Баба-Яга со всеми вытекающими

Баба-Яга со всеми вытекающими
В четырех действиях
Действие 1

Действующие лица:
Иван Андреич (48 лет, писатель любитель по прозвищу Андерсен).
Маша (45 лет, жена Ивана Андреича).
Сергей (сын Ивана Андреича и Маши, около 20 лет).
Янина Карловна (пожилая эксцентричная женщина, бывшая начальница Ивана Андреича).
Янина Карловна (молодая, красивая, соблазнительная женщина).
Янина (девочка лет 10-ти).
Кот Тибальт (рыжий, благородный, тот же актер, что и сын Ивана Андреича Сергей).
Моцарт (оживший бюст со шкафа).
Карташов (друг детства и сосед Ивана Андреича, тот же актер, что и Моцарт).
Соседка Светлана (та же актриса, что и молодая Янина).
 
   Вечер. Старая квартира. Классическая мебель. Шкаф, на нем стоит бюст Моцарта. На бюст накинут пиджак. Посередине комнаты круглый стол и стулья. На заднем фоне дверь. По стенам развешаны и расставлены сувениры из Африки: копья, маски, статуэтки. Освещение над столом. Из окна с французской раскладкой свет фонаря. Маша входит с тяжелыми сумками в дверь на заднем плане, разувается и раздевается. Иван Андреич листает бумаги на столе, не обращает на жену внимания.

Маша:  Здравствуй. (Муж кивнул в ответ.) Ты ел? (Начинает убирать разбросанные вещи в комнате.)
Иван Андреич:  Ага. (Роется в бумагах.) Где  моя рукопись?
Маша:  (Не отрываясь от своего занятия.) На столике у окна. Ты вчера оставил ее на кухне когда пролил на нее малиновое варенье.
Иван Андреич:  Для жены ты слишком много запоминаешь.
Маша:  Для мужа ты слишком много забываешь.
Иван Андреич:  Я никогда ничего не забываю.
Маша:  И, конечно же, ты помнишь, что завтра мы идем к Вахмистровым?
Иван Андреич:  (Понимает, что забыл, но делает вид, будто помнит) Угу...
Маша:  (Многозначительно, смотрит на мужа.) И белье вынул из машинки, как я просила?
Иван Андреич:  (Пытается сменить тему.) Я забыл встретить твою подругу всего один раз в жизни. И то, только потому, что перепутал дни недели. А так, я все помню. Где мои очки?
Маша:  У тебя на лбу. (Убирает посуду со всей комнаты.)
Иван Андреич:  О! Спасибо. (Опускает очки на нос и пытается прочитать рукопись, но не может.) Это не мои очки. Я в них ничего не вижу.
Маша:  Это твои очки для вождения.
Иван Андреич:  Но мне-то нужны для чтения!
Маша: (Не отрываясь от дел.) Для чтения в нагрудном кармане.
Иван Андреич: (Хлопает себя по груди.) Но на футболке нет нагрудных карманов!
Маша: В нагрудном кармане пиджака, который на Маэстро.
(Иван Андреич пытается снять пиджак, висящий на бюсте Моцарта  на шкафу, но слишком высоко. Он несколько раз подпрыгивает, но пиджак зацепился).
Маша:  Дорогой, ты уронишь Маэстро.
Иван Андреич: Да-да. Как же мы без Маэстро? Ведь его завещала нам твоя бабушка, великая пианистка.
Маша:  Да, это бабушкина память.
Иван Андреич: Лучше бы она завещала нам свою квартиру. Мы бы вспоминали ее чаще. (Жена строго посмотрела на мужа). Я хотел сказать с большей благодарностью.
Маша:  Бабушка оставила все дяде потому, что у него тяжелая жизненная ситуация!
Иван Андреич: (Иронично.) Он алкаш!
(Жена снова строго посмотрела на мужа, но он сделал вид, что читает рукопись на вытянутой руке, повернув ее к свету из окна. Жена взяла копье из угла, поддела пиджак и сняла его с бюста).
Маша:  Хоть для чего-то пригождаются твои реликвии.
Иван Андреич: Это папино копье. Он привез его из Конго.
Маша: (Иронично.) Так почему оно хранится у нас, а не в его загородном доме?
Иван Андреич: Его новая жена обустроила там хайтек и папины африканские трофеи не вписались.
Маша: (Подает ему очки.) Шестая или уже восьмая? Какая по счету?
Иван Андреич: (Задумался на секунду.) Дорогая, ты преувеличиваешь. Всего лишь четвертая.
Маша: И это только после твоей матери. А сколько было до? (Муж пожимает плечами не желая продолжать разговор. Занят рукописью.) А сколько было во время? (Муж болезненно поморщился.)
Иван Андреич: О, эта несносная женская солидарность!
Маша: Если бы мой муж так бы себя вел, то я наверное его бы... (Смотрит ему в пах. Иван Андреич встрепенулся и вопросительно посмотрел на жену.) ... убила.
Иван Андреич: (Со вздохом облегчения.) Твой муж так себя не ведет, успокойся.
Маша: (В сторону.) Лучше бы вел. Я начинаю сомневаться, что он твой отец.
Иван Андреич: Ты что-то сказала?
Маша: (Громче.) Я говорю, ты очень мало похож на отца.
Иван Андреич: (Смотрит в бумаги.) Ну, давай теперь пройдемся насчет моей матери.
Маша: Что ты, что ты. Она прелестная женщина. Хоть не сразу, но ей все же повезло. Она встретила Марка Анатольевича. (В сторону.) Жаль, что ненадолго.
Иван Андреич: В чем же ей, как ты говоришь, повезло?
Маша: Марк Анатольевич возил ее в Париж.
Иван Андреич: Клише, дорогая. Что вам всем дался этот Париж?! Умереть можно и в Житомире.
Маша: Нет, в Житомире можно только родиться. И то только тебе, при этом, даже не выходя из проезжающего мимо поезда.
Иван Андреич: Да, я родился в поезде. Я такого не заказывал, но вот! Вот факт моей биографии. Тебя не устраивает даже место, где я родился. Папа собирал фольклор. Его отправил туда комсомол.
Маша: А мама?
Иван Андреич: А мама как декабристка отправилась за ним.
Маша: Декабристка боялась, что твой папа будет гулять там как мартовский кот.
Иван Андреич: Не стоит драматизировать, папа всегда женился на своих женщинах.
Маша: А он не слышал, что в наше время можно жить просто так?
Иван Андреич: (Листает рукопись.) Папа старых правил.
Маша: Это он уже старый. (Пауза. В сторону.) Но, видимо, ему об этом тоже не сказали.
Иван Андреич: Восемьдесят. Всего лишь восемьдесят.
Маша: Ах... Если восемьдесят еще не старость, то мы с тобой безмозглые подростки.
Иван Андреич: (Оторвал взгляд от рукописи, окинул фигуру жены оценивающим взглядом, но не нашел что похвалить.) Не такие уж мы безмозглые...
Маша: (Задумчиво.) За тебя я бы не поручилась.
Иван Андреич: За безмозглого или за подростка?
(Входит сын.)
Сергей: Привет, пап. Привет, мам. Есть че пожрать? (Озирается на груду посуды, которую мать уносит на кухню.)
Иван Андреич: Мама только пришла. Так что, из еды есть только варенье на моей рукописи. (Протягивает рукопись.) Будешь?
Сергей: Нет. Спасибо.
Иван Андреич: Малиновое...
Сергей: Пасс.
(Входит Маша. В руках тарелка с бутербродами и три кружки чая.)
Маша: Если бы вы оба не были такими троглодитами, я умерла бы со скуки. (Сын хватает бутерброд.) Может быть хотя бы присядешь? Я уже не говорю про руки...
Сергей: Меня ждут, я сваливаю. (С полным ртом.) Пацанам возьму. (Уносит несколько бутербродов.)
Маша: (Вслед, поднимая кружку.) Чай!
Сергей: (Из-за двери.) Пап, допей!
Иван Андреич: (Берет кружку из рук жены. Прислоняется к спинке стула.) Не суетитесь, матушка, ваш отпрыск уже вне зоны доступа.
Маша: Да, хороший впрыск ему б не помешал.
(Муж пьет чай.)
Иван Андреич: (О сыне.) Мне кажется уже поздно...
Маша: (Глядя на настенные часы.) Да, уже поздно. Ты как хочешь, а я спать. (Уходит.)
(Иван Андреич сам с собой.)
Иван Андреич: Ты как хочешь, ты как хочешь... А как хочешь? Чего хочешь? И хочу ли я вообще? (Ставит стул у шкафа, залезает на него, снимает бюст, легко спрыгивает вместе с ним.) Как хорошо, что ты внутри пустой. (Грустно улыбается.) Пустой болван. (Щелкает его по лбу.) Равно как и я. (Ставит бюст на стол лицом к себе, превращая его в собеседника.) Ну что, дружище? Выпьем? (Поднимает кружку как бокал, заглядывает в нее и разочарованно.) Чай... У нас с тобой только остывший чай. Хотя тебе-то все равно. Но все же, выпьем! (Выпивает залпом, словно алкоголь, обреченно кладет голову на руки. Свет сужается до размеров стола.)
Старческий женский голос за сценой: Что же это вы, Иван Андреич? Пьете и без меня? (Иван Андреич вздрогнул и обернулся. Из темного угла к нему, в круг света, вышла статная пожилая женщина. Она одета в красное платье, шляпку и черные длинные перчатки.) Что же вы? Не узнаете меня?
Иван Андреич: (С изумлением.) Янина Карловна?!
Янина Карловна: (Усаживается напротив и отодвигает бюст в сторону, лицом к зрителю. Как будто их три собеседника.) Ох, ну, слава Богу! Я уж думала вы совсем... того... (Крутанула пальцем у виска.)
Иван Андреич: Но вы же умерли...
Янина Карловна: И что?
Иван Андреич: (К залу.) Значит я действительно того...
Янина Карловна: (К залу.) Разговаривать и выпивать с Моцартом он не «того», а пообщаться с милейшей женщиной «того». (Пауза.) А помнишь как я раньше спрашивала тебя (С насмешливой строгостью.): Иван Андреич, когда вы принесете сводку?
Иван Андреич: (Обомлев.) А я отвечал вам: Янина Карловна, вы сегодня совершенно неотразимы... (Протягивает ей кружку с чаем.)
Янина Карловна: (Берет кружку, снисходительно улыбаясь.) А я вам: Вы как всегда любезны. Но сводку жду.
Иван Андреич: Да... Для вас я готов на любые жертвы. Даже на квартальный отчет...
Янина Карловна: (Многозначительно.) Жду, жду...
Иван Андреич: (Встрепенулся.) В каком смысле? Вы за мной?
Янина Карловна: (Рассмеялась. Всплеснула руками.) Нужен ты мне, недотепа!  Скучно мне...
Иван Андреич: А кому сейчас весело?
Янина Карловна: (Оглядывает комнату.) Стало быть, так и живешь? (Иван Андреич зажимает ладони между коленями, кивает.) Все там же, все то же... (Он вздыхает, кивает.) Так ты здесь и сдохнешь.
Иван Андреич: (Вскакивает.) Янина Карловна!
Янина Карловна: Что? (Пауза. Он садится на место.) А ты помнишь как меня называли в нашей конторе?
Иван Андреич: Баба-Яга...
Янина Карловна: (С усмешкой.) Да, Баба-Яга! А знаешь почему?
Иван Андреич: (Тихо.) Вас боялись все до чертиков.
Янина Карловна: (Удивленно.) Да? Хотя и это тоже. Но сначала-то, сначала! Помнишь, с чего все началось?  Мне от третьего мужа, помимо кота, досталась его фамилия «Бабаянова», а какой-то хулиган (Пристально посмотрела на Ивана Андреича.) на двери, на моей табличке исправил «н» на «г»! И стала я «Бабаягова». (Гордо подняла голову.)
Иван Андреич: Это был я, Янина Карловна... (Опустил голову.)
Янина Карловна: Я всегда знала, что это ты. (Иван Андреич удивленно посмотрел на нее.) За это я тебя всегда и любила. За дерзость. Должна быть в мужчине дерзость. Не наглость, не хамство, а отвага. Чтоб шальной был! Ух! (Подняла кулак вверх.) А сейчас что? Перевелся мужик, измельчал... Не мужчина, мужчинка, мужчинишка...
Иван Андреич: (Возмущенно.) Знаете ли, женщины сейчас тоже... Не барышни девятнадцатого века.
Янина Карловна: Тьфу ты, ни Богу свечка, ни черту кочерга. (Отвернулась от него к Моцарту.) Этот тоже... (Отвернула бюст от себя.) Раньше ты был веселый, задорный, не то, что сейчас. С работы домой, из дома на работу. Только и дело у тебя, рассказики свои пишешь. Ха! В стол! Отгородился. Ни друзей, ни врагов стоящих не завел.
Иван Андреич: Врагов мне еще... Работаю как папа Карло. Все для семьи!
Янина Карловна: (Ворчливо.) Нашел отговорку. Семья. Что ни на есть, самая трусливая отговорка.
(Иван Андреич резко встал. Стол качнулся. Моцарт упал со стола, у него отбился кончик носа.)
Иван Андреич: (Испуганно.) Что я теперь скажу Маше?!
Янина Карловна: Тьфу ты, что он скажет Маше?  Я ж говорила: ни рыба, ни мясо. (Иван Андреич поднимает бюст, разглядывает его со всех сторон.) Да выбрось ты его!
Иван Андреич: Куда?
Янина Карловна: А хоть в окно.
Иван Андреич: Как в окно?!
Янина Карловна: Вот так! (Выбрасывает бюст. Раздается звук удара, разбитого стекла и сигнализации машины. Иван Андреич хватается за раму окна.)
Иван Андреич: Прямо на машину Карташова!
Янина Карловна: И хорошо. Сколько раз ты просил его не ставить машину на газон под окнами?
Иван Андреич: Но он же видел у нас Моцарта, он же все поймет...
Янина Карловна: Скажешь, Маэстро устал от жизни и покончил с собой.
(Входит Моцарт, отряхивается от мусора.)
Моцарт: Добрый вечер, Янина Карловна.
Янина Карловна: (Небрежно махнула ему рукой.) Вольфганг Амадей, (Насмешливо.) вырвался таки! Подышал свежим воздухом?
Моцарт: Да уж, расправил крылышки! Но лучше бы внизу стояла телега с сеном как в прежние времена.
Иван Андреич: (Растерянно.) Нет, видимо, я действительно сошел с ума сегодня...
Моцарт: Ну что вы, что вы, Иван Андреич. Я столько лет стоял на вашем шкафу, столько наблюдал за вами, что скажу вам со всей ответственностью, с ума вы сошли не сегодня.
Иван Андреич: А когда?
Моцарт: Когда согласились взять кредит у бандитов на Машину шубу.
Иван Андреич: Не такой уж Володька бандит...
Янина Карловна: То, что он твой однокурсник не делает его порядочным гражданином.
Моцарт: Гопник он порядочный... и сволочь.
Иван Андреич: Но ей так хотелось...
Янина Карловна: (Махнула рукой на Ивана Андреича. К Моцарту.) А он всегда делает то, что от него хотят. Отец хочет, чтобы он любил каждую мачеху как родную мать. Жена хочет, чтобы он зарабатывал как Рокфеллер. Сын, чтобы поскорее убрался в деревню на дачу и освободил жилплощадь. И знаете что, Маэстро? В душе он уже пакует чемоданы.
Иван Андреич: (Оправдывается.) Но он же молодой, ему жить и жить.
Янина Карловна: Можно подумать, тебе это уже ни к чему.
Иван Андреич: Что?
Янина Карловна: Жить.
Иван Андреич: (Разводит руками.) Ну, я уже как бы...
Моцарт: (Мечтательно.) В его годы вы, Иван Андреич, ютились в коммуналке. Я отлично помню ту маленькую комнатку. Я тогда стоял на фортепиано и когда вы с Машей занимались любовью, она стыдливо накрывала мне лицо вязаной салфеткой.
Иван Андреич: Если б я знал, я убирал бы вас в шкаф!
Моцарт: (Хитро.) Но в шкафу тоже все прекрасно слышно! Хорошо, что ваша соседка была старой глухоманью. (Потер руки и взял кружку со стола.) Остальные-то были на работе...
Иван Андреич: Прекратите немедленно. (Закрыл руками уши и склонился.)
Моцарт: (Нахально.) Ночами вы разгружали фуры и могли приходить к Маше только днем, поле института... на чай. (Громко отпил и поставил кружку на стол.)
Иван Андреич: Если вы сейчас не заткнетесь, то я точно выброшу вас в окно.
(Моцарт примирительно поднял руки и отошел вглубь комнаты.)
Янина Карловна: Чего ты на него взъелся?
Иван Андреич: К чему все это?
Янина Карловна: (Примирительно.) Маэстро всего лишь хотел напомнить, что всего в жизни ты добивался сам.
Моцарт: (Выглядывая из глубины комнаты, вкрадчиво.) Уже тогда было понятно, что ваша Маша прорва. (Иван Андреич сердито обернулся на него и тот опять, примирительно подняв руки, в полупоклоне удалился на свое место, но не может удержаться и возвращается.) Итальянские сапоги... Две недели не спал.
(Иван Андреич встал. Моцарт отступил. Иван Андреич сел.)
Иван Андреич: (Примирительно и сокрушенно.) Я любил ее. Я очень любил ее.
Моцарт: (Из глубины сцены.) Так может, нужно было сначала жениться, а потом делать детей?
(Иван Андреич обернулся, но Янина Карловна махнула Моцарту рукой, тот замолк и повернулся к ним спиной.)
Иван Андреич: (Как бы оправдываясь.) Янина Карловна, я тогда так любил ее, так любил... Но к детям я был не готов.
Янина Карловна: Я помню. Ты тогда на работе ходил как больной из угла в угол.
Иван Андреич: Я даже мечтал, чтобы это был не мой ребенок... Боже мой, так стыдно. (Он закрыл лицо руками.)
Янина Карловна: Хм, не женился бы. Отплатил алименты восемнадцать лет и «пока». Ой, я и забыла, что в вашей семье мужчины благородно женятся на всякой... (Осеклась и поправилась.) На всякой женщине, с которой у них был роман. Теперь твой сын ведет себя так, как будто не твой. Твоя мечта практически сбылась.
Иван Андреич: Вы жестоки.
Янина Карловна: Я? Жестоко было ломать себе жизнь из-за прихотей глупой девчонки. Начал мотаться в Китай и Польшу. Из интеллигентного юноши превратился в торгаша. Прогорел. Из-за нее ты завалил аспирантуру.
Моцарт: Янина Карловна, где вы видели, чтобы у творческих людей легко шел бизнес?
Янина Карловна: Защищаешь?
Моцарт: А как же иначе? Столько лет вместе...
Янина Карловна: Я знаю его с детства. Неужели я люблю его меньше?
Моцарт: Тем более вы должны быть снисходительней.
Янина Карловна: Разве Баба-Яга может быть снисходительной?
Иван Андреич: Я глупо пошутил, простите. Мне действительно жаль.
Янина Карловна: Забудь ты уже про ту несчастную табличку! Меня она только веселила. Нарочно не позволяла Валентине Степановне отмывать ее. Что греха таить, все мои мужчины считали меня ведьмой. (Смеется. И в сторону.) А может они были правы.
Иван Андреич: Так чем я заслужил ваше посещение?
Янина Карловна: Ванечка, ты ж мой мальчик. Разве старая... пожилая  женщина не может хотя бы однажды сказать тебе правду? Разве я не была к тебе добра всю твою жизнь? Да я тебе как родная... мать. (Освещение сужается до размера стола. В остальном пространстве гаснет свет. Иван Андреич роняет голову на руки на столе. Янина Карловна подходит к нему сзади, гладит голову по-матерински.) Ты мой дорогой. Столько раз пыталась помочь тебе, но ты не слышал, не хотел слышать. Может быть теперь? Прости заносчивую старуху (Целует его в макушку.), я хочу тебе только добра.
 (Исчезает вместе с Моцартом в темноте.)
Иван Андреич: (Не поднимая головы.) Конечно, я помню. Вы помогали мне... Взяли меня на работу... Нянчили Сережу... И вы всегда были добры ко мне, но это не дает вам права...
(Занавес)

Действие 2

Та же обстановка. Иван Андреич сидит за столом, положив голову на сложенные руки, один. Поднимает голову, оглядывается вокруг. Луч света освещает только его, на сцене темно.

Иван Андреич: Опять один... Померещилось... А все же, какая была милейшая женщина Янина Карловна...
Молодой сексуальный женский голос: Почему же была? (Две руки появляются из темноты, с плеч спускаются ему на грудь, проходятся по плечам. Потом появляется голова молодой женщины. За тем он вся выходит на свет. Иван Андреич замер от неожиданности.) Но я бы не назвала себя милейшей.
Иван Андреич: Янина Карловна?
Янина: (С улыбкой.) Просто Янина. Как порой надоедают все эти «вы» и отчества. Хочется быть просто...  Как ты сказал? Милейшей? Нет, вот если б ты сказал «красивейшая»  или, хотя бы, «обаятельная», то я могла бы еще согласиться. А «милейшая»? Так говорят о древних старухах.
Иван Андреич: Но вы же, как бы... Только что...
Янина: Иван Андреич, чего женщина не помнит или не хочет помнить, того не было. Разве ты не слышал этот глупый афоризм? (Снова начинает гладить его плечи.) Такой милый, такой плюшевый... (Сексуально смеется.) Пожалуй, я буду звать тебя Андерсен.
Иван Андреич: (Взволнованно от ее близости.) Почему?
Янина: Ганс – это Иоганн, если я не ошибаюсь, Иоганн – Иван. К тому же, Андреич... Разве не забавно? (Отстраняется и равнодушно.) И пишешь сказки. (Садится на стул напротив Ивана Андреича.)
Иван Андреич: Я не пишу сказок.
Янина: Твои романы, все равно, что сказки. Сказки для взрослых. В них происходит то, чего в жизни никогда не может произойти.
Иван Андреич: Вам же нравилось. Я давал вам читать.
Янина: Я бы очень хотела, чтобы ты писал обо мне. Когда читала, представляла нас с тобой в главной роли. (Смеется.)
Иван Андреич: (Смущается.) Я бы не посмел.
Янина: Да, но мне тоже иногда хочется в жизни сказки. Мой второй муж вечно был всем недоволен. Занимался только тем, что искал повода для скандала. Как и твоя Маша. А потом выяснилось, что он всего лишь нашел себе моложе и беспринципней. Тогда-то я и подсела на дамские романы, что продаются в метро.
Иван Андреич: Вы что, хотите сказать, что Маша?!
Янина: Я хочу сказать, что каждому нужна отдушина. Причем здесь твоя Маша? Впрочем, как знать. Может и у нее есть (Оглядела Ивана Андреича с головы до ног и с намеком.) своя отдушина.
Иван Андреич: Мне не нужна.
Янина: (Встает, подходит к нему, он встает ей навстречу и сексуально.) Каждому нужна... (Проводит пальцами по его груди.)
(Входит кот. Иван Андреич и Янина отстраняются друг от друга.)
Кот Тибальт: Мадам, не смущайте молодого человека.
Иван Андреич: А это еще кто?
Янина: Прошу любить и жаловать, любимый кот Шекспира, Тибальт. Царь котов. (Кот кланяется в реверансе с воображаемой шляпой.)
Иван Андреич: Ах да, какая же ведьма без кота... А почему не черный?
Янина: Оставьте ваши клише для очередного неизданного. (Раздраженно отмахнулась.)
Кот: О, не ссорьтесь, я же воображаемый кот. Живой был ему не по карману. По крайней мере, сначала. Частенько мы ложились спать без ужина, а гонорары были копеечными.
Иван Андреич: Неужели?
Кот: Ах, слава капризна, сударь, как и красивая женщина. (Смотрит на Янину.) И приходит только когда сама захочет.
Янина: К Андерсену она, видимо, вовсе не придет.
Иван Андреич: Почему?
Янина: Ты пишешь в стол, откладываешь на потом. А когда наступит твое потом?
Иван Андреич: Когда я напишу то, что будет достойно. Отправлю своему другу. Он работает в издательстве.
Янина: А как ты узнаешь, что написал что-то достойное печати? Ты же никому не даешь читать. Время идет. Оно неумолимо и мы все когда-нибудь умрем. Поверь мне, когда ты умрешь, тебе уже не будет никакого дела до твоих рукописей. Как и всем остальным.
Кот: Господин Андерсен недурно пишет, хочу я вам заметить. Хотя, действительно, слишком сказочно... на мой вкус.
Иван Андреич: Сказочно? И ты туда же!
Янина: Милый Тибальт, он сочиняет целый мир, чтобы сбегать в него при случае, когда жизнь становится особенно невыносима.
(Кот понимающе кивает.)
Кот: В ваших романах нет жизни, сударь.
Янина: (Насмешливо.) В них только мечты. Наш Андерсен как Дон Кихот, только в своей голове. Быть им в жизни трусость не позволяет.
Иван Андреич: (Встает из-за стола. Подходит к Янине, берет ее за предплечье и поднимает со стула. Их лица близко.) Вы не устали от своих насмешек?
Янина: Смерть не смешна, Андерсен. Да и как достучаться до тебя?
Иван Андреич: Может, пройдемся по вашей жизни?
Янина: (Пытаясь вынуть свою руку из его руки, не опуская глаз.) Давай пройдемся.
Иван Андреич: (Не отпускает.) Ты учишь меня жить, а как насчет тебя? Сколько раз ты выходила замуж? Меняла и меняла... Удалось найти свое счастье? Удалось изменить свою жизнь так, чтобы ни о чем не жалеть? Нашла любовь? Что?
Янина: (Резко вырывает руку.) Нашла! Только она меня... не заметила. Ходила мимо меня каждый день, пила со мной чертов чай, вела со мной задушевные разговоры и не видела меня. День за днем, годами.
Иван Андреич:  Ты прожила жизнь в вечной суете и умерла в одиночестве.
Янина: (Горько.) Да! И ты забыл обо мне!
Иван Андреич: (Отступил и опустил глаза.) Да... я забыл...
Янина: А я ждала. Ждала. Каждый день проводила у телефона, старая дура. Вдруг ты позвонишь...  (Отворачивается от него. Опирается на стул.) Проверяла почту... Каждый день... Я уже не могла выходить. Я бы приехала... сама... Так хотелось увидеть тебя.
Иван Андреич: Я не знал...
Янина: Не знал? Не знал, как меня подсидели и выпроводили на пенсию? Не знал, что у меня кроме чертовой работы ничего в жизни нет? Не знал... Почти каждый вечер оставался после работы со мной, будто дел других нет. Лишь бы не идти домой... Рассказывал мне всю свою жизнь, слушал мой бред... И не знал. Не знал, что у меня никого кроме тебя нет?
Иван Андреич: (В отчаянье.) Я не знал! (Пауза. Иван Андреич подходит к Янине со спины, не знает, как прикоснуться к ней, чтобы утешить. Робко берет ее за плечи.) Я не знал... (Поворачивает Янину лицом к себе и обнимает.)
Янина: (Освобождаясь от его рук и с улыбкой, пытаясь сменить тему.) А ты знаешь, я была уверена, что все не может так кончиться. Мы обязательно должны были встретиться. Хотя бы раз... (Кот берет гитару и что-то наигрывает на ней в глубине сцены.) Жаль, что у людей не девять жизней как у котов.
Кот: (Из глубины.) Сударыня, неужели вы верите в такие чудовищные сплетни? О котах так много глупостей болтают. Я устал опровергать. Самая ненавистная из них, что коты ветреники и не умеют любить.
Иван Андреич: А вы умеете?
Кот: (Подходит ближе.) Конечно. Моего прадедушку сожгли на костре вместе с хозяйкой за наведение порчи. Святая инквизиция... Весь грех ее состоял лишь в том, что она отвергла домогательства чиновника из магистрата. И прадедушка не бросил ее. Девица была, смею вам сказать, чудо как хороша. (С усмешкой.) Но строптива... Были бы оба живы...
Иван Андреич: (Со вздохом.) С женщинами такое бывает... (Садится на свой стул.)
Кот: А вам много женщин оказывало?
Иван Андреич: Как вам сказать... бывало. (Янина резко обернулась на него.  Иван Андреич поправился.) Нет, не так чтоб очень. А вам?
Кот: (С гордостью.) Никогда. (Янина обернулась на него, кот настойчиво и членораздельно.) Никогда.
Янина: А та...
Кот: (Перебивает.) Та не считается!
Янина: (Пожимая плечами.) Мужчины никогда не признаются в своих поражениях.
Кот: Сударыня, зачем вы тревожите мои раны? Они еще свежи. Время еще не залечило их. (Пауза. Продолжает задумчиво.) Она была великолепна! Какие огромные зеленые глаза! Какой вдумчивый, глубокий взгляд... А голос? Боже мой, какой у нее был голос! Мягкий, вкрадчивый, мелодичный... Каждую ночь под ее окном я исполнял свои лучшие песни...
Янина: (К залу.) А ее соседка снизу пыталась заткнуть его кошачий концерт кипятком.
Кот: (Не обращая внимания, вдохновлено.) Она смотрела на меня из окна... и я был счастлив.
Янина: (Саркастично.) А потом оказалось,  пятнистая бестия стерилизована.
Кот: (Обижено.) Ах, зачем вы?!
Янина: И его поползновения остались безответны.
Иван Андреич: (Растрогано.) С каждым может случиться... осечка.
Кот: (Отчаянно и пафосно.) Не утешайте!
Иван Андреич: (Примирительно.) Может чаю?
Кот: (Трагично.) Лучше молока... С валерьянкою.
Янина: (Останавливает Ивана Андреича движением руки.) Не стоит. У него от валерьянки развивается ипохондрия. (Кот всплеснул руками.) А от молока его пучит.
Кот: (Укоризненно.) Сударыня... (Обижено отворачивается и уходит вглубь сцены.)
Янина: (Ивану о коте.) Не волнуйся. Скоро пройдет.
Иван Андреич: Ты всегда так жестока?
Янина: Разве я жестока? Я откровенна.
Иван Андреич: Нельзя же говорить вслух все, что думаешь.
Янина: Ты всегда предпочитал скрывать за светской болтовней свои истинные чувства.
Иван Андреич: А если мои чувства могут ранить другого человека?
Янина: Например, Машу.
Иван Андреич: Причем здесь Маша? А хотя бы и Машу.
Янина: Ты ненавидишь ее зеленый борщ.
Иван Андреич: У всех свои вкусы.
Янина: Но хвалишь ее готовку.
Иван Андреич: Она считает, он полезен для здоровья.
Янина: А ты подавляешь рвотный рефлекс. (Иван Андреич хочет что-то сказать, но останавливается.) Давишься, но ешь. (Пауза.) Вот и сейчас, вместо того чтобы послать меня к черту, ты щадишь мои чувства. Может, ты не имеешь своего мнения? То есть совсем.
Иван Андреич: (Со вздохом.) Да, если б она готовила его реже, было бы легче.
Янина: Так скажи ей. (Пауза.) Ответь мне, ты боишься признаться в своем многолетнем вранье или обнаружить перед ней, что у тебя, все-таки, есть свое мнение?
Кот: (Из глубины комнаты.) Он, всего лишь, не хочет огорчить любимую женщину.
Янина: (Возмущенно.) Огорчить любимую женщину?!
Иван Андреич: (Устало.) Янина, нельзя же во всем винить Машу...
Кот: Господин Андерсен, когда женщина ревнует, она способна обвинить кого угодно. У нее виновата даже погода.
Иван Андреич: (Удивленно.) Ревнует? Но как же?... Это же наша... наша... Янина Карловна...
Янина: Ты хотел сказать наша «Баба-Яга»? Ведьма? А ведьма не женщина? По-твоему ей влюбиться невозможно? А если я не ведьма? Если я... (Подбирает нужное слово.)
Иван Андреич: Фея?
Кот: Блестяще!
Янина: Да, фея.
Кот: Но, сударыня, феи бывают и злые, и добрые.
Иван Андреич: (Жестом останавливает кота.) Янина добрая. Она не может быть злой.
Кот: И все же вы не осторожны, господин Андерсен. Слепо верить... Вы действительно как Дон Кихот.
Иван Андреич: Может быть, сегодня я смогу победить свою мельницу.
Кот: Какую?
Иван Андреич: Вечную нерешительность... (Янине.) Итак, ты фея?
Янина: (С улыбкой.) Возможно даже добрая.
Иван Андреич: Тогда по закону жанра ты должна исполнить три... или, хотя бы, одно желание.
Янина: (Грустно.) Странно, но никто и никогда не предлагает фее исполнить ее желание...
Кот: Для исполнения желания феи требуется особая смелость. Я бы сказал, отвага.
Янина: Дорогой Тибальт, рыцари перевелись. А может, их и не было никогда.
(Иван Андреич пытается что-то сказать, но не решается.)
Кот: (Ивану Андреичу в полголоса.) Влюбленная фея... Я бы поостерегся.
Иван Андреич: (Встал, потоптался в нерешительности, взволнованно, с запинкой.) Я... готов... исполнить твое желание...
Янина: (Задорно и сексуально.) Любое?
Иван Андреич: (Смущенно.) Любое...
Янина: (Смягчившись, по-доброму, доверительно.) Потанцуй со мной.
Иван Андреич: Потанцевать?
Янина: Да, всего лишь, потанцевать. Такое простое женское желание. (Насмешливо.) А ты на что рассчитывал?
Иван Андреич: (Смущенно.) Я? Нет. Я и не думал...
(Зазвучала музыка. Кот уходит. Янина подходит к нему. Танцуют. Он восхищенно смотрит на нее. В танце они сближаются. Между ними возникает влечение.)
Иван Андреич: Почему я никогда не замечал тебя?
Янина: Наверное, потому что я была запрятана в непривлекательном теле. Говорят, мужчины любят глазами.
Иван Андреич: Мне всегда было хорошо с тобой. И не потому, что мне некуда было идти. Я чувствовал себя с тобой сильнее. Казалось, я все могу.
Янина: (Горько усмехнулась.) Наконец-то я это услышала.
Иван Андреич: С тобой я был как в броне. Ты защищала меня.
Янина: Я бы убила за тебя любого.
Иван Андреич: Ты болела, я замотался... Не могу простить себя. Не звонил... Не пришел... Я должен был прийти. Даже собирался пару раз, но откладывал. Думал, успею. Думал, еще много времени... А потом когда... когда мне сказали...
Янина: (Закрывает ему рот ладонью.) Не надо.
Иван Андреич: Я не пришел с тобой проститься. На работе все собирались пойти когда... когда...
Янина: На мои похороны?
Иван Андреич: Я что-то придумал... Не помню что. Лишь бы не идти.
Янина: Ты сказал, тебе надо отвезти тещу к врачу. Гипертонический кризис.
Иван Андреич: Ты знаешь? Ах, да... Но не пришел я не поэтому. Я не мог... не мог увидеть тебя такой. Тогда я бы окончательно осознал, что тебя нет, что больше я тебя не увижу... Я не мог.
Янина: Я знаю. (Гладит его по щеке.)
Иван Андреич: В тот день я не пошел домой. Я страшно напился. Не помню ничего. Проснулся в парке, на скамейке.
Янина: А рядом был рыжий кот.
Иван Андреич: (Засмеялся сквозь слезы.) А рядом был рыжий кот.
Янина: Это был Тибальт.
Иван Андреич: Так бездарно все кончилось.
Янина:  Почему мы не родились в одно время? Мы могли бы быть вместе... Какая насмешка.
Иван Андреич: А разве сейчас мы не в одном времени? Разве мы не вместе?
(В танце Иван Андреич неожиданно страстно целует Янину.  Она сначала оробела, но потом отвечает на поцелуй. Занавес.)

Действие 3

Та же комната. Девочка лет 10, рисует за столом. Входит Иван Андреич.

Девочка: Здравствуй.
Иван Андреич: (Удивленно) Здравствуй... Откуда ты здесь?
Девочка: (Не смотрит на него, увлечена рисованием.) Я здесь рисую.
Иван Андреич: Рисуешь?
Девочка: Да.
Иван Андреич: А как ты сюда... Впрочем, я сегодня уже ничему не удивлюсь. Я даже не удивлюсь, если мне скажут, что ты упала с неба.
Девочка: (Изумленно.) А как ты догадался?
Иван Андреич: (Недоумевая.) Что прости?
Девочка: Другие люди долго спорят и не верят, что я пришла с неба. Взрослые люди должны понимать такие простые вещи. Хотя с вами взрослыми очень сложно... Вот маленькому скажешь: « Я с неба», и он верит. Не просит показать как я летаю или еще какое чудо. Им достаточно сказать и они сразу верят. Хотя сомнения становятся все моложе и моложе.
Иван Андреич: Что все это значит?
Девочка: Раньше в шесть лет человек еще помнил как приходят с неба, ждал их... А сейчас?! Хорошо если в четыре. Прогресс стирает остатки чудес. Люди становятся циниками и прагматиками. (Вздыхает и продолжает рисовать.) Да и почему собственно упала? «Спустилась» звучит гораздо лучше.
Иван Андреич: Конечно.
Девочка: Ведь если упала, то обязательно ударилась. А если ударилась, то можно начать сомневаться в собственных способностях или, даже, в своем существовании.
Иван Андреич: Я часто сомневаюсь в своем существовании, хоть и не падал.
Девочка: Может, ты попросту не помнишь? Ушибся и не помнишь.
Иван Андреич: (Усмехнулся.) Да, если со мной такое происходит, то я действительно ушибся и, скорее всего, головой.
Девочка: А в способностях?
Иван Андреич: Сомневаюсь ли я в своих способностях? А кто не сомневается?
Девочка: Бездари.
Иван Андреич: Если только они. Все люди время от времени сомневаются. Люди боятся неизвестности. И я боюсь. Боюсь, что ничего не получится.
Девочка: Но если ты ничего не сделаешь, то никогда и не узнаешь.
Иван Андреич: И что же делать?
Девочка: Представь себе, что все возможно, что ты ничего не потеряешь и прыгай в неизвестность.
Иван Андреич: А если потеряю?
Девочка: Люди ради своих убеждений на костер шли, а ты боишься какой-то ерунды.
Иван Андреич: Ерунды? Что ты называешь ерундой?
Девочка: Твою скуку.
Иван Андреич: (Смеется.) Конечно, если прыгать сломя голову в каждую встречную неизвестность, то жизнь быстро перестанет быть скучной. Столько проблем возникнет, некогда будет скучать.
Девочка: Как бы тебе не было смешно, но проблемы, они как сорняки, возникнут в любом случае. Хоть рискуешь, хоть нет.
Иван Андреич: Да, избежать не удастся. (Пауза.) А знаешь, я ведь всегда верил, что со мной произойдет что-то такое... Я как-то всегда этого ждал. Ждал. Думал, вот однажды смогу, смогу изменить свою колею, вырвусь из болота. Только день тот никак не наступал.
Девочка: Странный. Ты же сам всегда мог выбрать тот день. Хоть сегодня.
Иван Андреич: (С надеждой.) Сегодня? (Встал и ходит по комнате.) Да, именно сегодня. Если не сегодня, то когда? Если только сидеть и ждать, то мое сегодня никогда не наступит. (Задевает стоящую у шкафа гитару, она падает.) А куда подевались кот и Моцарт?
Девочка: Они на чердаке, играют в преферанс.
Иван Андреич: (С надеждой в голосе.) С Яниной?
Девочка: Как же я могу играть с ними в преферанс, если я здесь с тобой?
Иван Андреич: (Удивленно, упавшим голосом.) Янина?
Девочка: (Рисуя.) Да.
Иван Андреич: Как же?... (Потерянно садится на стул.) Я думал...
Янина: Маэстро очень азартный. Вот увидишь, проиграет и будет хандрить дня три. Ты его не трогай, пусть постоит себе на шкафу, в одиночестве. Ему на пользу.
Иван Андреич: Знаешь все его привычки.
Янина: Конечно. А Тибальт будет важничать. Потом найдет себе новый предмет обожания, и мы его долго не увидим. Почему его зовут Тибальт?  Он должен зваться Дон Жуан. (Смеется.)
Иван Андреич: Как тебе удается?
Янина: Что?
Иван Андреич: Ты словно видишь всех насквозь.
Янина: Люди смотрят глазами. Видят лицо, руки, ноги. А мы смотрим сердцем. Вот и видим сердца. (Пауза. Вдохновленно.) Ты когда пишешь, похож на океан. Волнуешься. Вдохновение подхватывает тебя и ты паришь...
Иван Андреич: Как это? Океан парит? Парят облака... Или птицы...
Янина: (Огорченно.) Вот видишь, ты ничего не понимаешь, не чувствуешь!
Иван Андреич: (Протягивает к ней руки в примирении.) Прости, прости.
Янина: Я всегда любила смотреть как ты пишешь. Помнишь, на работе ты закрывался на складе и тебя никто не мог найти? А я всегда знала где ты. Я чувствовала твой океан. Потом возвращался и тихонько говорил мне: «Накрыло».
Иван Андреич: Да-а... (С усмешкой.) Почему же сегодня всю ночь ты устраивала мне разнос за мою литературу-макулатуру?
Янина: (Снова рисует.) По этому.
Иван Андреич: Почему?
Янина: Потому, что все что есть в тебе чудесного, прекрасного, все что заставляет тебя быть счастливым ты называешь «литература-макулатура».
Иван Андреич: Ты же говорила, в моих сочинениях нет жизни...
Янина: Ты выдернул их из жизни и жизнь вытекла из них. Твои герои без недостатков. Идеализация губит все живое.
Иван Андреич: Но если писать все как в жизни, то...
Янина: То тебе некуда будет сбегать?
Иван Андреич: И я останусь наедине с реальностью. (Пауза.) Думаешь я смогу?
Янина: Что?
Иван Андреич: Изменить реальность.
Янина: Не знаю. Попытайся. Оно того стоит.
Иван Андреич: Но как? От себя не убежишь! (Ударил ладонью по столу.)
Янина: Значит, начни с себя.
Иван Андреич: (Растерянно.) Не знаю, не знаю...
Янина: Попробуй полюбить то, что есть в тебе.
Иван Андреич: Разве во мне есть что любить?
Янина: Я же люблю.
Иван Андреич: (Внимательно смотрит на нее.) Любишь? Что ты можешь во мне любить?!
Янина: Я все в тебе люблю. Все твои достоинства, все недостатки. Люблю как ты хмуришься, как грустишь, как радуешься. Мне не нужно чтобы ты был идеальным.
Иван Андреич: (Опускает голову, потом поднимает ее и с надеждой.) Ты хочешь чтобы я писал?
Янина: А ты хочешь?
Иван Андреич: Нет, нет, нет. Послушай, я хочу чтобы то, что я делаю было кому-нибудь нужно. Даже не кому-нибудь, я хочу чтобы то, что я пишу было нужно тебе. Невозможно жить, когда то, что ты делаешь не нужно никому, особенно тем, кого ты любишь.
Янина: (Подошла к нему) А ты любишь? (Иван Андреич кивает, Янина обняла за шею.) Мне очень нужно. Очень-очень.
Иван Андреич: (Обнимает ее в ответ.) Прости меня. Я больше так не буду. Смотри, я прямо сейчас сяду и начну работать, а ты будешь рядом. Будешь рисовать и подсказывать мне, когда застопорится сюжет.
Янина: Я не могу.
Иван Андреич: Почему?
Янина: Мне почти уже пора.
Иван Андреич: Ты оставляешь меня?
Янина: Ты думал, я останусь с тобой навсегда? Только поговорю с тобой и обратно.
Иван Андреич: Уходишь.
Янина: Иначе никак. (Садится на свое место, начинает рисовать.)
Иван Андреич: А там (Показывает глазами наверх.), там тебе хорошо?
Янина: Не скучно. Работы много. Ты же знаешь, как я люблю работу.
Иван Андреич: Знаю. Значит ты теперь в небесной канцелярии.
Янина: (Смеется.) В небесной канцелярии! Слова-то какие! Смешной ты! Там же все не так.
Иван Андреич: А как?
Янина: Придешь – узнаешь.
Иван Андреич: Что же у тебя за работа?
Янина: Прихожу к таким как ты (Пауза.) недотепам, помогаю.
Иван Андреич: Да, ты действительно Янина.
Янина: Не сомневайся.
Иван Андреич: (С надеждой.) А если я попрошу тебя остаться?
Янина: (Подняла голову от рисунка, внимательно посмотрела на него.) Остаться?
Иван Андреич: Да.
Янина: Даже не знаю. А не надоем?
Иван Андреич: (В порыве становится перед ней на одно колено.) Нет. Я буду заботиться о тебе. Изменю все в своей жизни. Буду делать все, что ты говоришь.
Янина: Тьфу ты, он опять за свое! Мне не нужно чтобы ты делал то, что я скажу или что скажет твоя жена, или отец. Никому на всей планете не нужно.
Иван Андреич: (Смиренно.) Да-да, я помню. Я готов. Я на все готов, только не оставляй меня. Я научусь. (Янина снова начала рисовать. Иван Андреич сел на место. Пауза.) А что ты рисуешь?
(Входят кот и Моцарт.)
Моцарт: Ваш портрет, господин Недотепа.
(Кот и Моцарт засмеялись. Янина строго посмотрела на них и они замолкли.)
Янина: Да, твой портрет.
Кот: (Заглядывает ей в рисунок через плечо, сравнивает взглядом.) Простите, сударыня, но мне кажется, не очень похож. 
Янина: Потому, что я рисую не то, что вижу (Посмотрела на Ивана Андреича.), а то что вижу (Посмотрела вдаль.)
Кот: Тогда конечно-с.
Моцарт: (Огорченно.) Янина Карловна, кошачий царь обобрал меня до нитки.
Кот: (Важно.) Я предупреждал вас. Не умеете играть, не садитесь.
Моцарт: Да я б и не садился, если б не нужда...
Янина: Какая у тебя может быть нужда... на шкафу?
Моцарт: Как какая?!  А в острых ощущениях?! Сидишь себе, сидишь... Смотришь на всех из-под потока... Скучно! (Садится за стол, мечтательно.) Когда я еще не был своей гипсовой копией, частенько играл.
Кот: (В сторону.) И проигрывал.
Моцарт: Вино, барышни... Как же было весело!
Кот: С барышнями всегда весело.
Моцарт: (К Ивану Андреичу.) Вот вы, например... (Разочаровано.) Хотя, кого я спрашиваю?! (Обреченно махнул рукой, обращается к коту.) Лучше вы, сударь. Была ли у вас женщина, чтобы дух захватывало, чтобы до обморочного состояния?
Кот: У меня? Нет. (Моцарт разочаровано хлопает себя по бокам, кот спохватился.) А вот у хозяина моего да. Была одна.
Моцарт: У какого хозяина?
Кот: (Удивленно.) У Уильяма!
Моцарт: Ах, ну да.
Кот: У него была... Молл Фиттон, его муза и боль. (Вздыхает.) Он с нее почти всех героинь писал. Страдал не хуже своего Ромео.
Моцарт: (Саркастично.) Хорошо, не отравился.
Кот: Он хотел.
Моцарт: И что?
Кот: Начал новую пьесу. Увлекся. Передумал... Любовные страдания, знаете ли, способствуют... развитию творческой мысли. Как и любые другие страдания. Взять хотя бы господина Андерсена.
Моцарт: Нашего?
Кот: (Снисходительно.) Натурального.
Моцарт: А-а.
Кот: Он ведь тоже был влюблен и тоже безответно. Женщины отвергали его. Отвергали его доброту, его нежность. Не ценили. Предпочитали безделушки свинопаса, а ведь в душе он был настоящий принц.
Янина: Жаль, никто в нем его не увидел. Поэтому у него такие печальные сказки. Очень люблю их, но всегда грущу. (К Ивану Андреичу.) А тебе нравятся сказки Андерсена?
Иван Андреич: Да. Особенно «Старый фонарь». Иногда мне кажется, она написана про меня. Если бы было возможно переплавить человека, чтобы он стал чище, стал чем-то новым, полезным, иным...
Кот: С вашим пессимизмом одной переплавкой не обойдется. (Осматривает Ивана Андреича с головы до ног.) Вас ковать, не перековать. Тут сызнова начинать надо. Вам бы переродиться.
Моцарт: Ты девять раз перерождался, сильно тебе помогло?
Кот: (Обижено.) Я хотя бы в карты лучше вас играю.
Янина: А у старого фонаря все закончилось хорошо. Зря вы так. (Янина подперла руками щеки и задумалась.)
Иван Андреич: (Сам с собой.) Если бы я мог. Если бы я мог, я все бы сделал иначе. Прожил бы жизнь иначе. Поступил бы на филологический или исторический. Занимался бы любимым делом. Писал бы. И не галиматью всякую, а хорошие глубокие книги.
Кот: Так кто ж вам мешает? Как говорила моя бабушка: «Чем над пролитым молоком плакать, лучше его лакать».
Моцарт: Типичная кошачья философия.
Кот: А вы, господин Моцарт, чем язвить, так лучше б рассчитались.
Моцарт: Извольте. (Отсчитывает невидимые монеты из кармана, слышен звон монет.)
Кот: (Пробует одну монету на зуб.) Фальшивка!
Моцарт: Хорошо, хорошо. (Достает из другого кармана еще невидимых монет, рассчитывается.)
Кот: (Удовлетворенно.) Вот теперь все мяу.
(Моцарт и Янина вздрогнули и посмотрели на Тибальта.)
Янина: Светает.
Моцарт: Да уж, если Тибальт запел по-кошачьи, то, действительно, скоро рассвет. Прощайтесь.
(Кот и Моцарт уходят.)
Иван Андреич: (Встревожено.) Как рассвет? Так скоро?
Янина: Да. Летние ночи коротки. Пора.
Иван Андреич: Останься.
Янина: Ты же знаешь, я не могу.
Иван Андреич: Останься. Ты научишь меня, и я стану совсем другим.
Янина: (Грустно.) Не надо другим. Ведь если ты станешь другим, то это будешь совсем не ты. (Подходит к нему, гладит по щеке.)
Иван Андреич: Зарос?
Янина: Не важно. (Пауза, смотрят друг на друга.) Я хочу попросить тебя.
Иван Андреич: Что угодно.
Янина: Не торопись, ты же не знаешь что я хочу попросить.
Иван Андреич: Все равно.
Янина: Ты можешь сделать для меня одно очень важное дело?
Иван Андреич: Конечно.
Янина: Но будет не просто.
Иван Андреич: Я постараюсь...
Янина: Ты должен, обязательно должен быть счастлив. Я знаю, что это не просто, но это очень важно. Знаешь, не важно где, не важно с кем, и даже, не важно чем ты будешь заниматься, но обязательно счастлив.
Иван Андреич: (Взял Янину за плечи.) А разве можно стать счастливым по заказу? Вот так, когда у тебя нелепая семья, скучная работа, такая нормальная отвратительная жизнь? Разве можно стать счастливым, когда ты простой... недотепа?
Янина: Это сейчас, но раньше ты был другим. Я помню тебя. (Гладит его по щеке.) Ты был светлым, умным мальчиком. Верил в честность. Верил в благородство людей. У тебя было нежное, чистое, доверчивое сердце. Ты думаешь, никто не помнит. Ты мечтал стать капитаном. Мечтал ходить под парусами и сражаться с несправедливостью. Любил читать Жуля Верна. Ты думаешь, если ты забыл, то и все забыли? А я помню.
(Иван Андреич закрыл свое лицо ее руками.)
Иван Андреич: Я действительно не помню. (Плачет.)
Янина: У тебя было нежное сердце, но ты вырос и столкнулся с жизнью. С жестокой, грязной жизнью. Она не пощадила, сломала тебя. Ты встретился с реальностью. (Открывает его лицо.) Я вижу твое сердце. Она исполосовала его ранами. Теперь оно словно шкура тигра, в черных полосах, в черных шрамах. И ты закрылся, закрылся в своем тихом уютном мире. Ты боишься, что тебе снова сделают больно. Но я знаю, тот мальчик все еще живет в тебе. Он никуда не делся. Я вижу его в твоих глазах... (Пауза.) А еще я вижу, он стал сильным. Он не нуждается в укрытии. Ты можешь...
(Поспешно входит Кот.)
Кот: Сударыня, рассвет! (Протягивает руку чтобы увести.)
Иван Андреич: (Удерживает ее руку.) Останься!
Кот: Ей Богу, невозможно, сударь!
Иван Андреич: (Не слушает его, к ней.) Я прошу!
Янина: Помни, ты обещал!
(Кот уводит Янину. Рассвет. Иван Андреич несколько секунд стоит потерянный, судорожно садится на стул, опускает голову на руки.)
Иван Андреич: Нет, нет. Не может быть.
(Гаснет свет, занавес.)

Действие 4

День. Та же комната. Долгое время спустя. Нет африканской коллекции отца. Остались темные пятна от нее на обоях.
Иван Андреич сидит за письменным столом, увлеченно печатает на ноутбуке, просматривает уже распечатанные листы. Звонок в дверь. Иван Андреич открывает дверь. Входит Карташов.

Иван Андреич: (Удивленно.) Ба! Какие люди! Сто лет тебя не видел.
(Жмут руки, проходят к дивану, садятся.)
Карташов: Прямо таки сто. Год всего лишь. Или два?
Иван Андреич: Два. Все равно давно. Где ты был? Чем занимаешься? Совсем пропал.
Карташов: Легче сказать где я не был! Помнишь, у меня была синяя тойота? (Иван Андреич смутился.) Вот с нее все и началось. Не знаю как так случилось, но ей разбили крышу. Что-то на нее свалилось ночью.
Иван Андреич: (Отводя глаза в сторону.) И что же на нее свалилось?
Карташов: Что-то из гипса... Да и не важно! Поехал в автосервис и встретил Валерку. Друг мой закадычный в школе. Ну, ты помнишь, мы еще дрались с ним за Наташку Свердлову в девятом классе.
Иван Андреич: Да-да, как не помнить?! Первая красавица школы.
Карташов: Так вот, он взял меня в свою фирму. Теперь катаюсь по свету, некогда с друзьями увидеться. Вот заехал в наш старый двор, зашел.
Иван Андреич: Молодец, что зашел. Я рад.
Карташов: (Смотрит по сторонам.) Я смотрю, отцовскую африканскую коллекцию сбагрил куда-то?
Иван Андреич: Почему сбагрил? Продал.
Карташов: И отец тебе позволил?! Он же трясся над ней как сумасшедший!
Иван Андреич: Я с работы уволился, деньги нужны были. Надо же как-то жить от гонорара до гонорара. (Смеется.) Сейчас уже полегче. Где-то проценты от продаж, где-то реклама. Выкручиваюсь.
Карташов: Странно, что ты уволился. Слышал, тебя повысить должны были. На должность Бабаяновой, а ты ушел.
Иван Андреич: Не смог я... Без нее как-то опустело все...
Карташов: Ты же звал ее Бабой Ягой! Ты что?!
Иван Андреич: (Грустно.) Дурак был.
Карташов: А, ну-ну... Но не могу представить... Так жизнь свою крутанул!
Иван Андреич: А отец сказал: «Делай как знаешь». Я и уволился, и коллекцию продал. У него своя жизнь Африка его уже не интересует. Скрипит потихоньку.
Карташов: Я теперь далеко отсюда живу. За городом. Квартиру же здесь я продал, дом купил. Адрес скину, заезжай, посидим хоть. Приедешь, посмотришь как я теперь живу. Просто удача сбросила мне какую-то ерунду на машину.
Иван Андреич: (В сторону.) Я даже знаю как зовут твою удачу.
Карташов: Что?
Иван Андреич: Да нет, ничего. Я так, сам с собой.
Карташов: Конечно, сам с собой! Сидишь тут один, как медведь в берлоге. Куда семью дел? Признавайся! Съел что ли? (Смеются.)
Иван Андреич: Не съел, не съел. Сын взрослый, живет своей жизнью. Приходит иногда.
Карташов: (С сарказмом.) Когда деньги заканчиваются?
Иван Андреич: Нет, ты знаешь, мы с ним, оказывается, очень близкие люди. С тех пор как от меня съехал, мы начали больше общаться. Стали говорить по душам. Очень умный и добрый парень.
Карташов: Пошел в отца! (Смеются.) Так говоришь, как будто раньше он таким не был.
Иван Андреич: Был, конечно. Это я был далеким и безразличным. Жил в своем болоте, ничего и никого вокруг не замечал. А потом будто проснулся. Что-то со мной произошло...
Карташов: Ясно. Помирились значит.
Иван Андреич: Да мы и не ссорились. Только не видели друг друга, не слышали. Понимаешь?
Карташов: Понимаю. У меня тоже, знаешь ли, бизнес, бизнес, дела. На семью времени не хватает. Когда моя ворчать начинает, я ей цветы сразу или побрякушки какие, успокаивается.  То да се... А у тебя как с этим?
Иван Андреич: Никак. Один я.
Карташов: А как же Маша?
Иван Андреич: А что Маша? Я всегда был таким как она хотела. И оказалось, такой какой я есть на самом деле, я ей совсем не нужен. Вышла замуж, кажется счастлива.
Карташов: Удивил, брат. Столько лет вместе... С института же да?
Иван Андреич: Столько лет... Да. А что толку, если мы разные?
Карташов: Как это? Жили-жили и вдруг разные?
Иван Андреич: Мы и были разные, только видеть правду не хотели. Удобно.
Карташов: Жалеешь?
Иван Андреич: Думал буду. (Отрицательно качает головой.)
Карташов: (Сам с собой.) Надо мою на море свозить. А то тоже, бац! И разные.
(У Карташова зазвонил телефон. Встает, собирается уходить. Смотрит в телефон, не глядя протягивает для рукопожатия руку.)
Карташов: Ну все, брат, пора бежать. Потеряли меня уже. (Жмет руку.) Еще за машиной на стоянку топать.
Иван Андреич: А под моими окнами больше не ставишь? (Смеются.)
Карташов: Нет. Одного раза хватило. (Подмигивает.) Хоть удача, но порядок надо соблюдать. (Уходит.)
Иван Андреич: (Один.) Да-а-а, видимо Маэстро не только машине крышу поправил. (Садится за письменный стол, начинает работать, звонок в дверь.) Кто там еще?
(Открывает дверь, входит Сергей.)
Сергей: Привет, пап. Я тебе книги принес, как обещал. У профессора своего одолжил. (Выкладывает на обеденный стол из рюкзака.) Но только, пожалуйста, на три дня. Иначе он  другой раз не даст.
Иван Андреич: Я успею, дорогой. Не переживай.
Сергей: (Восхищенно.) Старинные. Раритет. Ты поаккуратнее.
Иван Андреич: (Укоризненно.) Это я тебе должен говорить. (Смеются.)
Сергей: Но все же.
Иван Андреич: Хорошо, хорошо. Я буду предельно аккуратен.
Сергей: (Берет с письменного стола листы.) Посмотрю?
Иван Андреич: Валяй.
(Сергей читает страницу за страницей, Иван Андреич старается скрыть волнение.)
Сергей: Интересно... А это что? А, понятно. (Пауза, читает.) Тебе не кажется, что можно было бы проще?
Иван Андреич: На сколько проще?
Сергей: Наше поколение вряд ли будет читать описание природы на двух страницах.
Иван Андреич: Но оно важно. Оно создает настроение. Никак нельзя короче.
Сергей: Я понимаю, пап, но сейчас никто не читает Паустовского. Редактор все равно срежет.
Иван Андреич: Вот если редактор срежет, то тогда, пожалуйста. (Берет из рук сына рукопись.) А пока пусть останется. (С улыбкой.) Не мог унять воображения.
Сергей: Иногда у тебя слишком буйное воображение.
Иван Андреич: Как быть писателем без воображения? Ты принижаешь его значение в нашей жизни. Без капельки воображения в серой и унылой действительности мы задыхаемся. Минуты тянутся как века, а века как эпохи. Мы не можем заглянуть в будущее, не можем охватить взглядом прошлое. Нам не хватает силы увидеть в камне брильянт, а в заурядной личности гения. Без воображения невозможно полюбить, ведь именно оно сглаживает неровности. Воображение обостряет восприятие. Наверное, ты частенько замирал в тоскливом предчувствии ужаса, когда оставался в сумрачной подворотне. И хотя понимал, что ты здесь совершенно один, сердце сжималось, ожидая, что кто-то неведомый и опасный вот-вот выскочит из-за угла. Да, оно и пугает и притягивает. Сколько раз, стоя на середине моста, ты упивался струями ветра в своих волосах, простирая руки как крылья. Ведь на самом деле ты летел в тот момент. Парил над землёй. Ощущал всей кожей, как сила наполняет тебя, и ты не можешь разбиться. Верил, что нет ничего невозможного для тебя и любая преграда на пути, всего лишь очередная ступень к достижению цели.
Сергей: (Удивленно.) Откуда в тебе такой романтизм?
Иван Андреич: (Смутился.) Романтизм? (Пауза.) Не каждому нужно открывать себя. Ты ведь тоже со мной не до конца открыт.
Сергей: Прости, пап, я не хотел. Я хотел сказать... Ты удивил меня, ведь я думал о том же самом недавно. Но у меня не хватает слов, чтобы высказать свои мысли.
Иван Андреич: (Примирительно.) Читай больше, слова найдутся. А то ваше поколение не только Паустовского не читает...
Сергей: Честно сказать, я почти совсем не мечтаю. Скорее планирую, но не мечтаю. Повзрослел, наверное.
Иван Андреич: Не говори, что ты повзрослел. Никто никогда не взрослеет. Все меняются, но не взрослеют. Взросление – лишь уловка, оправдание для отступников, которые отказались мечтать, отказались от воображения. Не оставляй его, не становись серым, разочаровавшимся и унылым. Я когда-то тоже отказался мечтать и верить. Перестал верить даже в себя самого. Поверь, нет ничего хуже, жить как червяк. Думать только где что достать, как побольше заработать. Конечно, это все важно, но жить только этим - катастрофа.
Сергей: Ладно. Мне пора... Я обязательно подумаю над тем, что ты мне сказал. Ты очень изменился. Мне иногда кажется... Ты ждешь чего-то... или кого-то.
Иван Андреич: Вряд ли мое ожидание оправдается.
Сергей: Почему?
Иван Андреич: (Горько усмехнулся.) Слишком сказочно.
Сергей: Ты не простой пошлый мечтатель. Нет, ты творец своей жизни, своей судьбы. Не смиряйся, пап.
Иван Андреич: (Похлопал сына по плечу.) Хорошо. Иди, ты же спешишь. А книги через три дня я верну. Успею. Не волнуйся. Маме привет.
Сергей: Ты не думай, я все понимаю. Все пройдет, пап.
Иван Андреич: Ты думаешь, я из-за мамы? Нет. Она сделала выбор и я рад за нее. Каждый человек должен жить так, как он мечтает... и быть счастливым, обязательно счастливым. Однажды я обещал это одному человеку.
Сергей: У тебя получилось?
Иван Андреич: Еще не знаю. Но мне хотя бы уже не стыдно за себя. Не грызу себя по ночам за прошлое, за несделанное. Перестал бояться будущего. Наконец-то чувствую, что живу.
Сергей: (Обнимает отца.) Я рад за тебя, пап.
Иван Андреич: Ладно, ладно. Иди уже, опоздаешь. Пока.
Сергей: Пока, пап.
(Сергей уходит. Иван Андреич садится за письменный стол, начинает работать, звонок в дверь.)
Иван Андреич: Неужели что-то забыл? (Открывает, входит Маша.) Здравствуй. Ты разминулась с Сережей. Он только что вышел.
Маша: Я не разминулась. Я ждала его внизу. Не хотела заходить, но все же решила посмотреть как ты тут.
Иван Андреич: Без тебя?
Маша: Вообще.
Иван Андреич: Как видишь хорошо.
Маша: (С сарказмом.) Вижу. И это ты называешь хорошо? (Показывает на пустые стены.) Продал все что мог.
Иван Андреич: (Спокойно.) Тебе же никогда не нравилось папино, так сказать, барахло.
Маша: Зачем ты ушел с работы?
Иван Андреич: Я так захотел.
Маша: Все же было хорошо. Старуха твоя ушла на пенсию...
Иван Андреич: (Строго.) Не называй так ее. Она не старуха. Янина Карловна прекрасный человек.
Маша: (Отмахнулась.) Не важно. Мог бы зарабатывать в два раза больше.
Иван Андреич: Мне хватает.
Маша: (С издевкой.) Я вижу. Получаешь копейки.
Иван Андреич: Не все измеряется деньгами.
Маша: Ой, не начинай про альтруизм, бессеребренник.
Иван Андреич: Послушай, не уверен, что ты поймешь, но все же. Когда я занимаюсь тем, чем мечтал всю жизнь, я чувствую как горит моя душа. И я этого ни на что не променяю. Ни на какие деньги. Я здесь счастлив.
Маша: Тупое у тебя счастье.
Иван Андреич: Мое счастье не обязано совпадать с твоим. И вообще причесать счастье каждого под одну гребенку и создать одно на всех всегда плохо кончается.
Маша: С тобой невозможно разговаривать!
Иван Андреич: (Спокойно.) Зачем ты пришла, Маша?
(Маша вздохнула, села на стул.)
Маша: (Грустно.) Сама не знаю... Прожила здесь столько лет, соскучилась.
Иван Андреич: (С теплотой.) Приходи, если хочешь. Не чужие же люди.
Маша: (Встала и гордо.) Мы в пятницу на дачу едем. Мы купили дачу, если ты не знал. Хочешь, поехали с нами.
Иван Андреич: Нет. Я не поеду.
Маша: Ну, как хочешь.
(Маша гордо уходит. Иван Андреич постоял немного посреди комнаты, осмотрелся, заметил бюст Моцарта на шкафу. Подставил стул, снял бюст, поставил его на стол и сел напротив.)
Иван Андреич: (С улыбкой.) Здорово, дружище. Сегодня не дом, а проходной двор. Работать никак не получается. Хоть ты не суетишься. Думается, тебе нужно найти место получше чем шкаф. Как думаешь? Может снова на фортепиано? Тебе, кажется, там нравилось. (Смеется.) Могу даже не накрывать тебя салфеткой. Все равно ты все знаешь. Не волнуйся, Маша тебя не тронет. Я тебя в обиду не дам. Когда Маша увидела твой разбитый нос, она хотела выбросить тебя на помойку. Видимо, настало то время когда пора избавляться от ненужного. Даже не вспомнила про свою бабушку. А я ей сказал: «Ничего, я заклею».  (Любовно погладил бюст по голове.) Нельзя же выбрасывать на помойку старых друзей. (Пауза.) Даже если они совсем разбились. (Встал, налил себе чай, снова сел перед бюстом.) Я написал рассказ о той ночи, про Янину, Тибальта и тебя не забыл. Написал как все было. Надеюсь, получилось похоже. Как не быть похожим, если все, что мы делаем в жизни, является лишь нашим автопортретом. (Достает папку из письменного стола, а из нее рисунок, показывает Моцарту.) Как думаешь, я уже стал похож на него? Молчишь. Молчанье, знак согласья.  (Пауза.) Увижу ли я ее еще хотя бы раз?
(Робкий стук в дверь.)
Иван Андреич: (Возмущенно.) Нет, воистину, сегодня не дом, а проходной двор!
(Иван Андреич открывает. На пороге стоит молодая женщина похожая на Янину.)
Женщина: (Робко.) Здравствуйте. Извините, пожалуйста... Мы ваши новые соседи. Купили квартиру под вами. А дверь захлопнулась. Мама сказала, ключи у вас запасные оставила...
Иван Андреич: (Очнувшись от изумления.) Да-да, конечно. (Берет ключи с полки.) Утром заходила.
Женщина: (Смущенно улыбается.) Извините, просто замок старый. Я никак не могу... Мама как-то легко открывает, а я никак... Мы поменяем... чтобы вас не беспокоить. Я такая недотепа...
Иван Андреич: Ничего-ничего.
Женщина: (Протягивает руку для рукопожатия.) Я Света.
Иван Андреич: (Жмет руку.) Иван.
(Уходят. Занавес.)
Конец.