Сказ Второй. Глава Одиннадцатая

11.  ВОТ И ПОГОВОРИЛИ.

«Барина тут как параличом хватило, захрипел вовсе:
— Хр-р, хр-р! До чего дошло! До чего дошло! Хр-р, хр-р.»
П.П. Бажов

То уж летом 1652 года случилось: приехал в Чусовскую слободку посыльный, из тех стрельцов, что Мамайку пленили, да передал Афанасию с Семеном, что воевода Верхотурский их к себе призывает.

- Али случилось что с батюшкой Рафом Родионовичем? – забеспокоились Гилёвы, не стал бы летней горячей порой их впустую воевода вызывать. – А можа иная напасть?

- Да вы и не знаете ничего? – всплестнул руками стрелец. – У нас ведь теперича новый воевода!

- Когда случилось такое?!

- Да с месяц уже, как и уехал-то Раф Родионович, в Яренск его воеводой перевели. А у нас теперь воеводой князь Измайлов Лев Тимофеевич. Ну и самодур! – посыльный было прикусил язык, да не сдержался. – Все наши Верхотурские служилые за глаза-то его так и прозывают. Напялит на себя десяток поддевок всяких ярких да долгополых и ходит кругами хвост распушив, аки заморска птица павелин. Потеет в солнечны-то дни, а все едино те поддевки не снимат. Сергушка-то Огнев, стрелец наш Верхотурской, это когда еще Раф Родионович не уехали, набрался смелости да спросил у Евфимии Федоровны, что мол с новым-то воеводою творитца, столько лишних платьев на себе носит. А она засмеялась только, мода на Москве и Казани, мол, такая…

- А уж указывать возьметца… Да вы и сами поймете!

Поняли все, с первых же слов воеводы нового. Афанасий-то Иванович попытался было и Измайлова батюшкой назвать, да тот аж взвился:

- Какой я тебе батюшка?! По службе и титулу величай, господин воевода князь Измайлов Лев Тимофеевич! Уяснил, садчик крестьянский?

- Уяснил, господин воевода, Лев Тимофеевич - ответил Афанасий.

- И титул не забывай!

А Семен Васильевич, он ведь не без смешинки, вдруг грудь колесом выпятил да гаркнул во все горло:

- И титул не забудем, князь Великыя и Малыя и Белыя Русии!

Подскочил к ним Измайлов, высок был, да не выше Семена с Афанасием, а в плечах неровня: как два дуба столетних братья пред ним стояли; и смотрели на него Гилёвы спокойно и смело, и вроде как безо всякой усмешки; ну и отступился князь, только рукой махнул, - чего мол, с лапотников возьмешь.

- Сказывайте мне, почему дощаники в слободке вашей не заготовляют, для отпусков хлебных Сибирским людем служилым?

- Дак ведь на Чюсове слободка наша, господин воевода, - оторопел Афанасий Иванович. – А Чюсова в Каму спадает.

- И вся слободка в восемь семей. Иные и в шалашах живут…

(По правилам того времени, слободой называлось поселение, где проживало не менее 20 семей). Глянул князь Измайлов на посыльного, а тот кивнул, не стал слободчиков с шалашами уличать, уж больно ему понравилось, как Гилёвы шчоголя Московского осадили.

- Какое в слободке ставить, то ваши заботы, - сказал воевода. – А ко мне чтоб каждый месяц с отчотом являлись!

И завышагивал князь важно, многочисленными одежками шурша. Уж точно, не практичны те одежки были: у зипуна рукава короткие и так обрезаны, чтобы запястья у рубашки показать, золотой ниткой вышитые; а поверх зипуна, летом-то, еще и кафтан распашной накинут был, и совсем безрукавый, с ткани расписной, да мехом куницы отороченный; ну и пояс атласный, широченной, с кистями да висюльками разными. А сапожки кожаны на нем, те носками вверх загнуты.

- Дак лето ведь, для крестьян пора горячая, господин воевода, - попытался было Афанасий образумить князя Измайлова. – Да еще и избы внове рубить…

- Я сказал каждый месяц с отчотом! И нечего мне на избы кивать!

Вот и поговорили! Когда возвращались к себе, на Чусовую, Афанасий сказал брату:

- А вправду мне Лука Евсевьевич говорил, что повезло нам с тобой на воеводство Рафа Родионовича угодить. Сказывал мне тогда Лука, что иной-то воевода и телегу вперед лошади поставит, лишь бы дело не делать, и долго б мы могли с родичами от Мамайки по лесам дубровным бегать, кабы не решительность батюшки Рафа Родионовича. Я тогда еще удивлялся, как мол такое быть может, не наша с тобой вотчина – слободка Чюсовская? Государева! А он только усмехнулся, мол молодой ты еще садчик, Офонасий, и других воевод не знаешь!

- Вот и узнали! – подвел итоги Семен.

И решили они тогда, что через месяц на Верхотурье один Афанасий поедет, а Семен в слободке останется. Дел-то крестьянских – невпроворот! А «самодур», глядишь, стерпит неполный командный состав.

- Ежели что, придумаешь отговорку по мне, - напутствовал брата Семен. – Ты, главное, поддакивай ему побольше и не перечь. Ну а ежели дурь из него попрет, враз начинай про скудость нашу росказывать, да промблемы какие, он и отступится. Не нужны ему наши промблемы.

Про Семена воевода Измайлов даже и не вспомнил, а сразу приступил с вопросом:

- Плотники в слободке Чюсовской есть ли?

Афанасий, заготовивший для начала разговора байку про немощь братову, в растерянности руками развел, мол откуда им взяться-то, мы ж крестьяне, землю пашем. Потом присмотрелся к воеводе: как-то изменился тот с прошлой встречи, и одежек тех нарядных на нем поубавилось, и спесь куда-то под лавки залезла; да и весь он в напряжении каком-то держался, и вздрагивал нервно.

- Так найди! – почти крикнул воевода.

Хотел было подсказать Афанасий Измайлову, что два замечательных плотника в кандалах в тюрьме Верхотурской ожидают его указу, ждут не дождутся, да решил без смешинки обойтись, а то кабы и самому в ту темницу не угодить. И, помня наставления Семена, сказал серьезно:

- Буду искать, господин воевода. А у нас в слободке вот какие промблемы…

Князь Измайлов аж ногами затопал:

- Говорил тебе ж, и еще раз скажу: ты – слободчик! И сам решай проблемы Чюсовской! Всё, устал я от тебя!

Афанасий не заставил себя долго ждать, поклонился и за дверь. «От чего отговорился, - подумал он, - и сам не знаю, толко от какой-то повинности родичей своих уберег. Надо будет служилых поспрашивать, да впредь осторожней быть, вначале расспросы – потом к воеводе на поклон». И порасспрашивал Афанасий стрельцов Верхотурских, те ему и поведали, отчего вдруг Лев Тимофеевич забегал, да сам плотников искать взялся. Ну а мы с вами грамоту воеводы Тобольского прочитаем, в ней все очень подробно написано.

«Господину Льву Тимофеевичу Василей Хилков челом бьет. В нынешнем во 160 (1652) году июля в 29 день, в Государев Царев и Великого Князя Алексея Михайловича всеа Русии грамоте писано в Тоболеск ко мне и к товарищам моим: указал Государь Царь и Великий Князь Алексей Михайлович всеа Русии послать с Москвы и из Поморских и из Сибирских городов в Сибирь, в новую в Даурскую землю, с околничим и воеводою со князем Иваном Ивановичем Лобановым-Ростовским, своих Государевых служилых людей три тысячи человек, а под тех служилых людей указал Государь делати суды, в чом им дойти до Енисейского Маковского острожку, на Верхотурье и Тоболского и Тюменского и Туринского и Верхотурского уездов в слободах.

(А делать) Поморских городов с земель сошными плотники и Сибирскими всякими людми по прежнему, а сделати суды во 161 (1653) году, на весне, совсем наготово; а Поморских городов сошным людем указал Государь сделати судов, по их сошному розводу, на 161 и на 162 (1654) год, на два года, по сороку судов на год, чтоб за судами на Верхотурье и в слободах Государевым служилым людем, во 161 году на весне, мешкоты нисколько не было, и отпустить бы их в судех с хлебными запасы в Тоболеск безо всякого мотчанья: и о том на Верхотурье к тебе, и в Поморские городы к воеводам о сошных плотниках Государевы грамоты посланы.

И мне, по Государеву указу, велено отписати из Тоболеска к тебе на Верхотурье, и в Туринской и на Тюмень к воеводам тотчас, а велеть бы вам, в тех городех и в слободах Сибирским всяким людем, которые наперед сего для воеводских и для хлебных отпусков суды делали, для Государевы Даурские службы сего лета и осенью на судовое дело всякой лес, какой надобно, готовити безо всякого мотчанья.

И как из Поморских городов сошные плотники на Верхотурье присланы будут, и тем бы сошным плотникам потомуж велеть сего лета и осенью на судовое дело всякой лес готовити, а на весне, во 161 году, Сибирским всяким людем и Поморских городов сошным плотником, по Государеву указу, сделати суды добрые, которые б пригодилися в ход Кети реки, совсем наготово, чтоб Государевым служтлым людем в тех городех, на Верхотурье, в Туринском, на Тюмени и в лободах, за судами мотчанья не было; а как Сибирские всякие люди и Поморских городов сошные плотники во 161 году на весне суды сделают, и мне б велеть воеводам в тех судех служилых людей с хлебными запасы отпустити из тех городов и из слобод в Тоболеск безо всякого мотчанья.

Да и Тоболского уезду в слободы к прикащикам о судех потому ж велено нам отписати, а велети им в тех слободах пашенным крестьяном потому ж, сего лета и осенью, на судовое дело лес всякой готовити, и на весне во 161 году, для Даурской службы, суды сделати совсем наготово, и в тех судех отпустити служилых людей с хлебными запасы в Тоболеск, безо всякого мотчанья, чтоб затем Даурская служба не стала; а однолично б нам того себе в оплошку не поставить, велено мне: отписать на Тюмень, и в Туринской к воеводам, и к тебе на Верхотурье, а велеть бы вам в тех городех и в слободах, для Государевы Даурские службы, на судовое дело всякой лес готовити нынешним летом и осенью, а на весне в 161 году сделати суды совсем наготово. Да и Тоболского уезду в слободы о судех мне и товарищам моим велено отписати, чтоб за судами Государева Даурская служба не стала; а как из тех городов воеводы Государевых служилых людей в тех судех и с хлебными запасы в Тоболеск пришлют, и нам велено отпустити тех Государевых служилых людей с околничим и воеводою со князем Иваном Ивановичем Лобановым-Ростовским из Тоболеска в Енисейской острог безо всякого мотчанья.

А будет мы, по его Государеву указу, на Тюмень и в Туринской и на Верхотурье к вам вскоре не отпишем, и для Государевы Даурские службы Сибирским всяким людем и Поморских городов сошным плотником сего лета и осенью на судовое дело всякого лесу готовити не велим, и Сибирские всякие люди, и Поморских городов сошные плотники, и Тоболского уезду в слободах пашенные крестьяне, нашим нераденьем и оплошкою, во 161 году судов совсем наготове не сделают, и с Тюмени и из Туринского, и с Верхотурья вы, и из слобод приказщики, Государевых служилых людей с запасы в Тоболеск не отпустите: и нам от Государя быти в великой опале.

И в нынешнем во 160 году июля в 10 день писал я к тебе из Тоболска на Верхотурье, а велел: на Верхотурье и в Верхотурском уезде в слободах, плотником, которые приедут на Верхотурье из Поморских городов, для Государевы Даурские службы сего лета и осенью на судовое дело, на восемьдесят дощаников, всякой лес, какой надобно, готовити безо всякого мотчанья; да к тем сошным к осмидесяти дощаником в прибавку, велел я тебе Сибирским всяким людем, которые суды наперед сего для воеводских и хлебных отпусков делали, на шестьдесят дощаников лес готовити ж сего лета и осенью, безо всякого ж мотчанья, а на весне, во 161 году, Сибирским всяким людем и Поморских городов сошным плотником, по Государеву указу, сделати суды добрые, которые б пригодилися в ход Кети реки, совсем наготово, чтоб Государевым служилым людем, на Верхотурье и в Верхотурском уезде, в селех, мотчанья не было.

- И тебе б, господин, по Государеву Цареву и Великого Князя Алексея Михайловича всеа Русии указу, однолично, по прежней и по сей моим отпискам, велеть плотником, которые приедут на верхотурье из поморских городов, для Государевы Даурские службы, сего лета и осенью, на судовое дело, на восемьдесят дощаников, всякой лес, какой надобно, готовити безо всякого мотчанья, да к тем сошным к осмидесяти дощаником в прибавку, велети б тебе Сибирским всяким людем, которые суды наперед сего для воеводских и хлебных отпусков делали, на шестдесят дощаников лес готовити сего лета и осенью безо всякого мотчанья; а на весне, во 161 году, Сибирским всяким людем и Поморских городов сошным плотником, по Государеву указу, сделати сулы лобрые, которые б пригодилися в ход Кети реки, совсем наготово, чтоб Государевым служилым людем, на Верхотурье и в Верхотурском уезде, в селех, за судами мотчанья не было, и отпустити Государевых служилых людей с хлебными запасы в Тоболеск безо всякого мотчанья.

А однолично тебе того себе в оплошку не поставить: как будут на Верхотурье сошные плотники, и Сибирским всяким людем, которые наперед сего суды делывали, велети сего лета и осенью на судовое дело всякой лес готовити безо всякого мотчанья, а на весне, во 161 году, сделати суды совсем наготово, чтоб за судами Государева Даурская служба не стала. А будет ты Сибирским всяким людем и Поморских городов сошным плотником сего лета и осенью на судовое дело всякого лесу готовить не велишь, и Сибирские всякие люди и Поморских городов сошные плотники, твоим нерадением и оплошкою, во 161 году судов совсем наготово не сделают, и Государевых служилых людей с запасы в Тоболеск не отпустишь, и затем Государева Даурская служба станет: и о том я и товарищи мои учнем писать к Государю Царю и Великому Князю Алексею Михайловичу всеа Русии, к Москве».

На грамоте надпись: «Господину Льву Тимофеевичу. Помета: 160 (1652) году августа в 19 день подал отписку Тоболской казак Литовского списку Ивашко Григорьев».

На обороте приписка: «Отписал в Тоболеск, что на Верхотурье и в Верхотурском уезде на 60 дощаников лес готовят, а из Поморских городов плотники не бывали, и послать в слободы память, велеть плотником лес на суды готовить, и поручныя записи по них взять».

Уф! Интересно даже, скольких гусей ощипали, пока подьячий в грамоте последнюю точку поставил? Неторопливый век, и слог ему подстать. Но князь Измайлов совсем не чувствовал этой неторопливости, наоборот, бегал как ужаленный. По направлении на воеводство в Верхотурье, ему все казалось, что в этом далеком Сибирском остроге он будет умирать со скуки, дни считая, когда смена придет. А попал, перефразирую, с бала на корабль, который летел на всех парусах в надвигающийся шторм! И далеко впереди сверкали молнии. Так, во всяком случае, виделось Льву Тимофеевичу свое будущее, если указ государя не выполнит в срок. А с Поморских городов плотники все не приезжали.

И еще выяснилось вдруг, что из приказной избы руководить не получается. Заготовка леса для судов продвигалась крайне медленно, а зимы здесь говорят, ранние, и снега в лесах по-пояс! Там и совсем из сроков выбьются. Нет, понятное дело, что плотники с Поморья все же будут, но вот когда? И на кого по весне кивать, коли не успеют плотники изготовить дощаники проклятые, на кого царский гнев переключить? Нет, он, Лев Тимофеевич крайним останется?! И сорвался воевода, поскакал на делянку лесную, где Сибирские люди лес валили.

Вот и делянка. Какой-то мужик с топором все ходил вокруг сосны, все примеривался, как порубку начать, чтобы падающее огромное дерево на соседнем не осело, да других порубщиков не задеть. К нему-то и подскочил разъяренный воевода.

- Чего медлишь, лапотник? А ну руби! – и плетью пригрозил.

Лесоруб топором плеть отвел и ответил смело, хотя и не смотрел в глаза воеводе:

- Не трожь, чай не холоп я.

У воеводы аж в глазах потемнело от этакой наглости. Как, ему, князю Измайлову, смеет отвечать какой-то простолюдин?! Но взял себя в руки, огляделся. Остальные порубщики побросали работу, но не топоры; стояли и смотрели, чем дело закончится.

- Бунт? – подумал воевода. – Сейчас кинутся! Да вроде нет, спокойно стоят лесорубы, никто и шагу не сделал. Да и стрельцы, что с ним прискакали, и тени тревоги не выказывают.

- А коли не годен, другово посылай, - подвел черту в разговоре строптивый порубщик и вновь вокруг крепкого ствола двинулся.

Были бы другие! Воевода молча развернулся и к стрельцам пошел, а вослед ему рубленная щепа полетела. Здесь Сибирь, здесь другой уклад, вроде бы и Русия, да не совсем. Ее, Сибирь-то Великую, под себя не переиначишь! Может и были в уезде поселения, из которых следовало взять в помощь порубщиков, да о том не ведал новый воевода, а со служилыми он не советовался, как ранее Раф Родионович делал. А помогать «самодуру» служилые не спешили.

Вот после этой неудачной поездки воеводы и явился к нему садчик Чусовской, и быстрым их разговор получился. Афанасия такие встречи вполне устраивали, только следовало притормозить по времени и не спешить в следующий раз появляться. Пусть Поморские плотники раньше объявятся.

Почему же с таким нетерпеньем все ждали плотников с Поморья? Ну, знамо дело, в кораблях они знали толк, умели строить и на воду спускать. А дощаники? Откуда доски? Писал ведь я ранее, что пил-то еще не было. Все верно, у крестьян не было, и у лесорубов Сибирских не было, а у плотников Поморских имелись. Они вообще везли с собой целый набор плотницкого инструмента: круглые пилы и пилы меншие и болшие; бурава и скобели разные; долота разных размеров; железной болшой науголник; струги железные разных размеров и молоты; сверла от малы до велики; ножи и топоры розные; клещи и конопатки с железа; железо ж тонкое волоченое; крюки железные и гвозди. Может и еще чего, я только мельком в их сундуки заглянул.

(Почему же только у Поморских плотников такой инструмент имелся? Так они корабли серьезные строили, а там без инструмента никак. Вот и привозили им требуемое из-за моря капитаны дальние, чужеземцы, да на пушнину меняли. Поэтому и оберегал ясашных крестьян государь, лелеял их, ну как нефтяников и газовиков в наше время; потому как века уже прошли, а все с заграницы таскаем всякую всячину. Почему так в Русии было и могло ли быть иначе? И вправду, все могло и по-другому обернуться, только «крепость» убрать надо было: ну не живется талантам «в крепости», искорка в них гаснет. Да и Новгород Великий царю Бесноватому стороной бы обойти. Свободный город ремесленниками был славен. А так… только скобы кованые да гвоздья с Устюга Великого на Верхотурье для дощаников таскали, да воевод измайловых с Москвы присылали).