Фотоувеличение Микеланджело Антониони

Посмотрев еще раз это кино, я понимаю, что мне, на самом деле, почти нечего сказать конкретно и не очень-то хочется вдаваться в запутанные интерпретации, которых уже и до меня были вагон и маленькая тележка – так что, пожалуй, и хватит. Хотя мне, например, очень нравится вот эта (https://alex-mclydy.livejournal.com/204242.html), которую я читал раньше – и которую охотно признаю и сейчас, когда увидел все снова и собственными глазами. Понятно, что это далеко не исчерпывающее объяснение – но, по крайней мере, близкое мне точно так же. Добавить же от себя хотелось бы вот что. Когда начинаешь смотреть «Фотоувеличение», то думаешь, что это – в общем-то, довольно обычное и нормальное кино (и выглядящее, по мне так, современно). Вот есть герой, фотограф, который что-то делает, куда-то ездит, с кем-то общается – но чем это, спрашивается, отличается от фильмов более простых, посредственных и банальных? Здесь нет даже и особенно навязчивой виртуозности по части операторской работы или очевидного и броского эстетства, каким отличались фильмы Антониони раньше, в черно-белый период, и заметят какие-то нюансы только те, у кого на это наметан глаз – или кто хочет отыскать такие вещи специально. В любом случае, и на протяжении дальнейшего просмотра я не раз ловил себя на мысли, что все вроде бы очень просто в этой картине – так что и чем здесь вообще восхищаться? Но фишка как раз в том, что достижение этой «простоты», ясности и строгой осмысленности следования друг за другом определенных эпизодов, выдержанных в определенном темпе и в определенной интонации, является вообще-то немалым трудом, либо, по крайней мере – следствием немалого таланта, когда картинка, сюжет и сама материя фильма просто интуитивно складываются в то, какими они и должны быть в идеале. Именно поэтому многие эпизоды скорее теряют в очаровании и в силе, если пытаешься препарировать и сводить их к объяснениям только рациональным. Так как материя кино – это именно изображение, гармоничная последовательность кадров, из которых рождается вдруг такое содержание, какое из них самих, фактически и физически, не следует просто никак. Есть нечто куда более важное, а именно – свобода существования такого кино и тех, кто в нем обитает.

И, вот когда ты начинаешь чувствовать это, то сразу понимаешь, почему «Фотоувеличение», и правда – вещь настолько выдающаяся и безусловно блестящая. И далеко не только потому, что она – эдакая сложная метафора реальности, становящейся чужеродной и иллюзорной для главного героя, что пытается отыскать свои смысл и цель, чтобы «выздороветь» и почувствовать себя снова живым человеком – но просто потому, как двигаются и ведут себя в кадре он, или героиня Ванессы Редгрейв, или другие персонажи, как равнодушно и отчаянно-непосредственно совершает фотограф какие-то поступки, перескакивая с одного на другое и бессмысленно метаясь по городу – как, наконец, являет себя сам мир, представленный здесь не столько улицами и домами Лондона, сколько ветром, постоянно дующим в парке, раскачивающим деревья и днем, и ночью – и действующим, пожалуй, сильнее, чем все окружающее остальное. И, как и этот ветер, все главное в таком кино происходит и воспринимается как бы между делом, почти фоново, притом что есть, разумеется, и сюжет, так же увлекающий – и создающий определенную иллюзию. Полезную, если она помогает погружаться и растворяться в мире, сотворенном для нас режиссером – и вредную, если возникает попытка и желание свести все только к этому одному. В общем, я бы не сказал, что фильм Антониони поразил меня и заставил пережить какие-то новые или яркие ощущения и эмоции, но сам факт погружения во что-то подлинное, сотворенное без излишеств, с безупречным чутьем и знанием своего дела – это уже немалое наслаждение, причем такое, какое и, действительно, испытываешь нечасто, сталкиваясь все больше с заменителями. И вообще, когда видишь на экране такое, понимаешь, какие реально возможности были и есть еще у кино – но как, на самом деле, тяжело и почти невозможно использовать их по назначению, а не себе или другим в удовольствие. Слишком велико искушение скатиться до чего-то менее обязательного, точного, жизненно выстраданного – и просто пустить пыль в глаза, развлечь, мистифицировать. К счастью, Антониони таким никогда не был и, если где-то и перегибал палку, становясь местами занудным и повторяя собственные мотивы, то, по крайней мере, были они довольно существенными и серьезными, так что заслуживали внимания – а уж с эстетической точки зрения сомнений никогда и не вызывали.