Сальвадор Дали или психология жёлтого

Глава
( Из романа « Вирус бесконечности» )
 
«Когда ты стоишь спиною к солнцу, то видишь только свою тень»
                Джебран Халиль Джебран
Она распустила волосы и опустила пальцы левой руки в воду. На ней – сиреневое платье и белая косынка на шее. Их лодка бесшумно скользила по поверхности небольшой реки – с берегов которой старые ивы опустили зелёные головы прямо в воду. В затонах ёрзали шустрые серые птички в камышах; то тут, то там попадались большие бобровые плотины (напоминавшие старинные замки, но сооружённые не из земли и камня, а из тел старых деревьев).
Вода извивалась удивительно пластично, наполненная гибкими водорослями и отражением солнечного цвета. Коричневое песочное дно проглядывало сквозь большие лапы кувшинок, что образовывали на поверхности воды собственное царство.
И хотелось, не отрываясь, смотреть и смотреть на эту удивительную игру красок и света, умноженную на журчание реки и лёгкое порхание стрекоз. Что может быть в мире более завораживающим, чем такая картина единства живого и неживого?
Её внимание привлекла головка жёлтой кувшинки, внутри которой по тонким пестикам ползала чёрная букашка. Если рассматривать такое чудо внимательно, оно напоминало раскрашенный китайский фонарик, выкрашенный в абсолютно жёлтый цвет.
Она молчала и задумчиво смотрела, как её спутник управляется с веслом. О чём она думала тогда? Может о том, что жёлтое, как известно, считается цветом счастья. А, значит, букашка находилась в окружение абсолютного царства жёлтого счастья (ведь именно так получается, если заглядывать сверху через ярко жёлтые лепестки, пронизанные ярким солнечным светом и так невероятно красиво смотрящиеся в окружение больших зелёных пластин своих листьев, плавно покачивающихся на бурлящей поверхности воды).
С чем такое можно сравнить? Может, с картинами Сальвадора Дали? На его полотнах тоже много жёлтого: именно в него он упаковал созданные необычные конструкции, выражавшие всю условную реальность окружающего мира. Хотя он ни с кем и не говорил об этом…
Почему американцы так полюбили полотна Дали? Наверное, он подарил им не только жёлтый цвет, но и «перформанс» – как отдельный вид искусства, при помощи чего можно продавать их стейки и сладкую газировку. У американцев много и собственного жёлтого (разного оттенка, вплоть до огненного!). Именно в него выкрашены их прерии и пустыни Невады. А ещё в голубое – всё-таки их континент омывает целых два океана: таких похожих и таких абсолютно разных…
Почему он постоянно вспоминал именно ту картину? Их путешествия по той ставшей такой далёкой реке? Может, просто он тогда почувствовал счастье? Может так, а может и нет… Но то далёкое событие врезалось в память как острый гвоздь. И теперь жило собственной, отдельной от его воли жизнью.
Хотел ли он вернутся туда в то время, когда он ощущал себя счастливым? Наверно – да! Просто другие ценности и переживания взяли в его душе верх: те же деньги. (Много денег! И чем их становилось больше, тем зависимость от них возрастала и появлялся страх потерять их. Постепенно деньги утратили самодостаточную ценность: как средство купить пищу или совершить путешествие, превратившись в его внутреннюю суть и в его ощущение собственного достоинства – как инструмент и орудие для войны с конкурентами. И покупки лояльности тех, кого называют «вершителями людских судеб». Но, в сущности – покупки мелких и жадных чиновников, суетливо использовавших служебное положение для банального обогащения).
Он нажал кнопку на рабочем столе.
– Маша, зайди ко мне!
Маша, молодая женщина лет тридцати пяти, работала у него уже лет пять. И он незаметно для себя привык к её тихости, незаметно переросшей в незаменимость. Он знал, что если бы захотел близости, то она бы не смогла ему в том отказать (впрочем, как и все секретари-помощницы в этой стране, лишённые личностного и являвшиеся лишь приложением к кабинету и к образу жизни шефа).
Но он чувствовал себя с ней очень комфортно. И не хотелось разрушать столь хрупкий баланс – понимая, что если он с ней переспит, то возникнет зависимость ещё от одного существа в их коварном мире. А он органически не любил зависимостей: ни от людей, ни от вещей (что иногда являлось практически одним и тем же). Он не знал, как она живёт, что она чувствует, чем интересуется: воспринимая лишь банально функционально. Ему хватало и того, как заботливо Маша варила кофе, какое он любил; опускала в виски лёд в нужной пропорции; отклоняла неприятный звонок, разбирала всю корреспонденцию – при том так, что все действия не требовали его прямого участия. Она невидимой рукой отгораживала шефа от мелких житейских тревог, что как назойливые мухи всегда мешают крайне занятому человеку.
А ведь он как раз слыл очень влиятельным, а потому постоянно был занят. Может поэтому так часто вспоминал ту реку и жёлтую кувшинку в лучах солнечного света, с ползающей одинокой букашкой внутри. Кого она так назойливо напоминала, не его ли самого? Окруженного абсолютным счастьем – и такого маленького и несчастного? Со всеми офисами и деньгами…
Кто сказал, что деньги делают человека счастливым? Разве есть в мире что-то ещё, кроме денег, на что можно купить счастье? Или хотя бы его кусочек…
Зачем они в России строят дома по пять-десять тысяч квадратных метров, выбрасывая в пространство десятки миллионов долларов, чтобы потом сидеть там со сварливыми жёнами и жить воспоминаниями о лучших временах. Можно, конечно, снести роскошный дворец и на его месте построить другой, и все окружающим сразу станет понятно, что ты богат, имеешь целую кучу денег… Но что это поменяет в твоей жизни?! Им же никогда не стать ни английскими лордами, ни американскими Стивами Джобсами. Они навсегда останутся в плену железных роботов в погонах – убогих существ, что пишут для них правила жизни, несмотря на все их деньги и роскошь. Потому что бездушные машины в погонах, одетые в серые костюмы – и есть истинные хозяева их жизней! А они – только обслуга, которой дозволено приносить щедрые подарки и по большим государственным праздникам приходить за Кремлёвскую стену на поклон. Они никогда не отделяются от генетического страха перед всесильным и вездесущим государством, да и возможно ли такое в любой другой стране? Там, где запах тюрьмы не впитывается с молоком матери?
И в чём их будущее? Кто знает, кто знает... Но неужели минуты счастья можно вернуть – вместе с тем временем, что, казалось, ещё вчера так безвозвратно ушло?!
А вдруг всё, о чём говорят ему здесь странные на вид люди – правда? И счастливое время действительно можно купить – как бутылку молока или дорогого виски? И что же тогда получается: значит, из тебя можно удалить и времена твоих самых тяжёлых переживаний и несчастий? И с тяжёлыми минутами уйдёт и твой гнетущий страх – перед скрытой от посторонних глаз жизнью. Как такое возможно?
Но если так веришь в силу денег, то почему на них нельзя купить и такое? Вопросы, одни вопросы! Он встал и подошёл к окну…
«Скоро рассвет и новый день принесёт новые тревоги и переживания. И это нормально!» – подумал он в тот исторический момент своей жизни. Ещё даже не понимая – на краю какой бездны поставила его судьба.
( Продолжение  следует )