День рождения Егора Николаича

Егор Николаич в свои пятьдесят шесть был мужчиной бальзаковского возраста. У мужчин бальзаковский возраст длится с пятидесяти пяти до семидесяти. Это время, когда мужику всё по фигу. Что мог, то достиг. А что не достиг, то и хрен с ним. Ощущение “хрена с ним” приводит к сознанию давно неиспытанной свободы. Свободы экспериментировать и творить. Если посадят, то всё равно уже ненадолго. В Союзе, где средний возраст директора закрытого предприятия был шестьдесят пять, это прекрасно понимали. Бальзаковские мужики выводили суперкомплексы на орбиты, запускали космические аппараты, действительно достигшие Луны. Они строили города в пустынях и поворачивали реки вспять. Егор Николаич, когда был пацаном, видел их живьём. Сам он, живший свою взрослую жизнь гораздо позже, как-то не удался, героя не получил, в главные не попал, в газетах о нём промолчали. Но Егор Николаич вполне знал, что каждому - свой удел и своя доля. Каждому - своё имя. Вот ему досталось имя Егор, Егор Николаич, именно на таком правописании он настаивал.

Его отец, Николай Аркадьич, работал начальником второго, секретного отдела в управлении связи, заведовал гражданской обороной огромного северного края. Ездил в командировки в места, где Егору никогда не побывать, места далекие и прекрасные, как Луна. Отец привозил морошку и голубику, свежего лосося, красную икру. Любил свою семью. Любил Егора. Егор помнил, как однажды они поднимались по сопке, наверх, к парку культуры, где находился городской стадион. Был финал областного футбольного чемпионата, играли Водник и Цементник. Они болели за Водника. Егор отчётливо помнил деревянные, крашенные зелёной краской скамьи на стадионе, где они сидели в самом центре трибун. Вокруг несколько отцовских друзей-болельщиков. “Что, Аркадьич, кто победит?” - спрашивали они отца. Егор помнил запах табачного дыма. Все смолили, кроме отца. У отца было больное сердце. После многих лет злоупотребления отец не пил, не курил. Все северяне возвращаются на материк с больным сердцем и хронической пневмонией. Эти болезни их и убивают.

Выйдя на пенсию, родители переехали в волжский городок. Чтобы чем-то заняться, они купили шесть соток на склоне Волги. Однажды отец пошёл на собрание садового кооператива, посидел на земле, простыл, поболел, лёг в больницу и умер во сне. Ему было пятьдесят шесть. В следующий день рождения Егору будет пятьдесят семь, он станет старше своего отца.

На похороны с Алтая приехали дядья, два отцовских брата. Егор видел их уже дважды. В первый раз ему было лет пять, и он знал о поездке только по фотографиям. А потом ещё - всего пару месяцев назад, когда отец, уже больной, решил навестить их, словно предчувствовал смерть. Егор тоже поехал с ним. Дядья были высокие, крепкие, алтайские. Держали пасеки. Пчёлы от всех болезней вылечат, - говорили. Но не от смерти. Конечно, и их уже давно нет.

От дядек пахло родным. Слова обманывают, запахи никогда. Егор уткнулся в шерстяное плечо дяди Саши. Потекли слёзы. “Ну, ну, - похлопал дядя по спине. - Держись, Егорка. Нам всем нужно теперь держаться. И мы с Володькой теперь одни. Как мы теперь без Коли?..  Теперь мы следующие”.
Отец был старший, и когда младшие братья, как это бывает в семьях, не ладили, примирял их. Егор знал, они любили отца.
- Ты кем хочешь быть? - спросил дядя Саша.
- Не знаю, - ответил Егор. - Но я хотел бы путешествовать.
- Правильно, Егорка, поехали, - дядя Володя, младший, уговаривал маму: - Тоня, переезжай к нам, чего вы тут одни. У нас природа, воздух, красота. Ну, и мы, вся семья там.
После приезда дядьёв, Егор легко и быстро уснул, словно снова почувствовав себя под защитой.

День похорон, поздней осенью, был холоден и ветрен. Кладбище находилось на холме, открытое нараспашку, всё как одна свежая могила. Гроб угрюмо сполз по верёвкам. Мама и дядья бросили по горсти тяжело упавшей земли. Посмотрели на него: “И ты, Егор”.

***
Прошлый день рождения Егор Николаич встретил один. Позвонила жена:
- Слушай. Я опять забыла. У тебя когда - сегодня или завтра?
- Вчера.
- А… Ну, поздравляю.
Помолчала, словно подбирала слова поздравления.
- Смотри не напивайся. Или ты уже?
Он был “уже” и решил промолчать.
- Ты один?
- Нет.
- Кто там?
- Какая тебе разница?
- Как какая? Я имею право знать.
- Пока, - Егор Николаич повесил трубку.

Как произошло, что они перестали понимать друг друга, Егор Николаич не мог объяснить. Жизнь пролетела, и он не помнил даже как это случилось. Вот любили, любили, а потом стали ругаться, и чем дальше, тем жестче и бессмысленней. Началось это десятки лет назад, и возврата, исправления, работы над ошибками, конечно, уже не сделать..

Он оставил квартиру жене и взрослому сыну, а сам снимал однушку, где проживал с кошкой Дорой. Лет двенадцать назад, они ещё все вместе жили в деревне и взяли котят, брата и две сестры. Мальчик, Чуня, пропал на второй год. Ночью, как всегда пошёл гулять и сгинул. Тогда Егор Николаич услышал звук за окном, громкий и пронзительный стон, и всё утихло. Сестер звали Варвара, поскольку любопытная, и Дора, от слова дар, подарок. Дора была кошкой сына, Андрея. Маленький, он всегда возился с ней, и Дора терпеливо, а может, и с удовольствием принимала возню.

Андрей изредка навещал отца. Зашел и теперь.
- С наступающим днём рождения! Как ты?
- Спасибо. Не дождётесь!
- Ладно, не говори глупостей. Слушай, пап. Не знаю, когда сумею зайти в следующий раз. Поэтому принес тебе ранний подарок, - Андрей протянул отцу книгу.
- Книга - лучший подарок инвалиду, - согласился Егор Николаич. - А ты как?
- Хорошо. Много дел. Скоро расскажу, - Андрей увидел Дору, проковылявшую на кухню. - А что с Дорой?
- Да, вот, уже несколько месяцев хромает.
- Папа, это не дело. Надо пойти к ветеринару.
- Как-то не получилось.
- Не получилось? Тогда я возьму Дору и отвезу к врачу. К сожалению, не могу взять её к себе. Подлечу и верну. Пап, будь внимателен к ней, это же живое существо. Или ты хочешь, чтобы она как Варвара? Где клетка?
Варвара умерла год назад. Всегда была худая, а под конец совсем отощала, легла на кухне на пол, у стенки и тихо померла. Егор Николаич ещё подумал: “Хорошо кошки умеют умирать. Вот и мне бы умереть по-кошачьи”.

Однажды в годовщину смерти отца Егор Николаич пришёл в церковь. Потянуло зачем-то, помолиться, что ли, и чего там ещё… По сцене ходили церковники в своих странных нарядах, что-то заунывно и невнятно восклицали. Но хор пел тихо и пронзительно. По спине побежали мурашки. Мурашки вдруг убедили Егора. Он вдруг решил: “Всё - правда. Бог есть”, и пока переживал возникшую мысль, на сцену вышли с чашей. Народ выстроился в очередь. Добросердечные старушки подтолкнули Егора: “Иди, причастись, руки-то сложи, ага”. Он подошёл к священнику. Тот спросил:
- Как звать?
- Егор.
- Георгий значит. Причащается раб Божий Георгий…
- Нет. Егор я, не Георгий.
- Егор - нецерковное имя, - запыхтел батюшка. - Поэтому всех Егоров Георгиями зовём. Так что, и ты - Георгий. Причащается…
- Не, - сказал Егор. - Георгий брат мой был. Он умер. А я - Егор.
Священник исподлобья посмотрел на него.
- А ты вообще крещённый? Православный?
- А как же? Не татарин же…
- У нас и татары, слава Богу, есть крещённые... И немало… Да и русских нехристей хватает… - священник уже видимо колебался..
- С Алтая я. Бабка крестила, - соврал Егор про бабку. Хотя бабка была. Могла покрестить.
- Ладно, - священник ещё раз внимательно посмотрел на Егора. Вздохнул. - Причащается раб Божий Егор во оставление грехов его…

Брата Георгия домашние звали Юрой. Он умер ещё ребенком, там, на севере, от воспаления лёгких. Иногда Егор Николаич представлял, что разговаривает с Юрой.
- Здравствуй, брат!
- Здравствуй, Егор!
- Как ты?
- Я чего? - Егор Николаич слышал, как улыбался Юра. - Я дух, я - там, где нет ни боли, ни печали...
- Прости, брат.
- А в чём ты виноват?
- Я постоянно думаю, что должен бы быть лучше. Я должен был бы сделать что-то важное.
- Почему?
- Потому что я на твоём месте.
Юра помолчал.
- Ты ведь ни причем. Ты мне ничем не обязан. Ты никому не обязан. Живи, радуйся.
- Ты знаешь, я скоро буду старше отца. В этом году. Я почему-то боюсь этого. Не знаю, суеверие какое-то. Думаю, что вот пришёл и мой срок умирать. Вот простыну, как он, и умру. Скажи. Страшно быть мертвым?
- Я думаю, что живым страшнее.
- Я в церкви был недавно, хотел свечки поставить. Прохладно там... я вдруг и подумал... Брат, а Бог есть?

Приближающийся день рождения и реальность стать старше отца действительно угнетали Егора Николаича, и он решил, что нужно что-то делать. Просто так умереть было бы глупо. У него был план, но прежде он должен был позаботиться о Доре. Там, куда он собирался, кошек не брали.

Напротив жил Иваныч, тот всегда был начальником, последнее время командовал огромным заводом, работал на страну, а теперь вот - списали, стал не нужен. Он был давно вдов и жил один.

- Знаешь, спать не могу, - говорил Иваныч. - Лягу, а в голове - мысли. А нахрен мне сейчас мысли? Раньше я бы все эти мысли в миг бы порешал, к такой-то фене! А теперь? Теперь я по поводу этих мыслей ничего сделать не могу. Эти мысли вхолостую, понимаешь, суходрочь, абоминация человеческого разума. Я теперь - пенсионер, идемпотент. Мне думать нельзя, пенсию за это не платят... Ну, а ты что?
- Я?.. Вот в Кижи собираюсь поехать.
- Кижи - это хорошо. Грибы, ягоды. Только комаров много.
- Так, я сейчас, зимой. Скоро.
- Зимой? А не страшно? Снег, волки, вообще, природа дикая.
- Не страшно. Я готовился. На поезде до стартовой точки, потом на лыжах. Продукты, снаряжение - всё готово. Я почти уже поехал однажды.
- Это как?
- В университетские годы занимался в секции туризма. Там готовились целый семестр.
- И?
- И… появилась девушка. Вот все ушли в поход, а я остался.
- Девушка?..  Остался с девушкой?.. Вот - пентюх! И что теперь - девушка?
- Девушка - теперь жена.
- Ну, хоть так… Знаешь, мужики говорят, с каждым годом на улице всё больше красивых девушек. Я тоже замечал. А вот дел, достойных настоящего мужика, становится всё меньше. Слушай!..
- Что?
- А возьми меня с собой? Я тоже крепкий. С лыжами я решу. Давай пойдём вместе?
Егор Николач немного оторопел:
- Ну… Давай.
- Погоди, - Иваныч полез куда-то в шкаф. Вытащил компас. - На, бери, проверенный. Мне его командир одной полярной экспедиции подарил. Вот и здорово!.. - Иваныч реально воодушевился будущим походом, потом вспомнил. - А ты чего приходил-то?
- Кошка же у меня. Нужно, чтобы кто-то присмотрел, пока меня… нас нет. Воду поменять, корма добавить раз в два-три дня.
- Так, мой сын Алёшка посмотрит, он часто заходит, зайдёт и к тебе и о твоей кошке позаботится.
- Точно?
- Не сомневайся. Приходи завтра. Он будет.

Завтра позвонила жена.
- Здравствуй, Егор, с днем рождения.
- Тебя также.
- Как дела? Отмечаешь?
- Нормально. Конечно.
- Вас там много?
- Нас тут много, нас тут исключительно много.
- Ну, ладно… Отмечайте.
- Благодарю за разрешение.
- Не начинай.
- Это ты начинаешь.
- Короче. Андрей собирается женится.
- Поздравляю
- И у нас будет внучка.
- Супер. Дедушка понадобился?
- Перестань. Надо помочь.
Егор не отвечал..
- Им нужно помочь. И я хотела сказать… - жена замолчала.
- Что же?
- Я тебя очень любила, и если бы ты не бухал, всё было бы по-другому.
- Если бы всё было бы по-другому, я бы не бухал.
- Опять ты за своё. Будь здоров, - и повесила трубку.

Следом позвонил Андрей.
- Пап. С праздником. Хотел ещё раз тебя поздравить. И мама здесь рядом, тебя тоже поздравляет. Послушай… Ветеринар сказал, что у Доры артрит, проблемы с суставами, очень болезненные. Еще сказал, кошки очень терпеливы, никогда не показывают боль. Ей было очень плохо. Папа, Дору пришлось усыпить.

Егор Николаич пошёл к Иванычу. Дверь открыл молодой человек:
- Здравствуйте!
- Алексей? - спросил Егор Николаич.
- Да, а вы?..
- Сосед. Напротив. А ты на отца очень похож. А где Иваныч-то?
Алексей тихо ответил:
- Отец умер сегодня во сне.

Вернувшись домой, Егор прошёл в комнату. На столе лежала книга - подарок Андрея. Егор открыл наугад и прочитал: “Мир - и так уже кладбище. Он не должен становиться адом. Настоящая трагедия - это не смерть человека или даже молодого человека. Трагедия - это жизнь, которая становится чем-то вроде смерти. Тогда человек действительно мертв раньше своего времени”.

Егор понял, что устал, неимоверно устал, должен отдохнуть, должен собраться с мыслями. Он прилег. Дремота окутала, и он легко погружался в сон всё глубже и глубже. Услышал, как в  дверь позвонили. “Открыть?” - подумал. Дремота звала. Дверь обещала людей, слова, объяснения. “Потом. Всё потом. Всё успеется”, - решил Егор и утонул в знакомой, теплой шерсти сна.

Высажусь на полустанке. С этой стороны, где платформа, - крошечный посёлок, а с той - лес, снег, приполярная ночь. Мне туда, на другую сторону.