вспомните начало рассказа!  Не получится ли так же, как и с оперной студией одного из крупнейших технических вузов юга Руси в городе К. в две тысячи двенадцатом?!
История есть повторение событий на разных временных промежутках с разными персонажами…