Время действий

«Час дій». Авторский перевод с украинского
http://proza.ru/2021/07/21/1026


«Идите в ж...!» — вырвалось у всегда вежливого Михаила Иосифовича. Некультурное выражение вызвало удивление с мерзким послевкусием. Он нажал на крестик в окошке браузера. Злобный фейсбук крайне его озадачил, нервное напряжение взорвалось пожеланиями — в этот раз без его сознательного участия — таким же потерянным искателям-распространителям нелепостей и сплетен.

Он понял: что-то не так с реакцией, наклонил голову, словно виновный в тотальном зле, тяжело вздохнул и поплёлся на кухню завтракать. В холодильнике хранилась вчерашняя жизнь — остатки ужина, который они смаковали с семьей, весело общаясь с любимой и детишками. Грустная улыбка промелькнула на лице. Он увидел, как щелкнули крепкие челюсти ловушки его мозга, который каждый день требует больше свободного времени на просмотр сетевой чепухи. Не мускул, но работает крепче любой мышцы. Не иначе булгаковский «Морфий»! Но нет, хватит сдаваться. Как настроить это прожорливое устройство?

Вопрос остановил его на полпути в коридоре. Дети в школе, жена при деле, а он ищет неизвестное и непонятное. Доколе этому быть? За 25 лет не изменилось ничего. Точнее, он ничегошеньки не поменял действиями, волей. Кстати, есть ли у него воля?

Где она прячется? Перед волшебным прикосновением к экрану в ожидании очередной дьявольской сессии? Ведь эта вспышка «пробуждает» ад черного зеркала, рождаясь между пальцем и поверхностью перед самым контактом с ней. Ожидание подключённости ко тьме…

А может, у дверного окуляра, где он останавливается перед выходом, когда видит приятную симпатичную соседку — та всегда ему улыбается. Так делала (он хорошо помнит!) его жена, только они познакомились, а сейчас почти никогда. И в последнее время меньше понимал, почему, —  так размышляя, вспоминал мрачное лицо любимой, смотрел на закрытые окна, хотя утро позднее, извне сияет солнце и живое спешит жить. А у него силы не хватает впустить в дом свет, поддержать жену, взяться за ум, наконец. Он отупел и не находил желания двигаться. Пока не нащупывал в темноте черный прибор и не тыкал бездумно в него...

Часы выпадали из его небытия, головная боль атаковала висок, ритмично выстукивая: «болван, болван, идиот, болван»... Он мысленно кивал пульсирующим утверждениям, прячась в подушке и размазываясь по кровати...

В коридоре боль отступила; мысли о еде исчезли. Опять-таки бессознательно развернулся и поплёлся назад к кровати.

Вчерашний вечер был слишком редкой сказкой, и кто знает, когда он повторится... Страшно об этом думать.

Воля ... Может, там, где он делится своими умениями с окружающими, взамен получая благодарность или улыбку, и отказывается от материальной выгоды? В своем ли он уме с таким отношением к деньгам? Что с ним происходит?

Может, воля соревнуется с неповоротливым серым веществом и останавливает его от рисковых заработков?

Или жизнь не для него? Тогда для кого?

Очередной вопрос натолкнул на надоевшие размышления, и все «может» постепенно растворялись, оставляя сияющий образ четкой фразы «для кого есть моя жизнь?» Затем слова смешались и выстроились новым смыслом, их порядок картинно задержался перед взором: «Есть для кого моя жизнь». Прозрение коснулось лица Михаила Иосифовича. Разум ожил: «Есть для кого! Есть!» — вынырнула улыбка и не спешила исчезать.

Молодецким движением выпрыгнул он из берлоги, раздвинул шторы, открыл окно, и весенний шум с ароматами цветущей абрикосы ворвался в комнату. «Спасибо вам», — тихо произнес мужчина, вдохнул свежесть, развернулся к кровати, что-то нашёл под одеялом и с размаху швырнул в открывшееся пространство. Прощальный жалобный сигнал электронного сообщения пискнул на лету, удаляясь прочь.

«Идите, уважаемые, идите. Направление то же», — вымолвил напоследок убийце разума, когда тот стремительно падал на бетонную крышу трансформаторной будки. Яркие осколки китайского пластика разлетелись салютом на радость местным сорокам.