Тарелка на подоконике

Третий урок закончился, и на этот день у Иветты Эдуардовны больше уроков не было и она собралась идти домой готовить обед. Но сначала она решила зайти в кабинет технологии, проведать мужа, ведь утром, когда она уходила в школу, он ещё спал. Ему нужно было прийти только к четвёртому уроку.

Она тихонько приоткрыла дверь мастерской, но неожиданно для себя вместо Романа Степановича увидела учителя физкультуры Анатолия Петровича, что-то объяснявшего детям. Она зашла в мастерскую, просканировала её взглядом, но Степаныча нигде так и не увидела.
 
Анатолий Петрович заметил её, взял её под локоток, вывел из класса и закрыл за ними дверь.
 
– Где Степаныч? – в один голос спросили они друг друга и тут же хором ответили, – я не знаю.

– Я был уверен, что ты знаешь, почему Степаныч не пришёл. Он ведь у нас человек пунктуальный. Я ему несколько раз звонил, директор тоже, но он не отвечает, – тихо сказал Анатолий Петрович, – вот директор и отправил меня провести урок с его классом, чтобы они мастерскую не разнесли в прямом и в переносном смысле. Пришлось мне им теорию фигурного катания разъяснить, а то даже аксель от тулупа отличить не могут.

– А что же вы у меня не спросили? – удивилась Иветта.

– Видишь ли, директор у нас человек деликатный. Не решился у тебя спрашивать, а вдруг окажется, что твой Степаныч шуры-муры с кем-нибудь крутит, пока ты в школе. Мужская, так сказать, солидарность.

– Какие ещё шуры-муры?! – подняла брови Иветта.
– Ну, видишь ли, у нас, мужчин такое иногда случается, – потупив взгляд сказал Анатолий Петрович.

– Но только не у Степаныча! – убеждённо сказала Иветта.

– Только не у Степаныча, – безоговорочно согласился Анатолий Петрович, – Степаныч у нас выдержан и морально устойчив. Я Сергею Сергеевичу так и сказал.

Иветта, не прощаясь, развернулась на каблуках и быстрым шагом отправилась домой. Какие-то смутные предчувствия тревожили её, и она спешила поскорее их развеять. Она боялась, что со Степанычем случилось что-то ужасное.

От школы до дому было минут восемь ходу нормальным шагом, но Иветта пролетела это расстояние за пять минут. Потом считала секунды, пока лифт спустится с верхнего этажа на первый.

В лифте она заранее достала из сумочки ключи, и как только двери лифта открылись, бросилась к двери своей квартиры. Дверь оказалась закрытой только на нижний замок, значит, Степаныч был дома.

Иветта с порога позвала Степаныча, но ей никто не ответил. Она вбежала в спальню. Там никого не было. Кровать была заправлена с безупречной аккуратностью, как всегда, когда это делал Степаныч.

Иветта рванулась в гостиную и с порога увидела лежащего на спине Степаныча, одетого в пижамные брюки и в его любимую жёлтую футболку с надписью «Too Old To Rock’N’Roll, Too Young To Die». Можно было подумать, что он прилёг отдохнуть на пляже, раскинув руки в стороны и подставляя лицо солнышку. На лице его было выражение безмятежного покоя. Но в то же время, оно казалось совершенно неживым.
Иветта упала на колени около тела мужа и попыталась нащупать пульс на его шее.
 
Пульса не было…

Секунд десять она была в ступоре, а потом принялась лихорадочно набирать на сотовом номер 103. Вызвав скорую, она, поджав колени, села на ковёр рядом с телом тела мужа, взяла его за руку. Глаза её наполнились слезами.
 
Минут через двадцать раздался вой сирены. Иветта вскочила, подбежала к распахнутому настежь окну, выглянула во двор и увидела там жёлтый фургон «Реанимация». И только потом, да и то краем глаза, она увидела на подоконнике какой-то круглый предмет из отливавшего серебром металла, больше всего похожий на два тазика, положенных один на другой, стоящий на низкой треноге.

– Наверное, это Степаныч для Мишки модель НЛО приготовил, – промелькнула в её голове совершенно будничная мысль, не слишком уместная в сложившихся обстоятельствах.

В это время прозвучал звонок в дверь и Иветта метнулась в прихожую открывать врачам…

(Примерно за два часа до этого).

Тем утром Роман Степанович успел как следует выспаться, поваляться минут двадцать в постели, а потом встать, умыться, приготовить завтрак и с удовольствием съесть его. В школу ему нужно было идти только к четвёртому уроку, так что у него было больше часа свободного времени, которое можно было провести за каким-нибудь полезным и приятным занятием.
 
Он пошёл в гостиную и приоткрыл створку окна. Тёплый майский ветерок наполнил комнату ароматами сирени и черёмухи. Степаныч сел в своё любимое кресло возле окна и раскрыл свою любимую книгу, которую перечитывал уже, наверное, в десятый раз. Это было жизнеописание Леонардо да Винчи, написанное Джорджо Вазари. Степаныча всегда интересовали такие универсальные люди, как Леонардо, Тесла, Эдисон или Ломоносов. Да и сам Вазари, похоже, тоже был таким универсальным человеком.

Вдруг от внезапного порыва ветра створка окна распахнулась настежь. Степаныч встал с кресла, чтобы закрепить окно гребешком, но не успел. В глаза ему вдруг ударил пронзительно яркий, как от вольтовой дуги, голубой свет, затем раздался тихий свист, перешедший в шипение, и в окно стремительно влетел, накренившись, какой-то серебристый предмет. Предмет этот был похож на поставленные друг на друга две алюминиевых миски, одна из которых была донышком вниз, а другая – донышком вверх. Из-под нижней «миски» торчали три коротеньких ножки с круглой подошвой размером с советский юбилейный рубль.

– Диаметр 324 миллиметра, высота без ножек – 154, с ножками – 186, – оценил Степаныч размеры предмета своим намётанным взглядом. Больше всего этот предмет был похож на НЛО, как их рисуют в карикатурах, только очень маленький, будто игрушечный.

Предмет, только что нёсшийся с сумасшедшей стремительностью, моментально завис в воздухе на расстоянии вытянутой руки от Степаныча, а потом, плавно и медленно опустился на подоконник. Наверное, он был очень горячим, ведь пластик подоконника под его ножками зашипел и моментально оплавился.

– Вон какие дроны научились делать! – восхитился Степаныч, – и ведь никаких винтов или сопел не видно, не поймёшь, как же он летает, и почему у него совсем нет инерции.

Роман Степанович со всех сторон осмотрел «дрона», но потрогать руками не решился. Во-первых, он мог быть горячим. А во-вторых, кто знает, что там во-вторых. Штуковина-то загадочная!

На совершенно гладкой поверхности сверху миски вдруг наметился круг диаметром сантиметров шесть. Оказалось, что это люк, который вдруг выступил над поверхностью и плавно откинулся.

Степаныч замер в ожидании. Вот сейчас произойдет Контакт…

Из открывшегося люка поднялось и ступила на крышу летающей тарелки маленькое, не более восьми сантиметров существо. Несомненно, это существо было живым организмом, а не каким-то роботом. На нём был серебристый скафандр, или силверсьют, как его называют в псевдонаучных публикациях. У существа, как это ни странно, было две руки, две ноги и одна голова, видневшаяся из-за прозрачного забрала шлема. Голова эта имела форму перевёрнутой груши. Кожа лица была бледно-салатовой. Почти половину площади лица занимали огромные овальные глаза, а вот носа и рта на лице не было заметно. О том, были ли у этого существа уши, можно было только гадать, ведь шлем скрывал те места, где им полагалось бы быть.
Несомненно, это существо было самым настоящим живым гуманоидом, только маленьким.

– Трёхдюймовочка, – дал ему имя Степаныч, оценив на глаз его рост.

– Меня зовут Зумлё, – услышал Степаныч внутри своей головы тоненький и певучий голосок.

– Интересно, как оно говорит, ведь рта-то не видно? – подумал Степаныч.

– Степаныч, самое подходящее объяснение на вашем языке – телепатия, – прозвучал ответ внутри его черепной коробки.

– Ну, тогда всё понятно, – успокоил себя Степаныч, – телепатия, телепортация, левитация и всё прочее, как и положено, когда речь идёт о НЛО.

– Узнай же, Степаныч, что пять ваших минут назад мы стартовали с нашей планеты Зерфикан и переместились к вам на Землю. К сожалению, уже в самом конце перемещения наш автономный турботелепортатор сломался, и нам пришлось совершить вынужденную посадку на твой подоконник, используя малый генератор гравитационного поля, – чувствовалось, что Зумлё специально старается говорить попроще, чтобы дать Степанычу объяснение, доступное его разуму.

Звучало всё это вполне логично, и, хотя термины были Степанычу не совсем понятны, но в целом ситуация с НЛО прояснилась.
 
– Похоже, пришельцы попали в безвыходное положение, – подумал Степаныч, но постеснялся произнести это вслух. Впрочем, говорить вслух не было нужды, он видел, что Зумлё прекрасно его поняла.

– Вот тебе раз! Почему это я решил, что Зумлё – женского пола? По фигуре судить невозможно, сейчас и наши женщины не все бюст носят, решили, что немодно. И никакого макияжа не видно, глаза не подведены, губы не накрашены. Впрочем, и губ-то нет. И всё-таки, чувствуется в ней женское начало, – подумал Степаныч.

– Ты почти прав, в ваших понятиях все мы, жители Зерфикана – женщины, – объяснила Зумлё, – хотя, на самом деле, мы однополые, но, если принять за критерий способность давать потомство, мы скорее женщины, которые способны обходиться без мужчин.

– Сочувствую, – сказал Степаныч вслух, почесывая макушку.

В это время из люка показалась ещё одна гуманоидша. Надо признать, что Роман Степаныч, в отличие от жены, не был филологом и не знал, существует ли в русском языке такой феминитив.
 
Ступив на поверхность тарелки, новая гуманоидша заговорила. По крайней мере, Степаныч сразу догадался, что говорит именно она, а не Зумлё, потому что на этот раз голос в его голове был каким-то скрипучим.

– Степаныч, хватит репу чесать! Нам нужна твоя помощь! – проскрипела новая гуманоидша.

– Зачем грубить-то? – подумал Степаныч, но вслух ничего не сказал, они ведь и так всё понимают.

– Степаныч, это наш второй пилот, Румьте. Ты на неё не обижайся, она просто подбирает слова из первых, пришедших в твою голову, – стараясь сгладить зарождающийся межгалактический конфликт, сказала Зумлё, – а нам ведь действительно очень нужна твоя помощь, ведь ты самый лучший механик в данном микрорайоне. Так нам сказали трое мужчин, стоящих вон за теми гаражами и делящих между собой прозрачную жидкость.

– Нашли кого спрашивать! – Степаныч вновь почесал репу, – А чем я могу вам помочь?

– Ты должен починить наш автономный турботелепортатор, – прозвучал голос Зумлё.

– Легко сказать! Если бы я хоть знал, что это за штуковина такая, турботелепортатор. Вы хоть можете объяснить, как он устроен, ну или хотя бы как он работает.

– Это очень просто! Заводишь через тачскрин координаты планеты назначения, кликаешь на кнопку ввода и телепортируешься, – сказала Зумлё, – а вот как он устроен, я не знаю. Это знают в навигационном центре на Зерфикане. Но связаться с ними мы сейчас не можем, нулькоммуникатор тоже вышел из строя.

– У вашей Земли оказалось слишком сильное гравитационное поле, а воздух наполнен парами алкоголя, вот наши приборы и ломаются, – проскрипело объяснение Румьте.
 
– И чего теперь делать? Как я вашу колымагу починю, если даже не знаю, как она устроена? Может хоть инструкции по эксплуатации есть, чтоб почитать что и как? – спросил Степаныч.

– Инструкции по эксплуатации есть, но они в голове у Румьте. Давай тебя, Степаныч, к ней подключим и скачаем прямо к тебе в мозг, тебе даже ничего читать не придётся, – предложила Зумлё.

– Вот ещё! Я ей как-то не слишком доверяю, и контакт у нас с ней плохой, скрипит всё время, – сказал Степаныч.

– Интерфейс в этом деле действительно очень важен. Тогда мы поступим следующим образом. Сначала Румьте передаст свои знания об инструкции мне. Правда, это займёт некоторое время. Секунд двадцать, не меньше. А затем я подключусь к тебе. Это займёт ещё больше времени. Надеюсь, у тебя хорошая когнитивная восприимчивость и достаточное количество свободных нервных клеток, – сказала Зумлё.

Эти её слова, сказанные самым беззаботным тоном, немного встревожили Степаныча.
 
– А что будет, если у меня недостаточно свободных клеток? – подумал он.

– Тогда придётся освободить твои нервные клетки, стерев часть твоих ненужных воспоминаний, – невозмутимо ответила Зумлё.

– Как это, ненужные воспоминания? У меня все мои воспоминания нужные! – решительно возразил Степаныч.

– Зря ты так думаешь. Вспомни, сколько всяких неприятностей тебе пришлось пережить. Не лучше ли их удалить? Взять хотя бы твой первый брак, ведь это была катастрофа. Второй брак тоже не очень хорошо закончился. Или отчисление из университета с последнего курса. Зачем всё это помнить? – спросила Румьте.

– Как зачем? Я всех своих жён очень любил, и первую и вторую. По очереди, разумеется. У нас такие страстные романы были, будет что вспомнить на старости лет… А когда дело до развода доходило, так это вообще было как катарсис. У вас-то, небось, никаких романов не бывает, вам ведь это ни к чему… А когда у нас с Мариной Мишка родился, начал ходить, говорить – это я тоже должен позабыть? Нет уж! Если хотите, можете стереть, как меня выперли из посольства в Ватикане, история неприятная, а ещё, как в седьмом классе наша футбольная команда проиграла 0:6, потому что я стоял на воротах, а больше ничего стирать не нужно.

– Степаныч, не беспокойся, я уже просканировала твой мозг, свободных клеток в нём достаточно, даже с запасом, – сказала Зумлё, – хотя я, разумеется, посоветовала бы его переформатировать, потом как-нибудь, когда время будет.

– Ты у нас, оказывается, башковитый, – сказала Румьте примирительно, – нам с тобой повезло.

– Степаныч, ты отдохни, водички попей, а я тут пока к Румьте подключусь, – сказала Зумлё.

Степаныч налил себе полстаканчика минералки, а в это время Зумлё и Румьте взяли друг друга за руки и посмотрели друг другу в глаза. Секунд через двадцать, они отпустили руки.

– Вот и всё! Первый этап закончен. Теперь я знаю об автономном турботелепортаторе всё, что знает Румьте. Осталось только профильтровать эти знания и перекачать их к тебе, потому что даже обладая всеми этими знаниями, сама я ничего починить не смогу. Слишком мы на Зерфикане полагаемся на техпомощь.

– Что надо делать? – Степаныч стал серьёзным и сосредоточенным, и старался ничем не выдать своего волнения.

– Ложись на спину, прямо на ковёр. Ноги разведи на ширину плеч, руки в стороны. Посмотри в потолок, потом закрой глаза. Расслабься. Дыши равномерно. Представь себя чайкой, парящей в голубом небе над синим морем, – сказал Зумлё.
Степаныч лёг на ковёр и представил себя чайкой.

– Ты видел, как Румьте передала мне свои знания. Но мы с ней из одного биологического вида, поэтому всё было так просто и относительно быстро. К тому же мы с ней привычные проникать в чужое сознание. А вот, чтобы получить мои знания, тебе самому придётся проникнуть в мой мозг, разумеется при моей помощи.
– Извини, а вдруг я не вмещусь в твой мозг?

– Ты не смотри, что у меня размер головы маленький, когнитивная способность нашего мозга превосходит мозг человека в четырнадцать раз. Проблема в другом. Пока ты будешь находиться внутри моего сознания, ты не сможешь контролировать своё тело, – ответила Зумлё.

– Я что, умру? – робко спросил Степаныч.

– Это не обязательно. Вероятность летального исхода составляет не более полутора процентов плюс-минус три промиле. Просто, пока ты будешь внутри моего сознания, ты не сможешь сознательно управлять своим телом.  Твоё состояние, скорее, будет похоже на кому или на клиническую смерть. Конечно, если боишься, ты можешь отказаться…

– А что тогда будет с вами? – спросил Степаныч.

– Скорее всего, через 107 часов мы с Румьте окончательно перестанем существовать, – ровным голосом сказала Зумлё, – комплект автономного жизнеобеспечения на большее не рассчитан.

– Тогда не будем тянуть, – сказал Степаныч и закрыл глаза.

Зумлё в блестящем сильверсьюте, как по канату, ловко спустилась с подоконника по краю портьеры и подошла к лежащему на спине Степанычу.  Она обхватила своими ручонками его левое ухо и прижалась к нему стеклом своего скафандра, словно хотела что-то прошептать ему по секрету.

– Наверное, со стороны мы с ней сейчас похожи на Гулливера, лежащего на полу, и лилипута, стоящего рядом,– подумал Степаныч.
 
Вдруг по телу Степаныча прошла дрожь, и он перестал дышать.

***

(Спустя 79 часов 12 минут)

Степаныч открыл глаза и первое, что он увидел, было бледное лицо Иветты, её покрасневшие глаза и синие круги под ними.
 
Степаныч огляделся. Он находился в помещении со стенами, покрытыми серо-голубым кафелем с длинными светильниками. К телу Степаныча были подсоединены какие-то многочисленные шнуры и шланги, а у изголовья стояла тумба с белым компьютером, по экрану которого бежали искорёженные синусоиды.

– Вот они, оказывается какие, линии жизни, – подумал Степаныч.

Кроме его кровати в помещении была ещё одна, на которой неподвижно лежал какой-то пузатый мужчина. Жив ли он или уже нет, понять было невозможно, потому что никаких видимых признаков жизни он не подавал, а экран его монитора был повёрнут в сторону от Степаныча, и нельзя было увидеть, синусоиды на нём или прямые горизонтальные линии.

– Как же ты нас напугал, Рома! Мы думали, ты уже никогда не очнёшься, – тихо произнесла Иветта, вытирая платочком слёзы.

– Вот всегда вы женщины так! Умер – плачете, ожил – плачете! – сказал Степаныч, накрыв своей ладонью ладонь Иветты, – а сколько уже часов я здесь нахожусь?

– Не часов, а суток! Сегодня уже четвёртый день пошёл, – ответила Иветта.

– И ты, Веточка, что, всё это время здесь со мной сидела?

– Нет, на ночь меня выгоняли в коридор, я там на диванчике спала.

– А Иришка как? – поинтересовался Степаныч.

– Иришка днём в садике, её утром Алёна отводит, а вечером Таня к себе забирает, Иришке у Хохотушкиных с Лидочкой и Антошкой весело, у них там и зверьё всякое. А ночью с ней моя мама, она сразу же примчалась из Казани, как узнала, что ты в коме.

 – Вот ведь засада какая! Четвёртые сутки. Трое суток – это будет 72 часа. Времени совсем не остаётся! Слушай, Иветта, мне нужно срочно домой! Дело жизни и смерти! – воскликнул Степаныч.

Но Иветта не успела ничего ответить, потому что в этот момент в палату быстрым шагом вошел пухленький дежурный врач в белом халате, а вслед за ним худющая медсестра в бледно-розовом.
 
– Такс, такс… Что мы с вами имеем? Судя по способности вести членораздельную беседу, сознание вернулось. Пульс нормальный, давление как у космонавта, – врач недоумевающе посмотрел сначала на табличку с состоянием больного, вывешенную в ногах его кровати, а потом на медсестру, – а это точно тот самый Мастерков Р.С.?

– Точно, он. А вот и жена его, Мастеркова, – подтвердила медсестра.

– Такс, такс, больной, как мы себя чувствуем? – спросил врач.

– Не знаю, как вы, доктор, а я себя чувствую вполне нормально.

– Ничего нас не беспокоит? Головокружение, мышечные боли?..

– Ничего, только вот в туалет хочу, – ответил Степаныч.

– Прекрасно! – воскликнул врач и повернулся к медсестре, – дайте ему баночку для анализов.

– Доктор, вообще-то, мне срочно домой нужно! – сказал Степаныч, – выпишите меня.

– Дорогой мой! Нам в нашем положении торопиться выписываться противопоказано. Мы ведь только-только из комы вышли. Судя по тому, что я слышал утром в ординаторской, мы находимся на грани между жизнью и смертью.

– Мы все всю свою жизнь находимся на грани между жизнью и смертью, – сказал Степаныч назидательным тоном, – не даром древние говорили: "мементо мори". А вот товарищ на соседней койке, уже кажется за гранью.

– Слава Богу, с ним всё в порядке, – сказал с облегчением врач, кинув взгляд на экран больного, неподвижно лежащего на соседней койке, – а нас завтра утром завотделения лично осмотрит, определит нам курс лечения, МРТ нам сделает, анализы у нас возьмут, а там, глядишь, денька через три-четыре мы и выпишемся.
 
Иветте пришлось крепко сжать руку Степаныча, чтобы он не перешёл на ненормативную лексику. И вовремя. Бранился Степаныч крайне редко, но смачно и изобретательно.

– Поправляйтесь, больной, – сказал врач и вместе с сестрой вышел из палаты.

– Ишь, какие прыткие пациенты пошли! Одной ногой в могиле, а туда же, немедленно выписываться, – возмутился врач, выйдя из палаты.

– А ещё и философа из себя строит, по латыни выражается! – поддержала его возмущение медсестра.

– Иветта, где моя одежда? Мне нужно срочно домой! Ты даже не представляешь, что может случиться, если я в ближайшие часы не попаду домой!– сказал Степаныч обеспокоенно.

– Рома, ты, главное, не волнуйся так. Тебе сейчас домой никак нельзя.  Вот и доктор сказал. Ты сейчас очень слаб. И капельница ещё не прокапалась. Сам ведь говоришь, "мементо мори". Да и одежда твоя в гардеробе, а он до утра закрыт.
 
– Нельзя, но очень нужно, – сказал Степаныч и попытался слезть с кровати.

Но ноги его не держали, и он повалился обратно на кровать.

– Слушай, Иветта, раз мне домой нельзя, то дай мне твой телефон, я Игорю позвоню, пусть он зайдёт к нам, и кое-что из дома мне привезёт. Я бы тебя попросил, но там много всего, тебе тяжело будет нести, а он ведь мужчина, и у него машина.

Иветта набрала на своём мобильном номер Каламбурского, включила громкую связь и передала телефон Роману Степанычу.
 
– Игорёк, привет! Да, это я! Жив, как видишь. С того света звонки пока не проходят, так что я здесь, в горбольнице номер…– Степаныч покосился на Иветту, чтобы та подсказала номер больницы.

– Знаю я твою больницу, вчера мы к тебе с Алёной заезжали, только ты этого не видел. Здорово, что ты очухался. А что с тобой случилось, если не секрет? Током шибануло, что-ли? – раздался в динамике голос Каламбурского.

– Не секрет, но об этом потом, сейчас нет времени на разговоры. Я тебя попросить хочу. Ты ведь уже дома? Зайди, пожалуйста, к нам, там тёща тебе откроет, забери с письменного стола микроскоп. Потом забери из кладовки титановый чемоданчик с инструментами, он тяжелый, но ты же у нас в качалку ходишь, справишься. И самое главное, в гостиной на окне стоит такая серебристая штуковина, похожая на летающую тарелку. Её тоже забери, это самое главное.

– Диктум-фактум, – ответил Игорь словами на латыни, которые часто употреблял сам Степаныч, – сказано-сделано.

– Рома, ты в порядке? Ты что, прямо сейчас моделированием собрался заниматься? – удивилась Иветта, когда телефонный разговор закончился, – вот в пятницу выпишешься, а субботу Мишка приедет и вы с ним вместе вашу модель доделаете.

– Иветта, тут речь идёт о предотвращении гибели, только не моей, а тех существ, которые в этой тарелке, – взволнованно ответил Степаныч.

– Рома, а ты, когда на пол падал, случайно, головой не ударился? – Иветта даже пощупала затылок Степаныча в поисках возможной шишки.

– Иветта, поверь, я адекватен, как никогда. Сейчас приедет Игорь, я сделаю что нужно и всё вам объясню.

Иветта не стала спорить. Жив ведь, а это самое главное. А если станет немножко дурачком, то это не страшно.

Минут через сорок приехал Игорь. В одной руке он держал тёмно-серый металлический чемодан, а в другой – чёрную клеёнчатую сумку, из тех, что продают в супермаркетах ради сокращения потребления пластиковых пакетов.

– Как тебя пропустили, ведь уже не приёмные часы? – спросила Иветта.

– Коррупция…– ответил Игорь и пожал Степанычу руку с «бабочкой» для капельницы, – привет, Степаныч! Ты, как я посмотрю, совсем огурец!

– Это ты цвет его лица имеешь в виду? – спросила Иветта, к которой постепенно возвращалось хорошее настроение, - или пупырчатую щетину?

– Посадите меня, – попросил Степаныч, – тут где-то должен быть пульт от кровати, чтобы верхняя часть приподнялась.

Игорь нашёл пульт, моторчик зажужжал, и кровать Степаныча превратилась в козетку.

Степаныч достал из меньшей сумки НЛО, а Игоря попросил разложить на полу инструменты из чемоданчика.

Иветта и Игорь стояли по разные стороны от кровати Степаныча, а он, вооружившись микроскопом, начал колдовать с летающей тарелкой. По его уверенным действиями было видно, что он знает, что надо делать.

Он протёр краем своей простыни верхнюю часть тарелки, потом вставил кончик тонкой отвёртки в крошечное углубление на периферии диска. На верхней части тарелки наметились круглые очертания люка. А затем люк открылся и откинулся. Из глубины НЛО поднялась круглая платформа, на которой стояли два странных большеголовых существа в сильверсьютах ростом не больше восьми сантиметров.

– Приветствуем вас, земляне, – раздался певучий голос Зумлё, – Мы рады, что Степаныч хорошо перенёс процедуру передачи информации.

– Я тоже рад. И за вас, и за себя. Я всё насчёт ваших полутора процентов беспокоился. Слезайте сюда, на одеяло. Мне нужно эту штуковину перевернуть кверху дном, – сказал Степаныч.

Существа в сильверсьютах соскользнули с крыши НЛО, как с ледяной горки. Иветта протянула к ним ладонь, и они не испугались встать на неё. Иветта подняла ладонь и гуманоиды перебрались на прикроватный столик.

Степаныч тем временем, уже вскрыл днище тарелки, и одну за другой доставал оттуда какие-то агрегаты.
 
– Крекенатор… абрелятор… коробка кавитации… штуцер основного напора, гравитатор, – Степаныч бормотал какие-то непонятные, хотя и звучащие вполне по-земному, слова.

Иветта и Игорь, совершенно обалдев, наблюдали за процессом.

– Ну вот, всё готово, можно лететь, –сказал инопланетянам Степаныч и, спохватившись, представил их Иветте и Игорю, – вот эта – моя инопланетная подруга Зумлё, у нас с ней был ментальный контакт, а вот та – её подруга Румьте. Они к нам в окно залетели прямо с планеты Зерфикан, но тут у них автономный турботелепортатор сломался. Пришлось починить.
 
– Степаныч, ну ты мастер, даже НЛО можешь починить, не только внедорожник! – восхищенно произнёс Игорь.

– Это меня наши инопланетные гости научили, – сказал Степаныч, поставив НЛО на прикроватный столик, – жаль, ничего нового про их мир я узнать не успел, только как турботелепортаторы чинить.

– Надеюсь, я успел закончить ремонт вовремя? – спросил он у Зумлё.

– У нас остался жизненный ресурс ещё на несколько часов, а до Зерфикана нам минуты две добираться, – ответила Румьте.

– Спасибо тебе, Степаныч! Ты наш спаситель! И не забывай, у нас с тобой ментальная связь, я тебе потом много чего про нашу цивилизацию расскажу, вот только нулькоммуникатор починим.
 
Гуманоидши забрались в тарелку через люк, открывшийся в днище. Минут через пять одна из них поднялась изнутри на крышу НЛО и помахала людям рукой.

– До свидания, земляне! Мы ещё обязательно встретимся! – прозвучал голос Зумлё, – а ты, Игорь, пожалуйста, открой окно пошире, нехорошо бить стекла в больнице.

Она спустилась в люк, крышка люка захлопнулась и тут же стала с ним единым целым. На какое-то мгновение НЛО вздрогнуло, засветилось ярко голубым цветом и по невообразимой дуге выскользнуло в окно. За окном оно повисело секунд десять и вдруг стремительно исчезло в вечернем небе, на котором уже высыпали звёзды.

Трое мужчин за гаражами, запрокинув головы, смотрели вслед удаляющейся в сторону Ориона светящейся точки.

– Ну, вот, я же говорил, что наш Степаныч что хочешь починит! – сказал его один из них, наверное, главный, так как именно у него в руках была бутылка.

– Попрошу его мой «москвич» посмотреть, – сказал его коллега.
 
– Давайте ещё по одной за мир во вселенной и дружбу между галактиками! – сказал третий.