Сын за отца

2015г.


So point your finger
Point right at me
For I am shadows and will follow you
One and the same are we

(Metallica: "Thorn Within")
     

     Мама часто говорила, что у меня отцовские глаза. И что я с каждым годом все больше похожу на него. Эти слова она повторяла с трудно скрываемым укором, как будто именно я был виноват в нашем поразительном сходстве.
     Со временем мать стала меня избегать, и в одну дождливую ноябрьскую ночь просто сбежала. Думаешь, я ее ненавижу? Нет. На ее долю выпало слишком много страданий. Только представь: ты живешь в браке с мужчиной; он далек от идеала, хотя бы потому, что много пьет и иногда распускает руки. Но вы вместе уже много лет, у вас общий ребенок, квартира, долги. Ты запланировала ваш семейный отпуск и уже знаешь, что именно подаришь ему на день рождения. Еще утром вы обсуждали с покупку стиральной машины. И вдруг в самый разгар обычного дня - телефонный звонок. Ты бросаешь глажку, мчишься через всю гостиную, поднимаешь трубку, – и мягкий баритон сообщает тебе нечто, что переворачивает твой мир вверх дном.
     Нам пришлось бежать из Черновцов к бабушке, в Покровку, подальше от следователей и назойливых журналистов. Однако переезд немногим улучшил наше положение. Слухи доползли и до крохотной деревушки, постучались в дома соседей, прилипли к тщательно вымытыми окнами. Мать не могла избавиться от мании преследования. Ей всюду мерещились перешептывания и косые взгляды. В ночь, когда она решилась на побег, я не спал и ясно слышал, как они с бабушкой спорили в коридоре:
     «Я больше не могу жить здесь!- кричала мама,- Столько времени прошло, а этот кошмар всё еще преследует меня. Люди показывают на меня пальцем… даже здесь!»
     «Ты не посмеешь бросить сына!» – рычала в ответ бабушка.
     «Я не могу забрать его сейчас! Мне нужно обустроиться…»
     «Да ты просто боишься, что он станет таким, как…»
     «Чушь собачья!»
     Дальше – хлопок двери и черная тишина, проглотившая и переварившая в своем смрадном нутру девятилетнего мальчика. Меня. 
     Уж не знаю, как сложилась ее дальнейшая судьба. Может ей удалось снова выйти замуж, завести детей. У меня и в мыслях не было наводить о ней справки. Мне казалось, своим безразличием я смогу причинить ей такую же боль, какую она причинила мне своим уходом. 
     Я остался с бабушкой. Осажденный провинциальностью и суеверием невежд, которые возвели вокруг меня высокий забор, обвели колючей проволокой и повесили табличку: «Не подходить! Опасно!». Яд капал с плотно сомкнутых, губ, из-под опущенных ресниц, молчаливых замочных скважин. Детям запрещали играть со мной, взрослые смотрели с презрением или, реже, с жалостью. Некоторые демонстративно обходили стороной. Единственная сельская школа превратила меня в одинокого, нелюдимого, затравленного ребенка. Мне казалось, что все смотрят на меня, как на монстра. На самом же деле, я был сыном монстра.
     Об этом я узнал в восьмом классе. Случайно. По телевизору шла передача о серийных убийцах и маньяках. Отцу присудили почетное третье место за 43 жертвы. Его называли убийцей, насильником, некрофилом, педофилом... А я ведь был уверен, что он сидит за мошенничество – так говорила бабушка. Но сомнений не было. Это точно был он. Его имя и фамилия, гордый фас и профиль с арестантским номером  на фоне линейки, наши семейные фотографии и даже квартира в Черновцах – все, что оказалось на экране, было пугающей правдой.
     Старые подшивки газет и интернет в школьном классе раскрыли передо мной нечто поистине ужасное. Я был не просто удивлен, я был напуган! Сначала я был уверен, что это какая-то глупая шутка, розыгрыш, в котором принималет участие вся деревня, да нет же - весь мир! Но потом… мозаика сложилась. Все встало на свои места, и мое недоумение, мой страх превратился в бурлящую ярость…
     Они все знали! И потому боялись меня. Думали, что я стану таким же, как он. Глупость, правда? У меня никогда и в мыслях не было причинить боль ни человеку. ни животному. По крайней мере, до того дня. Помню, тогда на меня вдруг что-то нашло… Какая-то необузданная злоба. Мне захотелось что-то сломать, разрушить, искалечить… Это чувство, желание зародилось где-то в животе, поползло вверх по стенкам желудка и взорвалось в горле. Наверное, я тогда кричал. Потому что в следующую минуту на пороге курятника появилась бабушка. Хоть я и не мог разглядеть ее лица (она стояла спиной к двери), но почувствовал ее ужас, который обжег мне руки. Этого я никогда не забуду... Так же, как и хруст шейных позвонков маленьких крылатых существ…
     После того случая бабушка слегла, а через две недели скончалась. Врачи констатировали инфаркт. Хотя справедливости ради стоит признаться: именно я был причастен к ее смерти! И дело даже не в том, что при виде меня она каждый раз вздрагивала и напрягалась так сильно, что комната, казалось, наливалась свинцом. Какое-то время мне пришлось ухаживать за ней. Варить бульоны, кормить, купать, одевать, читать газеты… Понимаешь, она не разговаривала со мной и почти не смотрела на меня! Как мать… Дежавю. И снова - вспышка. Как я мог противостоять этой девятивальной волне ненависти?
     Никто из родственников не захотел приютить меня. Так я оказался в детдоме.
     Знаешь, что странно? Там никто не знали о моем происхождении, а если и знали, то не придавали этому никакого значения. Это было царство безразличия и холода, где разбитая чашка вызывала больше эмоций, чем кровь на коленках детей-дворняжек.
     Помню длинную комнату с желтыми стенами, высоким потолком и бесконечными рядами двухэтажных кроватей. Единственное окно выходило во двор и на главные ворота. Почти каждый вечер я стоял у него, глядя на чернеющий в угрюмых сумерках силуэт качелей, покрытых облупившейся зеленной краской, и ждал.  Ждал своих крестных из Черновцов, двоюродного дядю из Умани, родную тетку из-под Краснограда, иногда даже маму... Но вместо них приходили студенты и волонтеры. Дарили старые игрушки, одежду, пастельное белье. Угощали мятными конфетками и эклерами с приторным кремом. Они фотографировали нас, украдкой обменивались друг с другом печальными взглядами, а уходя, бросали в след добродушно-встревоженные улыбки. Бьюсь об заклад, каждый из полсотни детишек мечтал хотя бы раз со всей дури врезать по этим растянутым ртам. Ну и еще, чтобы их забрали в дом, где вместо грязной уборной с унитазами без ободков – опрятная ванная комната с душистыми полотенцами и где вместо серо-розовой каши в пронумерованной миске – чай с яблочным пирогом и семейная комедия по телевизору.
     Но, несмотря на все это, именно детдом открыл для меня одну забавную истину, которая определила всю мою дальнейшую судьбу: люди будут относиться ко мне нормально только в том случае, если не узнают о моем происхождении. Это стало моей самой главой заповедью.
     Вернувшись в Покровку, я заложил бабушкин дом, распродал ее драгоценности, взял девичью фамилию матери и переехал в столицу. Устроился на работу – сначала официантом в кафе, потом там же – барменом. Завел друзей, посатупил в медколледж, научился играть на гитаре, встретил тебя…
     Никто не догадывался о моем происхождении. И ты тоже, верно? Всешло так хорошо... Какого черта я решил тебе довериться? Едва я назвал свою настоящую фамилию, как ты внезапно побледнела и у тебя затряслись руки. Потом ты вспомнила о каких-то срочных делах… и исчезла. Думаешь, я ничего не понял? Такой спектакль я видел не раз…
     То кем был мой отец… это ведь… он, не я! Или ты хочешь, чтобы я стал таким же? Может быть, я должен быть таким? Ведь все, все без исключения ждут от меня этого! Ну что ты мычишь?! Прекрати ерзать! У тебя все равно нет ответа! Ты такая же, как все. Ты… ты настоящий монстр! Такие, как ты отняли у меня мать, испоганили детство, сломали жизнь! Из-за вас я… боже мой! Моя бабушка! Единственный светлый человек в моей жизни, которую я… НЕНАВИЖУ! Себя! Тебя! Всех! Как вы могли со мной так поступить?! Если бы со мной обращались как с обычным ребёнком, стал бы я таким?! Посмотри, как трясутся мои руки! О БОЖЕ М-О-О-Й! Я не хочу делать тебе больно-о-о-! Но я должен… тебя вылечить. Избитые стереотипы образовали в твоей маленькой головке злокачественную опухоль. Ты больна, дорогая. Нужно немедля ее удалить, пока она не сожрала тебя целиком.
     ЗАТКНИСЬ! ЗАТКНИСЬ! ЗАТКНИСЬ!!
     Тебя здесь все равно никто не услышит…
     Ну тише, тише, любимая, не плачь… Если ты будешь трястись у меня ничего не получится. Я ведь делаю это впервые… Но я буду очень осторожным, обещаю.
     Думай о будущем…
     Ты выздоровеешь, и мы будем вместе…
     Мы будем счастливы...