От брата меньшего

 Волк лежал в редкой тени молодой гледичии и наблюдал за работой вертолёта. Тот обхаживал подсолнечное поле, которое весною побил сильный град, но растения отошли, распушились и теперь цвели, наслаждаясь солнцем и дождями.
 Как работает самолёт, серый видел многократно. Зайдёт, прицелится, снизится до предела и…даёт шлейф всякой гадости. В конце поля струю пресечёт, взмоет вверх, даст полный круг и вновь распустит свой белый хвост. Рассеяное вещество плавно оседает, покрывая сверху всё и вся. Порой машина, на заходе,  ловит этот туман, вся облекается маслянистой прилипчивой вонючей  жижей и, при очередной заправке, приходится отмывать стёкла, что бы через них нормально было видно. Да и надышишься того.
 Вертолёт работал не так. Он гладил поле, но его лопасти с силой вгоняли распыляемое вещество в ряды растений, создавая такую метель-завируху, что вещество обволакивало всё растение. И снизу, и сверху, и со всех сторон. И всех букашек и таракашек.
 Особенно красивы были развороты и заходы на новый проход.
 В конце поля вертолёт резко задирал нос, почти касаясь хвостом растений, торчмя зависал,  описывал на месте полукруг, нырял вниз, как с горки, и гнал по полю дальше. Волку тоже хотелось так полетать, но… не суждено.
 Пилота он знал. Молодой, рослый. В расписной майке и с собачкой. Пока Миша (пилот) работал, собачка скучала в машине, грызла искусственную косточку , дремала.
 Собачья жизнь.
Жалел её серый.
 Но вот в один из проходов, вертолёт, подпрыгнув, не развернулся, а чуть вильнув, окатил серого всей этой гадостью. Серый мотнулся в сторону деревьев и скрылся.
 А Миша, расхохотавшись, продолжил работу.
 Огорчился волк.
 Но некогда было переживать, надо быстро в реку и отмыться.
 Выкупался, лёг на бережке под плотным навесом ивы, и стал строить планы отмщения.
 Ну, летун, мне отмотать эти пару-тройку  километров до площадки – ничто. Плакала твоя собачка. Пока ты будешь вертеться в воздухе, я её шею сверну прямо в твоей  машине, которая провонялась из флакончика, что висит у лобового стекла, так, что дышать трудно.
 Хотя, успокаиваясь, подумал волчара, собачка то и не при чём. Ей и так жизнь не удалась, одни муки. Лучше я этому шутнику дохлую кошку подброшу. И собачке какое-никакое  развлечение и хозяину отомщу. Хотя, всем известно,  месть дело совсем не мужское.
 Я ему ту стерву подброшу, что всегда на бригадной кухне отиралась. На дармовых харчах, да в неге и ласке. Котов море, гуляет напропалую. Но то ладно, кто без греха. Дело серьёзней: нарожает, а не кормит. Бросает. Так те бедняги и пропадают. Либо от голода, либо кто их сам скушает. А ей всё гульки на уме, как и её любимой кухарке, что её ласкает, а сама таскается по всем, а потом в чистилище. Оклемается и опять за своё. Две подружки. Но та умоталась, не достать. А эту я тебе, Миша, сейчас подкину.
Лежит волк, обсыхает. Передние лапы под головой, задние –друг за дружку закинул. Половина хвоста в воде и пескари резвятся – ковыряются, что то найти там  желают.
 Ничего не найдёте, последняя блоха, что за левым ухом жила, и та ныне убежала. Почесаться теперь нет причин. Всё химией убили.
 То по утрам скворцы заливались. Сколь их было - не счесть. На огородах даже пугала стояли. Отгонять. Теперь и пугал не увидишь.
 Иволги пели. Сороки досаждали. Только на охоту выйдешь, они во след. Над тобой летают, орут, обозначают. Теперь и сорок нет.  Одни дурковатые сойки остались. От которых только и пользы, что жёлуди да орехи по всему пространству разбрасывают.  Лесовосстановление проводят.
От такой заброшенности, в бурьянах, порой, лоб в лоб с зайцем встречаешься или лисой. Аж страшно. Да и те только в кучерях и выживают. Остальное всё под химией. Забыли как стрекозы и кузнечики выглядят.  Обнищало всё. Что человек творит? Сам хоть осознаёт? И везде только химия и химия. Сам болеет, мучается. За что борется?
 Далеко ходить не надо. На этих самых землях,  урожаи были куда как больше. Читай генерала Потто, читай историю Казачества. Травы стояли такие, что казаку, верховому дозорному приходилось на седло становиться, что б осмотреться. А зерновые. Как говорит неподкупная статистика: средняя урожайность на Кубани с 1813 по 1913 годы девяносто центнеров с гектара. Там даётся старая мера площади, но она совершенно незначительно отличается от гектара. Девяносто! А сейчас? –Половина.
 А если припомнить Елизавету Петровну. На её площадях садовники (так называли раньше агрономов) выдавали и по сто двадцать центнеров с га. А ежели меньше, и ежели у крестьян меньше, то царица вопела: нищета! Граблют! И драла этих самых садовников нещадно. Приговаривая: коль крестьянин голоден, царица помрёт А помирать не хотелось.
 Надо заметить, что при дворах было много иностранцев, но, присмотритесь, всё больше по классу танцев, балов, развлечений. А где касалось серьёзного, то всё более свои, домашние, русские. Мудро, однако!
 И секрета не было и садовниками не зря назывались. Садить, сажать. Сад. Чуете мысль? Как в саду деревья не насыпом, а в нужном удалении друг от друга, что б не заглушали, света и почвы всем хватало. Так и зёрнышки. Ровно друг от друга на 4-5см. Тогда и получается -СТО! И более.
Пробовали, уже сейчас, здесь. Ячмень дал полевую урожайность на поле в 2,2 га -124 ц с га. Тому свидетели: гл. агроном к-за им. Ленина, А.Ф Калуцков, директор Гиагинского элеватора Б. Войков и его сослуживцы….Комбайнеры, водители.
 Александр Фёдорович сказанул тогда: кому это надо? Комбайн не справится.
 Ходи медленнее.
 Ходи, не ходи, а куда всё это потом девать?
 Вот так! Но он, классный агроном. Большая умница. Потом смеялся и приговаривал, что и агроному жизнь полегче бы стало. И приписки исчезли. И…героев поубавилось.
 Теперь  агротехника американская,  машины USA, и семена, и удобрения, и химикаты оттель.
  Побили химией всю естественную животину по полям, куда бедному волку деться?
 В чужие пределы –ни-ни! Строго. Воровать не дозволено. Закон!
 Правда люди и здесь дурной пример кажут. Но то люди. Мы по – старому.
 Вот и приходится порой, то собачку подкушать, то гуся стащить. Особо не шкодим. Только на потребу.
 На нас, волков люди зря ополчились. Мы самую что ни на есть грязную и полезную работу выполняем. Очищаем природу от больных, слабых, бесперспективных.
  Кое кто злословит, что и у людей такое завелось. Выдумывают всякие болезни, которые слабых, (пенсионеров. старых, больных, неудачных…кто из бюджета потребителем является) моментом в гроб «как то благородно» вгоняют. Но то люди. Пусть они в своих делах между собой разбираются.
 Ну а нас то за что?.
 Вот остался я один на всю округу. Один. Перестреляли остальных забавы ради. Тщеславия и гордыни. Похвастать друг перед другом.
 Чем?
 В этом и дело. Что и не чем. Убийство природы и самих себя.
 То мы в лесах, полях, дебрях всяких, как медработники были. Всем хватало. Все довольны.
 Козочки, олени, кабаны. Здоровенькие, бодрые, плодятся-размножаются. До зубров мы, конечно, и не касались. Экая громадина. Одно дело не сладить, а другое,  кто есть будет. Тонны и тонны.
 Охотники и раньше были. Но всё по честному. Ныне как по рангам. Кому что по табели. А уж, опять же, зубров…то какие уж там лицензию Там табель о рангах.
 Ну, вот обсох. Пойду обещание исполнять. Хоть какую пользу принесу природе, да и шутника этого взбодрить. Пусть не думает, что как силён, да вооружён, так и всё дозволено.

Не хочется ни  есть, ни пить,
Невмоготу уже служить
В том ранге, коем год от года
Нудит меня, моя природа.

Со свету всяк норовит сжить,
Преследовать, догнать, убить.
Хотел бы я у вас спросить:
Что, без меня вам легче жить?

Уже и на луну не вою,
Один остался  сам с собою
Порасстреляли всех подруг,
И жизненный замкнулся круг.

Потомства нет. Один брожу.
Свои угодья сторожу.
При полных силах и не стар-
В своём участке санитар.

Недавно встретил кабана.
Вся плоть болезнями полна.
Не вышла б от меня расплата.
Погибли б ваши поросята.

Болезнь гуляла бы везде.
В округе и по всей стране.
Чума, холера или мор,
Что заносил нам пришлый вор.

Сейчас олешка придавил,
С недавних пор, что здесь бродил.
В себе носил заразы ком,
Что приобрёл ещё телком.

И плакали б коровки ваши,
Что как родимые мамаши,
Снабжают щедро молоком.
И держат «на плаву» , при том.

Гусей прилётных подобрал.
Поел и пёрышки прибрал.
В которых столько было твари,
Что куры все б поумирали.

А людям каждое яйцо
Страданья страшные несло.
И отводили бы не сразу
Такую мерзкую заразу.

А вы с винтовкою, ружьём,
А вы мне в след: найдём-убьём!
За что? Что долг свой исполняю
И не заслуженно страдаю?

Бывает, что и порезвлюсь-
Собачкой вашей подкормлюсь.
Но, это редко так бывает.
Коль голод слишком досаждает.

А то, что в баснях пишут вам,
За то, грош ломаный не дам.
Мол, сколько волка не корми,
Он в лес уйдёт, и не мани.

А почему? На то поставлен,
Природою самой наставлен,
 Хоть сколько не хулён в народе,
На пользу Матушке Природе.



 Протоиерей Игорь Бобриков.