Тимур и его команда

- О явился!  – Даниленко, насмешливо прищурившись, посмотрел на Тимура, - Мы загибаемся, а он слинял. Накувыркался?  - и сладко закатив глаза, промурлыкал, - Ох, помидорчики, растете вы у Галки на балкончике.
Это был откровенный и вызывающий намек. Только Тимур стал работать на заводе и почти сразу ощутил Галкино внимание. Так смотрит мастер в ателье, перед тем как сделать портрет на доску почета. Наверное, не он один заметил Галкин взгляд. Когда Мыльников проставлялся перед уходом на пенсию, выдал Тимуру, всю Галкину одиссею. 
-  Ты молод, а я, приятель, сед. А парень ты, я вижу, стоящий. И Галка это подметила. Так тебе   нужно все знать, что это за птица. Предупрежден - значит вооружен. Она чуть у нас пристроилась, пошла крутить с главным. Прежним главным. Ты его не знаешь. Он перевелся. Залетела от него. Насела и вышкарябала себе жилье. Он ей пробил как остро нуждающейся. Однокомнатную квартирку в старом фонде. Как будто других нуждающихся нет. Я вот, дурак, двадцать лет с гаком тут лямку тянул, чтобы что-то получить. Мужику нечем взять.  Мужик от главного не забеременеет.    Только молодым смазливым бабам и дорога - быстро и эффективно, - Мыльников огорченно вздохнул, - Но разведка про Галкину квартирку доложила куда надо. И главного перевели. Да он, наверное, и рад был, чтобы Галка от него отстала. Даже если перевели с понижением, ниже зама, штаны протирать, не пошел. А Галке замовские алиментики. Ребеночка она свезла родителям. В деревню. Так что ты имей в виду. Ты дипломированный молодой и холостой. И, слышал, что при жилье. Такие у наших невест на особом учете.
 Тимур выслушал спокойно, словно он слушает доклад о международной обстановке на утренней политинформации.  Ничего нового.  Про Галку он уже кое-что слышал. А про себя знал. Действительно, был он молодым, дипломированным и холостым. И при жилье. В этом городе от одинокой бабушкиной сестры ему по наследству перепали квадратные метры.  Он тут у этой тети Маруси, маминой тети, не раз бывал. Гостил на каникулах. И на море бегал, и параллельно пол ей переложил и домик в порядок привел. Сделал летний душ. От воды на кухне трубу отвел, и сделал ей   вместо чулана туалет и душ.  Он это умел. Выкладывался без всякой дальней мысли. Просто город Тимуру нравился. Юг, море. Тетка, женщина одинокая, оказалось, ему домик и отписала.  Перепало негаданное жилье - он решил тут и зацепиться. Отпросился на прежнем месте с работы, чуть не дотянув до положенных после института трех лет. И переехал. 

И Галка по всему, тут же решила взять над новеньким шефство. Тимур не успел оглядеться, как Галка пригласила его отметить Первое мая. Мол, к ней придут девочки из их лаборатории. Нужно разбавить женскую компанию мужским присутствием.  На девочек из лаборатории он и клюнул. К ним еще не пригляделся. Он настолько не пригляделся к городу, что долго искал по адресу, где Галка живет.  Галка только сказала на какой остановке выходить.

 Полчаса крутился рядом с ее домом. Насилу нашел.  А девочки из лаборатории не пришли.

  И Галка его сфотографировала. Можно сказать, на доску почета. После всего Тимура по глупости вынесло на Галкин балкон. Там в довершение, добрые люди его и запеленговали. Его запеленговали еще и когда он ходил кругами, ища Галкину квартиру. Но тогда еще не знали, что он идет к Галке. Хотя догадывались. А когда он вышел на балкон, все стало ясно как божий день.  Потому что балкон второго этажа в доме, где многим из их завода давали квартиры, как колба в которой на просвет видны инфузории. 
  Женский коллектив предприятия брал пеленгуемых на Галкином балконе на учет.  И теперь стал сплетаться эпос о Тимуре и Галке. Заметили, как он в столовой необычно долго разговаривал с Галкой. И потом, его неоднократно замечали в районе Галкиного дома с чем-то в авоське.
А пока эпос понемногу зрел, созрели и помидоры. Предприятие послало трудовой десант на помощь селу. Час езды от города. Тимур на предприятии новенький. С него и шкурку драть. Не имеет права отнекиваться. Галка же на помидоры сама напросилась, объясняя, что фронт работ рядом с родительским хутором.
 А что такое помидорное поле для горожанина? Это не только возможность забыть о приевшейся в городе работе.  Это не только возможность вложить свою лепту. Это не только красавцы – овощи, богатые витаминами и возможность забыть о приевшейся в городе пище. Не только одуряющий свежий воздух поля. Не только солнце. Это еще и совершенно иная, раскрепощающая обстановка. Вдали от шума городского, вдали от суетной толпы.

Но тут и оказалось, что Тимуру все эти положительно- соблазнительные факторы до лампочки. И даже более того. В устный эпос было внесено красной строкой, что несмотря на Галкины красочные пируэты пред глазами Тимура, он не проявлял интереса к ее молодому и ладному телу.  После красной строки можно было поставить жирный вопросительный знак.

Ответ был прост. Время не только лечит. Оно и отрезвляет. Между первомайскими праздниками и сбором помидор прошло больше трех месяцев. Они отрезвили Тимура. И теперь, каким бы боком Галка ни подставлялась, Тимур чувствовал, что любовь прошла, завяли помидоры.
   
И когда Галка в воскресенье, законный выходной, позвала его в гости к родителям, - совсем недалеко - Тимур, глядя в землю, отказался. Заявиться к ее родителям все равно, что выкинуть белый флаг.  Галка фыркнула, обиделась. И на следующий день к Тимуру не приближалась. Ей чудилась соперница. Кто? Молодых женщин в трудовом десанте было в два раза больше, чем мужчин. Как-то само собой считалось, что сбор помидор – это женское дело.  Ее организм приспособлен природой к тому, чтобы, согнувшись в три погибели, стоять на грядке. Женщины занимали две классные комнаты в школе, где их поселили. А мужчины всего одну. В школе, после работы Галка не могла в открытую следить за Тимуром. Но не оставляла попыток узнать, на кого Тимур глаз положил.  Но его глаз смотрел либо в небо, либо в землю. 
 Теплые тихие вечера, когда над истомившейся от солнца землей - кормилицей стелются непривычные горожанину запахи, Тимур, как арестант, проводил в школе, в которой их поселили. И единственное, что он себе позволял, - подтягиваться на турнике в школьном дворе. 

Так что эротикой, или, скажем мягче, романтикой, на которую намекал Даниленко, на помидорах и не пахло. Пахло старыми матрасами, без простыней и подушек, расстеленными на полу, помидорами и гнусной едой, которую им тут давали.  Да самогонкой, которую мужики купили у местного Менделеева.  Около турника тянуло запахами школьного туалета.  Что за радость?  Да еще целый день под солнцем. И Галка как стражник. 
 И вот трехнедельная помидорная, по мнению Даниленко, расслабуха, закончилась. И Тимур готов был впрячься в производство.


Начальник цеха вошел в кабинет и сел за свой стол.
- О приехал, - сказал он, увидев Тимура, - Слушай тут такое дело. Ты ведь…   ты по-татарски понимаешь?
- Чуть-чуть.
- Значит, пойдешь на четвертый узел. Там с монтажом проблемы. Набрали чурок хрен знает откуда. По-русски ни бельмеса. Или притворяются. Работа стоит. Вот ты и доведи до них по-татарски, кто они такие.
- Да что там говорить. Маляров уберите с участка, и работа пойдет, - выдал свое категоричное мнение Давиденко.
-  Ты брось выдумывать, - сказал начальник цеха, -  Не справляешь так и скажи.
- Ну я же по-ихнему не говорю, - обиделся Даниленко, - Но тут и так понятно. Пока маляров нет - работают. А как маляры свой растворитель разведут – капец. Наркоши чертовы.   Как кот от валерьянки. Чуть нюхнут, и в отрубе. Им много не надо.
-  Плохому танцору маляры мешают. Ничего, Тимур с ними побалакет по-своему. У них же языки похожи.
-  Да пока маляры со своим растворителем не появились все было нормально. Снимите маляров, и работа пойдет. Из-за них стоим, - настаивал Давиденко.
- Бред какой-то, - усмехнулся начальник цеха, - Ну чем они тебе мешают?
- А вы придите, - сами полюбуетесь.
 - Да что я там не был?
 - Да вы, когда были? Когда маляров не было.  Вы вот сейчас придите. Снимите маляров, и работа пойдет.
- И как я их сниму? Не я их ставил. Как площадку сдать комиссии не крашенной?  Да и сейчас самое время красить. Сухо. Или дождей дождаться? Нечего рассуждать. Берешь Тимура и дуете на четвертый. 


- Сам увидишь, что я прав, - дорогой убеждал Давиденко, - С утра они, чурки эти, еще как-то шевелятся. А как придут маляры - все. Как отрубило.
 На четвертой площадке Тимур увидел человек семь. Смуглые, как индусы. Первым делом спросил, говорят ли они по-татарски. Выяснилось, - на таджикском.  Один, его сейчас нет. говорит по-узбекски. Может перевести.  Сколько Тимур ни старался, разговор не клеился.
 Через час подъехала машина.
- Пойди помоги им разгрузиться, -  попросил Даниленко, - А то чурки ринутся. А там одно бабье. А ведра у них тяжелые.
  Из кабины вышла тетя Зина. Бригадир. Тимур ее уже знал. Этой не впервой и ведра таскать, и целый день валиком махать. Тетя Зина подошла к заднему борту, изготовилась принимать ведра, что подадут ей через борт из кузова. Но Тимур, опередив ее, проворно опустил борт. Люба, другая, более молодая, но щупленькая, подала ему одно за другим закрытые крышками пластиковые ведра с краской и с растворителем. Потом он помог Любе спрыгнуть. К краю кузова подошла последняя. Тимур посмотрел на нее и словно помутнение случилось.
 Он не раз потом вспоминал этот миг. Кому в каких словах он сам себе мог описать этот момент?  Не находилось слов. Найду ли краски и слова, как сказал поэт. Чудо, дивное виденье, гений чистой красоты, - вот кто стоял перед ним. Он прежде не видел ее. И смотрел бы, как завороженный, хоть час. Но окончательно лишиться чувств он не мог. Какие могут быть лишения чувств на объекте под приемку госкомиссией?! Люба, очевидно, заметила его оторопь и с усмешкой произнесла
- Это наша новенькая. Принимай.
Тимур протянул руку. И новенькая ухватив его ладонь, спорхнула на землю.

 Малярши занялись своим делом. А Тимур занялся перепроверкой первых, возможно скоропалительных, впечатлений. Возможно, думал он, это своеобразный эффект иконы. Когда смотришь снизу, женщина кажется богиней. Возможно, стоя в кузове, находясь в ореоле света, она, как богиня, ослепила его, смотрящего снизу. Но ведь Люба его не ослепила.

Тимур имел и время, и непреодолимое желание перепроверить. Теперь он мог рассмотреть маляршу в любом ракурсе, с любого боку. И убедился: прекрасна, как ангел небесный, как на нее ни посмотри. Даже в своей заляпанной робе.

 - Вот теперь и полюбуйся на это безобразие, -
Раздраженный голос Даниленко пробудил Тимура от сладкой грезы. Слова «на безобразие» не вязались с гением чистой красоты.
- Видишь?  Всё. Работе капец.
 И действительно рабочие, казалось, застыли словно нанюхавшиеся. Тимур присмотрелся. Они все смотрели на белую красавицу. Настолько откровенно смотрели, что непонятно, как Даниленко до сих пор не понял причины их остановки. Такое разглядывание Тимура разозлило. Как животные! Возможно у них в аулах такое допустимо, подумал Тимур, но не тут. Тут другие правила.
- А я что говорил, - Даниленко, ликовал, что он доказал свою правоту, - Маляров нужно убрать с объекта и работа пойдет.
Тимур удивился. Даниленко не видит очевидного. А, впрочем, когда уже больше пятидесяти, мозги забиты всякой чепухой типа пуска объекта, ссор с инженером по охране труда, внуками. В то время, как нужно думать о общечеловеческих ценностях. Например о том, что такое женская красота. И как ее оценить. И где ее идеал? Вот эта красавица тянет на такое, или нет?
 Рассуждая так, он вспомнил как поэты воспевали своих дам. Какое из известных ему на память стихотворений может подойти для такого случая?  Первым вспомнилось «я помню чудное мгновенье», вторым - «молодая красивая белая, видно паспорт пришла получать» Отдельные слова, вырванные из контекста, подходили. Но стихотворения целиком -нет.
Был в жизни Тимура такой период, когда музы роем порхали вокруг. И даже помнил он голос, декламирующий стихи. Не только Пушкина, но и, например, Петрарку.  Да так, что он запомнил начало сонета.  Не всякому смертному припомнится Петрарка. Не всякий смертный, вообще, знает о Петрарке.  А Тимур вспомнил: «Благословен день, месяц, лето, час и миг, когда мой взор те очи встретил». Первые строки подходили.  А остальное он забыл. Красавице может быть достаточно и первых строк, чтобы оценить. Хотя может прослушать и послать колбаской. Но, как говорил его институтский приятель Роберт Лорьян, кто не рискует, тот кукует.
 Рой неожиданно налетевших муз тянул его к неожиданным поступкам. Записаться в библиотеку, хотя бы в читальный зал, и покопаться в книгах. От тетки и книг не осталось. Собственными не обзавелся.  А в книжных магазинах стояли на полках материалы съездов. 
Но читального зала мало. Чем больше он видел прекрасную маляршу, чем глубже тонул в ее синих глазах, тем сильнее его подмывало что-то сочинить самому. Он ведь в школе пошаливал рифмовкой. Даже в стенгазету писал. Но тогда, конечно, он о Петрарке не знал и в стенгазету писал не о любви. На первых курсах он позволял себе некоторые словесные извержения. Надя Реброва из их группы и живущая рядом в общаге, как-то даже заметила, что, если бы он писал о высоком, так он бы любую мог уложить на обе лопатки в прямом и переносном смысле. 
Эти слова Тимура не вдохновили. Он-то хотел понравиться тем, что хорош собой. Но, памятуя Надины слова, Тимур наскреб рифм по сусекам. И оказалось, что Надя  не шутила насчет обоих лопаток. Это Лорьян пошучивал, что поэзия езда в пи-здаемое.  Но Реброва не шутила.
   Лорьян жил на одном этаже с Тимуром.   И Тимур подметил. Что когда Лорьян примерно в пять вечера лежит на своей кровати, он не просто отдыхает. В этот момент на него снисходят мысли. целая философская система. Конечно, люди, не понимающие шуток, упорны в достижении поставленной цели, говорил Лорьян. Это именно для них лозунг «бороться и искать, найти и не сдаваться». Это они, не понимающие шуток, совершают открытия, покоряют высоты и глубины. Рвутся замуж. Без них человечество бы осиротело. Но, с ними тяжело. Особенно, когда они рвутся замуж. Старая поговорка, не мечи бисер перед свиньями, с девушками, желающими замуж, из поговорки превращается в трагедию. 
И Тимур понял Лорьяна. Не сыпь рифмами перед незамужними. И когда после Нади на Тимуровых орбитах оказывались другие институтские светила, он уже не открывал свой литературный дар.
Но, увидев маляршу, он вспомнил про Петрарку. Не по своему желанию он запомнил строки из Петрарки.  Как он это запомнил – ничего романтического. Запомнил же он институтские предметы. Иногда по работе ему приходилось их вспоминать. А сейчас пришло время вспомнить Петрарку.   
  Более того, настал момент, чтобы сочинить что-нибудь подобное. Красавица задала высокую планку. Но как он ни бился, до планки красавицы не тянуло.  Это тебе не общага. И он, отчаявшись, плюнул и на сочинительство, и на поэзию целиком.
Прежде чем навешать на уши красавице поэтической лапши, он решил выяснить: стоит ли тащиться в библиотеку, учить и тем более сочинять стихи.  Будет ли это оценено.
Нужно познакомиться с объектом. Работницы кисти и валика на объекте. Но молчаливая красавица не глядела на него.  А у маляров рука скорая.  Закончат объект в три дня. Их перебросят.  И ищи ее потом. Время –деньги.
 
Можно сказать, раз Тимур мог делать подобные заключения, значит не совсем голова поехала.  Мог взвешивать. И было что взвесить.  На одной чаше весов   неразговорчивая красавица – маляр с неизвестно еще каким внутренним миром и цейтнот вдобавок, на другой Галка. Понятная как таблица умножения и уйма времени.  Он выбрал красавицу. Приходилось наводить мосты, не отходя от ведра с краской.   
 «Когда мы были молодыми и чушь прекрасную несли». Не напрасно несли. Женщины любят ушами. Небесное созданье все же было земной женщиной. И хоть, когда Тимур заливался соловьем, она не отрывала глаз от окрашиваемых конструкций, но слушала его чушь. И, наконец, согласилась дослушать то, что хотел, но не успел сказать Тимур, за стенами производства. То есть, согласилась на свидание. С этого времени Тимур начал ощущать время иначе. Теперь у него в голове выстраивался график: сегодня он встречается с Анной, завтра она занята. С Галкой все было просто.  Вне времени.  Часы тикали в Галкиной хорошенькой головке. Накроет блажь, позовет – он шел.   Не накроет – не шел.

Как говорил Лорьян, первоступенным из искусств покорения женщин является кино. То есть, это первая ступень. Банальная ступень, истертая. Последние ряды кинотеатров истерты множеством задниц. Дешево и сердито. В ресторане дороже. Можно, если карта ляжет, допускал Лорьян, через киношную ступень перешагнуть. Но если подходить к делу диалектически, то нужно сказать, что процесс не менее важен, чем цель. Потому что потом, когда цель окажется недостойной, отвергнутой, попранной и забытой, можно хотя бы с теплом в сердце вспоминать процесс. 
 
Вот, например, с Галкой Тимур разом перешагнул через много ступеней.  И результат? Галка забыта. И процесс вспоминать не стоит.   

 Охмурение Анны началось по Лорьяновой методичке, с первой, кинематографической ступени. А после фильма куда?  Тимур не решился позвать ее к себе. С такой красавицей он робел и не форсировал события. Провожая ее домой, он даже за руку ее не брал.  Может быть, она ждала большего? Но, сдержанность, - залог успеха.  Совсем не как в Галкой.  И от этих мыслей он сам себе казался благородным лордом. 

Анна жила с родителями и младшей сестрой, в частном доме за границей города. Старший брат жил отдельно. Получалось, Анна имела не городскую, а сельскую прописку. По сути, деревенская девка.  Тимур, росший в большом городе, до этого с деревенскими никогда близко не сталкивался. Галка? Та, хоть родом с хутора, но шашни с главным инженером сделали ее горожанкой. А Тимур о шашнях не заикался.  Пока ограничился тем, что ходил с деревенской красавицей в кино.
 
А оказывается в русских селеньях, точнее в селах, есть красавицы – городские рядом не стояли.  Тимур во всем действовал иначе, чем с Галкой.  И снова вспомнились афоризмы Лорьяна: прежде чем женщину раздеть, ее обволакивают шелками комплиментов. И лучше поэтическими. Тимур из книг все-таки выудил строчки, которые очень подходили Анне. «Я красавиц таких, лебедей, с белизною такою молочной, не встречал никогда и нигде, ни в заморской стране, ни в восточной» Но он их приберегал на десерт. А пока, чем больше встречался с Анной, тем больше уверялся, как эти строки именно для нее.
 
До Аниного дома не доходил городской транспорт.  Мимо проходили только пригородные автобусы. А ходили так редко, что проще было доехать до конечной троллейбуса, а потом пройти до ее дома километра полтора.  Тимура такой променад устраивал. Но что ценно –  Анну прогулка мимо спящих домов тоже не тяготила. И Тимур приободрился: не нравилось бы - не ходила.
 
На редких столбах их полутора километров горели фонари. И около ее калитки тьма египетская. Деревня. Тимур подводил свою даму к калитке и уже знал: овчарка с той стороны начнет ворчать и бряцать цепью, отмеряя им пару минут на прощание. Чуть задержишься - залает. Поэтому Тимур при прощании не посягал даже на поцелуй. Анна, словно и не ждала нежностей, открывала калитку и скрывалась.
 
 Но ничто не вечно под Луною. Маляры весь узел покрасили. Их сняли. И теперь на работе Тимур с предметом своих вожделений почти не виделся.  Получалось, как в астрономии: орбита кометы, которая редко проходит рядом с Землей, вычисляется с максимальной тщательностью. К ее приближению готовятся заранее. Теперь ему пришлось, расставаясь у калитки, договариваться о будущей встрече.

    Лорьян всегда говорил, что он особо ценит философский закон перехода количество в качество. В любовных свиданиях наступает момент, когда количество перестает в качество. И Тимура накрыл этот универсальный закон. Количество их встреч превысило количество фильмов в кинотеатрах города.  А смотреть по второму разу не хотелось. Театр ее не интересовал.  Пригласить ее к себе? Он не решался. 

    Про Галку он и думать забыл. Но и Галка, как видно, решила, что количество переросло в качество, и сама, отыскав его в обеденный перерыв, совершила решающий шаг, который все изменил.  Сказала с усмешкой, чтобы он о своей Анечке не шибко воображал. Эта бледная поганка уже замужем побывала. Тимур ответил, не моргнув глазом, что это для него ничего не меняет. Но хоть глазом он не моргнул, в голове щелкнуло. Это меняло многое. Галка собственноручно нажала красную кнопку старта. 

     И вместо кино Тимур пригласил Анну к себе. И, на удивление, не получил отказа.  Возможно и Аня считала, что количество перешло в качество.  А как еще? Аня к себе в дом с овчаркой на цепи, его не звала. Неизвестно что там ждет. Неизвестно, что она об их встречах рассказывает родителям.  Она, хоть выглядит девочкой, но самостоятельная, если успела замуж выскочить. Про бывшее замужество он ее не спрашивал. А она про это не упоминала. Но раз была замужем, можно звать в гости, рассуждал Тимур. И рассуждал верно.

   Лорьян плохо знал инженерные науки, но знал философию и людей. Именно он мудро отмечал, что, когда количество встреч перерастает в качество, девушка приглашает молодого человека знакомиться с родителями. Обычно именно девушка.  Молодой человек, если он в своем уме, на знакомство своей девушки со своими родителями решается либо под давлением гинеколога, либо под давлением общественности.

    Аня пригласила его домой. Родителям показать. Мероприятие пугающее, но никуда не денешься.  С другой стороны, и он посмотрит на ее родителей.   Она о них мало говорила. А он не знал, что о нем знали со слов Ани ее родители? Какие виды на него имели? Наверное, хотели, чтобы дочка снова пристроилась.  И, наверное, боялись ее повторной ошибки.

    Тимур категорически не переносил мишуру торжеств, славословий. Он противился пышной свадьбе. Кроме того, Тимур в этом городе еще мало прожил. Больная мать на свадьбу за тридевять земель не поедет. Родители давно была в разводе. Тимур даже не имел адреса отца. Так что, какая тут свадьба? Вышла бы кривобокой. Да и Аня, выходила замуж во второй раз. Девичьи грезы о белом платье и фате уже растворились.

     Решили сделать свадьбу скромно-молодежной: загс и ужин в ресторане. Тимур убедил Аню, что лучше деньги потратить на путешествие.  Взять вместе отпуск и поехать, куда–нибудь, пока детьми не отяготились.
 
   Анины родители в загс не пошли.  Пришли только три подруги. Одна замужняя с мужем, нужным как свидетель. Одна разведенная, и одна незамужняя. Все варианты, кроме вдовы. Тут Тимур и обнаружил, что прежде двух незамужних подруг не видел.  Видел прежде только ее замужнюю подругу.

      Аня была в нарядном платье.  Ни фаты, ни пышного белого платья. Тимур заметил, что, когда служащая в загсе, не сразу сообразила, кто тут невеста, Аня нахмурилась.  Но разве в платье дело?  Меня как философа, говорил Лорьян, удивляет категорическое несовпадение женского и мужского императивов. В то время как мужчина предпочитает видеть женщину без платья, для женщины важно, как она выглядит в платье.   Разве в платье дело?   Аня, истинная невеста, затмевала всех своей красотой.

После загса погудели в ресторане. Вечером молодая жена высказала претензии: Юлька, стерва, Тимуру в ресторане глазки строила. Подруга называется.  А он, бабенка повела глазками, и   поплыл.
- Никуда я не поплыл, - сказал Тимур.
- А почему ты с ней аж три раза танцевал?
 
 Тимур поразился этой калькуляции.  До этого момента Аня ему казалась непробиваемой, как бегемот. Наверное, все потому, что теперь ощутила себя законной владелицей? Может быть, и прежнему мужу так высчитывала? Все подруги жены равняться с ней никак не могли. Юля,  разведенная,  немного флиртовала. Невелик грех.



  С   Роговы, приятелем по институтской группе Тимур изредка списывался.   Рогов написал, что   столичный костяк группы, решил отметить пятилетие окончания. Сбор у входа в институт в последнюю субботу апреля. Если Тимуру потребуется гостиница, крутой Роговский тесть готов помочь.
 
 
   -  Вот пожалуйста - сказала Аня, - Удача в руки. Мы с тобой ведь в свадебное так и не съездили.   Поедем.  И встретишься, и Москву посмотрим. Ты меня поводишь. А то я там и не бывала. Как раз до праздника приедем. Праздничных дней много. И отпуск не нужно брать. Отгулов хватит. День другой в счет отпуска возьмем. И волки сыты и овцы целы. 
 
   С гостиницей все прошло, как в аптеке. Спасибо всесильному тестю Рогова. Но с одним дали маху. Пока поезд дошел до Москвы похолодало. Уезжали из лета, а предпраздничная почти майская столица встретила их едва ли не снегом.  А ни у него, ни у Ани не было ни ниточки теплой. У него свитерок, а у Ани легкий пиджачок. Околеешь. Прогулки по весенней столице отменялись.  Но Москва богата и музеями. Сходили в Третьяковку, в Исторический. Жена пожелала посетить музей Ленина. Вот три дня и пролетели.  Приближался май. Но не теплело. Наоборот, холодало.

  В день икс, когда Тимур уже собирался на встречу, Аня заявила, что затоскует одна в гостинице. Она пойдет с ним. Он не хотел спорить. Что Ане, действительно, торчать в номере? Поехали вместе.
 
  Они шли от метро к институту, а мелкие белые мухи падали на голову. Оба продрогли, зуб на зуб не попадал. Аня вся съежилась, скукожилась, запахнула, застегнула свой пиджак на все что можно. И Тимуру в свитере было совсем не весело. 

   У центрального входа в институт уже стояли несколько человек из их группы. Опасения Тимура, что ему упрекнут за жену, развеялись. К этому отнеслись равнодушно. Еще полчаса, не заходя в здание института, ждали припозднившихся.

Собралось десять человек. Все москвичи. Точнее, в большинстве москвички. Женщина существо более исполнительное. Девушки и на лекции ходили, и встречу не проигнорировали. Хотя некоторые не пришли.  Например, Наташа Соловьева. Она как-то курсе на четвертом удивила Тимура, похвастав, что ни одной лекции не пропустила.  Нашла чем гордиться.  Дятел.  А вот сейчас дятел и не прилетел. Надя Реброва сообщила, что говорила с Наташей по телефону. Наташа вряд ли придет. Если только  заскочит в кафе, где они уже осядут. Если они из кафе ей позвонят. Она на такси подскочит.   Произнесла так важно, словно Соловьева стала такой персоной, что другим теперь не ровня.

   Замерзшему Тимуру было не до Соловьевой.  Если ждут ее, то ждать ее ему никак не хотелось. Меньше народу -  больше кислороду. Москвички могут ждать. Им холод нипочем. Оделись по погоде. Им на Тимуровы и Анины муки чихать. Ждали еще Рогова. Как же не дождаться главного организатора!  Он обязан прийти. Рогов нарисовался с опозданием, извинился. Ребенку четыре месяца. Вырвался на пять минут.  Жена не отпускает. Должен помогать. 

  Проехали в центр, чтобы посидеть в ресторане. Пришлось походить от ресторана к ресторану. Столы не сдвигали. Распоряжение сверху. Наконец, нашли ресторан, где Лорьян пустил в ход свое обаяние и уболтал женщину метрдотеля. Та сначала стояла скалой, но, увидев полу-окоченевшую Аню, смягчилась.
 
  В ресторане – средь бела дня, - было пусто. Они сдвинули три столика, расселись. Сделали заказ. Тимур сидел теперь за столиком, немного пригревшись и расслабившись.  Дамы одна за другой, уходили, чтобы привести себя в порядок. Компанией в маленьком туалете не провернешься.
   
За столом тем временем зашел разговор об институте. Роберт и Полина, приютившиеся на кафедрах, повествовали о нынешнем пульсе альма матер. Тимуру оставалось только слушать. Он, успевавший в институте заметно лучше Роберта, и уж конечно, Полины, заток сопромата и физ-химии, превратился в знатока гаек, ключей, кувалд и мата. У него не было брата в институте, как у Роберта. И не был он великой комсомольской активисткой, как Полина.

  Лорьян заливался соловьем и вдруг остановился, вроде как колика прошила. Посмотрел за голову Тимуру. Туда же одновременно посмотрели и Надя, и Света Емельянова Туда же, поверх Тимуровой головы, посмотрела и Полина. Тимур еще с института знал, что, если уж Полина, бессменный и несгибаемый, как двутавр, комсорг группы, навела куда-то взгляд, это того стоит. 
 
Тимур повернулся и увидел причину: к столику подошла Аня. Она привела себя в порядок отогрелась, разрумянилась. Она стояла у столика, ища свободный стул. И блеск ее удивительной красоты поражал все живое. Среди девочек повисла минута молчания, в знак печали о равенстве, павшем после появления царицы.
 
  Тимура кольнуло. Последнее время он огрубел немного. Застывшие Лорьян и девочки пробудили его, дали ощутить красоту женщины, к которой привык, с прежней забытой силой. Так стрелка компаса дает знать о наличии магнитных полей.  Замер на полуслове даже, пишущий диссертацию бабник и баловень судьбы Лорьян.

  Тимур заметил, как в Надиных глазах сверкнули ледышки: вот на кого он нас променял. Или институте ему было мало вариантов?  Надя одно время давала понять, что рассматривает себя как вариант. Но Тимур сделал вид, что ее намека не понял. И Надя его тут же поняла. она была понятливой.  Правда, чего ей сейчас печалиться?  Какой он был ей вариант? А сейчас она замужем и, вроде, вполне удачно.
 
  Аня села на свободный стул. Не рядом с Тимуром. Тимур поймал на себе удивленный взгляд сидящей напротив него Нади. Словно приди Надя куда с мужем, она бы непременно села рядом.  А ведь в славной памяти студенческие годы, на вечерних посиделках, когда чаевничающих набивалось больше, чем мест за столом, миниатюрная Надя, как ни в чем ни бывало сиживала у него на коленях. И никто тогда на это никак не реагировал. А теперь она округляет глаза, как дама самых строгих правил.  Надя вдруг спохватилась.


- Нужно же Наташке Соловьевой позвонить. Сказать, где мы сидим. Она просила. Она может и приедет. Возьмет-таки и приедет.

  И Надя теперь с иным выражением посмотрела на Тимура. Хотела увидеть его реакцию.  Тимуру не особенно хотелось, чтобы Соловьева приезжала. На четвертом курсе имел место такой короткий, но тяжелый для Тимура, этап в жизни, когда Соловьева, после серии невинных поцелуев вообразила себя его избранницей. Шиза шибанула. Но уяснив, что это шиза, Наташа так по-детски опечалилась, - с объяснениями, и слезами, - что Тимуру пришлось ужом крутиться. Это тебе не понятливая Надя. Он на занятия перестал ходить, чтобы не видеть этих печальных взглядов. Хорошо, что четвертый курс.  А ведь до постели было далеко как до Луны. Его спасла надвигающаяся сессия. Это для Соловьевой - святое. Ушла в долбежку.  Потом каникулы. А потом   Соловьева успокоилась.
Надя побежала в фойе звонить, потом вернулась и сказала, что она уговорила Соловьеву приехать.
 
- Наташа сомневалась, ехать или нет. А я сказала, что Тимур с женой пришел, -  сказала Надя, глядя с усмешкой на Тимура. Потом повернулась к Ане и объяснила, -  Мы ведь тут в Москве встречаемся. А Тимура в первый раз за пять лет увидели. И еще когда снова увидим.

 Это была шпилька от Нади Тимуру. За то, что посмел прийти с женой? Тимур подозревал, даже за то, что он пришел с недопустимо, непереносимо красивой женой. И еще более за то, что всеми девочками институтскими пренебрег. И теперь приходится вызывать Соловьеву, чтобы поставить его на место.

   Минут через двадцать приехала Наташа Соловьева. Так ей скоро рожать!  Теперь он понял, почему Света Емельянова сомневалась, стоит ли выдергивать из дому Наташу. Девчонки знали, что она беременна. Наташа провела взглядом по собравшимся. И конечно, поняла, что незнакомая ей женщина жена Тимура. Но даже тени не пробежало по ее лицу. Наоборот, улыбнулась приветливо.  И у Тимура отлегло от сердца
 
Надя подвинулась, и Наташа села рядом с ней, и как раз напротив Тимура. Беременность ее не портила. Не оплыла лицом. Такой же ювелирно очерченный носик.

- А это жена Тимура, - Надя указала на Аню.
- Я поняла, - сказала Наташа.
         

   После ресторана решили немного прогуляться.  Но Аня с Тимуром долго гулять не могли и стали прощаться. Света Емельянова спросила, какие у них планы. Завтра ведь выходной. Тимур ответил, что на завтра намечен Музей изобразительных искусств. Света тут же упала на хвост: она с ними с удовольствием пойдет.  Только нужно договориться о времени встречи у музея. Аня охотно стала согласовывать время. 

- И я пойду, -  решила присоединиться Надя, -  Наташа, а ты пойдешь?
- Куда же мне с пузом, - улыбнулась Наташа.
- Жаль, - сказала Надя, - кто же нам вместо экскурсовода будет, - И обратилась к Анне, - Тебе Тимур про свои путешествия по музеям рассказывал?
- Нет, - сказала Аня.
- Удивительно! Он эти музеи исходил вдоль и поперек.

Наташа улыбнулась. Тимур испугался: Наташа вспомнила их походы по музеям.

   Период его встреч с Наташей пришелся на февраль - март. И чтобы не блуждать по холодной Москве они ходили в музей. До самого закрытия. И эти походы в музей не прошли для Тимура напрасно. Ко всему прочему Наташа во всей этой живописной дребедени оказалась знатоком.  Мало того, что трамбовала его поэзией, Петраркой своим. Так получай, фашист, живопись.

  Она еще и на фортепиано играла. Но фортепиано - не скрипка. С собой не принесешь. Оно у нее дома. А насчет того, чтобы к ней домой, Наташа поставила условие: там он может появляться только после того, как мама с работы вернется. Потому что, она Наташа, боится, что не устоит перед ним. А в общежитие она ни ногой. Там тем более разврат. Встречаться с ее мамой Тимур не собирался. Так и не услышал, Наташиной игры. Бог миловал. 
 Зачем только Наташу понесло в технический вуз? Долбежница, а тянула плохо. Тимуру, пока встречались, пришлось помогать.

- Он больше по поэзии, -  улыбнулась Аня, - Он мне стихи читал.
- А у вас в городе картинная галерея есть? – спросила Надя
- Не слышала что-то.
- Вот потому, что нет, ты думаешь, что он только в поэзии мастак. И ошибаешься. Твой муж - универсал. 
 Аня посмотрела на Тимура со смесью удивления, недоверия и тревоги, не зная, какой еще смысл могла Надя вложить в это слово.
- Да универсал, - сказал Лорьян, - Тимур и его команда. Старушку через дорогу перевести за милую душу.
- А кто же команда? – спросила Аня.
 - А вот, - улыбнулся Роберт и провел рукой, указывая на девочек.

 Все-таки сморозил Лорьян глупость. Тимур понял, что время работает против него, махнул рукой в знак прощания и потянул жену за руку.
- Я тоже домой пойду, - решила Наташа.
 Наташа решила довести их до метро, а там уже взять такси. Зашли в метро, чтобы не мерзнуть. Пока там, рядом с эскалаторами, Наташа с Аней щебетали о всякой чепухе, Тимур ждал, как с петлей на шее. Наташа удивилась, что у них нет дома телефона.  Дала свой и сказала, что ей всегда можно звонить, не стесняясь, если приедут в Москву. У нее с мужем квартира большая.
 Вот и прекрасно, думал Тимур, пока они ехали в гостиницу. Всем с кем он встречался он дал зеленый свет. И Надя и Наташа замуж вышли. Устроились в жизни. А как бы они с ним устроились? Чисто гипотетически.  С Наташей он бы стал москвичом. И неизвестно, как бы дальше пошло. А с Надей - мотанули бы их на великие стройки страны. Но мало ли что могло бы быть, если этого никак не могло быть.
 
   К музею кроме Нади и Светы подгребла еще и Полина. Ох эта женская активность и солидарность, разозлился Тимур.  Надя купила на входе музейный буклетик и, когда они после музея заглянули в кафешку, сидя за чашкой кофе, Надя, Света и Полина, - на обложке написали номера своих телефонов и отдали Тимуру на память. Надя написала напротив своего телефона новую фамилию, а в скобках девичью.  Остальным, за неимением другой, пришлось писать девичью. Когда еще встретимся?

 - Ну и кого же ты из них трахал?  - спросила Аня, когда они пришли в гостиничный номер.
- Никого, - ответил Тимур, - Почему мне обязательно нужно кого-нибудь трахать.
- Ой уж. Ты же универсал, оказывается. 
- Никого из них я не трахал. Успокойся.
- Наверное Свету, - не отступалась Аня, - Она моего типа. Тоже светлая. 
 
Тимур промолчал. Только подумал – пальцем в небо. Она наивно думает, что он выбирал по типу женщин. В те годы он выбирал по доступности. Так что, Света вообще отдыхала.  Она ему и не нравилась. Не достаточно быть стройной блондинкой.  Во-вторых, вряд ли он ей нравился. И главное, Света была, подобно Наташе Соловьевой, чересчур порядочной девушкой. Наверное, поэтому Света до сих пор не замужем. Сейчас ей двадцать семь. Может быть сейчас жалеет. 

Дома, когда при распаковке чемодана Ане на глаза попался буклет музея, она снова принялась гадать, кто же ходил в Тимуровых пассиях. Света, Полина, Надя? Наташа осталась вне подозрений. И правильно. Какой она была пассией? А что до Нади, он сам бы охотно про нее забыл.
- Так кто? – спросила Аня.
- Никто.
 - А почему Роберт сказал Тимур и его команда? Уж чувствую, что там все было не просто так.  У тебя целая команда была?
 Он ляпнул, просто к слову, а ты переживаешь. По крайней мере, теперь ты будешь иметь в виду, что я был востребован.
  - Да уж вижу. Про Галку не говорю. Но имей в виду, что и я была востребована.

Тимур, не говоря ни слова, вышел на кухню. Вернулся со спичками.  На глазах у жены вырвал первый лист буклета с росписями девочек, свернул трубочкой и поджег. Как ведьмы на костре сгорели телефоны трех молодых женщин. И как часто случается, две из них были совершенно непорочны, а подверглись огню только по причине темных подозрений.
- Это зачем? – удивилась Аня, глядя на факел, - Я хотела подругам показать, куда мы ходили.
- Это чтобы душу тебе не бередило. Покажешь в таком вот виде, - Тимур усмехнулся -  Можешь, если хочешь, рассказать, почему лист оборван.  Давай мне и Наташин телефон для компании.
- Нет. Наташа очень приятная женщина. И красивая. Что же ты на нее-то не обращал внимания? Оставался бы, по крайней мере, в Москве. Пусть ее телефон лежит. На всякий пожарный. Вдруг поедем в Москву. Пригодится.