Бабушкино наследство. ч. 1

Автор определяет жанр своего рассказа, как «Колченогую трагикомедию эпохи развитого социализма». Произведение украшают вкрапления околоправдивых фактов, изобилуя подвывихами литературных штампов. Тем не менее, автор не без гордости козыряет перед читателем точными параметрами огнеупорного кирпича, не для вящей необходимости, но красного словца ради. Ибо сей параллелепипед и есть та самая сермяжная правда, которую невозможно опровергнуть.

1

– «Уважаемый Василий Нефёдов!» – прочёл Васька и чертыхнулся:
– Опять эти «письма счастья»! Хоть бы раз чё дали! Пустобрёхи! – почухал затылок, шею и хилую грудь, поросшую редкими волосами. – Вот откуда? откуда у этих мазуриков-доброхотов  моё "мыло"?
– Вась, что там? – подошла Вика и глянула из-за мужниного плеча на экран.
– От, пей клей, осатанели супостаты, пустозвоны, пустоцветы! Не купимся мы на ваши посулы! Мы не лаптем щи хлещем! Знаем, в какой руке держать вилку, а в какой котлету. Щаз, в корзину его!
– Что, опять от нотариуса любовное послание? Приглашает прогуляться за наследством?
– Или! Сюда слухай, навостри два уха: 

«…Вы получили это письмо по просьбе и поручению моей клиентки Нефёдовой Алевтины, отписавшей на Ваше имя наследство…».

– А почему у неё фамилия твоя? Может, родня какая-никакая?
– Именно: никакущая! Однофамилица она, Викусь! Однозначно! Да и кто поверит нотариусу с эдакой фамилией? О! – ткнул пальцем в экран:

«… нотариус высшей категории, Людвиг Двурушников», – каково? Ещё и Людвиг! Ну, прям, как в анекдоте: "Бетховена читала? Нет?"
Оба рассмеялись, и коллегиально решили судьбу N-ного письма на имя Васьки:           – «Delete» и в «Spam»!
          В жизни как бывает? – По-всякому. А ты трезво смотри! А ты не ведись! А ты слушай враки, да дели на сто.
          Прошла неделя обычных будней семьи Нефёдовых, жителей села Нижние Кошолеи: Васька таксовал, Вика в прачечной при больнице рвала поясницу. Пёс Булька сторожил дом, хронически тощая вечно голодная кошка Шпрота в рабочие дни  располагалась на подоконнике, обтачивала когти об обивку, скучала. Приходили выходные, и она мостилась на колени то хозяйки, то хозяина или восседала на кухонном стуле, изредка комментируя их разговоры многозначительным "мрмя".
Письма от Двурушникова на «мыло», если и приходили, то автоматически сепарировались в спам.
Но однажды.
Погожим днём, когда семья собралась за кухонным столом, и дружно лепила вареники с картошкой, в дверь позвонили.
– Викусь, сиди, лепи, я открою, – поднялся из-за стола Василий, – интересно, кого на наши вареники ветром принесло.
В коридор вошёл участковый Пётр Кудыков, известный на всю округу правдоруб, резкий, как милицейский свисток, в который он свистел по любому поводу. Кудыков был строг и серьёзен. Не взглянув на вареники, он плотно оккупировал стул, нагретый Шпротой, кашлянул в кулак и раскрыл папку, которую достал из-под мышки:
– Так-так… так. Так. Василий, я по твою душу! Присаживайся. В ногах правды нет.
Заголосил за окном Булька. Опомнился, охранничек! Заорала под столом дурным мявом Шпротина. Вика выронила вареник, и он шлёпнулся в кастрюлю с кипящей водой, забрызгав плиту. У Васьки подломились ноги.
– Что ж ты, Нефёдов, не отвечаешь на письма?
– На чьи? Вы мне не писали,  товарищ Куд… Куд… Кудыков.
– Кудыков! – отрезал участковый. – Не юродствуй, Василий! На твою электронную почту за последнее время пришло… – страж закона глянул в папку, – 248 уведомлений! От…
– Кого?! – хором ахнули Вика и Вася.
– От нотариуса Вольфганга… – Пётр ещё раз сверился с документом, – простите, Людвига Двурушникова!
– Так мы ж этого, композитора, – в спам!
– Нотариуса – в корзину для мусора?! – Вот твоё истинное лицо, Нефёдов!
– Какое лицо? Нормальное! Ну, не побрился с утра! Выходной же!
– Позор! Ты, Нефёдов, этот... Гемининглект!
– Кто я?! – набычился Васька.
              Все живые организмы, каждая пылинка на кухне и за её пределами обратились в слух и были готовы защищать хозяев. Забытый Викой, вареник с картошкой, отказываясь от спасения из кастрюли, обиженно ушёл на дно и затаился там, ожидая команды ко всплытию.  А Кудыков не унимался:
– Вижу, товарищ Нефёдов, обижен ты словарным запасом! Плюс ко всему: с утра не бреешься, письма игноришь! Всё тебе хихихы да хахахы!
Вареник разодрал на себе мучные одежды и расползся картофельной малашей по дну. Не видя выброшенного вареничного белого флага, Вика пыталась запомнить это страшное немыслимое непроизносимое слово, которым были сражены наповал и она, и Васятка.
– Так что теперь делать, товарищ Куд-Куд… – не то заикался, не то дразнился Васька.
– Пётр Петрович! – резко осадил кривляку участковый. – Что делать, спрашиваешь? Бежать, сломя голову, сегодня последний день рассмотрения вопроса по разделу наследства! – и шлёпнул об стол широкой правозащитной ладонью. Встал навытяжку, одёрнул китель, проверил козырёк фуражки, выровнял ладонью, щёлкнул по-армейски сапогами, развернулся через правое плечо – и был таков.
За окном снова завыл Булька. Вика глядела на мужа. Муж тёр бороду. Шпрота вылезла из-под стола и запрыгнула на освободившийся стул. Тишина длилась недолго. А потом для обоих, как будто бабахнул стартовый пистолет: Вика встала к гладильной доске, Василий – к зеркалу. Оделся, обулся и рванул по назначенному адресу, нашёл нотариальную контору, предъявил паспорт при входе и направился прямиком в кабинет к Вольфгангу. Тьфу, ты, Людвигу!
              В кабинете во главе стола восседал сам Двурушников, держа в руках раскрытые бумаги, справа и слева сидели незнакомые Василию мужчины и женщины. «Родственники?» – задался он риторическим вопросом. Насторожило, что все присутствующие за исключением самого нотариуса были Нефёдовы. «Откуда столько однофамильцев?» – дивился Васька.
Нотариус высшей категории зачитал последнюю волю глубокоуважаемой, почившей, незнакомой ему пожилой однофамилицы:

«Я, Нефёдова Алевтина Викторовна, находясь в здравом уме, твёрдой памяти, при ясном сознании, действую добровольно, понимаю значение своих действий и не ошибаюсь в отношении данного заявления. Настоящим завещанием делаю следующее распоряжение: ВСЁ МОЁ ИМУЩЕСТВО разделить исключительно между мужчинами и женщинами, носящими фамилию Нефёдов/а, путём случайного отбора – random...» –

Далее следовал список одариваемых. Когда очередь дошла до Василия, он вздрогнул, и до него наконец-то дошло, что здесь никто не шутит и не прикалывается, как бы несуразно, нелогично не выглядела данная ситуация. Всё на полном серьёзе: бабка, её добрая воля, и его (его! Васино!) наследство.
           Началась раздача «подарочных слонов». Щедрой пенсионеркой на Васькино имя была отписана лёгкая картонная коробка прямоугольной формы, размерами 30 х 20 х 5 см, обёрнутая красивой блестящей бумагой и перевязанная золотистой тонкой лентой. С припердурошным бантиком! Василий потряс коробку, – ни писку, ни шороху.
           Дома, строго следуя и соблюдая все правила маскировки, они с женой занавесили окна, заперли двери, отключили из сети телевизор, вынули сим-карты из мобильных телефонов, свет не включали, переговаривались шёпотом. Василия потряхивало от страха и напряжения, противно сосало под ложечкой, потели руки. Поэтому он доверил вскрыть коробку Вике. И залюбовался трудовыми руками советской прачки: вот она развязала бант, вот уже ей поддался узел, вот она сняла финишную ленту, аккуратно скрутила её и уложила в правый карман домашнего халата. Вика волновалась не меньше мужа и высоко оценила его доверие. В кои веки он, как настоящий добытчик, принёс в дом что-то ценное. Ох… страшно…
Пришла очередь снять обёртку.
– Жаль, – восхищённо думал Вася, глядя на выверенную мелкую моторику пальцев жены, в ней умер, умер микрохирург! – а Вика уже разворачивала, разворачивала, разворачивала бумагу. До главного секрета осталось совсем чуть. Мужчина шумно вздохнул и сглотнул тошноту. Всё. Только раскрыть коробку. Напряжение достигло неимоверных величин. Оба супруга были максимально сосредоточены и собраны.
Когда осторожно, нежно, бережно (и ещё много подобных синонимов) Вика стала поднимать крышку, Васька не выдержал и схватил её за руку:
– Давай я! Мало ли, что там может быть! А, если отрава? «Старичок» какой-нибудь?   – Кто?
– Этот, как его – «Мозжечок»!
– Что?! – и жена отцепилась от коробки.
Васька непослушными пальцами продолжил начатое супругой действие. Верхняя крышка поддалась и…
Взору Василия и Виктории предстала обычная видавшая виды резиновая грелка времён царя Гороха, именуемая в народе «термофор», соединённая со старой винтовой крышкой обрезком выцветшей бельевой верёвки.