Тропинин. Портрет Пушкина. Талисман

Удивительная жизнь у этого художника. Долгие-долгие годы он был крепостным у своего хозяина. То есть хозяина совсем не в смысле хозяйственника.  А в  том смысле, что хозяин мог обойтись с художником, как с любой вещью. Художник был его собственностью , как любая другая вещь, которую совершенно законно можно было купить-продать. Слава Богу, что этот хозяин был человеком просвещённым, богобоязненным и добрым.  Не препятствовал, а даже способствовал до некоторой степени развитию его таланта живописца. А ведь могло бы быть совсем по другому. Вспомним Салтычиху. И тем не менее Василий Андреевич долго ощущал себя внутренне некой вещью, которой хозяин может распорядиться,  как ему будет угодно.

   Он родился в екатерининские времена.  Времён Очакова и покоренья Крыма. В 1776 году. Родился в селе Карповка Новгородской губернии. Хозяином был граф А.С. Миних. Не сказать, чтобы маленький мальчик-крепостной  был из простых. Нет,  его отец был управляющим. Хорошим был управляющим, потому как за честную службу получил он вольную. Он -то получил, а семья нет. И тем не менее, благодаря отцу мальчика отправили в Новгород. Четыре года он учился в начальной народной школе.

    Ну а потом дочь Миниха вышла замуж за графа Ираклия Моркова. Понятно, что графиня не была бесприданницей. Было хорошее приданное. И юный художник Вася оказался в этом приданном, и  после этого он переехал в дом нового хозяина. А новый хозяин,  узнав о художественных способностях крепостного мальчика, не нашёл ничего лучшего, как отправить его в Петербург на обучение кондитерскому мастерству. На платное обучение. Вроде бы так приобщал его к искусству.
    В Петербурге  Василий жил не сам по себе, а под присмотром двоюродного брата графа Моркова Алексея Ивановича.  А тяга к рисованию только нарастала. К счастью,  оказалось, что его соседом был настоящий художник. Бог знает, как его звали. Но Вася часто бегал к нему. А его часто буквально за ухо вытаскивали из мастерской художника и отправляли обратно на кухню.

     Присматривал Алексей за маленьким крепостным вероятно не достаточно внимательно, потому как однажды он узнал, что Василий кроме кухни посещает лекции в Академии художеств. И после он решил проверить, чему же он на этих лекциях научился. Любопытно же. Посмотрел он рисунки маленького кондитера и восхитился. Как, этот маленький пацан способен творить мастерски такие живописные вещи.
     Нет, из кухни надо вытаскивать мальца. Вот его истинное призвание. Живопись! И он стал уговаривать брата отправить Василия учиться по-настоящему В Академию художеств. Вот его истинное призвание. Ну а торты и пироги сделает за него кто-нибудь другой.  Он от щедрот своих даже и издержки на это образование тоже брал на себя. Была тут одна досадная запятая. Крепостные могли быть только вольнослушателями, да и то за плату.
 
   Проучился Василий шесть лет в Академии и показал себя весьма одарённым, талантливым учеником. И у него были хорошие учителя. То есть, по-нашему этот крепостной получил хорошее, можно сказать, блестящее образование.
 
   Когда ему исполнилось 18 лет, он впервые участвует в академической выставке. Отбор на выставку художников был самый строгий. В ней участвуют профессора живописи и лучшие студенты. Картину Василия Тропинина похвалил сам ректор. А ещё картину заметила и тоже похвалила сама императрица Мария Фёдоровна. А это дорого стоит. Президент Академии граф Александр Строганов, узнав, что художник-то крепостной, пообещал поспособствовать его освобождении.

     Да вот его хозяин тоже граф Морков упёрся. Не отдам. Несмотря на то, что за него готовы были вступиться  такие высокопоставленные особы. Не отдам и всё.  Зачем мне знаменитый портретист. Будет мне писать иконы для домовой церкви или карету мою расписывать и довольно с него. Бывают же твердолобые.

  И Василий действительно расписал все иконы в алтаре и настенную роспись тоже выполнил.  А потом ещё он обвенчался с Анной Катиной  в церкви, которую он же сам расписал. Со стороны Ани это был смелый, если не безрассудный шаг. Она свободная поселянка, он крепостной. А в этом случае она по законам того времени и сама становилась крепостной. И она тоже стала собственностью барина. Надо крепко любить, чтобы пойти на такое. И она пошла!
 
                *****
     Во время войны 1812 года барский дом сгорел. И сколько картин художника сгорели в огне пожара.  Сам же граф командовал Московским ополчением. А после войны Василий – всё ещё крепостной -  в течении нескольких лет руководил постройкой поместья и его украшением. Очень ценный крепостной. То есть ему, как крепостному, ничего и не платили. Наградой было только барское расположение. Как хорошо, зачем звать   профессионалов-архитекторов, если в доме есть свой и бесплатный.

     Когда дом барский был готов, всё семейство Морковых съехалось в нём, чтобы жить. И Василий Тропинин запечатлел это семейство на большом живописном полотне. Такой семейный портрет в интерьере. Идиллия. Найдите его в Интернете. Оно стоит того. Картина называется «Семейный портрет графов Морковых. 1813 г.»  Вы увидите самого барина в окружении домочадцев. Слева от отца семейства – два взрослых сына, справа – две дочери. Одна держит шитьё, другая сидит за клавикордами.

    В том же доме художник пишет портрет собственного сына. Посмотрите, какой прелестный мальчик. Портрет получил славу лучшего детского портрета того времени. Такой юный, наивный мечтатель, обаятельный и трогательный.

                *****
    В 1821 году всё семейство переселилось в Москву. Вот тут у Тропинина появилось много работы и заказов. Москва отстраивалась после известного пожара, и появилась  потребность  в портретах в интерьерах и не только  для украшения барских дворцов. И таким образом искусство Тропинина оказалось чрезвычайно востребовано. Благодаря чему художник завязал много знакомств среди людей известных и даже знаменитых. Тропинин стал первым портретистом в Москве.
 
    Однажды случился конфуз. Тропинин всё ещё оставался  крепостным и исполнял в этом доме обязанности кондитера. Талантливый человек талантлив во всём. Кондитерские изделия, всевозможные торты у него получались отменные. И вот хозяин дома так по-русски и хлебосольно принимает у себя иностранных гостей. Говорят, понятно, по-французски. В большом зале стоит стол, с разложенными на нём чудесами кулинарии. А на стенах висят замечательные портреты, исполненные кистью неведомого художника. И вдруг гости к своему изумлению узнают, что человек который их только что обслуживал за столом, и был тем самым художником. Какой пассаж! Они все вмести стали отнимать у него подносы и стали предлагать ему присесть за стол и выпить из хрустального бокала. Представляете сцену. Барин и его крепостной пьют шампанское на брудершафт. Анекдот какой-то, который станет известен всей Москве. После этого Василий уже больше никогда подносы гостям не разносил.

    А народ, то есть сиятельства всех рангов стали чуть ли не требовать  у графа Моркова освободить талантливого портретиста. Был случай, когда граф проиграл изрядную сумму в Английском клубе на Тверской. Вы знаете это здание, на вратах которого стоят  и сегодня  такие смешные львы, воспетые Пушкиным. Графу публично предложили простить долг в обмен на дачу вольной для Тропинина. Но и на этот раз  пошел барин в отказ. Ну пущу, не отдам. Да что же это за нравы были тогда?
 
     Но вот пришёл день, когда граф всё-таки уступил. Да и как не уступить. Общественное мнение всего дворянского собрания так зло-косо посматривало на него. Да так, что просто хоть в Английский клуб не приходи. Отпустил художника. В мае 1823 г. в качестве пасхального подарка он торжественно вручил живописцу вольную грамоту. Свобода! Пойду туда, куда хочу, и делать буду тоже, что хочу. А ваши торты пусть делает кто-нибудь другой.
 
   Радоваться надо, да радость была неполной. Ему дали свободу, а семье нет. Жена и сын так и остались крепостными. Отвратительный парадокс. Вы помните, жена его вышла за него замуж, будучи самой вольной поселянкой. Попала в кабалу, и не могла из неё освободиться даже после того, как муж вышел на свободу. Она с сыном всё-таки получили вольную, но только через пять лет. Прижимистый был барин.

                *****
     Итак, Тропинин освободился от крепостного ярма. А он уже к этому времени водил знакомство с элитой культурной и интеллектуальной города.  Каждый из нас знает в общем-то, чего он стоит в этой жизни. И обидно бывает, когда ваша самооценка не совпадает с титульной значимостью в обществе. Очень обидно, когда расхождение очень уж большое. Даже и неприличное. Так было всегда. Как тогда, так и сейчас. Вот сегодня, к примеру, у него  уже звание народного, а я ничуть не хуже.  А у меня нет даже и  звания заслуженного.  И все это видят. И идёт неслышная борьба за звания. За дипломы,  за лауреатства. А у художника Ивана Шишкина не было звание Народного художника, а по сути он им был.

    Не обошла эта честолюбивая болезнь и Тропинина. Захотелось ему стать Академиком от живописи. Понятно, когда он был крепостным, тут и вопросов не было. А теперь он свободный, и как считают лучший портретист в Москве. Обращается с письмами к своим бывшим учителям и сокурсникам, которые к тому времени стали Академиками, с просьбой о содействии в получении звания Академика живописи. Не помогло. Тогда он пишет один из своих лучших шедевров и посылает его на суд Совета Петербургской Академии. Это «Кружевница». Действительно шедевр.
 
   Когда я веду группу по залам Третьяковки, я редко прохожу мимо этой картины. Да и как пройти. Мастер, великий мастер создавал это живописное творение. Тут и объяснять нечего. Один современник художника так выразился по поводу этой кружевницы: «И знатоки, и не знатоки приходят в восхищение при взгляде на сию картину , соединяющую поистине все красоты живописного искусства. Сверх того в самом портрете обнаруживается душа красавицы тот лукавый взгляд любопытства , который брошен ею на вошедшего в эту минуту». А вошедшие – это мы все. Все, кто посмотрел на этот портрет. А посмотрели в глаза этой девушки уже и миллионы зрителей. А сколько ещё посмотрят.

    Звание Академика Тропинин получил , а от преподавания в Петербурге отказался. Он предпочёл жить с семьёй в патриархальной Москве. И правильно сделал. Преподавание – это совсем другая профессия. И не каждый может ею заниматься. Вот, к примеру, мы все знаем русский язык. А многие ли смогли бы преподавать русский язык, допустим. в школе.  Или иностранцам. Без соответствующих знаний – никто.

    А ещё   меня в зале Тропинина смущает один предмет. Моя аудитория – это как раз иностранцы.  И я каждый раз в смущении думаю про себя, а стоит ли им говорить, что большую часть жизни художник был крепостным. А смущение моё происходит из того, что я доподлинно знаю в каком направлении  двинется мысль у этих иностранцев. «Ну и чему удивляться, -подумают они.  Страна варварская. Была такой , да остается до некоторой степени и сейчас. Высот нашей цивилизации, западной цивилизации, ещё не достигла. И с демократией у них не очень. А о  свободе после Гулага и вовсе не о чем говорить. То ли дело у нас!  Свобода, равенство, братство. На всех знамёнах уже более 200 лет.» Разубеждать их в зале Тропинина у меня нет ни времени, ни желания. Пошли дальше.

                *****
   Получив звание Академика, Тропинин забрал у Морковых свою жену и сына ещё крепостных и переехал на Волхонку. Сегодня на стене  этого дома  висит мемориальная доска. Это прямо напротив Музея изобразительных искусств имени Пушкина. Не путать с музеем Пушкина на Пречистенке, который находится совсем рядом.

    И вот в конце 1826 года Тропинин получает очень важный заказ. Сделать портрет самого Александра Сергеевича Пушкина – самого известного русского поэта. Правда к тому времени он ещё на стал солнцем русской поэзии. И нашим всем он тоже ещё не стал. И всё же…

Заказ сделал близкий друг Пушкина С.А.  Соболевский. Понимая всю ответственность предстоящей работы, поначалу Тропинин не знал, как подступиться. Тут была и ещё одна трудность, Художник работал очень медленно. А  как усадить Пушкина со всем его темпераментом и подвижностью в кресало на несколько часов да и не один раз. Он нашёл выход из положения. Он стал делать наброски и эскизы. Такие быстрые подвижные изображения поэта. А потом уже сделал известный нам всем портрет. И все современники, то есть люди, хорошо знавшие Пушкина говорили,  что художнику так замечательно удалось передать не только сходство внешнее, но и  внутренне состояние своей модели. Говорили, что у Пушкина было именно такое выражение на лице, когда Муза вдруг являлась перед ним.

     Почти в тоже время был исполнен и другой портрет Пушкина. Самый известный. Сделал его другой замечательный портретист и тоже по заказу, но другого друга поэта. Дельвиг обратился к Кипренскому с таким предложением. И этот заказ тоже был мастерски исполнен. Посмотрите на оба портрета и вы увидите, что сходство присутствует на обоих портретах. Но какие они разные! Какие разные состояния души передали в своих изображениях оба замечательных портретиста.
      
 На полотне Кипренского  Пушкин представлен по пояс со скрещенными на груди руками. На правое плечо поэта накинут клетчатый шотландский плед — этой деталью художник обозначает связь Пушкина с Байроном, кумиром эпохи романтизма. В глубине изображена статуя Музы с лирой. Понятно, что она как бы парит над головой Пушкина и вдохновляет его на создание шедевров.
 
   Но нашлись и критики этого изображения.  Говорили, что Кипренский не смог передать «изменчивое выражение лица», энергию, живость, свойственные Пушкину.
    И Брюллов тоже критиковал. Художник, дескать, изобразил Пушкина не поэтом, а «каким-то  денди».

      Но зато  « работа Кипренского наиболее приближается к тому идеальному изображению, какового … ищут обыкновенно поклонники поэта». То тесть, иными словами,  Кипренский изобразил Пушкина прежде всего таким, каким его хотели видеть современники. Да и мы тоже хотим его видеть именно таким. То есть только поэтом. И Муза здесь очень даже кстати. Поэтому это изображение стало, можно сказать, каноническим. А вот сам Пушкин выразился поэтическим экспромтом  по поводу портрета так: «Себя как в зеркале я вижу, но это зеркало мне льстит». Вот и думайте, что хотите после этих слов.
 
    А на портрете Тропинина нет никакой Музы. И одет он как-то по-простому. В домашнем халате. Ну разве подобает изображать так-то вот великих поэтов. Да ещё и какой-то растрёпанный, не причесанный, не приглаженный. А это было требование заказчика. Именно таким хотел видеть Соболевский своего друга. Интересно, какой бы экспромт сочинил бы поэт и к этому его изображению. Возможно, что-то и сказал. Но до нас это не дошло.
                *****
    Но на портрете есть одна интересная деталь, которая и не сразу обращает на себя наше внимание. Перстень. А это не простой перстень. Совсем не простой. Это талисман, с которым Пушкин никогда не расставался до последних дней своих. Он ему посвятил отдельное стихотворение. Прочтём и вспомним.

Храни меня, мой талисман,
Храни меня во дни гоненья,
Во дни раскаянья, волненья:
Ты в день печали был мне дан.
Когда подымет океан
Вокруг меня валы ревучи,
Когда грозою грянут тучи, —
Храни меня, мой талисман.
В уединеньи чуждых стран,
На лоне скучного покоя,
В тревоге пламенного боя
Храни меня, мой талисман.
Священный сладостный обман,
Души волшебное светило…
Оно сокрылось, изменило…
Храни меня, мой талисман.
Пускай же ввек сердечных ран
Не растравит воспоминанье.
Прощай, надежда; спи, желанье;
Храни меня, мой талисман.
               

                *****
  Чтобы ещё больше проникнуться смыслом этих строк, надо знать историю этого перстня. А история сложная, проникнутая  чувством глубокой любви, даже страсти и горечью расставания.

    Надо начать с того времени , когда поэт впервые был отправлен в южную ссылку. В мае 1820 года Александр Пушкин выехал из Петербурга в Екатеринослав. Так началась его  ссылка  на юге страны. Почему его отправили в ссылку? За поведение. Плохое поведение. По всей России ходили его остроумные и едкие эпиграммы на власть предержащих самого высокого уровня. А время было не сказать чтобы очень демократическое. То есть совсем не демократическое. Вольнодумство не приветствовалось, а сурово каралось А Пушкин это хорошо знал. Это видно по одной цитате  из одной его сказке вовсе не для детей. Прямо скажем, хулиганская сказка. Она ходила, как водится,  исключительно  в списках по всей России. «Царь Никита и 40 его дочерей» А цитата вот какая:    «Иной, хоть и смеялся, да тихонько, чтобы в путь до Нерчинска не махнуть» Нерчинск – это город такой на другом краю России к Востоку.

   Так вот за такие эпиграммы Пушкин легко мог «махнуть» до  Нерчинска. Сам царь Александр первый назвал его сочинения «возмутительными стихами».  Да вот друзья вступились. Жуковский, Карамзин, Чаадаев и другие. Пушкин в Нерчинск  не поехал. Он поехал на Юг. Но он не просто путешествовал по Югу. Он писал стихи и поэмы. Они хорошо известны. Этот его период принято называть романтическим. Талант поэта не определяется географией. Вспомним «Персидские мотивы» Есенина. Какие чудные стихи!

    В июле 1823 г. А. С. Пушкина  переводят  в Одессу. И там он оказался простым чиновником в   подчинении  графа М. С. Воронцова. Невзлюбил граф своего подчиненного. Особенно после известной эпиграммы на него.

 Полумилорд, полукупец,
Полумудрец, полуневежда,
Полуподлец, но есть надежда,
Что будет полным наконец.

    Ну кто ж не обидится на этакий блистательный экспромт.  По правде сказать, Пушкин напрасно так наехал на князя Воронцова.  После подобного афронта на дуэль вызывали.
 
     А я так думаю, что в этом случае поэт был совсем не прав. Воронцов был совсем не паркетным генералом. Это был боевой генерал, который участвовал в десятках кровопролитных сражениях. И в Бородинском сражении тоже. Отражая одну из атак французов на Багратионовских флешах он был ранен. Причем, ранен был штыком. А это могло быть только в рукопашном бою. А ещё он был главнокомандующим оккупационными полками в Париже.

     Как вы понимаете, дуэль никак не могла устрашить  такого человека.  Здесь другое. Как вы видите этот смертельный картель между губернатором и его мелким подчиненным? Губернатор нашёл иной способ избавиться  от оскорбившего его поэта. По его ходатайству Пушкин был вынужден сменить место ссылки. На этот раз его отправили на Север. В его родовое поместье Михайловское.
 
     Меня поразил ещё один факт из его биографии, который мне напомнил один отрывок из эпопеи «Войны и мира». Помните, как сердобольная искренняя девочка Наташа Ростова, заставила снять  с подвод ковры, хрусталь и всякую бронзу, чтобы освободить место для несчастных раненных солдат. Но это в романе. Так вот в жизни Воронцов сделал тоже самое. 200 подвод подъехали к его не малому имению в Москве в Немецкой слободы, чтобы вывести весь дворянский скарб из города. Воронцов отдал все подводы для раненых. А иначе они все бы погибли. Из раненых, оставшихся в городе, после прихода французов, мало кто уцелел. Ну какой же «полумилорд, полуподлец». А мы о нём только и знаем, что нам написал Пушкин. И это всё. Обидно за генерала.
                *****
    И при всей моей любви к Пушкину, я не могу сказать, что здесь он был прав. Хотя… Всему же есть причина. Была причина и здесь. Cherchez  la femme скажут французы. Ищите женщину.   И этой женщиной оказалась жена Воронцова. Супруг её был губернатором. А Пушкин попал к нему в подчинение, как чиновник. Генерал-губернатор любил дисциплину. А Пушкин не любил дисциплину и подчинение. Губернатор давал поэту поручения. А поэт считал их оскорбительными для себя. Но главное было не это.
 
Главным была женщина, жена губернатора. Её звали Елизавета Ксаверьевна. Было романтическое чувство. Со стороны Пушкина очень сильное, страстное чувство. Об этом можно судить по известному стихотворению.

               Желанье славы.

    Когда, любовию и негой упоенный,
Безмолвно пред тобой коленопреклоненный,
Я на тебя глядел и думал: ты моя, —
Ты знаешь, милая, желал ли славы я;
Ты знаешь: удален от ветреного света,
Скучая суетным прозванием поэта,
Устав от долгих бурь, я вовсе не внимал
Жужжанью дальному упреков и похвал.
Могли ль меня молвы тревожить приговоры,
Когда, склонив ко мне томительные взоры
И руку на главу мне тихо наложив,
Шептала ты: скажи, ты любишь, ты счастлив?
Другую, как меня, скажи, любить не будешь?
Ты никогда, мой друг, меня не позабудешь?
А я стесненное молчание хранил,
Я наслаждением весь полон был, я мнил,
Что нет грядущего, что грозный день разлуки
Не придет никогда... И что же?  Слёзы, муки,
Измены, клевета.всё на главу мою
Обрушилося вдруг... Что я, где я? Стою,
Как путник, молнией постигнутый в пустыне,
И все передо мной затмилося! И ныне
Я новым для меня желанием томим:
Желаю славы я, чтоб именем моим
Твой слух был поражен всечасно, чтоб ты мною
Окружена была, чтоб громкою молвою
Всё, всё вокруг тебя звучало обо мне,
Чтоб, гласу верному внимая в тишине,
Ты помнила мои последние моленья
В саду , во тьме ночной, в минуту разлученья.

                *****
     Вот в эту самую минуту разлучения Елизавета и подарила Пушкину перстень, который мы видим на портрете Тропинина. Перстень - талисман,  хранящий поэта против всяческих напастей и жизненных передряг.
 
  Но к тому времени чувство уже остыло и страсть прошла. Да, было чувство страстное и мучительное. Да только не забудем, что  Елизавета  была замужем. Хотя этот её брак, как бы это сказать, был уж очень вольным. Ни к чему не обязывающим. Вышла она замуж не по любви. По расчёту. Генерал был очень богат. Да это ведь ещё не всё. Генерал, «ещё любил он женщин, и знал у них успех. победами увенчан, он жил счастливей всех». Ну раз так,  то и жена его Елизавета  тоже, так сказать,  позволяла себе. И Пушкин об этом знал. И поэтому вопрос нравственности его не очень тревожил. Полюбил. И стихи ей посвящал. И все об этом знали. Ну не могла душа поэта существовать без пламени любви.  Всё его существо просто не могло существовать без любви. Как жить «без слёз, без жизни, без любви» Это не для поэта с его сверхчувствительной натурой.

                *****
    А подарку Елизаветы он посвятил ещё одно чудное стихотворение.

  Там, где море вечно плещет
На пустынные скалы,
 Где луна теплее блещет
 В сладкий час вечерней мглы,
Где, в гаремах наслаждаясь,
Дни проводит мусульман,
 Там волшебница, ласкаясь,
 Мне вручила талисман.
И, ласкаясь, говорила:
 "Сохрани мой талисман:
 В нем таинственная сила!
 Он тебе любовью дан.
 От недуга, от могилы,
 В бурю, в грозный ураган,
 Головы твоей, мой милый,
 Не спасет мой талисман.
 И богатствами Востока
 Он тебя не одарит,
 И поклонников пророка
 Он тебе не покорит;
 И тебя на лоно друга,
 От печальных чуждых стран,
В край родной на север с юга
Не умчит мой талисман...
 Но когда коварны очи
 Очаруют вдруг тебя,
Иль уста во мраке ночи
 Поцелуют не любя –
 Милый друг! от преступленья,
От сердечных новых ран,
 От измены, от забвенья
 Сохранит мой талисман!"
                *****
       Пушкин уехал в Михайловское. Но связь с Елизаветой не прекратилась Письменная связь. Пушкин получал письма от неё. Деталь интересная.   Письма были запечатаны сургучом с оттиском такого же старинного перстня, как и подаренного ему Воронцовой. В  одном из писем в октябре она сообщила Пушкину о своей беременности от него. Родившуюся  девочку назвали Софья. Но как можно было сохранить в архиве такое письмо? Поэт сжёг его, как и всю прочую переписку с ней.   Но стихи, посвященные девочке, остались. Вот этот стих:

Дитя, не смею над тобой
Произносить благословенья.
Ты взором, мирною душой,
Небесный ангел утешенья.
Да будут ясны дни твои,
Как милый взор твой ныне ясен.
Меж лучших жребиев земли
Да будет жребий твой прекрасен.

          Но не много Всевышний дал жизни девочке. Жребий её был уже измерен. Умерла девочка в десять лет. Впрочем, достоверных данных, что она была дочерью Пушкина не осталось. Только предположения.

     А вот письма, всю переписку, как было сказано, Пушкин сжёг. И вот, что было написано по этому поводу. Это  теперь общеизвестное воспоминание.
 
Прощай, письмо любви! прощай: она велела.
Как долго медлил я! как долго не хотела
Рука предать огню все радости мои!..
Но полно, час настал. Гори, письмо любви.
Готов я; ничему душа моя не внемлет.
Уж пламя жадное листы твои приемлет...
Минуту!.. вспыхнули! пылают — легкий дым
Виясь, теряется с молением моим.
Уж перстня верного утратя впечатленье,
Растопленный сургуч кипит... О провиденье!
Свершилось! Темные свернулися листы;
На легком пепле их заветные черты
Белеют... Грудь моя стеснилась. Пепел милый,
Отрада бедная в судьбе моей унылой,
Останься век со мной на горестной груди...
   
   Вот такая история перстня, который мы видим на очень реалистичном живописном изображении поэта.  Талисман оставался единственным напоминанием о Воронцовой для Пушкина. В стихотворениях он никак не намекает на имя возлюбленной, но близкие друзья, безусловно, догадывались, о ком идет речь. Сегодня и мы тоже догадываемся, о ком  нам поведал Пушкин. А талисман... Не уберёг он поэта от смертельной пули явившегося к нам " на ловлю счастье и чинов" француза. И во франции знают об этом. Знают. Во искупление огромной потери России другой великий француз Виктор Гюго прислал на открытие самого знаменитого памятника Пушкину на Тверском бульваре большой венок. Это было как последнее прости и дань памяти со стороны всей Франции Пушкину.   

                *****
     Что касается художника Тропинина, то к старости его популярность стала угасать. В Москву понаехали другие портретисты-живописцы. По большей части иностранцы.  Они работали быстрее, и денег за заказ просили меньше, чем пожилой художник. Но Тропинин тем не менее продолжал работать.

      Жена умерла. И он после этого переехал в купленный им дом в Наливковском переулке в Замоскворечье. В этом доме через два года  закончил свои дни и он. Его похоронили на Ваганьковском кладбище. Могила его, к счастью, сохранилась. А дом стал музеем. Можно сходить в этот дом в гости к художнику. Незримое присутствие Тропинина вы почувствуете во время этого визита.  А сам портрет находится во Всероссийском музее Пушкина в Петербурге.