вполголоса

Как всегда перед сном, все собираются на кефир. Собираются заранее, уважительно занимают  очередь.  С неприязнью обсуждают врачей, морковную запеканку и анализы мочи. Любят о неудачных операциях, прободениях, грыжах и свищах. Привычно о бессонницах, изжогах, невестках и погоде за окном.

Я стою рядом и молчу. С возрастом мне не о чем стало говорить.  Может поэтому, меня и отправили в приют мои любимые дети, они от меня устали. Дома я целый день молчал, но от этого молчания тоже устают. Я их понимаю, в молодости меня раздражали люди, застывающие на одном месте. Они и на людей-то похожи не больше, чем чучела из воска. Я ждал, что в приюте все окажутся такими же восковыми, но ошибся. В приюте, как ни странно, все говорили и двигались без остановки.  Словно убеждали себя, что они полны жизни. Почему же тогда они все тут?

Люди все стекаются и стекаются к пищеблоку. Мне нравится едва плывущий запах камфоры, он прян, свеж и не тревожен. Наконец, выносят тяжелые подносы, по одному стакану кефира в руки. Люди берут кефир, прогуливаются по коридору, успокоено гудят.

Я странный человек, я никогда не беру кефир, прихожу, но не беру. Не брать кефир – это сохранить остатки выбора, крепко обкусанного старостью. Я не могу драться с негодяем, не могу ответить хамством на хамство, не могу даже отвоевать место в общем холодильнике, но я могу не брать в пищеблоке этот вечерний кефир. И я его не беру. Выбор, который мне по силам.

А если бы все разом стали умолять меня взять кефир, сдался бы я или нет?  Удержался бы от соблазна пойти навстречу вниманию и заботе, чтобы заслужить благодарность?  Ведь я скучаю по благодарности. Меня никто и никогда не благодарил, хотя всю жизнь я приносил пользу: и будучи послушным сыном и любящим мужем и заботливым отцом и понимающим дедом.  Да и здесь, в своем последнем приюте, я все еще приношу пользу, я работодатель для всех этих врачей, медсестер и санитарок. А они считают, что работодатель - это главный врач приюта. Они молоды и имеют право на заблуждения.  А я стар, я мечтаю о благодарности, но кефир я пить не буду, как бы меня за это ни благодарили. Кефир – это теперь единственное, что целиком зависит от меня и от чего целиком завишу я.

Кефир раздают шесть раз в неделю, а в воскресенье дают яблоко. Яблоко я беру. У меня и сейчас в кармане яблоко, еще с прошлой недели. Если бы не это яблоко, мой карман был бы мне не нужен. Раньше мои карманы хранили огромное количество необходимых мне вещей.  А сейчас они только для этого яблока, что неплохо, если быть разумным.

Кефир выпит, стаканы возвращаются на подносы со звонким кузнечным перестуком. Кипение разговоров и движений замедляется, стихает стрекотание, жужжание, шмелиное гудение, в коридоре включают желтые лампы. Люди расходятся по комнатам, располагаются на ночлег. Я тоже ложусь и думаю о моих детях, которых я увижу на выходные и которым отдам свое яблоко.