Глава Время в пробирке

( Из романа Вирус бесконечности)

«Время – то, что невозможно спрятать ни в самый надёжный сейф, ни в глубокий карман или в толстый кошелек. Время – единственная данность, не имеющая цены...»
                (из будущего романа)
 
– Простите Сэм, могу вас так называть? – говоривший полный мужчина лет шестидесяти вальяжно сидел (а правильней сказать – восседал) в кресле из красивой дорогой коричневой кожи, что с таким изяществом умеют выделывать только итальянские мастера. На говорящем – костюм из тонкой чёрной материи, белая сорочка и тёмный галстук в горошек. Так обычно одеваются американские мафиози в голливудских фильмах, когда приходят на похороны простится со своим очередным боссом.
«Всё-таки русские – смешные! Сколько им денег не давай и во что их не одевай – от них всегда пахнет советчиной. Ничем такое чванство не вытравить!» – так думал мужчина, сидевший напротив говорящего, к кому и обращались «Сэм».
Но, держа в руках бокал с шампанским, вслух он ничего не произнёс, а только утвердительно помотал коротко стриженной головой, выражая полную готовность к диалогу.
– Я не антисемит, – продолжал русский, – как многие наши говоруны. У меня нет подобных предрасудков!
«Как ты можешь быть антисемитом, если сам на четверть – еврей по матери?» – думал Сэм. В кармане его коричневого пиджака лежала справка, где чёрным по белому расписывалась вся генеалогическая ветвь их будущего потенциального клиента. Ведь знать всё о том, с кем имеешь дело – считалось обязательным условием того дела, чем занималась их тайная организация. Но он только учтиво улыбнулся, делая вид, что его очень интересуют маленькие пузырьки в бокале шампанского…
– Кстати, с большим уважением отношусь к религиозным штучкам, таинствам и легендам, хотя в них ничего и не понимаю… – гордо возвестил русский.
– Наша организация не имеет никакого отношения к мистическим и к разного рода религиозным практикам. Мы – люди науки! – попытался робко возразить Сэм.
– Но нам требуются гарантии полной анонимности! – не обращая внимания на слова Сэма, продолжал говорящий. – Понимаете, у нас люди, находящиеся во власти, с очень большим подозрением относятся ко всем таким…
Он на минуту замолчал, стараясь подобрать подходящее слово, чтобы ненароком не обидеть собеседника.
– Экспериментам… – подсказал Сэм. – Давайте всё, о чём мы с вами говорим будем называть просто «экспериментом»!
– Да, да! – радостно подхватил говорящий. – К таким экспериментам!.. Тем более, что речь идёт о времени. А все наши руководители – хоть люди далеко и не старые… Но, как понимаете, не совсем и молодые. Их, конечно, заботит будущее.
– Будущее заботит всех, а утекающее время собственной жизни волнует особенно! Если это не конченные наркоманы и пьяницы, существующие вне времени и пространства. Разве я не прав?
– Вы абсолютно правы! Я и хотел именно так и сказать. Но нужно, чтобы информация о принципиальном согласии на такой эксперимент не достигла высоких ушей. А то могут всё истолковать немного не в том цвете. Что, как понимаете, может отразиться и на моём бизнесе, чего бы не хотелось…
Сказав, что хотел, мужчина поёжился – словно бы его обдало волной холода.
«Все они – трусы. И чувствуют собственную уязвимость. С одной стороны, от власти, что набросила жёсткий ошейник на все олигархические шеи. А с другой стороны – от Европейцев и особенно от Американцев, дёргающих за финансовые ниточки. Те, что невозможно увидеть обычным глазом обывателя – сплетающихся в толстые канаты, намертво привязывая буржуйскую братию, с их замками, яхтами и самолётами к европейской цивилизации: начиная с медицины, кончая жизнью их жён, детей и любовниц в Каннах, Монако и Куршевельях. Почему они не связывают жизнь с их родной страной?» – размышлял Сэм.
Он встал и подошёл к полотну модного абстракциониста, висевшей на белой стене у большого окна, куда с интересом заглядывали другие башни «Москва Сити».
«Хм… Он ничего не понимает в современном искусстве, и вся напыщенная обстановка, дизайн кабинета – навязан ему его окружением. Но выдаётся за современный шик! – размышлял Сэм. – А ведь подобное вытекает из внутреннего понимания простого факта: «страна победившего пролетариата», а точнее победившего чекизма, может неограниченное количество раз повторять революционные эксперименты. И в один миг – вот такой самодовольный малообразованный боров, пьющий шампанское за пятьдесят тысяч долларов, может оказаться за решёткой: с тарелкой баланды и куском чёрного хлеба…»
Русский самодовольно откинулся в кресле и молчал, улыбаясь. Видимо считая, что и он сам, и развешенные вокруг него картины производят очень сильный эффект.
– Так если отбросить разные «рядом и около», что вы в итоге предлагаете? – перешёл в наступление хозяин просторного кабинета.
– Мы готовы предложить крайне ценную вещь! – ответил Сэм, внимательно глядя уже не на пузырьки шампанского, а прямо в глаза собеседнику – Предлагаем вам купить время.
Наступила неловкая тишина.
– Ну, как-то даже не смешно… – покачал головой русский. – Если бы вас не рекомендовали крайне уважаемый мной люди… То я бы, пожалуй…
– То… что тогда? – уже как-то совсем холодно перебил его Сэм, отдаляясь от русского и чеканя каждое слово. Ему надоело кривляться и сюсюкать со столь самодовольным типом. – Что? Вы бы тогда, пожалуй, излечились от разрушающего вас ежесекундно вируса, живущего внутри? Что подхватили, развлекаясь в Африке на охоте с двенадцатилетними девочками?
– С шестнадцатилетними… – недовольно поправил собеседник.
– Хорошо, пусть так. Хотя у меня другая информация. В итоге – что именно вы хотели сказать? Что затронутая тема не очень-то и интересна?! Вирус, что мутирует внутри… Вы же уже четыре раза проходили суперсовременные курсы лечения, делали облучения в лучших клиниках мира: начиная с Тель-Авива и кончая Вашингтоном и Женевой. Но все подобные потуги не только не помогли, а как прекрасно знаете, лишь спровоцировали новые мутации. Вы же уже заплатили целое состояние самым титулованным врачам – но ничего не помогает! И теперь панически боитесь того, что так неумолимо надвигается? Расскажите ещё про шаманов и колдунов Вуду, куда вас возили бестолковые помощники и советчики!
На этот раз ещё более длинная гнетущая пауза растеклась по кабинету. Казалось, время замерло…
– Откуда вы всё знаете? – наконец отозвался русский, с бледным как мел лицом. Он мог ожидать чего угодно, но только не столь конфиденциальной информации о своей жизни.
– Данных сведений вы не можете знать! – чуть не закричал он в голос, но затем вдруг издал несколько шипящих звуков. После чего трясущейся рукой плеснул себе в стакан виски из бутылки (стоявшей тут же, на маленьком столике из красного дерева) и залпом выпил …
– Можно мы на минуту прервёмся? – спросил уже совсем другой человек: не тот зажравшийся боров в дорогом костюме, а усталый, сильно постаревший человек – с чьего лица только что так бесцеремонно сорвали самодовольную маску.
Все богатые люди самодостаточны, но ультрабогатые – самодостаточны вдвойне. Но все живущие на планете – и богатые, и бедные! – беспомощны перед смертью (что воплощает ту пустоту, ту емкость, откуда безжалостно вычерпали время жизни).
Если всё время жизни одного человека Господь Бог так легко сжимает в комок, то сколько его всего получается? Цистерна? Канистра? Или бутылка из-под пива? А, может, маленькая пробирка, что можно положить в холодильник и хранить до лучших времён? Кто знает, и мы вряд ли когда узнаем правду, а не невероятные фантазии всяких писателей да шарлатанов, что дурачат читателей подобной чепухой.
Но что делать, когда имеешь с десяток миллиардов долларов, являешься одним из «хозяев» огромного мира: можешь купить все блага и удовольствия жизни – от самого дорогого самолета до прославленной футбольной команды одной из Европейских стран. Можешь отправить самолёт в Африку или на остров Таити, и тебе – почти что легально! – привезут хорошеньких девочек или мальчиков, чтобы потешить самые низменные позывы подсознания. И всё – за твои деньги, что, как известно, не пахнут и очень нравятся всем: от грязных сутенеров Гонконга до сенаторов США…
Но не в силах победить всего одного маленького, почти невидимого врага, под именем «Вирус Х», что проник в тебя во время охоты на слонов в Африке. В гостинице, после бутылки рома, порвался проклятый презерватив. И ты подцепил опасный вирус от хорошенькой африканочки, что прилагается как дополнительный атрибут к экзотическим сафари-развлечениям.
… Вспомнился весь жизненный путь. От мальчишки из подворотен уральского городка (где мама всю жизнь мыла полы в школе, чего ты страшно стеснялся, потому что одноклассники дразнили «поломоечным») –  никогда не знавшим родного отца и за это не любивший мать. А вот уже таскаешь тюки с турецким барахлом по рынкам Москвы. Когда чуть не погиб в девяностые, как многие друзья-товарищи. А потом еле спасся от передела и уголовных дел, когда исчезли бандюги и на арену вышли «коммерсанты в погонах». В начале двухтысячных «подобрал ключи на самый верх» и стал (или точнее – разрешили стать) одним из самых нужных для власти олигархов. Одним из тех, кто владеет «заводами, газетами, пароходами» – и ещё кучей всего! И вот сейчас вынужден медленно умирать из-за проклятого невидимого вируса… Так в чём же справедливость жизни?..
Сэм всё также холодно и не скрывая отвращения к своему визави сидел и смотрел, не моргая, в глаза растерянному собеседнику. Если в человеке даже где-то очень глубоко живёт страх, то стоит только приоткрыть дверцу его подсознания – как всё долго скрывающееся там и надёжно запрятанное с утроенной силой вырывается наружу. Именно такое сейчас и происходило с русским олигархом, сидящем в шикарном кабинете собственной высотной башни: он чувствовал себя беспомощным, как ребёнок! Как в далёком детстве, когда одноклассники бросали ему в суп в школьной столовой клочке от половой тряпки – той самой, которой его мама мыла полы в их школе… Он помнил тот смех, полный безнаказанности и превосходства. И ту боль унижения, что его подвергали. Может именно та боль и помогла ему пролезть на самый верх? И вот он пролез, всех перехитрил, всем отомстил… Но что дальше?!
А дальше всё, что называется простым словом «будущее», находилось в руках человека, сидящего напротив. И, понимая всю безвыходность положения, нагло врёт ему в глаза, даже не скрывая презрения.

          ***
Я время разлил
по пробиркам,
глазом на свет
примерил –
и к этой
субстанции
свойствам
ещё пустоты
добавил.
Моё обращение
к текстам,
где каждый
иероглиф – древен:
и к ним относясь
как к уликам,
зерно отделил
от плевел.
Готовый к событий
изгибам,
новую формулу
вывел:
«Правителем
новым Ада
станет улыбчивый
ангел!..»