У бабушки с дедушкой

Дом у бабушки с дедушкой, был небольшой, примерно квадратов на пятьдесят, может чуть больше. Две маленькие спаленки, зал и кухня, – она же гостиная. В центре дома, величественно, возвышалась русская печь. Её стены выходили во все комнаты, равномерно обогревая всё жилое помещение. Это была, своего рода, основа, сердце дома, его суть и душа. Всё крутилось вокруг этой печи. На ней варился обед, грелась вода для разных нужд, в том числе и для стирки. Сушились валенки, различная одежда, настаивалась брага, грелся для глажки неподъёмный, пудовый утюг, прели до духмяного аромата знаменитые бабушкины щи и каши, а на припечье любила обитать кошка. Гости в холодное время курили в печку, открыв дверку и вьюшку, если печь не топилась. Чайник на печи всегда имел тёплое состояние, и для спешного чаепития всё было готово в любое время.
Когда мы с братьями, под клубы морозного пара, вваливались зимой в избу, все в снегу и обмороженные до соплей, нас немедленно отправляли на печь, на старую перинку с подушками, где под ароматы бабушкиной стряпни и жара печки, к нам моментально возвращалась прелесть летнего настроения. Влезть на полати без посторонней помощи было крайне трудно. Лесенка почему-то для этих целей не предусматривалась, а одного стула как опоры, не хватало. Детская изобретательность, решила эту проблему следующим образом. Дверь в зал была двухстворчатой. Если одну половинку открыть в сторону печи и подпереть её стулом с высокой спинкой – получалось нечто в виде неустойчивой лестницы. По этому сооружению, мы влетали на печь как мартышки на дерево. Закрыв шторкой уютное, тёплое местечко, получался своеобразный, заветный детский домик. Для троих место было маловато, но вдвоём вполне комфортно можно было играть с небольшим количеством игрушек.
Но самое главное это была, конечно, бабушкина выпечка. Тесто ставилось вечером, накануне. Огромную кастрюлю с опарой, надо было периодически взбивать деревянной лопаткой и в течение всей ночи контролировать, т.к. «подъём» теста был непредсказуем. Чем чаще взбивать тесто перед стряпнёй, тем более воздушным и пышным получалась выпечка. Четыре огромных поддона разнообразной формы булочек, перед посадкой в горнило, имели удивительно изящные формы разнообразной, загадочной витиеватости. Садником, т.е. деревянной лопатой, из печи доставался противень. Пышущий ароматом и режущий глаза золотым отливом, кулинарный шедевр не поддавался достойному описанию. Пучком из гусиных перьев, макая в растопленное маслице, бабушка придавала золотому блеску стройного ряда выпечки, янтарный отлив и сказочную неповторимость. Это был праздник, настоящий праздник! Дом был пропитан божественным ароматом, торжественностью и душевным теплом. Идя из школы к бабуле, т.к. родители были на работе, не доходя до дома, я всем нутром ощущал этот запах и вкус. Это было непередаваемое чувство вкусового счастья.
Булочки складывались в эмалированные вёдра и выносились в чулан на мороз. После размораживания в печи, они не теряли своего аромата и привлекательности. В любое время выпечка была свежа и очень вкусна.
2.
В позднее осеннее время, в большой комнате, собирался ткацкий станок, который в разобранном виде хранился на крыше дома, вернее, на чердаке. Это сооружение было огромным и занимало большую часть зальной комнаты. Собирали его бабушка с дедушкой несколько дней. Огромным станок был из-за ширины полотна. Домотканая дорожка выходила из станка больше метра. Точно теперь не могу сказать, потому как минуло с того времени почти пол века. Думаю, что ширина полотна была в районе 100 - 120 см. Станок ставился после сборки и обработки всего урожая, после того как на праздник 7 ноября закалывался поросёнок, засаливался полный сундук сала в чулане, и до Рождества большого застолья не предвиделось.
Материал для изготовления собирался и копился весь год. В ход шла вся негодная материя - тряпки, обноски, пришедшие в негодность простыни, пододеяльники и всякое другое тряпьё. Весь материал рвался на полоски, связывался между собой в километровые верёвочки и красился в разные цвета на той же русской печи. Были целые бухты верёвок ярких цветовых оттенков.
Ткать на станке мне очень нравилось. Я быстро освоил эту несложную процедуру. Самое главное необходимо было соблюдать ширину цвета, чтобы дорожка получалась с одинаковыми рядами цветовых полос. Для этого были специальные мерки. Внизу находились две педали, поочерёдно нажимая на них, в действие приходили ремизки, одна из которых поднимала половину нитей вверх, а вторая – вниз. В образовавшийся угол необходимо было продёрнуть нужного цвета нить при помощи челнока. Затем набилками через бердо прихлопнуть нить к уже сотканной материи. После, другой педалью поменять ремизки местами и продёрнуть челнок с другой стороны. Короче два раза прихлопнуть, раз притопнуть – ничего сложного. Работа кропотливая, результат не скорый. Но за час, два работы получался приличный кусок дорожки. Сотканный валик дорожки диаметром примерно в 35 сантиметров был не подъёмным. Поэтому его отрезали и переносили к печке. Бабушка была очень довольна прилежной работой внука. В 10 лет, это было приличной помощью. Устав, я садился на этот валик спиной к тёплой печке и читал вслух для бабули свою любимую книжку рассказов Николая Носова про Незнайку и Витю Малеева. Бабушка Варя была неграмотна, и слушать, как бегло читает её внук, для неё было наслаждением и своеобразной гордостью.
Вечером за мной приходил папа, и мы шли домой. Предстояло ещё сделать кучу заданных домашних уроков, которые будет проверять мама. Но иногда я оставался ночевать на высокой скрипучей кровати с огромными хромированными спинками. По углам спинок, на стойки надевались своеобразные колпачки в виде хромированных пирамидок. Даже они выглядели массивно и были сделаны из толстого металла. В те времена такая кровать была гордостью, не каждый мог позволить себе такую роскошь, но мне она совершенно не нравилась. Зато подушка была огромных размеров и занимала, как мне казалось, пол кровати. Я проваливался в неё как в перину. В моей спальне в углу потолка было вделано огромное кольцо. Очевидно, к нему когда-то привязывалась детская люлька. Засыпая я всегда представлял, как молодая бабушка качает маленького папу, напевая ему колыбельную песенку. Это мне помогало моментально уснуть. Но иногда не спалось. Полная луна заглядывала через шторы и огромными тенями шарилась по стенам, отражалась в зеркале шифоньера и даже подбиралась к кровати. Бабушкины тихие слова молитвы расползались по дому шипящими звуками и придавали потёмкам особую страшноватую загадочность. Кошка Катя в подполье начинала свою ночную охоту на мышей. Дом жил своей жизнью, покряхтывая и издавая ночные звуки, которые мне были не всегда понятны.