Не всё коту масленица

 Удобно устроившись на диване, слегка прикрывшись пледом, спать он не собирался, наоборот, мечтательно глядя в потолок и пересчитывая усевшихся на нем мух, он строил планы на жизнь.

       Думая только о хорошем, что у него было в жизни, двумя  руками поглаживая круглый пухлый живот, который, его округлость, не он сам, являлся  свидетельством его благополучия, и при этом мысленно теми же холеными руками отгонял от себя плохие мысли, те, что напоминали о том, что не все в его жизни было хорошо.
Но хорошо было,  потому, зная, что это такое, хотелось этого хорошего еще больше.
                Всем своим внешним видом,  и тем мягким выпуклым животом, и довольной мордой, только что не лоснящейся  от  сытой жизни, он напоминал домашнего кота, которого не просто любили и обожали, а ублажали как могли и как не могли тоже.   И звали его как- то уж очень по кошачьему —     Вася.

     А его любимая тельняшка, из которой он, можно сказать никогда не вылезал,   потому она уже срослась с ним напрочь, походила на серые полосы на коричневой шкурке настоящего кота.

      И этот Васька, как истинный кот,   только и стремился в жизни к получению каких-то удовольствий, избегая неприятностей, таких как, попасться под ноги своему хозяину до того помочившись прямо в его любимые тапки и зная,   что тут  тебя могут ждать не просто неприятности, а огромные неприятности.

И потому в такие моменты Васька старался стать незаметным и  куда- нибудь спрятаться.

        Так  он  вел бы себя, если бы был настоящим котом.



      Неприятностей, однако,  не было много.

   В остальном это всё  были только приятные вещи, происходившие в жизни Василия.


       И он в свои годы, когда ему   стукнуло 35,  уже не знал, чтобы ему еще сделать себе такого приятного.
 

    Он так и говорил, с тоской глядя на окружающих и окружающий мир, зная, что никаких удовольствий  он тут уже не получит, и   тем не менее,  на что-то еще надеясь, мурлыча себе под нос,  тихо произносил:

 —     Даже, не знаю, чтобы мне себе сделать еще такого хорошего.

И с задумчивым видом глядел на потолок, весь обкаканный мухами, которые таким образом тоже доставляли себе удовольствие в жизни, гадя хотя бы на сероватого  от древности лет цвета побелку.

       Но Вася не был мухой, он был больше котом, и потому не мог обойтись только тем, чтобы где- то и кому -то нагадить,  хотя и это входило в список получаемых им    от жизни удовольствий.




     Но сейчас лежа на диване, и ещё  по какому разу пересчитав  всех мух, что с удивлением  глядели на него сверху, не понимая, что ему еще надо, каких удовольствий, он вдруг осознал, что всё  хорошее, что он желал для себя, у него уже было  и есть.

       Он снова с сомнением посмотрел на мух, снова пересчитал их, а вдруг ошибся, потом посчитал всё  то хорошее, что для себя сделал:  машина, квартира, пусть и родительская, но квартира и хорошая,   их же дача, на которой он исключительно отдыхал, а в квартиру приводил баб и тоже получал удовольствие, находясь с ними в пустой квартире, в том плане, что когда   отца с матерью  не было, когда они  были на даче.  Он даже успел пожить с какой- то из этих баб,  как с женой или больше, как с  сожительницей, родители тогда укатили на два года за  границу, правда,  потом выяснилось, что жил он всё  это время не с бабой, а с мужиком, с ним тоже было хорошо  и то самое удовольствие, да и жениться на нём,  если что,  не надо было, и потому когда предки вернулись, временные сожители расстались без слез и официального развода.  Правда,   Вася еще долго тосковал по временному другу или жене, уж больно хорошо Егор готовил, а Васька покушать вкусно любил.

    В общем, когда и это хорошее закончилось, а другого временно не предвиделось, Василий вспомнил, что если кому- то нагадить, то есть сделать что-то плохое,  то ему от этого тоже будет хорошо. И нагадил, но  даже не помнил уже сейчас кому и как, потому    что гадил он всё  же часто, не зря же он всё  тех мух на потолке пересчитывал, как то хорошее, что имел в жизни.
 

         В общем, когда он понял, что считать ему больше нечего, что значит, что в свои годы он уже опробовал все удовольствия  в жизни, даже пожил в качестве гомика с гомиком, и что больше ему не сделать  себе ничего хорошего, потому что нечего,  а другим делать хорошо он не привык да и не хотел, потому и  привычки такой не выработал,  то он сильно расстроился,  и  прям надо сказать, лёжа там,  на диване,  в позе кота Васьки,  впал в глубочайшую депрессию, из которой не видел выхода.

        Но тут по какому разу пересчитав мух на сером потолке, убедившись в том, что и они уже получили всё  хорошее, что хотели, загадили  так   потолок, что   их  и  самих не видно на нём, он вспомнил, что его матушка,   вечно страдающая   ипохондрией,  принимала какие- то таблетки, а  потом была после их принятия   очень весела.

     Таблетки находились  в аптечке в ванной комнате.   Василий,   решивший, что это как раз и есть тот выход и что это то хорошее, что он ещё  не пробовал, резко вскочил с дивана и   почти рысью направился в ванную.

Там,  сгорая от нетерпения, открыв дрожащими руками шкафчик и сняв крышечку с баночки с лекарствами, он,   не пересчитывая белого цвета таблетки,  как мух и как всё  хорошее, что   имел, это было уже бесполезно, закинул себе в рот всё  содержимое флакона разом, запил водой прямо из крана  и приготовился ждать то хорошее, которое он оказывается себе ещё  не делал.
 

    Находясь ещё  в подавленном,  угнетенном, но уже приподнятом состоянии  духа, Василий вернулся обратно в комнату, на диван, там он считал будет удобнее принимать то хорошее, что сейчас будет, и потом, там же мухи, они   будут завидовать  ему, а это тоже хорошо, вернее ещё  одно хорошее,  что он себе доставит — зависть мух, которых к тому же было  много, а значит и зависти будет  много.

    И вот он,  снова уютно устроившись на диване, в неизменной тельняшке, сам себе напоминающий кота Ваську с круглым пухлым животом, который  эта тельняшка бессовестно обтянула, лежит и уже не считая мух на потолке, потому что не получается, они слились в одно огромное невнятное  пятно серого цвета, пытается считать полоски на тельняшке, это же то хорошее, что с ним было, то количество хорошего, что он сделал себе.  Потом уже и это количество, слилось в одно единое целое, стало размыто нечетким,  отчего  Ваське немеряно похорошело
    “ Так вот оно то, хорошее, которое он  себе еще не сделал”   вдруг понял он, как и то, что  не обязательно быть ему много, может и мало,  и даже одно, но что-то уж очень  и очень  хорошее, которое запомнится на всю жизнь,  и его не надо будет пытаться пересчитывать, чтобы убедиться,  что оно было и что осталось ещё,  что-то,  чего не было.

         Василий закрыл глаза, вернее они сами сомкнулись,   как в крепком сне, в котором было всё только хорошее,  уже не различаемое им, оно сплошной полосой плыло перед его  намертво закрытыми глазами, правда, он больше не чувствовал его, не то хорошее, что он наконец,   доставил или сделал сам   себе, выпив таблетки дражайшей родительницы от ипохондрии, которые тоже надо было бы сосчитать, но он этого не сделал, надеясь на то хорошее, которое сейчас получит, а хотел он всегда его много, не зная, что ни счастья, ни чего-то  хорошего много не бывает, и что плохого всё же гораздо больше в жизни, и потому вместо желаемого получил сейчас то, от чего вечно убегал и прятался, как от какой-то чумы, как тот кот по имени Васька, который нагадил в любимые тапочки своего хозяина и тут же узнал, что жизнь состоит не только  из одних приятностей, сколько бы ты не стремился себе их доставить, что значит, не всё коту масленица, которая бывает всего раз в году,  хоть и каждый год.

29.07.2021
Марина Леванте

© Copyright: Марина Леванте, 2021
Свидетельство о публикации №221072900602