Полынное время

   Старина, старина, словно горький запах полыни. Не горчит душу, а вызывает воспоминания.
   Загорелись, задымились костры, да костерки на убранных огородах, сжигая траву сорную: бурьян да репей… и летние ежедневные с утра до вечера заботы.
   Загрузились погреба нехитрыми щедротами. Наполнились пузатые кадушки разлапчатой капустой, белыми наливными яблоками, краснощёкими помидорами, крупнобугорчатыми огурцами, полосатыми арбузами, грибами опятами, чернушками… для разносолья.
- Урожайный год, кум. Природа подсобила.
   Легкий морозец прогулялся по утрам тонким ажурным ледком. Затуманилось серой дымкой палящее солнце.  Дохнул день тишиной, прохладой, да свежестью осеней.
- Ну, так что, кум? Вечерком, да по чарке.
   А вечерком…широкий посыпанный мелким песком двор с ожерельями репчатого лука, чеснока, кукурузы… на деревянном заборе, заставленный рублеными и строганными столами без скатёрок, но выскобленные кухонными ножами и вымытые, а на нём не в мелкоту нарезанное, да обрезанное, а всё цельное рядками и горками. Из земли руками взятое. 
   И не богатство на столе, а труд мужицкий, да бабий.
   На лавках, покрытых ряднинами, мужики в вычищенных и отутюженных суконных железнодорожных костюмах с орденами и медалями и их жены в разноцветных платьях и в разноцветье платков на плечах.
   И пошли разговоры вечерние и закатные. С мужицкой крепостью и бабьим метким словом.
   А вместе с ними, и чарка домашняя.
   А за чаркой – кременчугская гармошка двухрядка   и пляс кружевной с частушками, прибаутками, да шутками. Притопами и прихлопами.
   Рассыпалась дробь чечёточная, переливались голоса звонкие, да весенние, выманивая мамкиных и папкиных мальцов в припляс. Словно вихри носились по двору, сливаясь в одну душу и в один дух.
   Порой набегала темень войны, лагерная и тюремная. Наполнялся двор жестокостью и несправедливостью, поминанием и крестным знамением. Но пересиливалась злоба пониманием: сколько не кляни прошлое, от этого жизнь, если её перевешивать с одного крючка на другой, для папкиных и мамкиных лучше не станет.
   Клясть – всё равно, что воду в ступе прясть.
   Словоохотлив был двор, рвала меха гармошка двухрядка, кружился вихрь разноцветья до тех пор, пока не выкатывалось дремавшее за буграми в степи беззаботное солнце, разбросав лучи свои на утреннем небе.
   Прошло время полынное, и сузились некоторые    души, да так, что по витринам, да по полочкам себя   расставили и ценниками обвешались.
   А из темноты, как высыпались звёзды, так и высыпаются, и степной ветерок легкий запах полыни приносит.
   И называют сейчас то время совковым, а кто жил в нём совками.