Бабушкино наследство. ч. 1

1

– «Уважаемый Василий Нефёдов!» – прочитал Васька и чертыхнулся:
– Опять эти «письма счастья»! Хоть бы раз чё дали! – почухал затылок, шею и хилую грудь, поросшую редкими волосами. – Вот откуда? откуда у этих, мать их, добродетелей моё "мыло"?
– Вась, что там? – подошла Вика и глянула из-за мужниного плеча на экран.
– От, пей клей, осатанели писатели-фантасты! Наследство обещают! Но мы не лаптем щи хлещем! Знаем, в какой руке держать вилку, а в какой котлету. Щаз, в корзину его!
– Что, опять от нотариуса любовное послание? Приглашает прогуляться за наследством?
– Таки, да! Слухай сюда: 

«…Вы получили это письмо по просьбе и поручению моей клиентки Нефёдовой Алевтины, отписавшей на Ваше имя наследство…».

– А почему у неё фамилия твоя? Может, родня какая-никакая?
– Именно: никакущая! Однофамилица она, Викусь! Однозначно! Да и кто поверит нотариусу с эдакой фамилией? О! – ткнул пальцем в экран:

«… нотариус высшей категории, Людвиг Двурушников», – каково? Ещё и Людвиг! Ну, прям, как в анекдоте!

           Судьба N-ного письма на имя Васьки была решена коллегиально: – «Delete»!
В жизни как бывает? – По-всякому. А ты трезво смотри! А ты не ведись! А ты слушай враки, да дели на сто.
          Прошла неделя обычных будней семьи Нефёдовых, жителей села Нижние Кошолеи: Васька таксовал, Вика в прачечной при больнице рвала поясницу, пёс Булька сторожил дом, а хронически тощая вечно голодная кошка Шпрота грелась на подоконнике. Письма от Двурушникова на «мыло», если и приходили, то автоматически сепарировались в спам.
Но однажды.
Солнечным днём, когда семья собралась за кухонным столом, и дружно лепила вареники с картошкой, в дверь позвонили.
– Викусь, сиди, лепи, я открою, – поднялся из-за стола Василий, – интересно, кого на наши вареники ветром принесло.
В коридор вошёл участковый Пётр Кудыков, известный на всю округу правдоруб, резкий, как милицейский свисток, в который он свистел по любому поводу. Кудыков был строг и серьёзен. Не взглянув на вареники, он плотно оккупировал стул, нагретый Шпротой, кашлянул в кулак и раскрыл папку, которую достал из-под мышки:
– Так-так… так. Так. Василий, я по твою душу! Присаживайся. В ногах правды нет.
Заголосил за окном Булька. Опомнился, охранничек! Заорала под столом дурным мявом Шпротина. Вика выронила вареник, и он шлёпнулся в кастрюлю с кипящей водой, забрызгав плиту. У Васьки подломились ноги.
– Что ж ты, Нефёдов, не отвечаешь на письма?
– На чьи? Вы мне не писали,  товарищ Куд… Куд… Кудыков.
– Кудыков! – отрезал участковый. – Не юродствуй, Василий! На твою электронную почту за последнее время пришло… – страж закона глянул в папку, – 248 уведомлений! От…
– Кого?! – хором ахнули Вика и Вася.
– От нотариуса Вольфганга… – Пётр ещё раз сверился с документом, – простите, Людвига Двурушникова!
– Так мы ж этого, композитора, – в спам!
– Нотариуса – в корзину для мусора?! – Вот твоё истинное лицо, Нефёдов!
– Какое лицо? Нормальное! Ну, не побрился с утра! Выходной же!
– Позор! Ты, Нефёдов, этот... Гемининглект!
– Кто я?! – набычился Васька.
              Все живые организмы, каждая пылинка на кухне и за её пределами обратились в слух и были готовы защищать хозяев. Забытый Викой, вареник с картошкой, отказываясь от спасения из кастрюли, обиженно ушёл на дно и затаился там, ожидая команды ко всплытию.  А Кудыков не унимался:
– Вижу, товарищ Нефёдов, обижен ты словарным запасом! Плюс ко всему: с утра не бреешься, письма игноришь! Всё тебе хихихы да хахахы!
Вареник разодрал на себе мучные одежды и расползся картофельной малашей по дну. Не видя выброшенного вареничного белого флага, Вика пыталась запомнить это страшное немыслимое непроизносимое слово, которым были сражены наповал и она, и Васятка.
– Так что теперь делать, товарищ Куд-Куд… – не то заикался, не то дразнился Васька.
– Пётр Петрович! – резко осадил кривляку участковый. – Что делать, спрашиваешь? Бежать, сломя голову, сегодня последний день рассмотрения вопроса по разделу наследства! – и шлёпнул об стол широкой правозащитной ладонью. Встал навытяжку, одёрнул китель, проверил козырёк фуражки, выровнял ладонью, щёлкнул по-армейски сапогами, развернулся через правое плечо – и был таков.
За окном снова завыл Булька. Вика глядела на мужа. Муж тёр бороду. Шпрота вылезла из-под стола и запрыгнула на освободившийся стул. Тишина длилась недолго. А потом для обоих, как будто бабахнул стартовый пистолет: Вика встала к гладильной доске, Василий – к зеркалу. Оделся, обулся и рванул по назначенному адресу, нашёл нотариальную контору, предъявил паспорт при входе и направился прямиком в кабинет к Вольфгангу. Тьфу, ты, Людвигу!
              В кабинете во главе стола восседал сам Двурушников, держа в руках раскрытые бумаги, справа и слева сидели незнакомые Василию мужчины и женщины. «Родственники?» – задался он риторическим вопросом. Насторожило, что все присутствующие за исключением самого нотариуса были Нефёдовы. «Откуда столько однофамильцев?» – дивился Васька.
Нотариус высшей категории зачитал последнюю волю глубокоуважаемой, почившей, незнакомой ему пожилой однофамилицы:

«Я, Нефёдова Алевтина Викторовна, находясь в здравом уме, твёрдой памяти, при ясном сознании, действую добровольно, понимаю значение своих действий и не ошибаюсь в отношении данного заявления. Настоящим завещанием делаю следующее распоряжение: ВСЁ МОЁ ИМУЩЕСТВО разделить исключительно между мужчинами и женщинами, носящими фамилию Нефёдов/а, путём случайного отбора – random...» –

Далее следовал список одариваемых. Когда очередь дошла до Василия, он вздрогнул, и до него наконец-то дошло, что здесь никто не шутит и не прикалывается, как бы несуразно, нелогично не выглядела данная ситуация. Всё на полном серьёзе: бабка, её добрая воля, и его (его! Васино!) наследство.
           Началась раздача «подарочных слонов». Щедрой пенсионеркой на Васькино имя была отписана лёгкая картонная коробка прямоугольной формы, размерами 30 х 20 х 5 см, обёрнутая красивой блестящей бумагой и перевязанная золотистой тонкой лентой. С припердурошным бантиком! Василий потряс коробку, – ни писку, ни шороху.
           Дома, строго следуя и соблюдая все правила маскировки, они с женой занавесили окна, заперли двери, отключили из сети телевизор, вынули сим-карты из мобильных телефонов, свет не включали, переговаривались шёпотом. Василия потряхивало от страха и напряжения, противно сосало под ложечкой, потели руки. Поэтому он доверил вскрыть коробку Вике. И залюбовался трудовыми руками советской прачки: вот она развязала бант, вот уже ей поддался узел, вот она сняла финишную ленту, аккуратно скрутила её и уложила в правый карман домашнего халата. Вика волновалась не меньше мужа и высоко оценила его доверие. В кои веки он, как настоящий добытчик, принёс в дом что-то ценное. Ох… страшно…
Пришла очередь снять обёртку.
– Жаль, – восхищённо думал Вася, глядя на выверенную мелкую моторику пальцев жены, в ней умер, умер микрохирург! – а Вика уже разворачивала, разворачивала, разворачивала бумагу. До главного секрета осталось совсем чуть. Мужчина шумно вздохнул и сглотнул тошноту. Всё. Только раскрыть коробку. Напряжение достигло неимоверных величин. Оба супруга были максимально сосредоточены и собраны.
Когда осторожно, нежно, бережно (и ещё много подобных синонимов) Вика стала поднимать крышку, Васька не выдержал и схватил её за руку:
– Давай я! Мало ли, что там может быть! А, если отрава? «Старичок» какой-нибудь?   – Кто?
– Этот, как его – «Мозжечок»!
– Что?! – и жена отцепилась от коробки.
Васька непослушными пальцами продолжил начатое супругой действие. Верхняя крышка поддалась и…
Взору Василия и Виктории предстала обычная видавшая виды резиновая грелка времён царя Гороха, именуемая в народе «термофор», соединённая со старой винтовой крышкой обрезком выцветшей бельевой верёвки.