Маранта

На крик Нади сбежались все: и больные, и медсестры, и санитарки.  Та сидела на полу, обхватив руками горшок с засохшим цветком. Лицо санитарки было белое-белое, глаза закрыты, а с полуоткрытого рта вырывался гортанный крик. Или плач или молитва никому неизвестная. Крик свободно летел по длинному коридору, опускался на самый низкий этаж, где больные принимали «пушки», некоторые любовно называли лучиками, некоторые со страхом и болью - мукой, Чернобылем, и снова возвращался к Наде, которая так и продолжала сидеть среди зеленых вазонов, держа в руках горшок с засохшей цветком.

-Что случилось? Не плачь? Вазон засох? У меня вот дома все засохло, я целые дни здесь торчу. Муж превратил мои вазоны давно в гербарий. Такое же бывает. Смотри, сколько у тебя вазонов. Ты молодец. Настоящую оранжерею здесь сделала. Один засох. Завтра тебе куплю такой же...

Медсестра с отдела радиологии пыталась успокоить Надю, но она как будто и не слышала. И только, услышав, что медсестра завтра такой же купит, еще громче заплакала.

- Не купите. Не надо. Это же трава, которая молится. Это же маранта. Это же ее вазон. Вы понимаете?

В больнице Надю называли чудачкой. Она сирота. Больница стала ее домом. К больным привязывалась, как к родственникам, которых никогда не знала. И выглядело так, что никогда их и не было. Будто где-то потерял ее аист на дорогах жизни, забыв прикрепить бирку с именем отца - матери ... После школы-интерната кто-то пожалел несчастную сироту и устроил сюда на работу. Здесь жила, здесь питалась. На скупых обедах онкобольницы не то, что не поправишься, а так хоть бы каркас сохранить, - шутила она иногда. Онкобольница - не санаторий, как говорят сами медработники. Действительно не санаторий…

Больные напуганы. Независимо от возраста боятся первых процедур, печально просиживают часами в холодном бункере, чтобы получить эти лучики, которые неизвестно помогают ли. Затем, привыкают с приступами тошноты, головокружению. Терпеливо лежат под капельницей, когда их сосуды переполняет химия ... Чтобы после нее неделю сидеть в обнимку с унитазом, впадая в шоковое состояние от одного запаха гороховой супа или постного борща, в котором только вода и соломкой нарезанная свекла. Ни морковки, ни картофелины, ни сметаны или же какого-то жира ...

Кто-то верит в выздоровление, кто-то плачет, кто-то молится. Хотя есть и такие, что и здесь шутят, смеются, упорно борясь в страшной болезни год или два. Кому повезет, тот и больше.

Олеся плакала. Длинные белые пряди закрыли совсем лицо, тоненькая фигура съежилась, тоненькие пальчики впились в кожу круг шеи:

-Я не могу, не хочу, я лучше умру. Зачем мне химия, те лучи? Я не хочу.

Больные молчали. В каждой из них были такие моменты, и они знали, что лучше дать девушке выплакаться. Тогда они начнут ей рассказывать свои и чужие истории. Она должна привыкнуть, сжиться со своей болезнью, породниться, как говорила бабушка Валя, которую здесь слушали все. Учительница-пенсионерка, одинокая, худая как струна, похоронила всех: мужа, мать, единственного сына, который прошел Афганистан, и не сумел перенести страшного недуга. Знала, как успокоить каждого, какие слова найти. С песней и шутками шла на операцию. И только соседка ее по палате видела, как баба Валя плакала. Один-единственный раз. Когда ее направили сюда, в отдел радиологии…

Теперь и баба Валя молчала. Медсестра строго заметила, что с таким настроением и не надо лечиться. Можно умирать. Медсестры привыкли к таким.
Надя же не смогла. Подошла осторожно к девушке, коснулась ее худеньких плечиков. И сказала:

- Здесь плачут. Кто-то так, как ты, а кто-то тихо ночью. В коридоре или в палате в подушку или в туалете. Здесь стены столько плача наслушались. Больше, чем на кладбище. Пойдем со мной.

С тех пор подружились Олеся и Надя. Они часами просиживали среди цветов, которые развела Надя в коридорах больницы. Олеся помогала Наде убирать, а Надя сопровождала ее на все процедуры. Мать Олеси умерла именно на выпускной вечер. И вместо белого платья, девочка надела черный свитер и темные джинсы. После смерти матери недолго и сама оказалась в больнице с печальным диагнозом. То ли от тоски, то ли от отчаяния.

Две тоненькие фигуры вглядывались в ночное небо, усыпанное холодными и далекими звездами. Величавая тишина снижала боль и окутывала детей Земли своими влажными руками.

- Знаешь, Олеся, у каждого человека есть своя звезда. Просто, когда человек найдет ее, то поймет, что это его звездочка, и звезда не чужая. Почувствует всем сердцем. Есть, правда, люди, которые не имеют своей звезды. Несладко им на земле..
 
- А мы, Надь, мы звездочки?

- Конечно ... Как нам без звездочек?
 
Или протирали листочки вазонов:

-Это будет твоим вазоном. Это трава, которая умеет молиться - маранта. Днем она спокойно наблюдает за людьми, а вечером она показывает нам, что надо молиться, сводит свое листочки вверх и молится. А видишь на листочках десять светленьких пятен? Это напоминание о десяти заповедях. Так растение показывает, что все в этом мире живет. А это наша таинственная хойя. Второе название - восковидный плющ. Она так же размножается, как и барская орхидея. Когда зацветет, услышишь, как пахнет.

Олеся только глотала слезы. Она не хотела слышать, как пахнет хойя. И когда и зацветет. Хотела домой. Лучшими запахами для нее были мамины пирожки, борщ, о котором давно забыла и запах сирени.

- Чтобы ты знала, сирень в Англии - цветок несчастья. Даже на Востоке, а там знают язык цветов, сирень - символ разлуки. А зверобой - это трава Иоанна Крестителя. Говорят, что от этой травы погибают звери. Знаешь, это правда. Гибнут альбиносы. Зато мак во Франции - цветок ангелов, цветок призраков - в некоторых областях. А еще волшебная недотрога, которая разрушает замки, ворота. Ее может принести только черепаха, у которой заберешь яйца. Чтобы вернуть своих не рожденных детей, черепаха принесет тебе эту траву ...
Сотни легенд, мифов звучали в стенах печального здания, терялись среди плача, молитв и сияли слабой надеждой. Когда Олесю выписывали из больницы, девушки долго прощались, давали слово, что будут встречаться. Олеся просила Надю, чтобы та бросала больницу и шла жить к ней, а Надя говорила, что ее дом здесь. Что она должна здесь быть. Здесь ее место. Здесь, где живет Богиня - плакальщица которая по ночам оплакивает человеческие судьбы. И вот она. Засохла маранта. Цветок Оси. А это значит, что с девушкой что-то не так. Больные передавали друг другу, что она в тяжелом состоянии в больнице и уже третий день не узнает никого, даже глаза не открывает. Врачи не дают надежды.

-Она оживет, она еще будет молиться. Я просто воды плеснула здесь. Она еще будет молиться, - переводила глаза Надя с одного больного на другого. Те молчали. Знали, засох вазон, который ухаживала Олеся, нет уже и ее.
 
Через два дня Надя прибежала к медсестре:

- Никто не верил. А она ожила. Она еще будет молиться, я вам говорила. Олеся будет жить!

В ее руках, в этом же горшке, зеленел маленький росточек маранты. И несколько засохших стеблей торчали вокруг него.

Медсестра прятала взгляд. Это она ночью вонзила маленький цветок в засохший куст маранты.
 
И чудо произошло. Олеся открыла глаза. Анализы показали, что девушка полностью здорова. А среди вазонов в длинном больничном коридоре по вечерам молилась звездам в далеком небе маленькая маранта.