17 октября 2014 года

(23:06)

И снова фильм Ромера послужил поводом для посторонних, но очень увлекательных рассуждений. Речь идет о «Друге моей подруги». Но это даже и не важно. Я не стану говорить о самом фильме (хотя, возможно, и стоило бы). Очередная комичная любовная история. В хорошем смысле. Фильм смотрелся на ура, настрой был что надо, той проблемы, что с прошлыми двумя, уже не было. Но я вдруг – будто впервые – осознал до конца, что прекрасна совсем не эта история (то есть, и она тоже по-своему прекрасна), но она же в моём воображении, а, если еще точнее – нечто даже и постороннее по отношению  к ней, но ею оживленное и вдохновленное. В общем, фильм этот стал поводом для размышлений на какие-то свои собственные абстрактные и чудесные темы. Ты вдруг уходишь как бы в свободный полёт: нет ни границ, ни преград, всё кажется возможным. Я имею в виду встречи самых разных людей в самых необыкновенных местах. У них нет ничего общего – как нет и поводов для знакомства. Это просто случилось в один прекрасный и удивительный день – удивительный потому, что он положил начало новым отношениям. Неизвестно, долгим ли и крепким – не хочется и думать об этом, когда всё только начинается, а хочется лишь ловить мгновение, пока оно ещё здесь, пока человеческая природа не взяла своё и не разрушила всё его очарование. Ведь всё самое лучшее в жизни – как раз эти самые моменты счастья узнавания кого-то нового. Ты не можешь заставить их длиться вечно и даже просто долго, а только изо всех сил желаешь, чтобы это произошло как можно более нескоро – ведь насильственные попытки тут бесполезны. Поэтому поистине великолепна и бесконечно разнообразна каждая такая история о каждой такой встрече, и первое время кажется, что фантазия здесь, и правда, безгранична и может занести тебя в самые удалённые или самые обыденные местечки. Но все они сейчас, в равной степени, обладают для тебя волшебной силой непередаваемой и уникальной прелести, несмотря даже на их привычность или невзрачность и неэстетичность. Тебе буквально хочется жить в этих местах, быть там всегда – или хотя бы наслаждаться со стороны, что кто-то уже счастлив там, даже если они и не осознают этого в данный момент и не видят ничего вокруг, даже если всё это – в общем-то, неправда, преувеличение, желанный вымысел. Главное, что правда содержится в самом образе, родившемся у тебя, благодаря увиденному, в голове – именно она-то и ценнее всего. Ты не знаешь, что с ней делать, ведь наслаждение скоро исчезнет, волшебство уйдёт – а ты останешься ни с чем. Затем правда эта придёт к тебе снова – когда ты совсем не ожидаешь – и точно так же внезапно уйдёт. И так – всю жизнь.

Единственный выход, который я вижу – это писать об этом, фиксировать эти моменты. Хотя я едва-едва понимаю, что именно сейчас пишу. В этих словах живут впечатления и чувства, которые вряд ли дойдут до человека, не способного понять такие вещи просто в силу того, что он никогда о них даже и не задумывается. Здесь лишь сплошные намёки, возможные пути – и больше вопросов, чем ответов. Форма, увы, несовершенна и далека от понятности. Дело в том, что оно надо, прежде всего, мне – но надо все-таки и другим. Я должен, чувствую, что должен рассказать, но не умею облекать свои мысли и образы в точные фразы, не умею завлекать, заставляя проникнуться проблемой до самой её последней глубины. Мне кажется, тут и вообще не может хватить слов – тут надо быть именно самим мной. И, тем не менее, я обязан найти слова, обязан как-то сказать.

Так, в моей голове вертится теперь множество самых разных мыслей о дружбе и о любви. И вместо того, чтобы писать о них, я пишу о том, что думаю о них, тем самым не продвигаясь ни на шаг, а только заявляя о самом движении. Тем более, что я хочу писать о вещах, на мой взгляд, слишком абстрактных и вообще не существующих в мире, разве что – в зачаточном состоянии. На самом деле, я даже не знаю ни что такое дружба, ни что такое любовь – потому что сам я их никогда по-настоящему не испытывал. Я только думал, что испытывал, но то, что написано в книгах или показано в фильмах – оно, с одной стороны, возвышеннее и значимее удручающей однообразности и приземлённости всего реального, но, с другой стороны – и слишком витиеватое, слишком условное, слишком утопичное. В итоге, я лишь мечтаю о настоящих чувствах и рисую их в своем воображении такими, какими они интуитивно представляются мне. Подтверждения же этим мечтам найти практически не удаётся. Всё, что со мной происходит, я тоже стараюсь превратить в мечту, искажая облик действительности, потому что он уродлив, потому что я не могу его выносить – потому что становится иногда нестерпимо тошно от всей этой серости, тупости, банальности. Просто какая-то несправедливость. Где же правда? Где красота? Где любовь? Где искренность? Почему все это – только недостижимые и заоблачные идеалы?

Нет, почему недостижимые, понятно. Человек по своей природе несовершенен. Скорее, меня приводит в недоумение и в ужас, что я живу именно в то время, когда даже и самое приблизительное подобие этих чувств и идеалов близко к своему вымиранию. Все словно притворяются, говоря с серьёзным видом нелепейшие, сто раз уже сказанные вещи, и я всё жду, когда же они наконец признаются, что всё это – лишь шутка, игра, что они-то, на самом деле, тоже, как и я, знают, что правда совсем не в этом – или хотя бы догадываются, что всё должно быть иначе. Но кошмар не проходит, спектакль длится и длится, пока ты не сбегаешь снова на перерыв, чтобы начать потом со следующего акта. Может быть, я совсем разучился узнавать правду и находить её в самых обычных местах? Если же нет, то жизнь, честно говоря – просто ужасно бездарная и безнадежная пьеса, пусть в ней и попадаются иногда интересные места, хоть как-то спасающие положение. Но, скорее всего, во мне опять говорит то вселенское и безапелляционное разочарование, имеющее особенность заглядывать по вечерам. Лучше его не подкармливать.