Поехавший случай с Аркадием

Случилось это, как помнил Аркадий, под самое раннее утро, часа в четыре. Он сидел на старом табурете возле холодной батареи под окном и глядел оттуда через небольшую, размером с ладонь, щель, которую образовала поднятая им шторка, встроенная в пластиковое окно. Бессонница его мучала с самой школы, из-за которой он тяжело и болезненно просыпался рано утром, ненавидя весь бренный мир, — но подружился с ней и договорился о том, чтобы она приходила каждый четверг и субботу. К великому несчастью, бессонница нарушала уговор очень часто, обычно в тревожные дни, коих у Аркадия было бесчисленное множество. «Как бессонница в час ночной, — заиграло в его голове, — меняет, не-е е-людимая, облик тво-о-ой…» 

Вот и в тот знаменательный день сидел Аркадий у окна, не сомкнув и глаза. Он глядел на рядами стоявшие дома и дорогу, покрытые бледной синевой, которая растворялась с каждой минутой, приближавшей рассвет. Вскоре появился первый луч, ударивший в девятые этажи домов, которые находились перед взором Аркадия. 

Внезапно на письменном столе, стоявшим у кровати в углу комнаты, задребезжал на гладкой поверхности черный смартфон. Он протяжно завывал, будто произнося гнусаво и протяжно: «У-у-у! » и «Ы-ы-ы! » — вперемешку. Аркадий, тоскливо глядя в сторону звонившего телефона, лениво подошел к столу и поднял трубку. 

— Да? Чё нада? 

Звонил Михаил, или попросту Миша, иначе и нельзя было объяснить, почему Аркадий так по-хамски и в то же время безразлично так его поприветствовал. 

— Поедем сёдня на заброшки у Западного шоссе. Жду после трёх. 

Миша был очень лаконичным парнем, поэтому, не ожидая Аркашиных расспросов сбросил трубку. 

Раздосадованный студент юрфака сел повторять билеты. Как никак, оставалось меньше пяти часов до экзамена по гражданскому праву. 

Экзамен тот Аркадий успешно провалил. Он не сильно расстроился, ведь прекрасно знал, что за семестр практически не появлялся в поле зрения преподавателя, поэтому ожидать снисходительности он понадеялся уже на пересдаче. 

— Кому чаёк, а кому водичка ржавая! — поприветствовал Аркадия Миша. Он припарковал свой «жигулёнок» напротив парадных дверей института, рядом с клумбами, но это его мало волновало. Он, удостоверившись, что ничто не мешает отъезду, вразвалочку дошел до водительского места, предварительно открыв заедающую дверцу задней части салона. 

Через минуту они сели и поехали. Миша свернул между высоким стеклянным зданием и институтом, долго ехал по прямой между старых домов, вновь свернул налево и опять ехал по прямой. Аркадий с тоской наблюдал, как мимо них промчались двухэтажные бараки, панельки и свечки-небоскребы. Ехали мимо металлического, испестренного овальными отверстиями забора, который тянулся чуть ли не бесконечность, затем открылись необъятные глазу пустыри. 

— Западное шоссе! — торжественно протрубил Миша. — Следующая остановка «Заброшка»! 

Ехали, в общем и целом, около часа. За это время Аркадий пять раз надумал выйти из машины на полном ходу, но каждый раз, когда его худощавая рука касалась неприятной пластмассовой ручки, он чего-то пугался и резко убирал руку. За это время они подобрали какого-то инкогнито — толстого, чуть лысеющего мужика — который одиноко, словно дуб на поляне, голосовал на трассе. Миша остановился рядом с этим непонятным субъектом, вышел к нему, очень долго болтал с ним о чем-то; Аркадий лишь слышал, как тот мужик бесконечно обращался к Мише: «браток! » Это, видимо, как самое любимое слово, незнакомец говорил много раз, обращаясь к собеседнику. Поговорив около десяти минут, Мише жестом указал, чтобы мужик садился к нему в «жигули». Тот засеменил к передней дверце и, открыв ее, ввалился на место рядом с водителем. 

— Драстить, здраститя! — закрыв дверь и повернувшись, весело обратился к Аркадию незнакомец. — Вот, сидим мы тута, вдвоём тута… 

— Как вас звать-то? — неожиданно развязался язык у Аркадия. 

— Пахома! — гаркнул на весь салон мужик. — Школа Пахома!.. 

Тут подоспел Миша-водитель. Он все это время сидел в кустах по делам, особенно не обходимым перед дорогой. 

— А я Аркадий. Очень приятно, — флегматично ответил Аркадий, глядя на странного мужика. 

Казалось, он его где-то видел. А, точно! В Интернете смотрел с ним разного рода видео, особенно вспомнился мастер-класс по изготовлению книжных молотков… А может, этот мужик был просто очень похож на одного актёра, о котором я упоминал как-то. Может, тот мужик просто выдает себя за этого актёра, чтобы прикарманить добрую славу, а может, тот просто странствует по миру, воспринимая его всей широкой душой… «Так! — сказал себе Аркадий. — Совсем распоясался! Не смей дальше надумывать что-то! Чего затеял? Хочешь, чтобы случилось с тобой, как в школе?.. » 

Тут он вспомнил тот неприятный случай, произошедший относительно недавно, и помрачнел. 

Из кустов вернулся Миша — и трое поехали дальше. 

Мужик, назвавшийся Пахомом, натужился, старательно вращая колесико магнитолы. Так он вышел на какую-то незнакомую чистоту, на которой звучала почти знакомая ушам Аркадия композиция, напоминавшая кислотный рэп. 

— Пень! — звучно и равномерно доносилось до ушей. — Сто-о-олб… Нос-с… Автобус, — натужно проговорил исполнитель. 

Так ехали еще полчаса. 

— Ну что ты такой сердитый человек! 

Взгляды Пахома и Аркадия встретились в зеркале заднего вида. Последний резко отвел глаза, его вдруг ударило жаром, сердце тяжело бахнуло и опустилось, а затем опять вернулось в привычный, учащенный ритм. Пахом требовал ответа, он через секунду забыл, о чём спрашивал и по-ребячески глазел на мелькавшие по пути фонарные столбы с проводами. 

Резко Миша повернул направо. По ухабистой объездной дороге они тряслись минут десять, пока не выехали на бетонную площадку перед недостроенным прямоугольным зданием. Это здание принадлежало не то крупному заводу, не то комбинату, не то какой-нибудь фабрике, — но было видно, что строительство здесь намеревалось серьезное еще в перестроечные годы. Был хорошо отстроен первый этаж, в некоторых окнах которого еще сохранились стекла, слегка помутневшие за время, второй же немножко попытались, но это дело забросили; об здании забыли на долгие годы. 

— Не думай о запалах свысока! — пропел Миша войдя через огромный проход, который раньше закрывали железные двери. 

Аркадий и Пахом следовали за ними. 

— О-ох, о-оу-о-ой!.. ой, как ты-ы стукнул, братишка, ой, — еле слышно бормотал себе поехавший старичок. 

Внутри заброшки, помимо бетонного пола, который в некоторых местах покрылся мхом, виднелась мать сыра земля и груды различного мусора. Было тихо, даже крысы не перебегали дорогу; троица шла вперед, огибая забытые станки и горы дурно пахнущего мусора. 

Впереди нужно было спуститься по бетонной лестнице, по бокам которой располагался когда-то ровный ряд керамической плитки, отлетевшей за годы опустения. 

— И не придут монтёры и легавые, — бухнул Аркадий, пиная попадавшие под ноги расколотые плитки. 

Они шли по бетону и грязи недолго, вскоре наткнулись на углубление, посреди которого, чуть прикрытая люком, виднелась чёрная круглая дыра, ведущая под землю. 

Миша жестом показал, что собирается спускаться вниз. Он устремился к самому краю, отодвинул тяжелый люк и юркнул в дыру. Аркадий случайно глянул на Пахома и подумал: «И этот чудик полезет с нами? » Он хотел озвучить свою думу вслух, но почему-то не спросил. Мозг придумал отговорку: на кой спрашивать, если так суждено? «Что суждено-то? » — опять думал Аркадий, спускаясь к Мише. 

Тот стоял в темноте, где-то в холодной жиже из грязи, хоть шашки лепи. Аркадий уже надумал, что сейчас вслед за ним полезет и Пахом, и уже представил, как тот спускает свою толстую задницу, чуть ли не съезжая ею на бедного пацанёнка. 

Но Пахом и не думал спускаться. Старичка будто подменили: он мерзко захихикал и, давясь от смеха, подбежал к упавшей тыщу лет назад бетонной плите, с неимоверной легкостью поднял её, и, предварительно плюнув в чёрную дыру, фундаментально захлопнул её. 

— Хи-хи-хи-хи-хи-хи! — глухо донеслось сверху. — Йа-а-а-а-а весё-ё-ё-ёлый га-а-алава-а-асти-и-и-и-ик!! 

Миша только пожал плечами: 

— Он поехавший! Абсолютно! 

Физиономия Аркадия исказилась в недоумении, и он лишь безнадежно развел руками. 

— За мной же, приятель! 

Миша как-то в темноте нащупал рубильник и, не боясь неисправности древней проводки, рванул его ручку вниз. 

Давящая на глаза темнота была разорвана ослепляющим желтым светом от голых желтых ламп. Аркадий и Михаил стояли по самые кеды в липкой коричневой грязи, посреди квадратного бетонного мешка, который местами покрывал пушистый мох. Впереди, справа и слева вели куда-то в темноту длиннющие тоннели. У обоих глаза разбегались по всей бетонной комнате, мельком цепляясь за черные входы. 

Согласно древнейшей в мире считалке: «Эники, беники ели вареники…» Аркадию и Мише нужно было идти прямо. 

И они пошли. Хлюпая и скользя, они шли осторожно, практически вслепую. Аркадий уже проклинал всё и всех за то, что вскоре его новые джинсы будут изгажены в вонючей грязи. А Мише было все ни почём: ещё бы, он панк — ему индифферентно! 

Они плутали по извилистому тоннелю, казалось, целую вечность. В темноте, редко озаряясь неведомой аурой, проплывали в воздухе головешки с мозгами, державший морду дурошлёп, голубой слонёнок с крылышками… Аркадий резко осознал, что в планы не входило надышаться ароматом древнейших каловых испарений: «Да и откуда им вообще взяться-то, если площадь нежилая??? » — в гневе вопрошал он кого-то, от злости чуть не свихнув челюсть и мозги. 

Мише было все ни почём: он панк — ему было индифферентно! До поры до времени, как оказалось. 

— Быстрее! — вдруг заорал он. — Мы попали на датчики ВШ! Ускоряем шаг. 

Уже неслись галопом. Аркадий, позабыв о новых джинсах, понял, что Миша сбрендил: какие-то датчики — и сам сбрендил тоже. Он видел, как в тоннеле мелькали сотни разных рож, и слышал, что где-то капала ржавая водичка. А впереди рядом с ними неслись голубые и зелёные слоники, которые со скоростью пули обгоняли их и неслись в загадочные фракталы, где обиженный на всех поросёнок переодевал друзей-гномиков. «Вот бы мне новые джинсы переодел! » — в сердцах вспомнил Аркадий, подгоняемый Мишей. 

Они неслись через страшно вонючее чёрное пространство. Аркадий от рези в легких начал терять обоняние и сознание, но продолжал бежать на запредельных скоростях. 

— Щас подохну! — заявил он Мише. — Щас, щас… почистим всё, надраим!.. — задыхаясь, выпалил он. 

Они уже не бежали, а летели. И ничего не было, совсем ничего! 

Вдруг они выбежали на свет, который был в конце тоннеля, — и, освещаемые божественным светом, под жутко-звенящее хоровое пение сверху плюхнулись в грязную мешанину. 

Аркадий, обомлев от случившегося, плевался и извергал матерные ругательства. 

— Весь в солидоле и каком-то говне! — констатировал панк Михаил. — Весело лазить в подземной стране! 

Он, взяв друга Аркадия за шкирку, потащил его к ближайшему пруду и полоскал его до чистоты. Сам же, измазанный и вонючий, об этом он и не думал: он же панк — ему индифферентно! 

Грязный Миша и только что искупавшийся в холодной воде Аркадий, быстренько отыскали и площадку, и припаркованный «жигуль», и, что самое главное, здание комбината-завода. 

— Вот, блин! — взревел Миша. — Какая гадость кругом! Всё изгажено! — и он показал на свой автомобиль, лобовое стекло которого было обильно испачкано птичьим помётом. Где-то высоко, над двумя, с легкостью порхала себе жирная птица, которая довольно кричала: «Курлык! Курлык! » 

Миша, проклиная птицу до седьмого колена, которой у неё, к счастью, не водилось, достал из-под капота губку и усердно оттирал стекло от помёта: не вслепую же назад ехать? 

Больше часа, горе-диггеры добирались назад в город. Мелькали уже в обратном направлении необъятные пустыри, металлический, с мелкими овальными отверстиями забор, который тянулся чуть ли не бесконечность. Уже дело было под вечер; Аркадий с тоской наблюдал, как мимо них промчались гадкие свечки-небоскребы, дрянные панельки и двухэтажные бараки-развалюхи. 

Миша решил довести друга до самого дома. Быстренько поплутав по тесным переулкам, они заехали в родной Аркашин двор. Водитель решил остановиться возле тротуара дороги, которая пролегла между двумя пятиэтажными домами. 

Аркадий тоскливо перевел взгляд на это надоевшее асфальтовое покрытие. В поле зрения случайно попал канализационный люк, который начал трястись, как будто при землетрясении. Но «жигули» стояли намертво, и сам пассажир не чувствовал толчков, поэтому он начал думать, что ему это кажется. И тут резко люк подлетел, а вместе с ним из колодца вынырнул чуть лысеющий широкоплечий мужик лет сорока. Аркадию четко врезалось в память, что вылетевший чудак выбил головой тяжелый люк, который затем, по всем законам физики, съехал с круглой головы мужика и тяжело грохнулся на асфальт. Все происходило так быстро, что Аркадий проглядел тот момент, когда вылетевший из канализации мужик отряхнул одежду, поднялся на ноги и, блеснув глазами отразившимся светом от фонаря, с одичавшей гримасой зашагал к пятиэтажке, стоявшей напротив пятиэтажки Аркадия. Тот еще заметил, как на балкон пятого этажа соседнего дома вышла какая-то старуха, и ее трехэтажный мат обрушился на шагающего мужика из канализации. 

Звали того мужика Василий, который оказался моим старым товарищем, но об этом сказ был уже раз…