Мастер по безделушкам. 4

4
 Директор на меня орёт. Он на всех орёт. Старшие коллеги объясняют: такой стиль руководства.
 К чёрту такой стиль!
 Всё время чувствую себя виноватым. С этим трудно жить.

 Ум моих учеников — поле не паханое. Первый год все с пятого по восьмой класс учимся будто в пятом. Как попугай твержу: пласть, кромка, торец, базовый угол, основная линия, вспомогательная, вид спереди, сверху, сбоку. Меняю только практическую часть. В следующем году все переходим в шестой класс.
 Планы пишу формально - для завуча. К урокам не готовлюсь. Чего тут готовиться? Напилил заготовки — дело сделано. Были бы доски!


 Детишки меня раскусили. Администрации не жалуется, за уши не дёргает, родителей не вызывает — тюфяк!
 На уроках — бедлам. Когда приходит с проверкой директор или завуч дисциплина обеспечена. Урок получается.
 Через три года начинается вынужденное превращение «тюфяка» в диктатора. В «пацанском» коллективе нельзя проявлять слабость, в классе - как в армии.
 Вспоминаю своего старшину. Учусь быть «деревянным», без сантиментов. Порядок, дисциплина становятся моими Богами! Боги требуют жертв. Вспомним заветы предков: розгой ребёнка не испортишь! Жалею, что физические наказания запрещены, но розги бывают и психологические. Неизвестно какие больнее. Я вас научу подчиняться!
 Воспитание превыше обучения. Воспитание начинается с приучения.
Обучение возможно, когда обеспечен порядок. Твоё «да» - всегда «да», «нет» - всегда «нет». Канючить бесполезно! Если надо «сломать через колено» — ломаю. Золотая слезинка не выкатится!

 Чёрт, а Директор со мной разве другой, чем я с учениками?


 Стены коридора в мастерской увешаны детскими работами. Чеканка. Блестит дешёвый метал: олени, розы, девичьи силуэты на фоне озера. Безвкусно и пошло, но людям нравится.
 Олег рассказывает: «На прошлогодней выставке мы всех «задавили» железками. Председатель жюри сказал: «Я в художестве не понимаю, но если ребёнок способен сделать тысячу ударов по жестянке, из него выйдет хороший рабочий!»
 «Тысячу ударов» по жестянке сделал мальчик из неблагополучной семьи со смешным прозвищем — Дрына.
 Дрына на уроках мне немало крови выпьет, едва закончит восемь классов и удавится. Несчастный мальчишка!
 На кружке продолжаю заниматься чеканкой, но мне больше нравится дерево. В этом году мы всех «задавим» деревяшками.


 Веду кружок. На кружке знания и умения передают из рук в руки — детей меньше!
- Это, дружок, ксилография — гравюра на дереве. Возьми резец, попробуй!
Мальчишеская рука делает первые неуверенные движения. Резец срывается, оставляя на древесине предательский след.
- Испортил? Лиха беда — начало! Подбери сопли и попробуй ещё раз.
«Сделаешь раз со сто, и будет просто»,- говорю я пацану и долго вспоминаю, чьи это слова, кажется, Репина?

- Рисовать не умеешь? Линейкой и циркулем пользоваться можешь? Помнишь, как разделить окружность на равные части?
 Смотра, это геометрическая резьба! Видишь, какие узоры, словно снежинки? Но вначале придётся потренироваться. Это упражнение называется «азбука».

 Через полгода «исчадья ада» ходят за мной хвостиком и заглядывают в глаза, но на уроках остаются чертями. Всё же, мы привыкаем друг к другу.


 Уроки закончились. Точу инструменты. В окнах мальчишеские лица:  Эдик, Валерка, Санёк — хулиганистая троица из седьмого.
- Чего болтаетесь?
 Мнутся.
- Можно мы вам поможем?
Думаю: «Только вас мне не хватало!» Смотрю на пацанов. Уши и носы красные. На улице минус двадцать.
- Проходите,- ворчу я,- только чур, под руку мне не лезть.

 Скоро у меня куча таких «помощников». Мастерим. Детям нравится, дети меня любят. Мне такой расклад по душе, но «вертеться» приходится больше, чем на уроке!


 Кружок. Свет ртутных ламп, размытые тени. Над верстаками склонились мальчишеские головы. Объёмная резьба. Из-под острой стали резцов летит стружка. Из транзистора едва слышно льётся музыка.
 Врывается Директор:
- Ты шёл на работу, видел надпись на туалете?- толстый директорский палец утыкается мне в грудь.
В закутке за сараем против входа в мастерскую надворный туалет. На стене кто-то написал мелом «кабан».
Жму плечами. Про себя думаю: «Есть мне время туалеты рассматривать? Как он всё замечает?»

 Пройдёт несколько лет и я тоже начну всё замечать. Постепенно и незаметно мастерская из здания самого по себе здания станет моим домом, больше чем домом — частью меня, как для директора его школа. Я стану болеть за худую крышу, замечать царапины на верстаке, надпись на стене, а беспорядок будет приводить в бешенство.
 
 Вначале работы простые, потом сложнее, наконец совсем сложные. Гравюра. Белый след резца на чёрной доске, как день и ночь. Противоположности. Отсутствие цвета и все цвета в одном:
 Живые, прихотливые силуэты волн, как на гравюрах Рокуэлла Кента. Стремительные силуэты чаек. Кажется, слышен их пронзительный хохот. На берегу люди. Рыбаки. Брезентовые робы. Большие натруженные руки. Суровые лица. Длинный баркас, сети...

 Средь вязи из чёрных веток и берёзовых стволов чёрно-белые сорочьи силуэты. Кажется, угадываешь их неровный, порхающий полёт, ноздрями ощущаешь первый запах весны...

 Вот и у моих учеников что-то получается. Дети довольны — мы художники. Стараюсь не разочаровать. Рисунки не ваши. Резать дерево - просто ремесло. Но с чего-то надо начинать.

 К чёрту швабры! Сегодня семиклассники делают карандашницу. Жар-птица распустила хвост. Вместо перьев разноцветные цилиндрики фломастеров, ручек и карандашей. В детских глазах интерес.
 Заходит Директор:
- Это зачем?
Объясняю.
- Этого не надо. Зря материал переводишь!

 «Чему научится пацан, строгая из урока в урок черенки для швабр или собирая почтовые ящики? Принудительный труд унижает. На кружке мальчишки готовы набивать мозоли, терпеть и напрягаться, почему этого нет на уроке? Наверное, я делаю что-то не так!»- думаю я, добираясь до своей комнаты в интернате.
 На улице темно. По дороге захожу в магазин. На полках — шаром покати. Из съедобного - селёдка иваси, мой скромный ужин.

 21:00. Треволнения рабочего дня закончились. За стеной в соседней комнате ссорятся дети, но это меня уже не касается.
 Булькает гейзерная кофеварка, варится чай. Селёдка на куске хлеба сочится жиром. На столе ждёт роман-газета с Пикулевскими «Крейсерами».

 23:00. Глаза слипаются. Надо бы написать план. К чёрту...