Запретный плод. гл. 60

- 60 –

Владу оставалось отсидеть всего лишь полгода, как случилась амнистия. По выходу из тюрьмы, первым делом он поехал на могилу матери. Разыскал заросшую травой могилку с покосившимся крестом, Влад встал на колени и слёзно молил о прощении. За все годы было ему стыдно перед матерью за то, что забыл о ней, и он горько в этом раскаивался. Оправдать это забвение было нечем. Наплакавшись до рези в глазах, Влад голыми руками стал вырывать с могилы бурьян, затем аккуратно подсыпал могильный холмик, почти сравнявшийся с землёй, и поправил деревянный крест. Вслух он разговаривал с матерью, как будто она была рядом, обещая поставить ей хороший памятник и навещать могилу по мере возможности. Рассказывать матери о том, что он по глупости своей попал в тюрьму, не стал, не желая огорчать её.
 - Впрочем, наверняка, она оттуда сверху видит меня и всё понимает… - вздохнул Влад и всхлипнул от жалости к самому себе.
Молча постояв ещё возле могилы матери, Влад горько вздохнул, и пошёл, не оглядываясь, в сторону деревни.

Деревенька давно опустела, доживали в ней свой век несколько стариков и старух, таких же одиноких, какой была его мать.
Домик, в котором прошло его детство и юность, совсем обветшал, жить в нём было уже небезопасно. Влад зашёл к ближайшей соседке, дочь которой ответила на его письмо из тюрьмы.
Старенькая соседка едва признала его, не по годам постаревшего, измождённого и осунувшегося, с проседью в коротко стриженных волосах.
Его поразила нищета в доме старушки, и хоть было в нём  всё необходимое для жизни, но вся утварь была такой же ветхой, как и сама хозяйка дома.
Старушка рассказала Владу о матери, которая до последнего ждала его, как похоронили её с соседями, как обрадовались его письму, уже считая, что он пропал безвестно.
Влад слушал подавленно молча, утирая слезу.

От соседки он узнал, что в округе есть ещё несколько почти пустых деревень, и хотя можно найти дом покрепче, но на сто вёрст один сельмаг, который пару раз в год объезжает округу на грузовой машине, развозит самое необходимое для жизни – муку, крупы, растительное масло, соль, сахар, керосин и спички. Зная, что рассчитывать на скорый приезд сельмага не приходится, закупали провиант мешками, экономно расходуя «золотой запас»…

До райцентра путь был неблизкий, по словам старушки, добраться туда можно было пешком и, если повезёт, на перекладных.

О том, что где-то здесь можно было найти работу, не могло быть и речи. Власти из райцентра самоустранились от «бесперспективного» населения, бросив стариков на произвол судьбы, доживать свой век в заброшенных деревнях.

Владу оставалось лишь вернуться к Ольге по месту прописки.

Как ни странно, Ольга ни разу так и не навестила его в тюрьме, и это было очень обидно. За все два с половиной года срока ему не удалось ничего узнать об Ольге, и он понятия не имел, как она выжила без него.

Переночевал Влад в своём доме, хотя сна совсем не было. Зажжённая керосиновая лампа горела тускло и чадила. При её свете ходил Влад по дому, вспоминая свои детские и школьные годы, о том, как мать на последние грошИ отправила его на учёбу, и как он обещал ей забрать её отсюда…
Теперь, когда уже невозможно было что либо исправить, у Влада ком стоял в горле, и пользуясь тем, что его никто не видит, не таясь, он плакал, как ребёнок.

В доме всё было так же, как много лет тому назад, когда он уезжал в большой город на учёбу, и в поисках лучшей доли. Кто ж знал, что в городской суете обещание вернуться к матери забудется так скоро…

Утром Влад уехал в райцентр. Несколько километров шёл пешком, прежде, чем удалось остановить одинокую попутку. В райцентре он стал на учёт в отделении милиции по справке об освобождении. Теперь он мог ехать к Ольге, и начинать жизнь «с чистого листа»…

- продолжение следует -