Вам надо сделать редукцию!

Редукция эмбриона — это хирургическая операция,
проводимая во время беременности женщины и
направленная на уменьшение количества и удаление 
живых эмбрионов из полости матки.

          Четыре недели после зачатия. Дома:
          - Муж! Две полоски! Я беременна!

          Шесть недель после зачатия. Кабинет УЗИ в женской консультации:
          - Поздравляю! Вы беременны! Срок – шесть недель. Два живых плода. … Нет, все в порядке! Надо будет повторить УЗИ через две недели.

          Восемь недель после зачатия. Кабинет УЗИ в женской консультации:
          - Вы знаете, у вас многоплодная беременность.
          - Да, я в курсе. Двойняшки.
          - Не совсем так. Вы только не волнуйтесь. У вас тройняшки.

          Десять недель после зачатия. Институт гинекологии в Санкт-Петербурге:
          - Женщина, вы что, не понимаете? Вам сорок пять лет и у вас будет тройня! Вам надо срочно делать редукцию! У вас осталось времени две недели!
          Совершенно ошарашенная явным недовольством и возмущением врача, стою в кабинете специалиста-генетика и не могу вымолвить ни слова. Хамство, грубость и повышенные тона посторонних и малознакомых людей всегда вводили меня в состояние ступора. А тут… Я, вроде бы, взрослая серьезная женщина, пребывающая в состоянии беременности, слегка растерянная в последнее время от осознания того, что в моем животе зародились сразу три жизни, но абсолютно спокойная и адекватная. Просто пытаюсь понять, как мне себя вести и что делать в моем несколько нестандартном положении. Передо мной сидит молодое, лет тридцати пяти, светило, которое мне очень рекомендовали, и нервно, громко, с напором убеждает меня, что мне надо убить двоих моих детей, а оставить только одного. И сердится на мою непонятливость. А я не могу осознать, как это, взять и убить кого-то из моих еще нерожденных детей.
           Две недели назад моя врач, которую я знаю много лет, настояла на том, чтобы я прошла дополнительные обследования и проконсультировалась с несколькими ее коллегами, которые занимаются такими как я – возрастными тетками, имевшими неосторожность забеременеть на старости лет, да еще не одним, а сразу несколькими малышами. И началось… То ли по стечению обстоятельств, то ли сейчас действительно в этой профессии аналогичными проблемами (А кем еще я могу быть для медицинского работника гинекологического профиля как не ходячей проблемой!) принято заниматься молодым перспективным специалистам исключительно мужского пола. Этот уже третий. И все как один, спокойно рассуждают о целесообразности редукции двух плодов ради сохранения одного, другими словами, о гуманном убийстве. Интересно, а если бы на их месте были доктора женского пола? Они бы так же беспристрастно и безэмоционально настаивали на том, чтобы я сделала такой нечеловеческий выбор?
            Вы думаете, что я из разряда тех женщин, которые мечтают о материнстве, умиляются детьми, утверждая, что это цветы жизни, и вижу смысл своего предназначения исключительно в том, чтобы полностью посвятить себя своим чадам и семье? Да ничего подобного! Для меня дети – это, в первую очередь, огромная ответственность, чувство долга, постоянная и тяжелая работа, личная тревожность, а потом уже радость, любовь, счастье и так далее.  Я просто запрыгнула в уходящий поезд, ведь старшему сыну скоро двадцать, а мы с мужем так и не сподобились обзавестись еще ребенком, хотя и хотели, всё откладывали до лучших времен и предохранялись. Да, знала, что у нас в роду женщины часто после сорока рожают двойни, и была к этому готова. Но не тройни же! Да еще я должна выбрать, от кого из них избавиться! Потому что существуют высокие риски не выносить беременность из-за многоплодия и моего возраста. Это я понимаю. Но я не понимаю, как я могу сама решить, кого из моих нерожденных детей убить, если все они развиваются хорошо, согласно нормам, без патологий, как сами же эти медицинские светила утверждают.
          И вот, пока я всю последнюю неделю хожу по этим новомодным специалистам, меня трясет и колбасит. И так-то ситуация непростая – тройня, а теперь еще и убить. От нервного срыва тут запросто выкидыш образуется и не придется никакой редукции делать.
          Однако, все эти мужчины-доктора очень настойчивы в своей оценки ситуации и рекомендациях для меня. Согласно статистике, согласно исследованиям, согласно рекомендациям ВОЗ… А я испытываю внутреннее сопротивление. С одной стороны, всё понимаю. С другой стороны, должны же быть хоть какие-то отклонения в развитии моих детей для того, чтобы выбрать тех, кто станет лишним! А их нет… И выбрать должна я, мать, среди трех совершенно одинаковых и здоровых будущих человечков! Как это? Объясните мне! Редукцию делают на сроке до двенадцати недель беременности, осталось две, и все меня торопят… Но ведь бывает, что рожают бабы и по два, и по три ребенка сразу, вынашивают же как-то, и все нормально! Почему мне предрекают исключительно печальный прогноз? А вдруг все эти врачи не правы? Ведь они, в конце концов, просто люди и не могут знать наверняка, все мы под Богом ходим!
          Вечером вся в тревогах и сомнениях звоню с отчетом своей докторше. Та, выслушав меня, ловит прорвавшуюся слезу в голосе:
          - Чего плачешь?
          Я не выдерживаю, начинаю тихонечко подвывать, пытаясь справиться с эмоциями, успокоиться и говорить ровным голосом. Наконец мне это удается, и я отвечаю:
          - Не знаю, как быть. Все настаивают на редукции. Понимаю. Но сердцем не принимаю. Нет ведь однозначных показаний. А вдруг все будет нормально? Внутренний голос говорит, что не надо этого делать.
          Гинеколог моя вздыхает, молчит некоторое время, а потом говорит:
          - Я тебе сейчас не как врач скажу, а как женщина. Слушай себя. Что интуиция подсказывает. Я бы на твоем месте рожала, доверилась бы высшим силам, а там будет, как будет…
          Я с облегчением выдыхаю, слезы моментально высыхают, и я шепчу:
          - Спасибо…
          Как мне не хватало элементарной поддержки! Даже мой муж, обрадовавшийся такому большому будущему приплоду, боялся даже намекнуть на то, что мечтает, чтобы я сохранила всех детей, понимая, как это не просто – выносить тройню, и не желая быть обвиненным в эгоизме при этом, рожать-то не ему.
          А моя докторша продолжает:
          - Я тебя отправлю к моему однокурснику, он профессор и главврач в роддоме, а еще лучший спец в городе по многоплодной беременности. Записывай телефон, ссылайся на меня и не затягивай, поезжай скорее. Бери с собой результаты всех обследований и заключения. Лучше него никто не сможет оценить состояние твоих детей. Слушай его. Тогда и решишь окончательно.
          Но я уже решила. После разговора выхожу из спальни на кухню и заявляю мужу:
          - Редукцию делать не буду. Буду рожать.
          Он начинает плакать, опускается на колени передо мной и прижимается лицом к животу, что-то шепча нашим будущим чадам.

          Одиннадцать недель после зачатия. Смотровой кабинет в одном только что открывшемся после капитального ремонта роддоме Санкт-Петербурга. Стучусь и заходим туда с мужем.
          - Здравствуйте! А мне нужен доктор Михайлов.
          Кабинет большой, светлый и в нем много народа, четыре человека в медицинских халатах и две беременные женщины. Ультрасовременное гинекологическое кресло, кушетка, аппарат УЗИ, еще какое-то оборудование, письменный стол, стеклянные шкафы.
          Докторша, которая сидит за столом и что-то пишет, вскидывает на нас глаза и говорит:
          - Доктор Михайлов сейчас подойдет, он вышел.
          Вторая врачиха просит:
          - Подождите его, пожалуйста, в коридоре.
          Мы разворачиваемся и сталкиваемся в дверях с высоким полноватым мужчиной с ореолом редких светлых волос на голове и круглым розовым лицом в круглых же очках. Он выглядит каким-то мягким и уютным и совсем не похож на главного врача, а, скорее, на бухгалтера в лечебном заведении. Однако, от стереотипов, сложившихся в отношении представителей и одной, и второй профессии, его отличают светлая добрая приветливая улыбка и юмор в маленьких озорных глазках. Но по тому, как чуть ли не по стойке смирно встретил его весь медицинский персонал, находящийся в кабинете, я безошибочно вычисляю, что это и есть доктор Михайлов.
           - Здравствуйте, меня к вам направила Алла Игоревна. Я вам звонила два дня назад, вы мне назначили сегодня к двенадцати часам подойти.
           - Да-да, помню, здравствуйте, - рассеянно говорит доктор, одновременно атакованный всеми присутствующими, - Подождите минуточку, пожалуйста, видите, что творится. Присядьте вот на этот стул.
           Подчиняюсь его команде и настраиваюсь на долгое ожидание, тем более что вслед за вошедшим врачом врываются еще два человека явно в рабочей одежде и с требованием дать какие-то указания по ремонту. Но я ошибаюсь. Через пять минут все вопросы решены, лишние люди покинули кабинет, и мы остаемся впятером – Михайлов, еще одна врач, медсестра, я и мой муж.
           - Я весь во внимании, - улыбается главврач.
           Рассказываю про свое очень интересное положение и протягиваю пачку прихваченных с собой медицинских документов. Доктор внимательно изучает их, поглядывая на меня, в его глазах просыпается азарт. Он предлагает мне забраться в гинекологическое кресло и осматривает меня. Потом мы плавно перемещаемся к аппарату УЗИ. Далее мы переходим в другой кабинет и там меня обследуют еще на каком-то устройстве. Все это время я молчу, стараясь не мешать и не отвлекать профессора от его медицинских умозаключений. Затем мы возвращаемся обратно в кабинет, он еще раз просматривает результаты моих предыдущих обследований, что-то записывает на бланке, наконец откидывается на спинку кресла и произносит:
            - Вам надо делать редукцию!
            Сказать, что я возмущена, - ни сказать ничего! Я с обидой гляжу на него и говорю:
            - Это я уже знаю! Но Алла Игоревна меня не за этим к вам направила!
            - А зачем?
            - Обследовать состояние развития моих детей. С ними ведь все в порядке?
            - Ну-у-у, пока да, - медленно и осторожно отвечает профессор, - развитие всех соответствует возрастным нормам, патологий или отклонений не выявлено.
            - Вы будете вести мою беременность без редукции?
            Кажется, что Михайлов крайне удивлен. Он складывает перед собой руки в замок, наваливается на них всем корпусом и наклоняется в мою сторону:
            - Вы не понимаете. Вам сорок пять лет. У вас многоплодная беременность. Тройня. Вероятность того, что вы выносите ее до конца равна нулю. Произойти может все, что угодно. Риски огромные. Если не сделать редукцию, может быть выкидыш, и не факт, что вас удастся спасти. Могут быть преждевременные роды, дети родятся недоношенными и неизвестно, как это скажется на них. В конце концов, в любой момент могут начаться патологии в развитии детей, а сделать уже ничего будет нельзя. Если только полностью прерывать беременность. И тогда вам уже не удастся зачать еще раз.
          - Все это я уже знаю, - отвечаю я, - но я не хочу делать редукцию.
          Михайлов смотрит на меня, потом на мужа, затем вновь на меня, видимо, пытаясь найти объяснение моему упрямству, после чего аккуратно, почесывая макушку головы, спрашивает:
          - У вас это первая беременность?
          - Нет, у меня уже есть сын, ему восемнадцать лет. И рожала я его, как в учебниках описывают; заведующая родильным отделением даже расстроилась, что происходило это в новогодние каникулы и не было студентов, чтобы показать им, что такое здоровые классические роды.
          - Ну, тогда это, наверное, у вас второй брак и новый муж? – переводя взгляд на моего благоверного и не слишком озадачиваясь вопросами тактичности, старается угадать он.
          - Нет, мы вместе двадцать лет, и он – отец моего первенца.
          Михайлов начинает в задумчивости раскачиваться на задних ножках кресла:
          - Может, вы какая-то особенно верующая и вам религия не позволяет?
          - Да обычная я, не шибко верующая, хоть и крещеная в православии. В церковь почти не хожу, перед иконами не молюсь.
          Моя внешность, благодаря которой меня часто принимают за еврейку, и мое признание, что я христианка, на секунду озадачивают доктора, но потом он продолжает дальше пытаться угадать причину моей настойчивости:
          - Вы так детей сильно любите?
          - Да нет, дети – это, скорее, ответственность, а не радость.
          Михайлов резко садится на стуле на все четыре ножки и в некотором раздражении то ли от своей непонятливости, то ли от моей упертости произносит:
          - Ну, тогда у вас просто эйфория беременной, и вы не осознаете серьезность положения!
          Я меня тут же рождается желание развернуться и уйти, но заставляю себя сдержаться и максимально спокойно говорю доктору:
          - Я взрослая умная женщина с хорошим юридическим образованием, большим жизненным опытом и умением анализировать ситуации. Я – не восторженная девочка, которая поддается эмоциям, и не понимает, что происходит. Я рассуждаю так.
         Во-первых, когда я год назад обследовалась на предмет того, могу ли я еще рожать, врачи восхищались состоянием моей репродуктивной системы и все в один голос заявляли, что в моем случае это не проблема.
         Во-вторых, в моем роду четко прослеживается наследственный фактор: женщины сохраняют способность к деторождению в течение долгого времени, даже после сорока лет. Более того, именно после сорока вынашивают и рожают абсолютно здоровые двойни. Значит, мы генетически предрасположены к таким нагрузкам. А где два, там и три.
         В-третьих, у меня нормальная полноценная семья, которая меня поддерживает. Беременность не была спонтанной, а осознанной и желанной. Поэтому я готова рискнуть и побороться за всех моих троих деток.
         В-четвертых, и это самое важное. Я понимаю, что выносить одного ребенка мне будет значительно проще. Но у меня их в животе трое! Так уж получилось! И последние три недели я только ото всех врачей и слышу – вам надо сделать редукцию! При этом нет никаких медицинских рекомендаций и обоснований, от кого избавиться, все мои дети развиваются одинаково, пока все они абсолютно здоровы. Вы это сами только что подтвердили. А мне как матери предлагается выбрать, кого из них убить! Как вы думаете, хорошо ли это сказывается на моем психоэмоциональном состоянии и течении беременности? Почему никто не хочет прислушаться к моей логике?
          Доктор опускает голову и задумывается. Он долго молчит, потом поднимает глаза, улыбается и произносит:
          - Простите меня! Я теперь ясно вижу, что нет у вас никакой эйфории. Я погорячился. Все, что вы говорите, абсолютно правильно. Я буду вести вашу беременность!

          Двадцать шесть недель после зачатия. Операционная в том же роддоме.
          - Кесарево сечение прошло успешно. Первый плод – живой мальчик, вес семьсот грамм, время рождения – 14.17. Второй плод – живая девочка, вес семьсот шестьдесят грамм, время рождения – 14.18. Третий плод – живой мальчик, вес восемьсот сорок грамм, время рождения – 14.18. Состояние всех удовлетворительное. Поздравляем, мамочка!

          P.S. Сейчас моим детям семь лет. Они здоровые, любознательные, активные и веселые. Осенью пойдут в первый класс. Как быстро время пролетело!

Июль 2021